Бро

Глава 6

Глава 6.

Четверг, 4 мая 1967 года. Вечер

Москва, улица Разина

Как только сияние дня померкло, заместившись багровой мутью, Марлен вздохнул, ожидая приход «родного» времени.

И оказался совершенно не готов.

Он ощутил себя сидящим в партере огромного зала, перед самой сценой. Рукоплесканья накатывались со всех сторон, а рядом гибко вставала Алена. Она улыбалась, мелко приседая в изящной и кокетливой версии книксена, а пожилой человек с копной волос отзеркалил ее улыбку, и передал листочек.

— Ваша записка, барышня, — слегка поклонился он. — Я всё верно прочел?

— Да! — выдохнула девушка.

Лишь теперь Осокин узнал Вольфа Мессинга. Они на концерте, что ли? И где? О, это же концертный зал «Россия» — в той, новой гостинице! Так он в Москве?

Порывшись в кармане, Марлен нащупал билет. Да, точно… «Россия»! Май, четвертое число. Четверг. Все правильно, две тыщи двадцать второй на день отстает, там сейчас среда…

«У меня же отпуск с первого! — озарило «гостя из будущего». — А это что? Карточка гостя? Ого… В прошлом не успел на гостиницу глянуть, а в будущем ее снесли…»

— Я так переволновалась! — Аленка прижалась к Осокину плечом, робко и немножко виновато заглядывая в глаза. — До сих пор сердце колотится, как сумасшедшее…

Осокин отобрал у нее записку, прочитав следом за Мессингом — и нежное тепло разлилось по венам, по всем жилочкам. Не думая, он взял в руки узкие девичьи ладони, и стал перебирать тонкие пальцы.

— Алён… — вытолкнул он, волнуясь. — Я тоже хочу всегда быть с тобой! Я… Я тебя люблю.

Девушка всхлипнула, и порывисто поцеловала его, не стесняясь бурных аплодисментов.

Среда, 4 мая 2022 года. День

Москва, Ленинградский проспект

Оглушенный переносом, даже так — пришибленный, я сидел за столиком в кафе «Шоколадница». Как-то забегал сюда, потому и распознал. Да еще вид из окна. Узнаваемо — этой дорогой хожу на работу пять дней в неделю.

Я мазнул пальцем по экрану «Хонора». И тут четвертое. Шестой час…

А Марлен, видать, здесь столовается… Счет? Ладно, не разорил, «гость из прошлого»… Оставив пятисотку, я покинул заведение. Надо поторапливаться.

Меня сильно тянуло к Маринке, так и подмывало набрать ее номерок… Но нет. Первым делом самолеты.

Выйдя к Белорусскому вокзалу, я спустился в метро и доехал до «Дзержинской», ныне обозванной «Лубянкой». Придурки…

Не вы строили, не вам и переименовывать! Ур-роды…

А Кировскую в Мясницкую перекрестить — это как? Ну, и боятся же здесь «совка»! «Совок»… Ага. Я оттуда, вообще-то. И там, пока что, сверхдержава, не позволяющая америкашкам наглеть. А тут… Ладно, посмотрим. Если не сольют СВО, тогда… Ладно.

А вот и знакомый домина, рустированный в лучших традициях, а внутри малость обшарпанный. И лифт воткнули, коего тут отродясь не было… Внутри и одному тесно, зато не пешком.

На чердак я поднялся, никем не замеченный, и осторожно прошел к трубе, ступая по дощатым мосткам. Облезла моя замазка…

Без особого труда изъяв половинку кирпича, я достал «капсулу времени». Как будто вчера положил.

— Порядок…

Напряжение разом спало, хотя и радоваться особо нечему. Ну, узнаю я новую тайну, и что? Одной проблемой станет больше. А у меня их и так — вагон и маленькая тележка!

Прокрутив «Вацап», я обнаружил несколько новых адресов. Ого! Клод Азани! Да-а… А фоточки! Голенькая и прехорошенькая звездочка-полукровка делала селфи в моей постели! Ну, да, вон и окно, и компьютерный стол… А чью это костлявую руку Клод зажала своими стройными ножками? Чью же еще… Мою. Ну, Марлен… Не дай бог, Маринка увидит…

Добравшись до нужного адреска, я коснулся телефонной трубочки на экране. После третьего звонка ответили.

— Алё! Ты, Игнат?

— Я. Привет, светило!

— Здорово! Мы после нового года, как в море корабли! Разошлись, в смысле.

— Ну, не развелись же!

— А, ну да! Чего звонишь?

— По делу, Паха. Тут моя родня со мной спорит. Потрясает конвертиком с якобы моими волосиками, срезанными в сопливом детстве. Я им доказываю, что, вообще-то, светленький, а волосы из конверта — темненькие… Сможешь ДНК-анализ сделать?

— Да легко! Кстати, так бывает. Маман клянется, что родился я голубоглазым блондином! А нынче — бр-рунет! И глаза карие. Так что… Тащи, пороемся в твоих генах! Сегодня мне до восьми колупаться…

— Мчусь!

Ссыпавшись по лестнице, я выскочил на улицу и резво зашагал к метро.

«Успеваю… — крутилось в голове. — Отдам волосья — и сразу домой! Сделаю запись для Осокина — и звоню Маринке…»

Вечер того же дня

Нахабино, улица Институтская

— У них там, оказывается, не Токамак вовсе, — оживленно щебетала Марина, покачиваясь на моих бедрах и шлепая меня по животу, — а линейный ускоритель. В токамаке плазму удерживают тороидальные магнитные ловушки, а тут — линейные. И плазма не кольцом, а прямым шнуром. Там закавыка была такая — термояд же в торцы упирается, и нужна теплоизоляция, а температура-то ого-го! Десятки миллионов градусов! Но новосибирцы — молодцы, справились. Так плазма охлаждаться стала! Но они и тут вывернулись — соорудили систему дополнительного высокочастотного нагрева…

Я разморено улыбался, гладя девичьи коленки, а потом облапил подружку и повалил на себя.

— Раздавлю же… — прошептала Марина.

— Всю бы жизнь так давили…

— Всю жизнь? — голос девушки стал бархатным.

Мои руки рассеянно скользили по ее спине, перебирали волосы, спадавшие на шею, а мысли, вырываясь из прелюбодейского хаоса, складывались четко и ладно.

— Я люблю тебя, Мариночка.

Красивое лицо напротив дрогнуло. Глаза, раскрытые настежь, до самого донышка души, заблестели.

— Я тоже… — вытолкнула девушка. — Очень…

Всхлипнув, она уложила голову мне на грудь, и горячо задышала в шею.

— Никогда не верила, что можно вот так, с первого взгляда… — невнятный шепот осаждался во мне прекрасной сутью, высшей, драгоценной правдой. — Но вот же… Ты позвонил, и я сразу, бегом к тебе. Мне очень, очень хорошо с тобой! Я не про то, что приятно… Просто… О-ох… Я такая счастливая!

— И я, — мои ладони дотянулись до тугих ягодиц. — Только…

— М-м?

— Есть одна тайна… — мое настроение стало падать. — Я боюсь ее раскрывать тебе…

— Тик, я же все-все свои секретики открыла! — заворковала Марина. — Чего ты боишься?

Я огладил девушку от попы до плеч, ощущая не вожделение, а подступающую печаль.

«Она бросит меня, когда узнает, — всплыли в сознании горестные мысли. — Но и молчать… Умалчивать… Не хочу».

— Помнишь ту разборку? — мой голос охрип от волнения, и самому казался чужим. — Тогда дрался не я…

Помаленьку, со скрипом, будто раскручивая заржавевший механизм, я излагал события последних недель.

Мне становилось легче с каждым словом — откровенность будто снимала некую вину. Не торопясь, обдумывая, я сознавался в своих приключениях, в путешествиях во времени, прекрасно сознавая, что Марина, со своим научным складом ума, ни за что не поверит моим россказням. Но иначе — никак.

Выговорившись, я смолк, чувствуя опустошенность. Девушка осторожно привстала, с кратким полустоном размыкая пленительное сопряжение, и… Нет, не прилегла рядом, а замерла в неловкой позе, напряженная и растерянная.

— Игнат…

«О, уже Игнат… — мелькнуло в голове. — Даже не Тик…»

— Ты мне не веришь, — выдохнул обреченно. — Вот этого я и боялся…

— Игнат! — взмолилась Марина. — Пойми, я…

А меня всего обдало таким отчаянием, что даже слезы выступили. Упруго сев среди смятых и скрученных простыней, я глухо выдавил:

— Да понимаю я всё, Мариночка. Ну, не могу я так! Молчу, будто обманываю, притворяюсь будто! Думаешь, про «попаданцев» начитался, болезный?

— Нет, я…

— Да ладно… Обиды нет, Марин, правда. — моя речь впадала в сумбур. — Просто… Тошно мне, ох, и тошно… И кляну себя: зачем рассказал? И… Безнадега полнейшая! Я же вижу, как тебе трудно — ты же хочешь поверить, мучаешься, а никак!

Вокруг, как всегда, неожиданно проступил знакомый багрец, и мой голос задребезжал:

— Ну вот, опять… Как же мне это всё надоело…

Четверг, 4 мая 1967 года. Вечер

Москва, улица Разина

Я лежал в развороченной постели, равнодушно глядя в окно, где сияли рубиновые звезды Кремля. Люстра в комнате была погашена, но свет из прихожей разбавлял темноту в полумрак.

Алена сидела рядом, подвернув ноги под себя, и дико озиралась.

— Чего ты? — буркнул я.

— К-кто? — вскрикнула девушка, отшатываясь. Рванув подушку на себя, она прикрылась ею, с ужасом глядя на меня.

— Да что с тобой? — повысил я голос, садясь и протягивая руку жестом успокоения.

— Не трогай меня! — взвизгнула Алена, соскакивая с кровати. — Где я? Да что же это такое!

Доходило до меня медленно.

— Марина?! Это ты? О, боже…

— Кто ты? — вытолкнула девушка, отступая к окну. — Что происходит?

— Марина! Это я, Тик!

— Нет!

— Да! Мы были у меня дома, а теперь здесь, в гостинице «Россия»!

— Что за бред! — рассердилась девушка. — Да ее снесли давно!

— Оглянись! В окно посмотри!

— Ч-что? Как?!

— Да вот так! Сейчас шестьдесят седьмой год! И не некай! Ты хоть на себя глянь!

Марина вытянула руки, разглядывая их, подцепила ладонями груди, приподнимая.

— Они не мои! — охнула она. — И руки! Да что же это… Как? Ну, как? О-о…

Живо встав на колени, я молитвенно сложил руки:

— Мариночка! Не знаю, как, но мы оба в прошлом! И я, и ты! Твое сознание переместилось в тело той самой Алены. Ну, честно! Я тебе рассказывал, помнишь? А меня опять в Марлена!

Марина уронила подушку, охватывая голову руками.

— Так не бывает… — заскулила она.

— Только не плачь, маленькая! Не бойся! Ты обязательно вернешься обратно! Вернешься — и сразу беги от меня, чтобы опять не утащил с собой… Можно, я подойду? Я — Игнат, правда! Я помню каждую секундочку нашего свидания — и что ты сказала: «Соскучился?», когда бросила сумочку на полку, и как ты попросила расстегнуть пуговки на платье — квадратные, такие, и вправду неудобные…

Я сделал еще шаг, и бережно, словно хрупкий сосуд, обнял девушку за плечи. А в ней будто завод кончился — обмякнув, Марина позволила себя гладить по голове, по спине, но все еще вздрагивала пугливо.

— Ты взаправду Игнат? — пролепетала она.

— Да, маленькая, да! — ласково ворковал я. — Это всего лишь тела, организмы, а в них сидим мы… Думаешь, мне легко? Я до того отчаялся, когда ты не поверила мне, что… Такие эмоции поперли, что нас обоих в прошлое забросило! И вот, глажу тебя по головке, а у самого боязливые мысли проскальзывают. Вдруг, думаю, это все-таки Алена? И я только личную жизнь Марлену испорчу?

— Не-ет, — простонала девушка, — это я…

— Не переживай! Только не переживай! Всё будет хорошо, вот увидишь. Ложись, и постарайся уснуть. И ничего не бойся! Меня — тем более. Приставать не буду…

— Не надо…

— Ложись, вот так… «Глазки закрывай, баю-бай…»

Я так и сыпал ласковостями без разбору, хотя мозги вскипали, а вопросы грозили взорвать черепушку.

«Да-а… Привел я доказательство, нечего сказать… Зато теперь точно поверит. Всё, всё, спать! Как там в сказке говорили? Утро вечера мудренее…»

Среда, 4 мая 2022 года. Вечер

Нахабино, улица Институтская

Марлен ощутил себя лежащим в постели. Марина дурашливо шлепала его по животу, все еще сжимая бока бедрами в позе наездницы — любила она вот так восседать, ощущая мужчину в себе, ловя угасающие смещения вздыбленной плоти.

Вдруг девушка отдернула руки, и суетливо высвободилась.

— Чего ты? — ласково затянул Осокин, но Марина напряглась еще больше.

— Это что еще за фокусы? — прошипела она рассерженной кошкой. — Ты кто такой, вообще? И где Марлен?

Тут Осокин, по меткому выражению потомков, завис.

— Т-ты… — вытолкнул он, запинаясь. — Ты — Алена?!

— Нет, царица Саввская! — зло обронила девушка. — А кто ж еще? Где Марлен, я спрашиваю?

— Я, я Марлен! — затараторил мужчина, стремясь перехватить инициативу. — Просто в чужом теле, бывает так, ага… Его звать Игнат Вагин, а девушку, в которой… Ну-у… Ну, ты в которой! Она — Марина Грушина. Зато мы с тобой… — он еле выдержал паузу. — В будущем! Вот, смотри! — он подскочил к телевизору, висящему на стенке, и подхватил пульт. — Видала? На жидких кристаллах!

Плоский экран расцвел яркими красками, и Алена охнула.

— Видишь? — возликовал Осокин. — А вот компьютер! Это такая микроЭВМ. Или вот… Телефон!

Комп проиграл мелодию «винды», расплываясь привычным фоном по дисплею.

— Сейчас я вызову робота… Алиса!

— Слушаю, — отозвался комп. — Есть вопросы?

— Спрашивай! — зашипел Марлен.

— Что? — вытаращилась Алена Зимина.

— Что хочешь!

— Алиса… а какой сейчас год?

— Сегодня в Москве четвертое мая две тысячи двадцать второго года, — вежливо отозвался робот.

— Ничего себе… — Алена не выглядела потрясенной, наоборот, она успокоилась. — Это точно ты, Марлен?

— Уж больно ты холодна, Аленка, — отважился Осокин на колкость. — Марлен… Почему не Марик?

Вместо ответа девушка нагнула голову, оглядела ноги, помяла груди, даже извернулась, чтобы увидеть попу.

— Красивая… — заценила она, и прищурилась. — И сколько раз ты с нею спал?

— А сколько раз ты спала с Игнатом? — дерзко парировал Марлен.

— Я?! — изумилась Алена, и нахмурила бровки. — Посто-ой… Значит, пока ты здесь, он — там, у нас?

— Ну, да! — немного раздраженно сказал Осокин. — Только не думай, что я в восторге от этих дурацких рокировок! Тут всё от Игната зависит… Правда, он и сам не может ничего толком контролировать. Думаешь, мне приятно было валяться тут с этой красоткой?

— Думаю, да, — язвительно ухмыльнулась Зимина.

— Физически — да! — признался Марлен. — А морально? Лежишь, и думаешь, что он там, с тобой…

— Ну, это же не измена, — хихикнула Алена. — Меня тискали твои руки, и кое-что еще… м-м… тоже было твоим.

— Да ну тебя, — пробурчал Марлен. Посопев, он все-таки сказал: — Хотя… Знаешь, как бы там не выходило, а я рад, что со мной случилось… всё это. Я видел будущее! Оно совсем не такое, как мы мечтали, но… Завтра, если нас не унесет раньше, я покажу тебе Москву XXI века!

— А вдруг унесет? — забеспокоилась девушка. — Нет уж, давай сейчас!

— Сейчас? — Осокин потер щеку. — Ну-у, можно и сейчас, десяти еще нету…

Алена с размаху обняла его, ловя губами торопливый поцелуй, и оба повалились на пухлый, упругий матрас.

— «Аскона», — зазывно обронил телевизор. — «Спите, чтобы жить».

Тот же день, позже

Москва, Манежная площадь

Марлен испытал легкое беспокойство — не надо было заводить Алену в «Охотный ряд». Девушка, подобно лунатичке, бродила по всем уровням подземного комплекса, и насмотреться не могла.

Она замирала у каждого бутика, теряясь перед завалами одежд, обувок и прочего ширпотреба.

— Я, как тот астронавт… — пробормотала девушка зачарованно. — Помнишь, у Лема? «Возвращение со звезд»! Тот тоже, бедный, бродил, бродил, мало что понимая, блуждал по бесконечному Стратотерминалу… А я — тут…

— Может, поедим? — неуверенно предложил Осокин. — Там, дальше, целая куча всяких кафешек. Давай?

— Давай! — обрадовалась Алена. — А как тут едят?

— Вилками! — прыснул Марлен. — Из тарелочек. До прума и бонса пока еще не докатились. Вон! Рекомендую! Кей-Эф-Си.

— Как-как? — поразилась девушка. — Так это же американское… Ну, вроде «Макдональдса»!

— А «Макдональдс» рядышком! — расплылся Осокин. — Называется по-русски: «Вкусно — и точка».

— Не, лучше этот… Кей… Как там дальше?

— Кей-Эф-Си!

Марлен заказал стрипсы, два пакетика с картошкой-фри, пару пирожков с вишней и чай.

— Сейчас нас позовут, — небрежно сообщил он, приседая за столик Алены, и выложил плашку пейджера. — Тут всё свежее и горячее…

— Не люблю суеты, — вымолвила Зимина, вертя головой. — Но мне здесь нравится!

Осокин покачал головой.

— Тут не всё так красиво, Аленка, — негромко сказал он. — Советского Союза давно нет. Вокруг — Российская Федерация, а с февраля идет война с Украиной.

— К-как с Украиной? — ошалела девушка.

— А вот так, — хладнокровно ответил Марлен. — Власть в Киеве захватили фашисты. Они обстреливают Донбасс, а наши их бьют…

— Все-таки, наши, — взбодрилась Алена.

— Наши.

Пейджер замигал, запиликал, и Осокин подхватился.

— Сейчас принесу!

— Давай…

Зимина впала в задумчивость, и Марлен, поглядывая на нее, кивнул своим мыслям. Девчонка она, что надо. Настоящая, своя. Такая не разменяется на тряпки «от кутюр».

«Надо колечко купить, когда вернемся, — подумал он, лавируя с подносом между столиков. — Обручальное!»