Брюсова жила

2

– Ну, брат, ты и удивил. Я-то думал, магов не бывает. Враки, – после долгой, неловкой паузы сказал Петька-Пирог.

– Ага. Очень удобно – что не понимаю, значит, враки, – задумчиво ответила Наташа.

– Я не сказал – не понимаю. Понять-то как раз можно. Всякие там лазерные проекторы, долби-стерео…

– В рукаве, да?

Все посмотрели на футболку Корнейки. И рукавов никаких нет.

– Бред, конечно, – согласился Пирог. – Но отчего-то всегда стараешься подобрать объяснение попроще.

– А ты не старайся. Простота, она…

– Простоту потом обсуждать будем, – перебил сестру Равиль. – Маг – это значит волшебник?

– Обученный волшебник, – ответил Корнейка. – До определенной степени, конечно.

– «Я ещё не волшебник, я только учусь» – процитировал кино Пирог.

– Ошибка Шварца. Нужно было «Я ещё не маг, а волшебник, я только учусь» – совершенно серьезно поправил Корнейка.

– Хорошо. Значит, ты – обученный волшебник, – Равиля не собьешь. Будет долбить в одну точку, пока не выдолбит нужного.

– До определенной степени. Скажем так – окончил начальную школу, сейчас учусь дальше.

– По классу скрипки, – вставил Пирог. Ему лишь бы болтать. Или это он берет дополнительную минуту на размышление.

– Очень уместная аналогия, – согласился Корнейка.

– Слушай, ты серьезно? – Санька посмотрел на Корнейку едва ли не с мольбой, скажи мол, что пошутил.

– Серьезней некуда.

– Нет, я вижу. Как ты с Джоем сладил, да ещё телевизор… Но зачем ты об этом рассказываешь?

– Не для хвальбы, уж поверь. Приходится. Вы видели не кино, не выдумку. Это была Лисья Норушка – через десять лет. Возможный вариант развития. То, что может быть.

– Что-то в этом духе я и почувствовал, – признался Равиль.

– И я, – согласилась Наташа.

– И я, – подтвердил Пирог.

– Если честно, то и мне показалось, что это наша деревня… – вздохнул Санька. Очень хотелось, чтобы всё оказалось фокусом, трюком, понарошкой. Вся честная компания бы посмеялась, да и делу конец.

– Но если может быть, то может и не быть, верно? – Равиль что-то про себя решил, и теперь уточнял детали.

– Верно, – Корнейка посмотрел на него с интересом.

– Быть или не быть, вот в чём…– начал было Пирог, но Наташа его перебила:

– Я, кажется, догадываюсь! Это от завода!

– Почему? – Санька в душе был с нею согласен, но разве это довод?

– Чтобы мир стал таким, нужно, чтобы что-то изменилось, верно? А у нас одна перемена грядёт – завод. Значит, в нём и причина.

– Логично, – пробормотал Пирог.

– А Кольке Верещагину велосипед горный отец пообещал купить, – сказал Санька.

– Причем тут велосипед?

– Прежде велосипеда у него не было, и мир не менялся. А из-за велосипеда всё и завертится. Логично? – и сам же себе ответил:

– Логично!

– Ты хочешь сказать, что завод здесь не при чём? – Наташа не обиделась. Другие девчонки, чуть поперек скажешь, дуются и видят в тебе врага смертного

– Я не знаю. Завод, он и есть завод. Заводов на земле построено – тьма. Ничего плохого. Я недавно видел – показывали в Голландии завод. Цветы, бассейн с рыбами золотыми, большущие… И, конечно, у всех зарплаты, дома, машины…

– Положим, мухи отдельно, а котлеты отдельно, – Равиль любил вставлять в слова газетные выражение. Привычка от отца, тот прежде работал пропагандистом, ещё в прежние времена. Порой Саньку казалось, что Равиль это делает нарочно, в пику тому самому взрыву, что отнял и отца, и дом – мать с детьми тогда гостила у сестры. – Заводов и у нас много и было, и есть, а достаток не каждому даётся.

– Какие заводы. Тот, что строится – по передовой технологии. Разница – как между этим ящиком и «Сони» – кивнул Санька на телевизор. Он и сам не знал, отчего вдруг стал защищать завод. Нет, знал – очень хочет, чтобы отец стал веселым. А без работы какое веселье, разве пьяное, как у дяди Михеича. Хорошо, отец держится. Обидно, что его, механизатора, в Чирках чернорабочим из милости устроили на стройке. Не на каждый день даже.

Подай-принеси-убери, шутит отец.

– Да что спорить-то, простота деревенская. Давайте спросим у Корнейки, он-то, наверное, знает, раз нам всё это показал, – думал-думал Пирог, и надумал

– Во-первых, я ничего не показывал. Это вы, вы сами увидели. Ваши мозги обработали информацию и выдали результат. Я, скажем так, сыграл роль проявителя, а не фотографа. Во-вторых, я здесь без году неделя, и что-либо узнать или почувствовать толком не смог.

– Послушай, тебя сюда специально послали, да? – нашло озарение на Пирога.

– Да. У меня здесь родные, и потому я должен острее видеть происходящее – так считает Наставник.

– Значит ли это, что угроза невелика, раз посылают, по твоему же выражению, мага – выпускника начальной школы? – поинтересовался Равиль.

– Тут одно добавление важно: «по классу скрипки». Нужен именно скрипач, а скрипачей мало, – без лишней скромности сказал Корнейка.

– И потом, бывают скрипачи в десять лет уже мировые знаменитости, да? – Наташа не сводила с Корнейки глаз. Конечно, высокий, да ещё маг… А он, Санька, самый обыкновенный. Карточный фокусы разве разучить? Нашёл он на чердаке книжку, старинную. С ятями, там и про фокусы карточные, и вообще много чего… Да нет, кому они нужны, эти фокусы…

– Всякие скрипачи бывают, – уклончиво ответил Корнейка, но восхищение в Наташиных глазах не угасло, отнюдь, она расценила ответ, как скромность лауреата.

– Послушай, а что ты вообще можешь – ну, кроме кино? – спросил Пирог. – Огненными шарами бросаться, например?

– От этого у нас дошколят отучают. Всё равно, что спичками баловаться.

– У вас – это где? – задал вопрос Равиль, и, как это часто бывает у Равиля, вопрос был – главным.

– Да в школе.

– Что-то вроде Академгородка? Академдеревни?

– Что-то.

– А попасть к вам можно? Или уже поздно – в двенадцать лет?

– Иные, как Ломоносов, и в семнадцать приходят. Только… Только кто из вас в музыкальную школу ходит?

– Никто. А, понял, способности нужны.

– Я ходил, – буркнул Пирог. – Два года, а потом бросил. Надоело. И пианино своего не было, а к соседям проситься… Мать договаривалась. Они ничего, соседи, хорошие, но кому ж это понравится – ходит каждый день чужой пацан и трям-трям по нервам.

– Способности, желание и возможность, – уточнил Равиль.

– Примерно так.

– Очень у вас секретно? Ну, тайно? Ведь в газетах о вас не пишут, по ящику не показывают.

– А Лисью Норушку часто по ящику показывают?

– Нет, – сознался Пирог. – Но всё же…

– Есть, конечно, секретность, как без неё. Больше по традиции. Кому нужно знать, о нас знают.

– А народу, стало быть, не нужно?

– Народ, друг Петька, он разный. Кто-то и знает. Вот ты сейчас узнал. Но для большинства магия – слишком странное явление. От неё будут требовать и высоких надоев, и повышений зарплат, и спасения от болезней…

– А вы не можете, да?

– Повысить зарплату?

– Нет, спасать от болезней? От рака, например?

– Некоторые маги могут.

– А ты?

– Я…

– Я понимаю, ты ещё только начальный курс прошел, но хоть зуб вылечить сумеешь?

– А к зубному нашему Пирожку сходить некогда. Ждет, когда специально для него пришлют мага, – съехидничала Наташа.

– Я ходил, – невозмутимо ответил Пирог. – В нашу районную поликлинику. Как добирался до неё – разговор отдельный.

Все понимающе кивнули. Уже год, как отменили регулярный автобус, и попасть в район, если в семье не было автомобиля – а таких семей в Норушке четыре из пяти, – выливалось в целое приключение. Для здорового. А больному – мука.

– Так вот, добрался. Отстоял час в очереди на запись. А мне и говорят – нету зубного врача. Старый на пенсию ушел, а нового взять неоткуда. Езжай-ка ты, говорят, в областную стоматологическую поликлинику. А до города от района ровно двести семьдесят километров, семь часов езды. И билет в оба конца, если с матерью ехать, стоит… И остановиться нам там, прямо скажем, не у кого. А место в гостинице, опять же, стоит – помереть дешевле. А у меня всего зуб…

– Понимаешь, – Корнейка смотрел на Пирога с сожалением, – есть великий закон: ежели в одном месте что-то прибавится, в другом непременно убавится. Великий маг вылечит тебе зуб в одну секунду – и в ту же секунду дырявый зуб окажется у самого мага. Он-то себе его, пожалуй, тоже вылечит, но уже не за секунду, а за час. Конечно, можно свой дырявый зуб за чужой счет починить в момент, но так Великие Маги не поступают. Вот и с раком. Великий Маг может вылечить больного раком, но сам возьмет болезнь на себя. От рака он будет исцеляться – ну, скажем, неделю. Во второй раз – месяц. В третий – год. А потом – всё. Или баш на баш. В смысле – жизнь на жизнь. Но это редко бывает… Маги – не ангелы.

– Получается, проку в твоей магии чуть, – огорченно ответил Пирог.

– И не стыдно? – возмутилась Наташа. – Спасти хотя бы одного человека от неминуемой смерти, по-твоему, пустяк? Или ради твоего зуба Корнейка должен лишиться своего, да?

– Ну нет, конечно, – смутился Пирог.

– Есть ведь и третий путь. Свой зуб можешь вылечить ты сам. Я только помогу. Травка нужна, мы ее в лесу найдем. И диета. Творожок, сыр, холодец. Через месяца два дупло и затянется.

– Это замечательно, – повеселел Пирог. – Холодец я люблю.

– А как насчет рака? – неуверенно спросил Равиль. – Его человек может – сам?

Корней молчал долго, казалось, невыносимо долго. По часам – минуты две.

– Знаешь, рак, он болезнь особая. Это как джинн в бутылке. Сидит и сидит, пока сам человек бутылку не раскупорит.

– А как же дети? В пять лет, в два, в шесть месяцев? У них-то откуда?

– То у родителей спрашивать нужно. Наследственность. Джинна выпустили они, но набрасывается тот на детей.

– И ничего… Ничего нельзя сделать?

– Отчего ж. Главное, чтобы человек понял, что его жизнь нужна другим. Тогда можно помочь.

– Сто пудов? – любил Пирог поговорки государственных людей.

– Для великого мага – девяносто девять.

– А для тебя?

– Не знаю. Ведь это – испытание. Смог помочь – великий маг. Не смог – так, фокусник, трюкач.

– Ладно, что мы все о болячках, да о болячках. Давайте лучше…

Джой поднял голову, оскалился, но не зарычал.

– Идёт кто-то.

Пришел не кто-то а сам Олег Степанович Гурьев, председатель колхоза «Великий Путь». Колхоза давно не было, вместо него организовали было акционерное общество, но с ним тоже не заладилось. А председатель остался.

– Справились? Вижу. Орлы. Знаю, что за тобой, Равиль, и проверять не нужно, весь в мать. Что ж, к собранию всё готово, не стыдно принимать людей. Вы гуляйте, гуляйте, а нам тут кое-что подправить нужно. Клуб я закрою сам, – и он пошел на сцену. Следом потянулись и другие конторские.

– Пойдем и в самом деле, что нам, – сказал Равиль, поглядывая на Джоя. Тот по-прежнему молчал, но клык из-под верхней губы был красноречивее всякого рычания.

Они вышли на улицу.

Зной спал, осенью можно было бы сказать «вечерело», но сейчас скорее подходило школьное «продлённый день».

– Ну, мы, пожалуй, пойдем, – Санька вспомнил о долге гостеприимства. Не сам вспомнил, живот подсказал. Дома, поди, и обед простыл, и вообще… Заработались.

– Куда? – Пирогу не хотелось расставаться. Вдруг Корнейка ещё что покажет. Или расскажет. Например, как собственными усилиями избавиться от дырки в зубе.

– Кушать, что подано, – вежливо объяснил Санька.

– Вот так и рушатся все начинания, – с сожалением проговорил Пирог. – Только-только подберешься к Великой Тайне, как приходит Время Обеда.

– Ничего, – Наташа взяла брата за руку, – есть ещё и Время После Обеда. Нам огород полоть, три грядки. А к вечеру…

– К вечеру и соберемся. У горелой ветлы, – у Пирога тоже были кое-какие огородные дела. Как и у Санька, да и у всех деревенских. Один колорадский жук чего стоит. Прежде, говорят, не знала наша земля такой напасти. Когда родители были, как он сейчас, жук и появился. Из Америки завезли. Когда он узнал, как он клял эту самую Америку! Но мать остудила гнев, напомнив, что и картошка тоже оттуда, из-за океана. Не было бы Америки – не было бы и картошки, помидоров, да много чего не было бы…

– А с Джоем что делать? – спросил Равиль.

– Со мной побудет. Хозяин его сейчас в таком настроении, что только обрадуется. Если спросит, ну, вдруг, так и говори, мол, учат собаку.

Собака облизнулась.

– Тоже, видно, голодная. Ладно, обедать, так обедать, – смирился с неизбежным Пирог.

Дома, если и заждались, то виду не показали. Джою удивились, но не очень, Корнейка объяснил, что взял Джоя на воспитание. Харч хозяйский, а пёс очень умный.

Обедали в саду, под рябиною. Мать расспрашивая Корнейку, как там у него на Урале. Корнейка отвечал обстоятельно, и получалось, что живут родственники жизнью самой обыкновенной. Командировки, ремонт, чистка колодца, сбор трав в лесу – как будто не маги, а обычные, деревенские люди. Быть может, родители и не знают ничего? Потом спросит у Корнейки.

– Ну, теперь отдохнете, наверное? – спросила после компота мать. – Всё ж с дороги…

– Пустое, тетя Валя. Что дорога? Спал без задних ног. И без передних. Мы вот на огород пойдем. Картошку полоть, жуков собирать.

– Ну, если хочешь… – протянула мать, но видно было, ответ пришелся по душе.

Огородов у Курачковых было два – один у дома, на десять соток, а другой, большой, на сорок соток, лежал в трех километрах от деревни. На него они с Корнейкой и пошли. Зной спал, и потому идти было легко, приятно, оглянуться не успели, как дошли.

– Вот он, наш огород, – показал Санька.

Длинные ряды уходили, казалось, за горизонт. Обман зрения, просто земля поднималась вверх, на бугор.

– Интересное местечко, – медленно протянул Корнейка.

– Место, как место. Обыкновенное.

– Не скажи… Ладно, об этом после. Что делать нужно – собрать жуков да полоть сорняки?

– Точно. У вас, на Урале, жуков колорадских много?

– Бывает, и залетают. Но против них есть старый волшебный способ.

– Какой?

– Сейчас покажу, – Корнейка прошелся вдоль рядка, собирая в банку колорадских жуков и личинок. Шёл и шёл, пока не собрал половину банки-литровки.

– Этак-то и мы можем, – протянул Санька.

– Погоди.

В банку он положил ещё всякого сорняка – осота, пырея, прочей вредности, перетряхнул банку и подсыпал в неё щепоть земли и поводил руками вокруг банки. Саньку показалось, что между ладонями у Корнейки проскакивают зелёные молнии, но наверное сказать он бы не мог – солнце светило ярко, а молнии, если не привиделись, были слабенькими.

– Полчасика подождем. Полежим в тенёчке, переварим обед.

– А потом?

– Увидишь, – пообещал Корнейка. – Практическая магия, раздел «Сельское хозяйство».

Они прилегли в тени посадки, что тянулась вдоль поля.

– Послушай, а мои… Они знают, что ты маг, и вообще? – просил Санька.

– Знают, но не верят. Вернее, не придают значения.

– Как это?

– Мы знаем, что Земля круглая, но в обычной жизни внимания на то не обращаем, верно?

– Верно, – согласился Санька, ничего не поняв.

Не понял – думай, учил отец. И он начал думать. Не придают значения… Ну да. Все знают, что от пьянства один вред, но пьют. Не придают значение. Или курение. Минздрав предупреждает, предупреждает, а хоть бы хны. Так, наверное, и родители. Маг, а что такое маг, наверное, что-то вроде музыкальной школы, или физико-математической для одаренных… Не задерживается мысль на этом и переключается на другое…

У Санька и самого переключились мысли на другое.

А Корнейка раскрыл пакет, в котором были банки для жуков, и вытащил из него завернутый в странные, большие листья, кусок мяса на кости.

– Обедай, Джой.

Тот обнюхал, вопросительно посмотрел на Корейку.

– Ешь, ешь.

Джой упрашивать не стал – схватил кус, утащил под куст и с утробным рычанием принялся пожирать.

– Откуда?

– Утром охотники лося завалили. Егеря куски, что получше, взяли, а остальное бросили. Не пропадать же добру.

– Какая охота, где?

– Да есть местечко в Подмосковье. Для руководства. Охотхозяйство имени… Впрочем, это неинтересно.

– Но как же ты… А, понял. Магия.

– Элементарная, – согласился Корнейка. – Перемещение объекта в пространстве при известных координатах.

Они полежали ещё. Джой от мясной сытости начал распевать свои овчарочно-азиатские песни. О чем видит, о том и поет. «Вот я лежу, наевшись лосиного парного мяся, а рядом обретенные друзья ведут задушевную беседу. Как сладостен миг покоя!»

О том ли пел Джой или нет, Санька точно не знал. Домысливал. Сочинял. Потом сочинял свое, но выходило куда как менее складно. За собаку думать легко, а вот по-человечески…

– Пора, – поднялся Корнейка. Он посмотрел банку на свет. – Процесс пошёл.

– Какой процесс?

– Структуральная модификация. Теперь и жуки, и личинки к картофелю будут чувствовать одно отвращение и станут питаться исключительно сорняками, – с этими словами он вытряс из банки жуков на ближайшую грядку. – Мало того, своим энтузиазмом они будут заражать всех жуков и всех личинок, с которыми столкутся.

– Значит, все? Колорадского жука больше нет?

– Увы. Надолго эти качества не сохраняются. Перекуется только поколение этого года. Но поле даст полуторный, а то и двойной урожай, что тоже хорошо.

– Ещё бы.

– А мы… Мы теперь можем погулять по окрестностям деревни, если ты не против.

Санька против не был. Уходя, он посмотрел на рядок – не то, чтобы не доверял Корнейке, а из любопытства.

Жуки с удовольствием устроились на осоте, и, похоже, до ночи колючий враг не доживет. Хорошая штука – магия, подумал он.

– Наука тоже может многое, если с умом, – будто прочитал его мысли Корнейка. – Тот же ДДТ, ядохимикат, не разбрасывайся им налево и направо, большую пользу принести бы смог.

– Значит, и магия может навредить?

– Запросто. Семь раз отмерь, а потом ещё семь раз, и только потом решай, применять магию, или можно обойтись тряпкою. Вот осот. Сейчас он вредный, а не будь его вовсе, как знать, не объявится что-нибудь вреднее вдесятеро. Прежде болезнь была, оспа. Извели. Ура, ура, и тут же СПИД вылез.

– Но жуки…

– Это у меня дополнительная нагрузка по биологии. Задание на лето – придумать и испытать на одном поле средство от вредителей. Я ведь на весь земной шар не замахиваюсь. Даже на район. Одно-единственное поле. Ну, идём?

Они шли не в деревню, рано. В Дом Дикого Барина. Санька решил показать Дом Корнейке. Даже не сам Дом, а Парк. Как-никак, достопримечательность. Почти союзного значения. Что такое «Союзное Значение», Санька твердо не знал, но так говорили о чем-нибудь особенном, небывалом.

Парк, что окружал дом, казался дремучим лесом. Ещё бы. Никто деревьев не рубил. Даже заядлые чирковцы, которые, отвернись, тень прихватят, и те обходили парк стороной. Нет, время от времени являлся человек неверящий, смеющийся над бабкиными страхами, но войдет в парк, отыщет дерево получше – или сразу три дюжины деревьев, начнет рубить или пилить – и вдруг сердце защемит, либо голова заболит, либо в поясницу вступит, да так, что хорошо, если месяцем больницы отделается. Геопатогенная зона – это мудреное слово Санька запомнил, потому что про Парк написали в журнале, в разделе «Непознанное».

И хорошо, что непознанное. Зато тихое и тайное. Нет ни бутылок битых, ни прочей дряни, как в парке культуры и отдыха, что в Чирках. Почти тайга. Белок много, куницу раз видел, а ещё, дятлы, сойки. Грибов полно. Если парку не вредить, то ничего, можно ходить. Не везде. На Могилу Колдуна он только издали смотрел, а ближе не пускал тревожный голос. Он так его прозвал – «тревожный голос», а на самом деле это, наверное, был обыкновенный страх. Ничего, отец говорит, без страха и жизни нет. Вот из окна пятиэтажного дома прыгнуть страшно, и хорошо, а то все бы давно попрыгали, что тогда? Нужно понять, чего боишься, а потом и решать, стоит ли перебарывать страх, или лучше все-таки отойти от окна, не лезть на подоконник.

Хотя у них в Лисьей Норушке и пятиэтажных домов никаких нет. Даже трехэтажных нет.

Но вот с Могилою Колдуна понять, чего боишься, он не может. И Равиль не может, и Пирог, и Наташа. А каждый слышит, будто кто-то внутри говорит «Стой!» Посмотрим, что Корнейка скажет.

А Корнейка молчал. Шёл по парку, прислушивался, приглядывался, даже, кажется, принюхивался. И Джой рядом с ним вел себя, словно выполнял приказ командира «Делай, как я!»

Наконец, у аллеи, что вела на Могилу Колдуна, они остановились.

– Непростое место, – Корнейка положил руку на голову Джоя, и тот замер, оцепенел.

– Чёрная магия? – спросил Санька.

– Чёрная, белая, в крапинку… – Корнейка выглядел озабоченным. – Много чего наверчено. Стоит дед, во сто шуб одет, кто его раздевает, тот слёзы проливает. Так и здесь – шуба на шубе, заклятие на заклятии. У мышки слезок не хватит. Всё смешалось в доме Облонских.

– В каком доме?

– В жёлтом. Это я так, не обращай внимание. Когда думаю, всякую чепуху говорю. Помогает сосредоточиться, – бормотал Корнейка, а сам тем временем присел на корточки и стал разглядывать траву. Обыкновенную, такой травы везде полно. Но, видно, Корнейка что-то в ней видел. То одну травинку сорвет, то другую. – Здесь с фантазией чудили. Силы изрядные, да на свисток все и ушли. Не вашим, не нашим, никому, – он выпрямился, отряхнул колени. – Ладно, идем.

– Туда? – показал Санька на Могилу.

– Ты хочешь? – вопросом на вопрос ответил Корнейка.

– Не то, чтобы очень. Просто любопытно, отчего место жуткое.

– Любопытство, оно, брат Александр, для кошек губительно, но мы не кошки. Да время неподходящее. Шум поднимется до небес. Поросята по сухостою и то тише ходят. Да ещё Сатурн в созвездии Весов… Нужно годить. Тяп-ляп, давай-давай – это для первоклашек. А мы люди солидные, низшую математику превзошли, за среднюю взялись, нам кляксы языком зализывать не подобает, – похоже, Корнейка сосредоточился не на шутку, если молол всякую чепуху. Бывает. Отец, как задумывается, песню мурлычет еле слышно, «хорошо картошку чистить одному на целый взвод», а Иван Иванович, сосед, когда шахматную задачу решает, обязательно что-нибудь из дедушки Крылова вспоминает. «Очки не действуют никак», или что-нибудь подобное.

– Что, Джой, куда пойдем, прямо, налево или направо?

Пес попятился.

– Назад? Тоже дело. Шаг вперед, два шага назад, три в сторону, лучше меньше, да лучше… Ладно, не будем перекладывать решение на пса, это нечестно, – Корнейка выдернул из земли дикий чеснок, протянул Саньку. – Возьми дольку, пожуй. Или даже две.

– Зачем?

– Увидишь.