Брызги шампанского

Глава II

Основанное почти столетие назад, в период Столыпинской реформы, село Раздольное находилось в тридцати километрах от райцентра. Выбиравшие для него место переселенцы были людьми смекалистыми и обосновались в лесостепной полосе, где условия для крестьянской жизни благодатные. Особенно здесь славились расположенные на заливных лугах сенокосные угодья и выпаса. Осенью на обширных луговых озерах табунились несметные стаи водоплавающей дичи, что привлекало сюда множество охотников из самых разных мест. Поскольку на Руси охота без бутылки – явление редкое, а алкогольная мера – понятие растяжимое, то в чрезмерно разгоряченных у охотничьего костра компаниях, случалось, вспыхивали рукопашные схватки. Бывало, в хмельном угаре особо задиристые и за ружья хватались, однако до убийств обычно пьяные страсти не доходили.

Дрались по пьяной лавочке и в селе Раздольном. К счастью, у сельских драчунов огнестрельного оружия не имелось. Самыми вескими аргументами при выяснении отношений у них были подвернувшиеся под руку палка или обломок кирпича. Одуревшие от алкогольных суррогатов мужики квасили друг другу носы, до крови разбивали лица, били по ребрам, но до смерти никого никогда не забивали. Словом, хмельные конфликты охотников и крестьян обходились без похорон. Лишь несколько лет назад, в самый крутой период антиалкогольной кампании, здесь произошло, как грустно пошутил судмедэксперт Медников, «два летальных исхода от борща». Молодая загульная доярка и ее сожитель-бомж переборщили украденным из колхозного гаража стеклоочистителем и без особых мучений, в беспробудном сне, отдали свои грешные души Господу Богу.

По воспоминаниям старожилов, до революции в Раздольном было более трехсот добротных дворов, и село считалось самым зажиточным в округе. Обеднело оно махом в начале тридцатых годов, когда докатилась до Сибири принудительная коллективизация. Почти три четверти крестьянских семей Раздольного были зачислены в кулацкое сословие и под конвоем отправлены на освоение Нарымских урманов. Уцелевшие от раскулачивания немногие середняки да бедняки, выполняя жесткое распоряжение властей, нехотя объединились в колхоз с заманчивым названием «Светлый путь». Чем дольше топали колхозники по этому пути, тем глубже погружались в экономическую трясину. В конце концов забрели бедолаги в такие топкие дебри, через которые умные люди по своей воле никогда не ходят. Окончательно доконали колхозный уклад бесшабашные постперестроечные реформы. Собственно, все реформирование заключалось в том, что колхоз, сохранив прежнее «светлое» название, стал именоваться акционерным обществом. Наиболее трудолюбивые крестьяне сгоряча забрали полагающиеся им земельные паи да инвентарь и создали собственные фермерские хозяйства. Попав под мощный прессинг налоговых поборов, они быстро сникли и, понуро опустив головы, вернулись на общественную барщину, где хотя и редко, но все-таки подбрасывают ничтожные денежные подачки из обнищавшего государственного кармана.

Последний раз прокурор Бирюков был в Раздольном года три назад. По сибирскому обычаю вытянутое одной длинной улицей село за это время, можно сказать, нисколько не изменилось. Разве только изъезженная тракторами дорога стала грязнее да на покосившемся флагштоке над плоской крышей кирпичной конторы акционерного общества вместо красного флага лениво шевелилось от ветра трехцветное российское полотнище. Тишину безлюдной улицы нарушали доносившиеся с лугов глухие выстрелы.

– Куда ехать, Антон Игнатьевич? – спросил шофер.

– Рули к конторе. Там вроде живая душа видна.

Возле конторского крыльца, прислонив ржавенький велосипед к покосившейся длинной скамейке, белобрысый подросток лет четырнадцати в старых джинсах и в солдатском френче явно с чужого плеча старательно накачивал ручным насосом заднее колесо. Увидев подъехавший милицейский УАЗ, мальчишка прекратил, похоже, бесплодное занятие, провел указательным пальцем под носом, отчего над верхней губой осталась грязная полоса, и с любопытством насторожился. Бирюков обернулся к Голубеву:

– Сходи в контору. Авось, там что-то знают о происшествии.

Голубев, распахнув дверцу, прыжком выскочил из машины. Подойдя к подростку, разглядел эмблемы на петлицах френча и весело поздоровался:

– Привет, танкист!

– Привет от старых щиблет, – отбрил тот. Лукаво прищурив большие серые глаза, улыбнулся: – Чо, в контору хочешь попасть?

– Туда.

– Поворачивай лыжи. Контора на замке.

Слава шутливо вскинул брови:

– Все ушли на фронт?

– Утром ни бухгалтера, ни специалисты не приходили. Щас бани топят. Вечером будут париться да похмелье выгонять.

– У вас вчера был праздник? День крестьянина?

– Суббота сегодня. А вчерашним вечером Капелька аванец выдал акционерам. По пятьдесят тысяч каждому.

– Почему так мало?

– Казна пуста, но танки наши быстры.

– От кого такие секретные сведения узнал?

– От брата, бывшего танкиста.

– Ты и сам вроде как сын танкового полка.

– Братову форму после дембеля донашиваю.

– Понятно. Капелька – это кто?

– Бывший предколхоза, теперешний хозяин акционерного общества «Светлый путь».

– Гусянов Семен Максимович?

– Угу.

– Вот так «капелька»!.. – Голубев засмеялся. – У него ж один живот не меньше центнера весом.

– За брюхатость и прозвище получил.

– Веселый у вас народ.

– Ага, хохотать умеем.

– А работать?..

– Работа дураков любит, но дураки теперь поумнели. Задарма не надсаживаются.

Мальчуган оказался бойким на язык, смешливым и откровенным. За считанные минуты Голубев узнал, что зовут его Ромка, фамилия – Удалой. Нынче пойдет в шестой класс школы, хотя по годам надо бы уже идти в седьмой. Лишний «срок» просидел в первом классе. Бастовал. Приехавшая из города молодая учителка была злая, как овчарка. Учеников называла дебилами и олухами царя небесного. Пришлось обучать ее саму. Вместо ответов на все вопросы Ромка показывал учителке фигу, а та в отместку ставила ему «колы» да «двойки». Забастовку прекратил, когда злючка сбежала из деревни в свой город, а сюда приехала другая – веселая и добрая.

– Как, на твой взгляд, общая обстановка в селе? – спросил Голубев.

– Нормальная. Солярки нету, трактора стоят. Механизаторы в гараже «козла» забивают.

– А председатель о чем думает?

– О себе, любимом. Для собственной техники у Капельки всегда горючки хватает.

– Какая у него техника?

– Два японских джипа. Козырные машины! На «Тойоте» сам ездит, на другой сын гоняет. «Мицубиси-Паджеро» называется. Председатель у нас богатый. Дворец себе построил, как у американского президента Блина Клинтона. Мужики «Белым домом» его прозвали.

– На чем разбогател?

– На прихватизации. Когда колхоз растаскивали по паям, Капелька хапнул самую лучшую землю и технику, что поновее. При объединении назад в общество вернул всякое ломье, а земельный пай оформил в аренду. Теперь алкаши за бутылку на Капельку батрачат, а он миллионы наживает и на критику плюет с верхней полки.

– Фермеры, значит, обанкротились?

– Все крякнули. Один Богдан Куделькин остался. И тот, говорят, если не нынче, то на будущий год, как Баба Яга на метле, в трубу вылетит… А вы с какой проверкой в Раздольное приехали?

– Хотим посмотреть, что к чему.

– Чо тут смотреть. Серьезных драк давно не было. Воровать нечего. Комбикорм, какой на складе имелся, растащили еще по весне, а зерно нового урожая нынче от комбайнов прямиком на райцентровский элеватор увозят.

– Богатая у тебя информация.

– Я не слепой и не глухой. В контору часто на разнарядки с мужиками хожу. Да и Андрюха, брат мой, после армии с весны до осени на Капельку пахал. На «Жигули» хотел заработать, а пузатый хозяин заплатил такие слезы, что и на мотоцикл с люлькой не хватило. Психанул братан и ушел со своим наделом к Куделькину. Богдан – честняга. Компаньонов не обманывает. – Ромка легонько попинал спущенное колесо велосипеда. – Собирался на велике по лугам прошвырнуться, да камера, зараза старая, лопнула. Придется клеить.

– Чего ты на лугах забыл?

– На кошенине подбитых уток хотел поискать. Сегодня в утреннюю зорьку охотники там палили почем зря. Наверняка подранки остались. В прошлом году после открытия охоты я две кряквы и трех чирков нашел.

– Случайно, не знаешь, кого там вроде бы убили? – быстро спросил Голубев.

Ромка удивленно округлил глаза:

– Не-е, про убийство не знаю.

– И в селе у вас все живы-здоровы?

– Живы, кажется, все. Насчет здоровья… вряд ли. После вчерашнего аванца кто головой, кто животом мается.

– Неужели все пьют без меры?

– Все не все, но кое-кто при каждой возможности напивается досыта.

– Охотников в Раздольном много?

– Не-е, один дед Егор Ванин постоянно охотится. Мировой старик! Ему годов уже под сто, но стреляет без промашки. Крякву на лету из двустволки как бабахнет! Та сразу – кувырком вниз. В Отечественную войну снайпером был и натренировался стрелять мировецки. Больше и ружей тут ни у кого нет… – Ромка задумался. – Хотя погоди, соврал. У Капельки есть карабин со снайперским прицелом. Сын ему из Кузнецка привез. Хочет зимой лосей стрелять. И еще Богдан Куделькин новую отличную двустволку купил, чтобы от рэкетиров отбиваться.

– Много их в Раздольном?

– Кого?

– Рэкетиров.

– Лично я ни одного не видел. Это Богдан в конторе говорил. Мол, вышел указ, разрешающий фермерам для защиты своего имущества иметь оружие.

– Еще кто из ваших селян вооружен и очень опасен?

Ромка хитро улыбнулся:

– Еще у Кеши Упадышева была завалящая одностволка. Так он с другом, с Гриней Замотаевым, из нее конверсию сделал.

– Это как?

– Отпилил курок и ствол в самогонный аппарат приспособил. Говорит, теперь ружье служит на пользу мира.

– Многие занимаются самогоном?

– Ну, а как же… Без бутылки в деревне ни туды и ни сюды. Если хочешь, чтоб тебе помогли в чем-нибудь, за любой пустяк – ставь поллитру.

– Меж собой крестьяне не враждуют?

– Не-е. Одного Капельку и за глаза, и в глаза матерят всяко-разно.

– Он в ответ что?..

– Ничего. Гнет свою хамскую политику – и точка. Надеется, Вован не даст в обиду.

– Это кто такой?

– Сына его, Володьку Гусянова, который на «Мицубиси-Паджеро» гоняет, так дружки зовут. Такой же красномордый и толстый бык, как батька. С моим братом служил танкистом, а теперь форму десантника с голубым беретом напялил. Обстригся круто. В городе Кузнецке живет. Часто сюда приезжает с друзьями, такими же амбалами, как сам.

– Давно последний раз был?

– Вчера, когда после аванца мужики к таверне потянулись за четушками, он перед ними там выступал: «Земляки! Если кто, не дай Бог, бляха-муха, моего батяню обидит, я всех вас урою!»

– Почему блатными замашками играет? В тюрьме сидел?

– Не, ни разу не сидел. В таверне шампанским накачался и в пузырь полез. А когда тверезый, Володька не пузырится. Честь мне отдает и по-солдатски гаркает: «Здравия желаю, товарищ генерал!»

– У вас в селе «таверна» появилась?

Ромка, шмыгнув носом, показал в дальний конец села:

– Шашлычную, что напротив «Белого дома», так назвали и вывеску над дверями присобачили: «Брызги шампанского».

– И кто там «брызгает»?

– Шашлыки жарит Хачик Закарян. Торгует Лизка наша, то есть сеструха моя. Я с ней – в контрах.

– Почему?

– Обзывается. Зашел раз к ней жвачку купить. Она глаза накрашенные вытаращила: «Чего приперся, ефрейтор? Ну-ка, кругом! Шагом марш отседова! Нарядился, как охламон!» И длинным пальчиком покрутила у кудрявого виска, будто я баран туполобый. «Сама ты, бляха, телка комолая!» – ляпнул сгоряча и больше в таверну носа не кажу. Ну их всех на фиг… – Ромка взялся за руль велосипеда. – Ладно, покачу велик домой. Может, успею сегодня камеру заклеить.