Будешь моей женой. Снова (СИ)

Глава 22

Глава 22

Святослав

Сегодня погода радовала: дождя не было, холодно, но не сыро, листья почти опали, но еще не начали гнить, а ярким желтым ковром лежали под ногами. Мы вышли гулять в Елагин, хотя и на Каменном много красивых мест. Но мне показалось, что в кругу людей, других детей, будет как-то легче.

Мы шли рядом с женой, молчали, а Ульяна агукала в коляске. Все это было очень непривычно. Обычно к отцовству привыкают загодя, и мне сложно понять, как нужно себя вести. Как правильно? Сюсюкать или быть строгим и сдержанным? А Ярина как к этому отнесется? Я ведь действительно хотел попробовать в нормальную семью, без постоянного напоминания о наших ошибках и взаимных обидах. Но она мне не верила и боялась за дочь. Да, при первой встрече еще в Сибири я много глупостей наговорил. Сейчас понимал, что разлучить мать и дитя невозможно, когда женщина искренне любит своего ребенка. В нашем мире это большая редкость, а для девушки, рожденной от беспринципных людей, практически нереально. Яна тоже хорошая мать, но она из нормальной семьи, это не так удивительно. Но я очень рад, что племянник в хороших руках, а вот за Николь не так уверен…

— Ма! — Ульяна свесилась, практически падая, в тщетных попытках выбраться из коляски.

— Хочешь пройтись? — Ярина остановилась и достала дочь. Ульяна побежала в листья и тут же шлепнулась. Я первым успел подойти и поднять малышку, вытирая крупные слезы на розовых щеках. Она не кричала, только упрямо поджала губы и хмурила лоб. Видимо, слезы — реакция на боль, но топать ногами и истерить Ульяна не собиралась.

— Много интересного, правда? — хрипло обратился к ней, подавая букетик из листьев. Она приняла.

Ярина набрала целую охапку, присела на лавочку и молча начала плести венок. В коротком пуховике и белой шапке выглядела совсем как девочка-студентка, и не скажешь, что мама. Она не изменилась внешне, но так выросла морально: стала сильнее, в чем-то жестче и мудрее.

— Держи, — надела на Ульяну венок, когда я подвел ту за руку. Девочка позволила мне. Ладошка крохотная, розовая, теплая. Я скупо улыбался, смотрел на элементарные вещи, которые в детских глазах были чудом и новшеством. Когда спустилась белочка, восторг был неописуемый. Она, конечно, от визга и бурной радости быстро спряталась на верхушке дерева, но Ульяна заливалась смехом. Может, ей подарить питомца? Нужно с Яриной посоветоваться. Наверняка, в деревне было много кошек, собак и прочей живности, а у нас совсем пусто.

— Яри, — сел на лавочку, одним глазом посматривая, как Ульяна собирает листья. Надеюсь, собачьего дерьма там нет… — может, купим ей питомца?

Она удивленно повернулась и долго молчала.

— Я не знаю… Уля еще маленькая и не понимает, что животное — не игрушка и с ним нужно бережно, понимаешь? У деда все иначе было: там много живности, глаза разбегались. А как ее гуси гоняли!

Я тихо рассмеялся. Я сам-то гусей когда в последний раз видел?

— Ярина, почему ты уехала туда? Почему именно к деду? — хотел знать.

Она вздохнула, посмотрела на свои руки, затем ее губы дрогнули в ласковой улыбке от взгляда на дочь, а в глазах — застарелый страх.

— Потому что не могла остаться. Ты угрожал убить меня, — подняла на меня глаза. — Отец… Он тоже не был ласковым папочкой… — сглотнула громко.

— Я приехал за тобой на следующий день…

— Убивать? — поинтересовалась тихо.

— Забрать хотел и поселить в загородном доме. Чтобы моей оставалась… Затворницей…

— Так себе перспектива, — проговорила и нахмурилась. — А ты что такая хитрая?

Ульяна подошла именно ко мне и протянула «подарок»:

— Те, — только и сказала, разжав маленькую ладошку. В ней лежала сухая собачья какашка.

— Уля! — возмутилась Ярина, а я рассмеялся и принял презент.

— Спасибо, — поблагодарил. — Очень хорошая какашка.

Ярина начала вытирать ладошку влажными салфетками, а затем мы услышали громкий пук и очень характерный звук последующего процесса прямо в штаны.

— Ну все, поехали домой, — резюмировала Ярина и попыталась усадить Ульяну в коляску. Протест был мировой! Девочка захотела на руки. Ко мне на руки! Я даже не думал, что такое проявление детской непосредственной привязанности и доверия может быть настолько обескураживающе приятным.

Дома нас уже встречали, но Ульяна наотрез отказалась слезать с моих рук и велела на своем языке, показывая пальцем дорогу, нести в детскую. В первый раз я раздевал ребенка, мыл и разбирался с памперсом. Ярина несколько раз порывалась остановить меня, но я не давал. Любой опыт полезен, и я все еще надеялся, что она еще родит мне, чтобы пройти путь с самого начала.

— Принцесса, — тихо шепнул и погладил волосы. Как же она похожа на Ярину. Да, у меня зависимость от жены, а эта девочка — ее дочь, частичка, маленькая копия, как устоять?!

Уже будучи у себя принял звонок от Эльвиры. Нашу прогулку сфотографировали, а я дал однозначный ответ всем злопыхателям: это наш общий ребенок. Точка. С изданиями, которые вылили ушат помоев на мою жену, уже поехала потолковать моя личная и очень верная гвардия мордоворотов. А заказчик… Есть у меня догадки. Не сестрица ли моей жены ядом плевалась? Дура. Завистливая и безмозглая. Такой внушение делать бесполезно, только радикально решать. Диана неадекватна, ей бы в больничке подлечиться, но не уверен, что жена одобрит. Любит она сестру, всегда так было.

— Здравствуй, мама, — что-то родители часто про меня вспоминали. — Что случилось?

— Завтра ждем тебя с женой на ужин. Никаких отговорок.

Я закатил глаза. Давно их не видел и столько бы еще не видел… Отца. У нас взаимная стойкая неприязнь. Но мама и Стася… Придется ехать. Ярине тоже нужно будет потерпеть…

На следующее утро даже не предполагал, что меня ждал скандал. Вышли заголовки в прессе относительно Ульяны. Снимки нашей прогулки подтверждали мои слова, но жена почему-то восприняла все как очередную манипуляцию.

— Ради этого ты все устроил, да? — бросила газету на стол и сложила руки на груди. — Мог бы предупредить. Я бы попозировала.

— Естественность тебе больше к лицу, — хотел разрядить обстановку. — Я же предупредил, что займусь этим вопросом. Что за претензии?

— Да нет, ничего, — дернула плечом, обнимая себя руками. — Подумалось на секунду… — собралась выйти, но я догнал. Сжал плечи, убрал роскошные волосы со спины и приник губами к шее сзади, оставляя горячий жгучий поцелуй. Жена вздрогнула, но не шевелилась.

— Подумалось, что я сыграл роль, да? — Ярина молчала. — Я не играю. Наверное, впервые в жизни я настолько честен в эмоциях. Мне сложно, но я понял, что могу. Что не злюсь больше. Если ты позволишь быть рядом с вами…

Ярина не отвечала. Она просила время. Я готов его дать. Но мне нужно, чтобы жена знала, что для меня это не игра на публику. Это было нелегко, и я признавал это. Но иногда стремление сердца сильнее устоявшихся принципов. Много я наворотил, цепляясь за пресловутую мужскую гордость, и не только в отношении жены. Возможно, я и сейчас ошибался в чем-то, но желание видеть их рядом сильнее, чем инстинкт быть самым невъебенным самцом.

— Я не уверена, что это возможно… Слишком многого непростительного произошло между нами… — Ярина вышла, так и не повернувшись, я не стал догонять. Она права: это я решил, что смогу, а Ярина — еще нет. Жить вместе мы не перестанем, но совсем не факт, что она подпустит меня ближе. Настолько, чтобы как раньше.

Вечером мы отправились на ужин в особняк моих родителей. Ярина, одетая в элегантное платье-пиджак и с мягкими распущенными локонами, задумчиво смотрела в окно. Сдержанный макияж и минимум драгоценностей, но абсолютно правильный образ для поездки к моим родителям. Слишком скромно — это воспримут с насмешкой. Слишком роскошно — признают дурным вкусом. Так, как она, — взбесит до глубины души, потому что придраться не к чему. Я жалел мать, но презирал в те моменты, когда она пыталась задеть других женщин в окружении, чтобы перед отцом самоутвердиться. Мою жену, красивую, наверное, самую прелестную женщину в этом городе, да еще и урожденную Савицкую, мама терпеть не могла. Завуалированно, конечно.

Ярина — моя жена, и я никогда не выбирал между ней и матерью: она была моей маленькой Джульеттой, всегда под моей защитой. Сегодня будет так же.

— Я рядом, — шепнул, как тогда, в прошлой жизни: жена дарила мне улыбку, робкую и неуверенную, затем сжимала крепко ладонь. Теперь все иначе: она гордо вскинула подбородок и с достоинством несла свою прекрасную голову. Другая. Думаю, мои родители будут удивлены.

Ярина раздражала или привлекала людей именно тем, что не пыталась возвыситься за счет других. Кто не мог подняться до ее уровня, пытался опустить ее на свой. Не выходило тогда, потому что моя фигура возвышалась рядом, а сейчас не получится, потому что Джульетта больше не маленькая, робкая, наивная.

— Святослав Игоревич, Ярина Дмитриевна, прошу, — нас встретил дворецкий. Отец обожал роскошь, подобострастие и помыкать людьми. Самый жесткий хозяин — бывший раб. В нашем случае ничтожество, которое получило хоть минимальную, но власть.

— Дети! — воскликнул отец, распахнув объятия. Пиджак ловко скрывал фигуру, раздавшуюся от пьянства и несдержанности в еде, но он умел быть обаятельным для других.

Я только сухо кивнул, руки давно ему не протягивал: лицемерить до такой степени — не про меня. Жену обнял за плечи: нет, я не просил играть для них влюбленную и покорную, это мы уже прошли. Я показывал своим родителям, что эта женщина под моей защитой, что мы вместе, как раньше. Даже если бы мы с Яриной продолжали воевать дома, злиться и ненавидеть, все равно никто не мог безнаказанно оскорблять ее.

— Ярина, — прошелся по ней тепленьким взглядом, — великолепно выглядишь.

— Добрый вечер, Игорь Владиславович, — спокойно и бесстрастно. Снежная королева.

Отец подошел и расцеловал ее в обе щеки. Вроде ничего такого, вежливость, но меня трясло от его лап на ее талии.

— Сынок, — мама чинно спускалась по лестнице в шикарном черном платье, горящем стразами. Красиво, но не для ужина дома. И снова оно сшито так, чтобы закрывать все участки тела, кроме лица и пальцев. Следующая — только паранджа. — Рада тебя видеть, — обняла меня, затем перевела взгляд на Ярину. — Невестушка, — мило улыбнулась, — что же ты не звонила свекрови совсем? Как-то это не по-родственному.

— А я старших вперед пропускаю, но ваших звонков, свекровушка, не заметила, — и сделала максимально расстроенное лицо. Мама изумленно хлопала глазами и не могла сразу найтись с ответом. Да, моя маленькая ласковая жена очень изменилась. Но! В ней осталось неизменное — способность любить искренне. Я чувствовал это, будучи женатым, видел в отношении к людям, как она рыдала, потеряв Кнопу, как она трепетно относилась к дочери.

Возможно, я где-то очень сильно ошибся… Очень…

— Где Стася? — нарушил тягостное молчание.

Она собиралась возвращаться в Австралию, но решила задержаться на несколько недель.

— В галерее, — коротко ответила мама. — Она вообще очень мало времени проводит дома, — поправила рукава, на миг показывая себя настоящую. Но взгляд отца, и она снова высокомерная хозяйка большого дома. — Ужин ждет, пройдемте.

Ярина смотрела только вперед, манеры безупречны, этикет в совершенстве, только нападать на нее было бессмысленно.

— Мы читали утренние газеты, — отец ловко орудовал ножом, разрезая ароматное мясо, — у нас, оказывается, внучка уже есть? Ярина, — расплылся в улыбке, — что же вы не привезли нам девочку?

— Вот еще! — фыркнула мать. — Она нагуляла…

— Замолчи, — негромко велел. Мама умолкла. Жена тут же отложила приборы и вздернула подбородок тигрицей.

— Что ты, Настя! — воскликнул отец. — Ты, Ярина, привози девочку, посмотрим на нее. Внучка — это хорошо, их любить и баловать нужно. Это мальчиков держать в строгости… — бросил взгляд на меня, подливая себе виски.

Бокал в моей руке затрещал, и ножка надломилась, царапая острым хрусталем пальцы.

— Свят! — ахнула жена. Она реально обеспокоена. Мама тоже подскочила с белой салфеткой. Я прижал ее к ладони и случайно заметил алый рубец на материнском запястье: схватил ее за руку и задрал рукав. Я помнил, от чего такие…

Сознание заволокло черно-красной пеленой, ярость взорвала вены, кулаки налились калечащей тяжестью.

— Нет, Свят, нет! — выдохнула мать. Я поднялся, глядя только на отца. Он тоже смотрел на меня. Ему отчего-то нравилась моя злость. Он бросал взгляды на Ярину. Она выглядела испуганной. Наверное, нужно показать ей, что я не зверь, но меня уже накрыло.

— Выйдем, — схватил его за шкирку и потащил наверх под женские истеричные вопли. Сначала мать плакала по мне, но ничего не делала. Теперь по нему.

Мама стенала. Я бросил короткий взгляд на жену: она не понимала и боялась. Меня боялась. Но я уже не мог остановиться и успокоить ее. Доказать, что не чудовище. Наверное, потому, что я и есть чудовище.

— Что ты себе позволяешь, щенок! — я толкнул отца в одну из комнат и показательно снял часы. — Не лезь в наши с матерью отношения! Лучше свою жену воспитывай! Чтобы не сесть в лужу!

— Заткнись, — вышло низким рычанием. Я пошел на него, а этот трус отступал и бросался грязными ругательствами, как испуганная гиена.

— Ты такой же, как и я, — довольно оскалился. — Яблоко от яблони.

Я замер с занесенным кулаком. Сколько раз я решал вопросы со звериной жестокостью? Много. Сколько раз не сдерживал ярость и давал выход агрессии? Много. Так ведь легче. Сбрасываешь негатив, и наступает облегчение, а как там люди, которые попали под удар, вопрос не такой уж важный.

Я провел рукой по лицу, сбрасывая черную пелену. Отец заслужил все, что я готов был с ним сделать, но я должен остановиться и выбрать другой путь. Эту проблему нужно решать не так. Как? Я подумаю.

Я спустился вниз и услышал, что мать, не найдя иного выхода, шипела на Ярину.

— Ненавижу всю вашу семью! Мой сын из-за тебя потерял голову! Все вы, Савицкие, обычные шлюхи. Особенно твоя мать, — неожиданно выдала. — Если бы не она…

— Анастасия Павловна, вам явно нужен специалист, — холодно ответила Ярина.

— Довольно! — грозно оборвал поток оскорблений. — Мы уходим, — взял Ярину под руку, и мы молча вышли. Ехали так же: каждый в своих мыслях.

— Что происходит в твоей семье? — она повернулась ко мне, полностью игнорируя водителя.

— Отец — садист, мать — профессиональная жертва, — криво улыбнулся своему отражению. Даже меня оно пугало. Почему же во мне так кипела энергия разрушения? Одной мысли хватало, чтобы руки в кулаки сжимались. Как победить желание разрушать?

— Он бьет…

— Вопрос за вопрос, — прервал я, нажимая кнопку и поднимая стекло, отделяя нас от водителя. — Почему к Артуру не поехала тогда? Дочка же у вас.

Да, я хотел спровоцировать ее! Пусть уже бросит мне в лицо, что гребаный дурак! Ублюдок, потерявший все из-за слепой ревности. Я так ее любил, что даже намек на чувства к другому взорвал во мне зверя. Как итог: я лишился жены и дочери. Остался один. В окружении людей, с деньгами и властью, но бесконечно одинокий. Я не знал наверняка, но верил, что Ульяна моя. Нутро подсказывало.

— Ты думаешь, она от Артура? — Ярина горько рассмеялась.

— А кто же счастливый отец?

Скажи! Ну скажи же правду! Пожалуйста!

Машина как раз остановилась у парадного входа, когда Ярина ответила:

— У меня был не один любовник, сама не знаю, — фыркнула и открыла дверь. Это было последней каплей, переполнившей чашу терпения. Я выскочил за ней, схватил и забросил на плечо. Вредная Джульетта!

— Пусти немедленно! — кричала, молотя по спине кулаками, но я упрямо шагал по лестнице. Хватит! Между нами такое дикое напряжение, что я уже сходил с ума. Ну нельзя так больше! Мы — муж и жена, и должны стать ими снова. Во всех смыслах. Ярина нужна мне, а я ей. Это в воздухе звенело.

Мы снова оказались в нашей спальне: здесь я окончательно разорвал между нами связь; здесь я ее восстановлю!

— Ну и что ты будешь делать?! — резким движением головы убрала волосы с лица и воинственно вскинула подбородок. Во мне царил настолько сильный чувственный голод, что сомнений быть не могло. Сначала жена отшатнулась, затем порывисто принялась сбрасывать одежду. — Ну, бери! Тебе же это нужно!

Такая грозная, такая хрупкая и беззащитная. Как доказать, что силой больше не возьму, но и без ее любви погибаю?

Ярина абсолютно неожиданно вся сошла с лица, плечи опустились, и, закрыв лицо руками, она зарыдала. Громко, горько, протяжно. Плач боли. Я был парализован и ошеломлен. Наверное, поэтому не среагировал, позволяя жене пробежать мимо меня.

Я тряхнул головой, сбрасывая непривычное чувство изумления, и бросился за ней. За последние несколько месяцев я видел ее разной, но не в таком глубоком отчаянии.

Ярина нашлась в коридоре за чертой: сидела на полу, уткнувшись лицом в колени. Одна туфля валялась рядом, другая едва держалась на ступне, платье задралось, всхлипы тонули в глубине дома. Я не смел подойти, впитывал повисшую в темноте боль: невозможно дышать от гнетущего чувства вины. Это я, все я…

Именно я довел жену: той роковой ночью, когда выпустил своих демонов на нее, растерзал душу женщины. Насколько она рвется, если мужчина делает непростительное? Как ломается женская суть от грубой силы того, кто должен любить и защищать? От того, кто клялся перед богом…

— Яри… — присел на пол и осторожно снял вторую туфлю. Взял в руки изящную ступню и прикоснулся к ней губами, целуя каждый пальчик. — Прости меня, девочка, прости, — затем вторую ногу и так же расцеловал. — Прости, что сделал это с тобой… — встал на колени и лбом коснулся ее ступней. Мне не было стыдно сейчас, это самая малость, что я мог и должен сделать.

Ярина подняла голову: лицо бледное, глаза, полные слез, на пол-лица, губы искусаны в кровь. Взгляд мутный и пустой, весь в том моменте, в моих зверствах над ее великолепным хрупким телом. Она моя жена, и во мне жила уверенность, что я вправе. Что это не насилие. Я ошибся. Сколько я еще ошибок допустил? Сколько?!

— Прости, Джульетта, — взял ее на руки, слабую, совсем не сопротивлявшуюся. — Клянусь тебе, что больше никогда не обижу… Никогда…