Глава 13

Лили хотелось отвлечься от всего, чтобы магия праздника снова подействовала на нее. Но это было сложно. Нет, честно говоря, это было невозможно после того, что сказал Трэвис.

«Мы тут веселились. Это ничего не значит». Небрежно брошенные им слова так обидели ее, что она была не в силах вынести удара. Она убежала, чтобы не так остро ощущать боль, но когда увидела Люка, который отправился на ее поиски, она поняла, что больше не станет играть роль жертвы. Это касалось только ее и Трэвиса. Она сумеет преодолеть обиды, она сумеет собрать себя по кусочкам, хотя в ее душе и зияла открытая рана.

Когда Трэвис взял ее за руки и объявил, что церемония имеет официальную силу, она испытала настоящий шок. Но еще больший шок она испытала, когда заметила, как уязвим ее возлюбленный. Он выглядел так, словно боялся, что она бросит ему обвинение в обмане прямо в лицо и откажется от него навсегда.

Если бы он признался ей в любви перед Люком и Джаникой, она бы простила его. Но он не сделал этого. Она не знала, откуда ей черпать силы, чтобы пережить этот вечер.

Трэвису вручили поднос с маленькими стаканчиками, наполненными вином. Мужчина, который дал им поднос, что-то торопливо объяснял по-итальянски. Лили очередной раз пожалела, что не знает языка. Она ощущала себя исключительно беспомощной.

Трэвис тихо переводил только что услышанное.

— Я должен вручать каждому из гостей по стаканчику, пока ты будешь целоваться с мужчинами, так как поцелуй невесты приносит удачу.

Лили повиновалась с каменным лицом. Она поприветствовала сначала одного мужчину, потом другого. Они чмокали ее в щеку и выкрикивали поздравления. Трэвис следовал за ней и вручал мужчинам и женщинам стаканчики с подноса. К тому времени, когда они прошли через толпу, Лили казалось, что она перецеловалась со всеми мужчинами в городе. Каждый раз все поднимали стаканы с напитками и кричали: «Сто лет жизни!» Трэвис не сводил глаз с Лили. Он перевел ей слова, которые выкрикивали горожане:

— Они говорят, что желают нам дожить до ста лет.

Она лишь поежилась в ответ. Ее сердце билось в груди израненной птицей.

Лучше бы она не являлась на этот праздник. Почему они не отправились в отель, где заперлись бы в своей комнате и предались бы любви? Тогда ничего подобного не случилось бы.

Но затем Лили вспомнила о приезде Джаники и Люка. Нет, обязательно случилось бы что-то другое. Если не на площади, где состоялась эта странная свадьба, то в другом месте, например в отеле. Лили не могла поверить тому, что ощущает такую злость по отношению к своей сестре и лучшему другу за то, что они решили спасать ее. Действительно ли она нуждалась в спасении — это уже другой вопрос.

Однако она точно знала, что если бы все прошло гладко в Италии, то это вовсе не означало, что ее не ждал бы неприятный сюрприз дома, в Сан-Франциско. Там бы Трэвис мог повести себя точно так же, сделав вид, что ее не существует, что ее чувства не имеют никакого значения. И Лили знала, что была бы вынуждена подыграть ему, и ее сердце болело и ныло бы.

На площади появились большие деревянные столы. Начался полный хаос, — все расстилали скатерти на столах, зажигали свечи и выставляли огромные блюда с дымящимися яствами. Священник направил Лили и Трэвиса во главу стола. Их усадили на бархатные подушки. Они восседали на них, как король и королева. Лили была настолько потрясена всем, что не могла удержаться на ногах.

Трэвис протянул к ней руку.

— Ты в порядке? — с волнением спросил он.

Лили не могла заставить себя посмотреть на него.

— Я в порядке, — отстраняясь, произнесла она.

Он был слишком близко от нее, и его горячее дыхание обжигало. Она не могла прийти в себя, но он придвигался все ближе.

— Лили, если ты хочешь уйти, мы так и сделаем. Тем более что нам надо поговорить о том, что произошло.

Она мгновенно почувствовала себя лучше.

— Нет, — твердо ответила она.

Она в отчаянии искала благовидный предлог, который помог бы ей избежать беседы о состоявшейся свадьбе.

— Я не хочу портить праздник.

Ей надо было выиграть время. Ей хотелось убежать от Трэвиса, чтобы не слышать его признаний. Она могла себе только представить, что он скажет ей в ответ.

«Я никогда и в мыслях не держал такого поворота событий». «Я увлекся настолько, что решил подчиниться волшебному настроению, поэтому и сказал, что люблю тебя».

«Я думал, что свадьба разыгрывается как часть праздника, и если бы я знал, что все так серьезно, то остановил бы церемонию». «Мы оба знаем, что не можем быть вместе». Она заняла свое почетное место за столом. Трэвис последовал за ней, а Джаника и Люк не отступали от них ни на шаг. Ужин длился бесконечно, блюда сменяли одно другое дюжину раз. Им предлагались хлеб, мясо, сыр, фрукты. У Лили не было аппетита. Нет, еда выглядела вкусной, что было понятно по тому, как празднующие налегали на нее, но Лили была занята другим. Ей было трудно дышать, трудно думать, трудно усидеть на месте.

Но, несмотря на неудобства, Лили боялась, что праздник закончится. Ведь тогда ее загонят в угол Трэвис, Джаника и Люк, желая поговорить о том, что случилось, желая вывернуть наизнанку ее душу. Ей нечего было сказать им. Ей хотелось закрыться от всех в отеле и как следует выспаться. А еще лучше никогда не просыпаться.

— О Бог ты мой! Только посмотри на этот торт! — воскликнула в изумлении Джаника и толкнула Люка локтем. — Я хочу точно такой на своей свадьбе.

Но Люк был занят тем, что наблюдал за Лили. Она выглядела грустной и уставшей. Что-то в ней переменилось. Он не мог понять точно, но в ней ощущалась сила.

Может, ее преобразила любовь?

Он искоса бросил взгляд на брата. Неужели кто-то в здравом уме станет западать на его внешность? Почему женщинам вечно надо влюбляться в тех, кто не заслуживает их внимания?

Джаника все еще восхищалась то тем, то этим, и он состроил гримасу, вспоминая, как она протрещала всю дорогу в самолете. Хоть раз она могла бы помолчать. Он считал ее испорченной девчонкой, которой все досталось на блюдечке с голубой каемочкой. Он считал ее симпатичной и умной, но себе же во вред. Она всегда помыкала Лили, и казалось, что, если бы не поддержка старшей сестры, у Джаники ничего не получилось бы.

Люк покачал головой. Как бы он хотел, чтобы и Лили хоть раз в жизни что-то досталось без усилий. Как жаль, что Трэвис не соответствовал ее романтическим ожиданиям.

Горожане ждали момента, когда вынесут торт. Трэвис убрал со щеки Лили выбившийся из прически локон, и она задрожала, ощутив его прикосновение. Ему так хотелось выкрикнуть: «Ты все еще любишь меня?», но вместо этого он лишь выдавил из себя:

— Похоже, пришло время разрезать торт, дорогая.

Лили поежилась, услышав его обращение, и словно стальное копье пронзило ее сердце. Он протянул ей руку, молясь про себя, чтобы она не отвергла его. Когда она вложила свою мягкую ладонь в его руку, он снова был поражен тем, какая перед ним необыкновенная женщина. И он может потерять ее… Хотя обрел всего несколько дней назад.

Они вместе прошли к центру стола, где во всей красе стоял праздничный торт. Все новобрачные и гости с нетерпением ожидали, когда наступит торжественный момент. Молчание, как пелена тумана, мешало им увидеть друг друга, и Трэвис отчаянно подбирал слова, чтобы снять напряжение.

— Какой красивый торт, да? — спросил он.

Не глядя ни на него, ни на торт, а вперив взгляд в неведомую даль, Лили рассеянно кивнула. Трэвис ощутил себя жалким шутом.

— Неужели каждому достанется по кусочку? — выдавила она, и у Трэвиса создалось впечатление, что они обсуждают погоду. Она была за миллион миль от него, и это убивало.

Священник вручил ему огромный серебряный нож для торта и соединил их руки над ним. Сердце Трэвиса билось в такт с сердцем Лили, когда их руки соприкоснулись. Ему хотелось перекинуть ее через плечо и отправиться в спальню. Он знал, что не сможет найти нужных слов, чтобы доказать свою любовь, но он мог показать ей, как обожает ее тело.

И тогда ей откроется истинный смысл его чувств.

Нож опустился, и они разрезали торт под громкие крики горожан. Вино и закуска радовали глаз, а настроение гостей праздника было лучшим его украшением.

— Поцелуй, поцелуй, поцелуй! — начала скандировать толпа все громче и громче.

Их уже невозможно было игнорировать. По тому, какой густой румянец залил щеки Лили, Трэвис понял, что она догадалась о смысле услышанных слов. Поклявшись, что хоть одно он сделает сегодня без сучка и задоринки, Трэвис повернул к себе Лили. Наконец она уже была так близко от него, что он ощущал дурманящий аромат вина на ее устах.

— Я люблю тебя, Лили, — прошептал он.

Она глубоко вдохнула и попыталась вырваться из его объятий, но он крепко удерживал ее. Проведя рукой по ее волосам, он опустил их к шее. Он искал ее губы, и ни у кого из присутствующих не оставалось сомнений в том, что Трэвис будет единственным обладателем этого сокровища. Он хотел передать этим поцелуем всю свою любовь и нежность. Он напоминал ей о том, что они разделили за эту неделю не только новые впечатления, но и новые чувства. Лили была воплощением женственности.

Когда его губы были в миллиметре от ее лица, она услышала, как он страстно шепчет:

— Ты моя, только моя.

После этих слов он снова заключил ее в свои объятия и нежно поцеловал.

Глаза Лили расширились от ужаса. Она снова попыталась вырваться, и он решил отпустить ее. Она убежала в ночь. Трэвис пытался сохранить на лице полную невозмутимость, однако гости требовали еще вина и угощений. Снова зазвучала музыка. Никто не заметил недомолвок среди виновников торжества.

Никто, кроме Джаники и Люка.

— Что здесь происходит? — спросила Джаника Люка, когда они стали свидетелями поцелуя, ошеломившего их обоих. — Я раньше считала, что черное — это черное, а белое — это белое, но теперь я не знаю, чему верить.

Люк запустил пальцы в волосы, так что они стали дыбом, придавая ему какой-то разбойничий вид, и со свойственной ему прямотой начал излагать факты.

— Мы знаем, что только что они поженились, и, очевидно, эта церемония имела официальную силу.

Джаника фыркнула.

— Ты забываешь о самом главном! Ох, мужчины!

Люк кивнул, явно сконфуженный.

— Так что же самое главное?

— Поцелуй!

На этот раз фыркнул Люк.

— Ты придаешь этому слишком большое значение. Это был самый обычный поцелуй. Они даже не хотели целоваться. Их вынудили это сделать.

Джаника закатила глаза, удивляясь недогадливости Люка:

— Дай мне подумать. Даже я не могла не заметить, что между ними пробежала искра. Они едва не зажгли все вокруг своей страстью. — Она ткнула в Люка указательным пальцем и добавила: — И не смей со мной спорить, когда сам видишь, что я права.

— Хорошо, — согласился Люк, — я допускаю, что их влечет друг к другу, но это вовсе не означает, что Трэвис изменился. Ты же знаешь, что он не может отдать сердце одной женщине.

— Но что, если он все же изменился? — спросила Джаника. — В их поцелуе было чувство. — Она обняла себя руками и немного поежилась. — Что-то такое, чего нельзя отрицать.

— Ты забиваешь себе голову романтическими бреднями, — не желая соглашаться с ней, произнес Люк.

Джаника подняла глаза к луне и попыталась еще раз представить этот поцелуй, чтобы лучше понять, что ее так взволновало. Она щелкнула пальцами и сказала:

— Я засекла, что это было.

Люк не выглядел слишком впечатленным.

— Давай, вперед, я слушаю.

Ее глаза ярко блестели, когда она выпалила Люку свое открытие:

— Не Лили преследовала Трэвиса, а он ее.

Люк вздрогнул.

— Ты уверена? Ведь именно Лили всегда вздыхала по Трэвису.

— Знаю, — раздраженно отозвалась Джаника, не желая, чтобы ей лишний раз сообщали очевидное.

— Но как же все могло так сильно измениться всего за неделю?

Джаника покачала головой и снова взглянула на луну.

— Этого я не знаю, — тихо произнесла она.

Оглядываясь на стол и торт, украшавший его, она встала.

— Думаю, нам лучше отправиться в отель и выяснить все на месте, потому что наш влюбленный сбежал.


«Пусть он пойдет к черту с таким обращением, а его поцелуй лучше всего поскорее забыть», — лихорадочно думала Лили. Она бежала босиком по булыжной мостовой. Ее туфли были зажаты в руках. Она уже почти убедила себя в том, что все придумала, что любовь Трэвиса — это нечто эфемерное и неосязаемое. Она уже почти убедила себя в том, что эта неделя останется в ее памяти как сладкий сон, но его поцелуй разрушил ее уверенность, как ту самую вазу во время церемонии. Он оставил ее один на один с ее сомнениями и памятью того волшебного поцелуя.

Он снова проник ей в душу. Даже если бы она хотела бороться с искушением, ее сил на это не хватило бы. Ничьих сил не хватило бы. Его воля могла побороть любое препятствие.

Он шептал ей тогда: «Ты моя, моя». Она помнила его дыхание на своих губах.

Ей так хотелось слышать эти слова снова и снова. Но теперь, когда Трэвис произнес их, она понимала, что лучше бы ей остались фантазии.

Трэвис всегда будет всего лишь Трэвисом. Ей хотелось ударить себя за то, что она так легко позабыла об этом. Хотя эти дни были подобны дождю из драгоценностей, они ничего не могли изменить.

У Лили болели ноги, но она боялась снова обуть туфли, потому что на каблуках не сможет бежать так быстро. Она вдруг вспомнила, что на площади остались ее собственные платье и туфли. Но сейчас ей больше всего хотелось оказаться в гостиничном номере и закрыть за всем миром двери. Ее интуиция подсказывала, что Трэвис неподалеку. Она побыстрее нырнула в узкую аллею и ускорила шаг.

Она не хотела видеть его сегодня. Она не могла бы заставить себя с ним говорить. Это было выше ее сил. Когда он просил у нее прощения еще в прошлый раз, разве он не поклялся больше не обижать ее?

Самое обидное было то, что она так хотела верить в искренность его чувств. Она доверилась ему сердцем и душой.

Хотя и знала, чем это чревато.

Хотя и знала, что, доверяя Трэвису, она выбирает прямой путь в страну разбитых сердец.

Трэвис пытался срезать путь, чтобы побыстрее вернуться в отель. Если он не попадет в номер раньше Лили, она закроется, и тогда он ни за что не сможет убедить ее в искренности своих чувств. Честно говоря, он еще не знал, что предложит ей в качестве объяснения, но понимал: молчать о событиях сегодняшнего вечера не представляется возможным. Так он лишь добьется того, что ситуация станет еще хуже.

Отель казался опустевшим, когда он ворвался в него, хлопнув тяжелой деревянной дверью. Он перескакивал через две ступеньки. Когда дрожащей рукой вставлял ключ в замочную скважину, был готов даже к тому, что замки в дверях поменялись. В комнатах было темно. Он не стал включать свет, а сразу помчался к балкону. Глядя вниз, на поля, освещенные лунным светом, он лихорадочно раздумывал, где может быть Лили. Что, если она расстроилась настолько, что села в машину к незнакомцу? Когда он представил, что какой-нибудь громадный итальянец овладевает его Лили, у него кровь похолодела в жилах. Трэвиса охватил страх. Если ей причинят боль сегодня вечером, то он будет винить себя всю жизнь.

Дверь за ним открылась, а потом со щелчком закрылась. Он услышал звук затрудненного дыхания и обернулся. У входа стояла, согнувшись пополам, Лили, которая не могла прийти в себя от быстрого бега. Ему хотелось броситься к ней, но тогда она может исчезнуть за дверью, закрыв его снаружи. Как же трудно было выдержать эти минуты ожидания.

Она повернулась и закрыла дверь на задвижку. Он больше не мог вынести этого напряжения, поэтому тихо сказал:

— Лили.

Он не хотел напугать ее, поэтому вложил в свое обращение нотки мольбы, но она все равно отпрыгнула от двери, громко вскрикнув от неожиданности.

— Ты, — заикаясь, произнесла она, когда к ней вернулась способность говорить, — напугал меня.

— Я не хотел, Лили, — сказал он, осторожно направляясь в ее сторону.

Если бы только он мог удержать ее в своих объятиях.

— Прошу тебя, уходи, — сказала она.

— Лили. Позволь мне все объяснить.

Ее глаза ничего не выражали.

— Я не могу сейчас говорить с тобой. Я устала. Я хочу спать. Сама.

Ее голос срывался на слезы, но когда она сказала «сама», это прозвучало для Трэвиса как удар.

— Я понимаю, — тихо сказал он в ответ. — Я уйду.

Лицо Лили озарилось облегчением, так что Трэвису хотелось завыть от обиды. Безволие и слабость овладели им, но он все же заставил себя вымолвить:

— Лили, я уйду, но позволь мне сказать всего одну вещь.

Ее глаза блестели в темноте, и он возненавидел себя еще больше за то, что стал причиной ее слез.

— Говори, — устало и бесстрастно сказала она.

Трэвис не знал, с чего начать. Или сейчас, или никогда.

— Я не хотел бы, чтобы ты верила в те слова, которые услышала на площади. Лили, я очень хотел бы повернуть время вспять и переиграть все.

Лили закрыла глаза и тяжело прислонилась к двери.

— Я увидел Джанику и Люка и растерялся. Я вел себя как идиот. Но я не хотел говорить этого. Для меня церемония не была шуткой. Я знаю, что ты бы не хотела говорить об этом сейчас, но я люблю тебя, Лили. Правда. Очень люблю.

Когда Лили промолчала в ответ, Трэвис спросил:

— Ты веришь мне?

Он ненавидел себя за то, что эти слова сорвались у него с уст. Лили открыла глаза.

— Я не знаю больше, чему верить.

Она открыла задвижку и распахнула дверь в холл:

— Спокойной ночи.

Зная, что словами ситуацию не исправишь, Трэвис повиновался ее просьбе.

— Спокойной ночи, — сказал он, выходя на ступеньки.

Трэвис присел на софу, которая стояла в холле, и в это время в проеме показались Люк и Джаника. Он посмотрел на них, как будто не видя. Ему уже было все равно, что они подумают, что скажут.

Единственный человек, мнение которого имело для него значение, был за дверью. И этот человек ненавидел Трэвиса до глубины души. И не было, черт побери, выхода из этого тупика.

Люк сразу понял, в каком состоянии его брат. Он всегда угадывал настроение Трэвиса по одному взгляду. Однако сейчас Люка ждал сюрприз: он еще ни разу не видел, чтобы Трэвис испытывал угрызения совести из-за женщины.

Трэвис всегда отличался самоуверенностью. Он ясно представлял реакцию на свои поступки, и она его, как правило, не особо беспокоила. Он всегда знал, что делать, что сказать, что оставить без разговоров, — так неужели Лили сумела изменить его? Неужели ей удалось перевернуть мир его брата? Люк не мог прийти в себя. Та Лили, которую Люк знал еще со школьных лет, не обидела бы и муравья, не говоря уже о таком крепком орешке, как его брат.

— Она наверху, если вам хочется ее увидеть, — равнодушно вымолвил Трэвис.

Но вместо того чтобы помчаться наверх, как можно было ожидать, Джаника присела рядом с Трэвисом, поджав под себя ноги.

— Ты с ней уже поговорил?

Люк был поражен тем, что в тоне Джаники слышалось искреннее беспокойство.

— Да нет, не очень-то это у меня получилось, — ответил Трэвис, старательно скрывая свои эмоции. — Я хотел, но она совершенно истощена. И я тот подлец, который виноват во всем, что случилось с ней.

Джаника протянула руку и похлопала Трэвиса по плечу.

— Все будет хорошо, — сказала она, и на этот раз не только Люк был поражен тем, что она выразила сочувствие. — Думаю, ей просто требуется некоторое время, чтобы восстановиться. — Она встала с софы и спросила: — В каком она номере? Мне, наверное, стоит пойти посмотреть, чем она там занимается.

— В номере 305.

Как только Джаника исчезла наверху, Люк присел напротив Трэвиса. Два брата погрузились в молчание, пока Трэвис не нарушил его первым.

— На этот раз я и вправду влип, да?

Люк хотел кивнуть, но остановил себя. Его захлестнуло чувство вины. Всего неделю назад они с Лили сидели в «Туманном городе» и Люк давал ей «блестящие» советы относительно того, как укротить Трэвиса. Но он недооценил свою лучшую подругу и своего брата. И вот куда их занесло: теперь они женаты, но их страдания, похоже, только начались.

Люк вдруг ощутил, насколько он упал в собственных глазах. А ведь именно он всегда исполнял роль «хорошего брата».

Трэвис ждал ответа Люка, но тот не стал ни соглашаться, ни спорить с братом, а лишь задал ему встречный вопрос:

— Ты хочешь об этом поговорить?

Трэвис надавил на глаза подушечками пальцев.

— Нет, — ответил он. — Я бы даже не знал, с чего начать. Я так ужасно относился к Лили еще с тех пор, как мы были детьми. Но теперь, когда…

Люк напряженно слушал. Он еще никогда не видел своего брата в таком состоянии.

— Ты и вправду боишься потерять ее, я прав?

Люк и сам не ожидал, что в его голосе прозвучит такое недоверие.

Трэвис смерил брата яростным взглядом.

— Ты неправильно понял меня. Лили удивительная, и я…

Трэвис оборвал Люка.

— Я думал, что ты ее лучший друг и она для тебя как раскрытая книга, однако сейчас я могу с уверенностью сказать: ты не знаешь ее. Лили необыкновенная женщина, и я не встречал еще подобной. В ней все мне дорого. Я все в ней люблю.

Люк удивленно посмотрел на брата, когда тот сказал «люблю». Трэвис готов защищать Лили, и это по-настоящему неожиданно.

— Что, ты не веришь, что я способен на большое чувство? — Трэвис вдруг невесело засмеялся. — Я должен был быть готов к этому. Ее невозможно не любить, и именно я тот человек, который не заслуживает любви.

Люк хотел возразить, но Трэвис еще не закончил.

— Я знаю, что не имею права называться достойным человеком. Если Лили не захочет видеть меня, я пойму ее. Какого черта она, такая прекрасная женщина, станет тратить на меня время? Что я могу ей дать? Урок эгоизма?

Люк больше не хотел видеть, как его брат занимается самобичеванием.

— Да, ты был эгоистом, высокомерным и иногда глупым, а твое отношение к женщинам вообще не выдерживает никакой критики.

Трэвис был похож на сдувшийся шарик. Он вжался в софу, и Люку показалось, что его брат даже стал меньше ростом. Люк занял место рядом.

— Ты сумел посмотреть своим демонам в лицо и понял, какие ошибки совершал на протяжении многих лет.

— Самое худшее, что я не ценил Лили, как она того заслуживала.

Он понурил голову и говорил, словно обращаясь к самому себе.

Люк кивнул.

— Лучше не скажешь. Но, Трэв, не все еще потеряно. Ты можешь все изменить. Никогда не поздно начать сначала.

Трэвис поднял глаза.

— Ты говоришь это не просто, чтобы меня утешить, да?

Люк рассмеялся.

— Поверь мне, последнее, чего бы я хотел, — это утешать тебя. Ты ведь уже изменился, Трэвис. Думаю, что это влияние Лили. Теперь, когда ты узнал, что такое любовь, у тебя появился стимул бороться. Человек, который тебе дорог, должен быть важнее твоего «я», твоей гордыни, твоего эгоизма.

Трэвис невесело хмыкнул.

— Как же все это сложно.

— Надо смотреть правде в глаза, — сказал Люк, рассмеявшись, но затем снова принял серьезный вид. — Главный вопрос остается без ответа. Что ты будешь делать, чтобы вернуть Лили?

Трэвис в ужасе посмотрел на Люка.

— А что, если я ничего не смогу изменить? Что, если она не любит меня больше?

Люк обнял брата, что было большой редкостью в их отношениях.

— Трэв, именно так и настигает нас любовь. И теперь пришла твоя очередь доказывать, что ты ее стоишь.

Люк помолчал, а потом вернулся к сути дела.

— Тебе есть, где спать?

Трэвис покачал головой, и Люк сказал:

— Почему бы тебе не поселиться на одну ночь в нашей комнате? Джанике удалось уговорить одну милую леди сдать для нас гостевую комнату.

— Нет, я лучше останусь здесь.

— На случай, если она спустится вниз?

Трэвис кивнул и посмотрел невидящим взглядом.

— На всякий случай.


Кто-то постучал в двери, и Лили застонала.

— Уходи, — сказала она, подумав, что это Трэвис вернулся, чтобы поговорить с ней.

Она бы не могла справиться с такой непосильной эмоциональной нагрузкой. Она не знала, хватит ли у нее сил отослать его во второй раз. Снова раздался стук в дверь, и Лили услышала голос Джаники:

— Лилс, это я. Позволь мне войти.

Лили выкарабкалась из постели и накинула шелковый халат, а затем потянула на себя тяжелую деревянную дверь и приоткрыла ее на дюйм.

Джаника стояла в дверном проеме, и на ее лице читалась полная неуверенность.

— Привет.

Лили не ожидала прихода сестры, но когда увидела ее, сердце словно переполнилось до краев.

— Заходи.

Она широко распахнула дверь и обняла худенькие плечи Джаники.

— Я люблю тебя, — сказала она.

Джаника тут же с готовностью ответила:

— И я тебя люблю.

Лили ощутила, как на ее глазах выступили слезы. Она выпустила Джанику из объятий и отвернулась.

— Разве этот номер не чудесный? — спросила она с напускной веселостью.

Джаника огляделась по сторонам.

— Да, конечно, — ответила она. — Я зашла, чтобы убедиться, что ты в порядке.

Лили была так тронута, что ее нижняя губа начала дрожать.

Она опустилась на кушетку в гостиной.

— Я не могу поверить, что вы приехали в Италию ради меня, — сказала она. — Да, ради меня.

Джаника кусала губы.

— Люк и я думали, что мы делаем правильно, но, возможно…

Лили сжала руку сестры.

— Вы приехали, чтобы спасти меня, разве не так?

Джаника кивнула, и по ее щеке скатилась слеза.

— Однако теперь я вижу, что ты не нуждалась в спасении. Может, все у тебя было бы хорошо, если бы мы не появились и не испортили все.

— Нет, что-то подобное произошло бы все равно. Не здесь, так в Сан-Франциско. Это не имеет особого значения.

— Он любит тебя, Лилс! — горячо воскликнула Джаника. — Я знаю это наверняка.

Лили глубоко вздохнула.

— Он что-то сказал вам?

Джаника отрицательно покачала головой, и на лице Лили отразилось уныние.

— Но не в этом дело. Я знаю, что он любит тебя, и это чувство искреннее. Видела бы ты его в холле. Я еще ни разу не видела его в таком жалком состоянии.

Лили вся съежилась, и Джаника обняла ее.

— Я не знаю, что делать. Что думать. Он сказал, что любит меня, а потом сообщил, что это ничего не значит. А я люблю его так сильно, что мне самой неловко перед собой. А теперь он говорит, что мы с ним официально женаты.

Джаника гладила сестру по волосам.

— Помнишь, когда я была маленькой девочкой, иногда расстраивалась из-за чего-то?

Лили кивнула в ответ.

— И ты всегда говорила, что, когда я проснусь утром, все будет лучше, все будет по-другому.

Джаника протянула руку сестре и помогла ей подняться.

— Я тебе так скажу, — это всегда работало, — сказала она, уводя Лили в спальню.

— Я не смогу сейчас уснуть, — запротестовала Лили, но Джаника решила перехватить инициативу.

Она поправила покрывала, взбила подушки и всячески демонстрировала сестре свою заботу.

— Запрыгивай и засыпай, — сказала Джаника, и Лили посмотрела на младшую сестренку с благодарностью за то, что ей больше не надо беспокоиться.

— Джаника, — сказала она, — ты побудешь со мной хоть немного?

— Пусть все будет, как в детстве, — сказала Джаника.

Первый раз в жизни они поменялись ролями, и Джаника укачивала сестру, пока та не погрузилась в сон.

Загрузка...