Бухта Донегол

4

«Шторы задернуты, и это в дневное-то время. Странно», – подумал Брайан. Он нажал на кнопку звонка, подергал ручку, но дверь оказалась закрыта. Он оглянулся на ее красный «Ниссан», припаркованный перед домом, и уж было решил, что она отправилась гулять. Он такого не ожидал и был готов расстроиться, что не повидается с ней. После того как в воскресенье она убежала со службы, он собирался позвонить ей и заглянуть в гости, но ему потребовалось несколько дней, чтобы собраться с духом. Сейчас он решил уехать и позвонить ей из дома, а если она не ответит, набрать по рабочему телефону Джеймса. Потом он вспомнил, что заднюю дверь обычно не запирают. Он только отступил назад, как загремел замок и дверь немного приоткрылась.

– А, это вы, – сказала Иззи безразлично, глядя на него через щелочку. Они стояли лицом к лицу, но голос ее звучал словно издалека. Он не успел и рта раскрыть, как она открыла дверь и двинулась по коридору, по дороге прикрыв дверь в гостиную.

– Пойдемте на кухню, – позвала она.

– Я привез часть ваших книг, – сказал он, направившись следом. – Только они в машине. Не забыть бы достать перед тем, как уеду.

– Не беспокойтесь – вернете, когда сможете.

Она стояла к нему спиной, наполняла чайник водой из-под крана. Такая худенькая, со сведенными лопатками. Он представил, как положит на них свои руки, накроет их своей громадой. Она подвязала волосы в аккуратный хвостик, обнажив коричневый мышиный пушок на шее. Воспользовалась дешевой детской резинкой, хотя обычно носила ободок и заправляла соломенные пряди за уши.

– Ну, и как вам? – спросила она.

– Вы о чем?

– О книгах.

– А. Неплохо. Особенно понравился Родди Дойл[4]. До того грустный, ну просто очень, но все равно здорово. Ведь он описывает события глазами ребенка, верно? От этого повествование становится еще более пронзительным. А вот Дорис Лессинг[5] я не смог осилить. Ну полная безнадега.

– Ну, знаете ли, Родди Дойл немногим веселее.

– Да, но в нем есть некая легкость, и юмор присутствует. И опять же близкая мне тема.

Она поставила между ними чайник.

– Вы же понимаете, о чем я.

Она смотрела не на него, а куда-то в угол комнаты, и на мгновение ему показалось, что она его не слушает.

– Так вы заметили? – сказала она.

– Да, я видел, как вы ушли.

– Мне так стыдно, – сказала она, прикрыв глаза. – Думала, что потеряю сознание, потому и ушла. А то бы свалилась на кого-нибудь прямо в церкви. Но сразу же почувствовала себя лучше, когда глотнула свежего воздуха. Просто на меня находит иногда. Я справлюсь.

Лицо ее было расслабленным, не выражало никаких эмоций. Он не проработал в приходе и полугода, но уже несколько раз был свидетелем того, как она проваливалась в депрессию. Никогда он не видел ее до такой степени отстраненной. Она потянулась к сигаретам, вытащила одну. Он достал из внутреннего кармана блейзера зажигалку и дал ей прикурить.

– Джеймс дома? – спросил он. Все ее проблемы всегда были из-за Джеймса.

– Он в Дублине, – сказала она и выпустила облачко дыма, словно от самого упоминания мужа сдулась подобно шарику.

Положив сигарету на край пепельницы, она разлила чай по чашкам.

– В эти выходные у меня четыре крещения и одно венчание, – сказал он. – Представьте, каково.

– Боже, храни их всех, – сказала Иззи, возвращаясь к своей сигарете. Затянувшись, она уперлась подбородком в ладонь и опустила глаза. А потом вдруг посмотрела на него, в глазах ее плясала смешинка.

– Это примерно как похороны на той неделе?

Он рассмеялся и стряхнул с сигареты пепел.

– Да, тут вы меня подловили.

– Это ж надо – так беспардонно врать пастве в глаза.

– Ну, ну, я не совсем чтобы врал. Я действительно занимался церковными делами. Я тут кое-что разрабатываю, вернее только подбираюсь, но пока рано выносить это на суд людей. Нам сверху пришла директива.

– О.

– Похоже, что скоро правительство проведет еще один референдум касательно разводов. Джеймс, наверное, говорил вам.

– Он ничего не рассказывает мне о работе.

– Ну, нас попросили поднять эту тему, прочитать внушительную проповедь о святости брака – так, чтобы собирающиеся разводиться до смерти напугались.

– Вы это серьезно? Боитесь, что народ начнет пачками разводиться сразу же, как только закон вступит в силу?

– Абсолютно. А потом еще целый год никто не будет жениться.

– И что вы думаете по этому поводу?

– Ну… Только никому не говорите, а то меня пристрелят, но мне кажется, что истовому католику необязательно находиться в браке. В то же время брак – одно из семи таинств, и… То есть если ты создал семью, то нужно беречь ее.

– Но если будет легко развестись, кто станет беречь семью? Хотя в моей юности, например, считалось позором остаться незамужней. Поэтому и выходили за первого встречного.

Она уже говорила ему нечто подобное и прежде.

– Вы ничего не хотите мне сказать? – спросил он.

Пастырское окормление – вот как это называется. Когда отправляешь духовные и эмоциональные требы кротким и сокрушенным духом. И хотя он никогда не относил Иззи к этой категории, именно ее из всех прихожан он навещал чаще всего.

– Нет, – ответила она, покачав головой.

– Как прошел званый ужин?

– Я поела и потанцевала. – Она стряхнула пепел с рукава. – Каждый год одно и то же: мужчины расхваливают друг друга, а их жены делают вид, что им весело.

– Говорят, Джеймс произнес великолепную речь.

– Неужели? Речь как речь. Про помощь простым людям, про отказ от финансирования со стороны ЕС, но иногда с точностью до наоборот – в зависимости от того, куда дует ветер.

Он улыбнулся.

– Должно быть, ваш муж все правильно делает, если так долго продержался в своем кресле.

Она возвела очи к потолку.

– Он чем-то огорчил вас? – спросил Брайан.

Она сузила глаза и так странно на него посмотрела, словно пытаясь понять, шутка это или нет. Она даже подалась вперед, но потом снова откинулась к спинке стула.

– Святой отец, я не говорила вам, что у меня был свой бизнес?

Он даже поморщился – никогда прежде она не называла его «святым отцом».

– Нет, не говорили. И когда же такое было?

– Вскоре после замужества. У меня был цветочный магазин на центральной улице. Возле аптеки. Сейчас помещение пустует и довольно давно выставлено на продажу. Да вы, наверное, не обратили внимания.

– Отчего же. Я знаю дом, о котором идет речь.

– Когда я приехала сюда, в городе не было ни одного цветочного магазина, и я подумала, что разумно было бы открыть такой. Да вы и сами знаете – всегда кто-нибудь рождается, умирает или играет свадьбу.

– Да, это прибыльный бизнес, – сказал он.

– К тому же на тот момент я не знала, куда себя деть. Хотела сразу забеременеть, но не вышло, так что… – Она махнула рукой, не желая продолжать. – Я умирала от скуки. Я ведь была пришлой и мало кого знала, а те, кого знала, уже имели детей. Джеймс работал в фонде, получал приличное жалованье, но ведь лишние деньги никому не помешают. И я решила взять в аренду помещение. Пошла в банк, взяла кредит, заплатила аренду вперед за три месяца. Джеймс не стал противиться, но и не проявил особого интереса, полагая, что я сама откажусь от этой идеи. Ему не нравилось, когда я занимаюсь чем-то другим, кроме как глажу его рубашки или варю для него картошку. У него прибавилось дел – он стал больше заниматься политикой, задерживался на совещаниях, и все такое. – Она притушила в пепельнице сигарету. – На своем бизнесе я не обогатилась, но на мои деньги был куплен участок, на котором и построили этот дом.

– И что же произошло потом? – спросил он.

– Джеймса выбрали в городской совет, появилось больше денег, и он решил, что нам теперь не нужен этот магазинчик. Помню, как он поднялся утром ко мне в комнату. Я лежала в постели. Он взял из кроватки Орлу, обнял ее и сказал, что переуступил аренду Марку Карру, тем самым сделав мне большое одолжение. А я тогда только и думала о том, как бы поскорее вернуться на работу. Пять лет строишь бизнес, а потом у тебя его так запросто отнимают. Марк открыл там сувенирную лавку с местными поделками для туристов. Прогорел меньше чем за год.

– И вы сожалеете о своем выборе?

– Надо было сильнее сопротивляться, но я тогда была вымотана, еще не оправилась после родов.

– Нет, я не об этом. Вы ведь остались дома, заботились о детях. Занимались самым важным делом, которое только может быть на свете.

Она вздохнула.

– Я оказалась бы не первой мамочкой, которая отправилась работать. Но я обожала свою дочь. Я хотела обеспечить ее всем, чем только можно.

– Вы дали ей нечто более ценное – свое присутствие, любовь и ласку. Вы полностью отдались своему материнскому призванию, вместо того, чтобы…

– …поступить как Коллетт Кроули?

Он вытащил из пачки сигарету и снова затолкал ее обратно.

– Порою ко мне приходят за советом, и…

– Уж ей он точно понадобится. Вы первый раз с ней повстречались?

– Да. Когда я приехал сюда, она уже вышла из общины.

– Господи, а ведь она хороша, – сказала Иззи. В ее тоне сквозили завистливые нотки.

– Порою человеку важно услышать, что он прощен. И он тоже должен уметь себя прощать.

– Неужели все так просто? То есть бросила мужа и детей, убежав с женатым человеком, а для оправдания всего-то нужно почитать Евангелие на мессе? Супер. Возьму на вооружение.

– Я не знаю подробностей, что она там такого сделала, а чего не сделала. Я просто знаю, что эта женщина…

– Я вас умоляю. Просто мне кажется, что некоторые ведут себя как хотят, и им все сходит с рук.

– Вы так действительно думаете? – спросил он.

Она уронила руки на стол, словно ее вдруг покинули силы.

– Эта женщина потеряла ребенка, – сказал он. – Такое невозможно пережить.

– Я и не говорю, что она не страдала, – ответила Иззи.

– А по-моему, хорошо, что она вернулась. Артистичные, музыкальные люди – большая ценность для сообщества. Я слышал, что она многим тут занималась. Состояла в хоровом, драматическом кружках. И вот что она мне принесла. – Он вытащил из внутреннего кармана сложенный лист бумаги и развернул его. – Она хочет, чтобы я опубликовал это в приходской газете.

Он видел, как расширились ее глаза.

– «Писательский кружок, – прочитала она вслух. – Хотите открыть в себе творческий потенциал, воспользовавшись силой слова? Поработайте с профессиональным писателем Коллетт Кроули и осуществите свои амбициозные планы. Может, вы хотите написать роман или издать стихотворный сборник? Пообщайтесь с другими творческими людьми, послушайте конструктивную критику, погрузитесь в писательское мастерство. Продолжительность мастерских – девяносто минут, стоимость – восемь фунтов. Занятия начнутся в среду, десятого октября, в половине восьмого вечера и будут проходить в городском общественном центре». – Иззи подняла на него глаза. – Что еще за мастерские?

– Думаю, просто занятия. Очень полезное дело для города, особенно учитывая, что скоро зима. Людям будет чем заняться.

– И вы думаете, что они придут?

– Коллетт определенно очень талантливый человек. Ее книги где только не выходили.

– Я понимаю, что она талантлива, только…

– Только – что? – спросил он. – Может, и вам стоит попробовать.

– В самом деле? А вы придете?

– Нет, священники не могут присутствовать на подобных мероприятиях – только народ отпугивать. Люди не смогут до конца раскрыться и быть честными. Это как явиться на причастие, а там нет решетчатого оконца.

Услышав хруст шин по гравию, он выглянул в окно.

– Кто там? – Иззи вернула ему страницу с текстом.

Он видел, как перед домом останавливается старый серебристый «Форд Эскорт» миссис Маллон.

– Да что ж такое! – сказала Иззи и поспешила в коридор.

Миссис Маллон вышла из машины, и через несколько секунд с заднего сиденья выбрался мальчик в анораке с натянутым на голову капюшоном и школьным рюкзаком за плечами. С крыльца послышались голоса, но отец Брайан не мог разобрать слова. Затем хлопнула дверь, и, легонько подталкиваемый в спину матерью, на кухню вошел Найл. Он взглянул на отца Брайана из-под капюшона: лицо опухло от слез, вид растерянный, а под глазом красовался синяк.