На восток

Юрий Синицын проснулся, посмотрел на спящего Дмитрия Никуленко и выглянул в окно. Поезд стоял на какой-то станции. Соседний путь был занят длинным товарным составом. Возле платформы, на которой высился большой станок, озабоченно толковали о чем-то несколько человек. Из соседней теплушки слышался детский плач…

Знакомая, много раз виденная за эти дни, невеселая картина: вагоны и платформы с оборудованием эвакуируемых заводов, а рядом, в теплушках,- рабочие, едущие вместе со своими заводами, их семьи; в отодвинутые двери видны печи-времянки, развешанное белье, наспех сбитые нары…

Юрий вздохнул, отвернулся от окна. Умом он понимал неизбежность и необходимость эвакуации, но при виде этих теплушек испытывал горькое чувство: «Жизнь на колесах!» Порой ему казалось, что вся Россия тронулась с места, сорванная ветром войны.

Синицын еще не понимал, что все это на первый взгляд беспорядочное движение подчинено единой мысли и плану, что на Урале, в Сибири эвакуируемые заводы, сойдя с колес, начнут работать и жить второй напряженной жизнью.

Было раннее утро. В вагоне все еще спали. Юрий натянул на плечи китель, вышел.

Станция была небольшая, сплошь забитая составами, только первый путь оставался свободен. «Почему мы стоим?» — подумал Синицын.

И, будто в ответ ему, издали донесся паровозный гудок и послышался шум приближающегося поезда. С оглушающим лязгом ворвался на станцию поезд, окутанный дымом и паром, и, не останавливаясь, трубя и свистя, помчался дальше — на запад, на запад, на фронт!

Почему он здесь, а не там, куда умчался поезд, везущий бойцов на фронт? Почему именно он, Синицын, выпущенный до срока младший лейтенант флота, назначен не на берега Балтики или Черного моря, охваченные пожаром войны, а на тихие берега Тихого океана?

Юрий постоял и вернулся в вагон, надеясь уснуть. Но сон не шел. Мысли о войне, о враге, который наступает, тревога и боль, неутоленная жажда деятельности, которая одна способна была смягчить, заглушить тревогу и боль,- все это делало его раздражительным, злым. Сейчас он злился на самого себя за то, что не спит, когда все спят, и думает о том, о чем решил не думать.

К двадцати годам Юрий превратился в красивого молодого человека с отличной выправкой, которая достигается не сразу и которой он поэтому гордился, а Митя вытянулся в «коломенскую версту» и выглядел еще более худощавым, поджарым, чем пять лет назад, когда они впервые встретились. Его волосы потемнели, но рядом с черноволосым, черноглазым и смуглым товарищем он и сейчас казался белобрысым.

Жизнь обоих сложилась так, как они хотели. Призванные на военную службу, они были направлены по их просьбе на курсы младших лейтенантов в Кронштадте. А после курсов их ждало назначение на флот. Чего еще желать?..

Синицын, обладавший хорошими способностями, учился, как и в школе, легко, а Никуленко брал усидчивостью, упорством. Зато в морской практике он был первым. С ним было трудно тягаться.

Они были связаны той дружбой, которая, раз возникнув, не прекращается и с годами только крепнет. Это не означало, что всегда и во всем они были согласны между собой. Напротив, спорили они довольно часто. Точнее, спорил Юрий. Дмитрий обычно предпочитал слушать, изредка вставляя два-три слова. Ни красноречие, ни горячность друга не способны были поколебать его мнение, которое он высказывал не сразу, а основательно подумав.

Незаметно Юрий уснул. Проснулся он, когда в вагоне все давно встали. Слышался громкий говор, стук костяшек (за перегородкой забивали «козла») и чей-то раскатистый смех.

Поезд, пыхтя и как будто отдуваясь от усталости, взбирался на подъем. Равнина кончилась. Впереди виднелись, возвышаясь один над другим, лесистые холмы.

— Скоро Урал,- сказал Дмитрий.

Урал! Железный пояс обороны, как его именуют в газетах. Его огромные заводы дают все, что нужно фронту.

— Куда же, по-твоему, нас все-таки назначат?..- Юрий в который раз нетерпеливо ждал от друга ответа.- Тебе ведь знакомы там все уголки.

— Не знаю,- неохотно отозвался Дмитрий.

Он по-прежнему не любил бесцельных вопросов и обыкновенно больше слушал, чем говорил.

— Ясно. Загонят в такую дыру, куда Макар телят не гонял!

Юрий встал и, так как поезд замедлил ход перед остановкой, собрался выйти из вагона.

Но его окликнул низкий, ворчливый голос:

— Товарищ младший лейтенант!

Синицын обернулся. Голос принадлежал немолодому горбоносому моряку, которого он не знал. Очевидно, моряк сел в поезд недавно.

— Слушаю,- ответил Юрий.

— И слушайте внимательно! — тем же ворчливым тоном произнес незнакомый моряк.

Теперь Юрий разглядел на его кителе, висевшем рядом с ним, знаки различия капитана береговой -службы.

— Слушаю, товарищ капитан! — Синицын подтянулся, став в положение «смирно».

— Да вы не тянитесь,- махнул рукой капитан.- Вольно, вольно…- И он посмотрел на Юрия из-под кустистых бровей: — Я" вот слушаю, как вы ругаете наш край. Дыра… Макар телят не гонял… А знаете вы эту дыру? Бывали у нас?

— Бывал… Был однажды, пять лет назад.

— Бы-ыл…- презрительно протянул капитан.- Пожить надо, а тогда рассуждать! — Он помолчал. Суровое выражение его коричневого горбоносого, как у индейца, лица вдруг смягчилось: — Обиделись, что на фронт не послали? По глазам вижу. Так?

— Точно так! — с готовностью откликнулся Юрий.

— Оно и видно, что не нюхали пороха,- усмехнулся капитан.- Храбрость не в том, чтобы без спросу лезть в огонь. Пошлют, когда надо. Тогда и покажете себя. А где это случится — кто знает…- Он развел руками и посмотрел в окно.- Вот станция. Идите!

…Поезд шел и шел. Он уже перевалил через Урал и мчался по просторам Сибири. Снова, как пять лет назад, Юрий видел за окном вагона бесконечную тайгу. Но не было того безлюдья, которое тяготило его тогда! Станции, полустанки шли гуще, города и поселки были больше, многолюднее, и вообще всего как будто прибавилось: людей, домов, машин, заводских труб, поднимавшихся там, где раньше стоял нетронутый лес.

Когда поезд прибыл во Владивосток и товарищи вышли на перрон, Митя вдруг толкнул Юрия в бок:

— Смотри-ты… Батька! И Валёк… Вот угадали!

И Юрий увидел спешащих им навстречу седоусого старика, Макара Ивановича, и румяную девушку, в которой он едва ли мог признать девчонку-озорницу, какой помнил ее пять лет назад.

Загрузка...