Бумеранги

Глава 7

Не знаю, сколько проходит времени до появления полиции. Придя в себя, я, кутаясь в любезно предоставленный администратором халат, дрожу, сидя в фойе. Наконец, вниз спускается Костя, слегка пошатываясь. Выглядит он неважно, один глаз заплыл, ухо, в котором было крошечное колечко, порвано и заляпано кровью, как и некогда белоснежная рубашка-поло.

Насильника увозят быстро и почему-то врачи скорой помощи.

На какое-то время обо мне забывают, и я даже собираюсь незаметно сбежать, но вот снова появляется Костя, подходит вплотную. Некоторое время смотрит на меня сверху вниз, словно я диво дивное или, что вероятнее, чудище неведомое. Затем плюхается рядом на кожаный диванчик. Кое-что пишет в телефоне, потом протягивает мне:

«Он говорит, что ты сама спровоцировала. Так оно и было, с одной стороны, но… Я сказал, что ты моя девушка. Напилась. И они тебя увели обманом. Я пошел следом. Держись этой же легенды».

Я судорожно киваю.

«От заявления и вообще каких-либо претензий откажись», - показывает он.

- Но почему? - ахаю я.

«Я выколол ему глаз ключом. Надо это замять».

А потом, не понимая, что на меня находит, в состоянии аффекта или шока, я кидаюсь Косте на шею, обнимаю изо всех сил и рыдаю, шепча слова благодарности. Не имеет значения то, что он не слышит. Главное, что не отталкивает. Позволяет себя обнимать и плакать, шептать в не функционирующие уши, что это было очень страшно. И очень больно. И что он был чертовски прав - меня не насиловали. Меня вообще никто никогда не обижал. Наоборот, всю жизнь оберегали, холили и лелеяли. И только теперь я понимаю, как мои речи что в клинике выглядели со стороны: тупейшая насмешка над всеми несчастными женщинами, с которыми это случилось на самом деле. И мне так стыдно. Боже, как же мне стыдно. Сегодня я побывала в аду. И Костя - он мой герой.

Наконец, нахожу в себе силы оторваться от него. Отстраняюсь на достаточное, чтобы он мог увидеть мое лицо, расстояние. Опухшее, заплаканное - не имеет значения. Я говорю: Спасибо.

Пусть прочитает по губам. Я повторяю снова и снова. Костя абсолютно серьезен. Конечно же, молчит, просто смотрит. Я произнесла это слово уже раз тридцать, когда он, наконец, обнимает меня - теперь уже сам. Прижимает к себе. И позволяет выплакать ужас этой ночи и боль несправедливости последних лет.

Костя

Глубокая ночь застилает узкую улицу за окном долгожданной тишиной. В городе по-зимнему зябко. Тускло. Осень закончилась, наплевав на даты в календаре. Осени в этом году больше не будет, отмучились. Нам предстоит длинная тягомотная зима, а следом, если повезет, и весна, бередящая спрятанное в уголках души волнительное и робкое «а вдруг повезет». Ее тоже как-то нужно будет пережить. Приспособиться.

Дверь хлопает туда - обратно, привлеченные шумом испуганные постояльцы высыпали на первый этаж и ошарашенно переглядываются. Многие, кого не должно здесь быть ни в это время, ни в какое-либо другое, успевают поскорее унести ноги, опасаясь излишнего внимания к своим небезызвестным персонам. Новые гости заходят, но, увидев людей в форме, разворачиваются на каблуках, изображая шок от того, что якобы ошиблись дверью. Нет-нет, конечно же они искали круглосуточный магазинчик, чтобы прикупить кефирчик с овсяным печеньем, а попали в бордель (зачеркнуто) отель с почасовой оплатой. Я редко выхожу из дома, вот выбрался - и понимаю, что лучше бы продолжал сидеть перед монитором.

Гостиница у ночного клуба, кого тут только не встретишь. Глаза б не видели. Многим мы с Элен сорвали вечеринку, не только Кнуту с Седым. Еще как сорвали, да, девчонка?

Но как же громко ты кричала. А я… Что я? Ошалел, когда услышал. Сдурел. Виной захлебнулся, осознав, что как играл в детстве, так и продолжаю, только ставки выросли. Не имею ведь права. Тогда не тянул, а сейчас и подавно не справлюсь.

Она все еще жмется ко мне, но это ничего не значит. Девушка в шоке, а на моем месте мог быть любой другой, просто именно я ближе всех в данную минуту. Страшная ночь.

«Страшная ночь, да?» показываю ей сотовый с вопросом.

У Элен, оказывается, завораживающие глаза. В клинике девушка выглядела иначе, ничем не примечательной. Там ее легко получалось презирать за никчемный неуместный пафос. А теперь хочется дать передышку, загородив собой. Эти глаза… Плещущийся за ними животный ужас превратили зеркала души в целый мир. Ее мир. Нараспашку теперь ворота, смотри и тони, увязай, читай ее, взламывая последние замки. Спорю, спроси я хоть что сейчас - ответит честно и прямо.

Она поспит, и взгляд перестанет быть затравленным. Воспоминания сотрутся, побледнеют, контуры размажутся. Но все это завтра, а сегодня она трясется и прячется за мной, не догадываясь, кто на самом деле в ее жестокой сказке чудовище.

Мне действительно паршиво. Даже не так. Я познал высший уровень паршивости. Тот самый, когда еще хотя бы один упрек, и смело на виселицу. Роль спасителя где-то отыскала в помойной яме души завалявшуюся совесть и сверлит в ней дыры. Даже в ушах гудит, с таким усердием.

Выдыхаю через сжатые губы, отчего это выходит комично громко, щеки надуваются до боли. Элен сидит рядом, замотавшись в халат, трясется как от холода. И что мне сделать? Предложить подбросить ее домой?

Когда она в очередной раз начинает ко мне прижиматься и благодарить, в холл врывается Антон. Полы его длинного светлого пальто развиваются, как плащ супермена, глаза метают молнии, пальцы сжаты в кулаки. Антон у нас по части - уладить проблемы, со всеми договориться, потрясти золотой кредиткой, побросать в воздух пятитысячные купюры. Не было бы у меня денег, ей-Богу, ходил бы за ним следом с мешком, улучая момент, когда можно набить его доверху.

Он скупо кивает мне и сходу встревает в разговор между полицейскими и администратором гостиницы.

- Как ты себя чувствуешь? - привлекает касанием к себе внимание Элен. Тянет руку, чтобы дотронуться до моего лица, но я отшатываюсь. - Извини. Прости. Обещаю, что… сделаю все, как ты скажешь. Мне так жаль, что тебе досталось из-за моей глупости.

Самое время для очередного фирменного выдоха с надуванием щек. Отлично, Raza, теперь она твоя должница. Можешь собой гордиться, ублюдок.

Ее снова начинает колотить, слезы реками омывают лицо, на котором уже не осталось косметики. Да что ж такое, как ни увижу Элен, она вечно ревет… В этот раз, правда, вполне искренне. Добился чего хотел, выполнил данное себе обещание.

Тошно-то как.

В тот момент, когда ее пальцы снова вцепляются в мои плечи, замечаю внимательный взгляд Антона в нашу сторону. Брат приподнимает брови, дескать, мне удалось его удивить, затем собирает волосы за спиной, длины хватает только-только чтобы связать их, и направляется в нашу сторону.

- Твоя девушка, значит, - говорит он, а на губах блуждает абсолютно несвоевременная улыбка. Пожимаю плечами. У меня, знаешь ли, есть беспроигрышный план, как знакомиться с женщинами. Устраиваешь им ад, а потом спасаешь. Пойду-ка удавлюсь после этих мыслей.

- Трофимов у выхода, а я возьму «Инфинити». Дуй отсюда поскорее, пока тебя не узнали.

«А с ней что делать?» - спрашиваю взглядом и жестами.

- Твоя же девушка, ты и решай, - усмехается брат, после чего пожимает Элен руку и отвечает на ее несмелую улыбку своей обворожительной.