Бунт

— Может тебе лучше подождать в машине? — обращается ко мне Шон, а я взглядом спрашиваю его, действительно ли он желает моей смерти.

— Ну, я так не думаю, — отвечаю я, а он потирает бровь, словно там укоренилась сильная боль.

Затем, не произнеся ни слова, Шон поднимается по лестнице на крыльцо и стучит в сломанную сетчатую дверь. Она стучит по дверной раме, а каждая ступенька скрипит под весом моего тела, когда я поднимаюсь по ней, чтобы стать позади Шона.

Он еще раз стучит, и когда не следует ответа, Адам делает глубокий вдох и открывает дверь. Он исчезает внутри, а я протискиваюсь между Шоном и Майком.

— Привет, Дарлин, — здоровается Адам с женщиной на диване, которая только проснулась.

Белая кошка спрыгивает с подушки рядом с ней и трется о мою ногу, но все мое внимание приковано к женщине, которую я с уверенностью могу назвать мамой Джоэля. Есть в ней что-то такое — что-то красивое, что Джоэль унаследовал от нее, но это точно не светлые волосы и голубые глаза. У нее бледно-коричневый цвет волос, неаккуратная слоеная стрижка с посеченными концами и мутно-карие глаза. Она вытянулась на встроенном диване, на ее коленях лежит пепельница. Дарлин довольно похожа на рубин, потрепанный годами пренебрежения. Это та же женщина, что продавала подарки, которые дарили ее сыну, та же женщина, о которой Джоэль не может говорить до наступления ночи.

— Ты кто такая? — шипит она на меня, и я ловлю ее взгляд на себе.

— Это наша подруга, — кивает в мою сторону Адам, пока я снимаю солнцезащитные очки.

— Где Джоэль?

Дарлин переводит взгляд обратно на Адама, словно она и вовсе забыла, что он стоит там.

— В его спальне.

Адам тут же отправляется по коридорчику в спальню, пока мы с Майком и Шоном неловко топчемся на ободранном ковре. В доме пахнет ванильным освежителем воздуха, и мне страшно представить, как бы здесь пахло без него. Каждая доступная поверхность чем-то завалена: бутылками алкоголя, пивными банками, переполненными пепельницами, пустыми сигаретными пачками, журналами, использованными бумажными тарелками, пачками из-под чипсов.

Дарлин хмурит густые брови, глядя вслед Адаму, а затем переводит свое внимание на парней, стоящих рядом со мной.

— Кто вас впустил?

У нее прокуренный голос и терпение пьяного человека, раздражение так и сквозит в ее голосе.

— Дверь была открыта, — лжет Майк, и Дарлин раздраженно вздыхает. Она пытается опустить подставку для ног, но в конце концов сдается. Сомневаюсь, что она смогла бы пройти по прямой линии, даже приставь я к ее голове пистолет, от чего бы я сейчас не отказалась.

Я отвожу от нее взгляд, чтобы посмотреть на картины на стенах: ангелы, Иисус, деревянный крест. Рядом с ними висят фотографии Джоэля, на которых он невинно улыбается. Я стою перед одной, на которой он изображен на голубом фоне улыбающимся, с копной колючих светлых волос и в ярко-оранжевой футболке. Затем я перехожу к следующему снимку, потом еще к одному, и впитываю их, осознавая, что ему на всех этих фото не больше восьми-девяти лет. Возможно, их развесила его бабушка до того, как с ней случился инсульт, или кто-то из бывших матери, о которых рассказывал Джоэль. Может это даже тот, кто потрудился подарить ему Hot Wheels трек и гитару.

Я возвращаю взгляд к Дарлин и замечаю, как она следит за мной, сузив глаза. Не знаю, почему не нравлюсь ей, но определенно знаю, почему она не нравится мне.

— Как, говоришь, тебя зовут? — спрашивает она заплетающимся языком.

Не заморачиваюсь тем, чтобы ответить ей, когда Джоэль выскакивает из комнаты. Он замирает в коридоре, на нем нет футболки и обуви, а волосы грязные и смятые, словно он только проснулся. Его кожа бледная, а глаза красные от похмелья.

— Ты, блять, шутишь.

— Он говорит, что не поедет, — обращается Адам к Шону, стоя позади Джоэля, но Джоэль так и не сводит с меня глаз.

— Какого хрена ты здесь делаешь? — спрашивает он, его голос ни на йоту не похож на голос парня, который неделю назад признавался мне в любви.

— Я пришла, чтобы убедиться, что ты вернешься домой, — грустно отвечаю я, но Джоэль лишь смеется и хватается руками за голову.

— Давай-ка проясним, — произносит он, — ты сказала мне отправиться домой, но, когда я возвращаюсь домой, оказывается, что мне нельзя там оставаться? Так куда, блять, мне идти, Ди?

— Это она? — рычит его мать. Ей наконец-то удается опустить ногу и выпрямиться, тыча в меня пальцем. — Тебе хватило наглости прийти в мой дом?!

— Я не уйду без Джоэля, — спокойно заявляю я, отдавая себе отчет, что говорю на полном серьезе. Ему здесь не место, не рядом с этой эгоистичной женщиной, укравшей его детство. Он должен быть рядом с друзьями, с людьми, которые любят его.

— Ты сделаешь то, что я тебе скажу, тупая маленькая сучка! — тычет в меня пальцем его мать.

— Мама! — рявкает Джоэль, заставляя нас замолчать. От крика кошка цепляется когтями за ковер и проносится по коридору в комнату Джоэля.

Мать Джоэля переводит взгляд с него на меня.

— Ты разбиваешь моему сыну сердце и считаешь, что можешь просто прийти в мой дом и забрать его у меня?

Мне хочется сказать ей, что кто-то давным-давно должен был это сделать. Тогда, когда он был достаточно мал, чтобы это имело значение, но это между Джоэлем и его мамой. Я не вправе вмешиваться. Мне приходится сжать руки и прикусить язык, чтобы быть уверенной, что из моего рта ничего не вырвется, как только я его открою. Затем я перевожу взгляд на Джоэля и молю его:

— Джоэль, пожалуйста.

Он смотрит на меня так, словно обдумывает то, чтобы поехать со мной, когда его мать произносит:

— Не такая уж она и красивая.

— Мама, — предупреждающе произносит он, но Дарлин не останавливается.

Она смотрит мне прямиков в глаза и огрызается:

— Я была красивее тебя.

— И посмотри на себя сейчас, — парирую я, ярко-красный румянец вспыхивает на ее щеках. Женщина пытается встать, и будь она трезвой, я не сомневаюсь, она бы уже была в процессе выдергивания моих волос. Но диванная подушка прогибается под ее ладонью и Дарлин с усилием пытается найти опору.

— СЧИТАЕШЬ, ЧТО ТЫ ЛУЧШЕ МЕНЯ? — кричит она, опасно балансируя. — ТЫ НИКЧЕМНАЯ, ТУПАЯ, ГРЕБАННАЯ…

— СЯДЬ, МАТЬ ТВОЮ! — рявкает Джоэль, и его мама буквально падает на диван.

Какое-то время она изумленно пялится на него, после чего уродливая маска гнева вновь появляется на ее лице. Шон и Майк, которые все это время медленно приближались к дивану, чтобы защитить меня, просто застыли на месте, словно не были уверены, что им делать дальше. Адам кладет руку на плечо Джоэля, но он, кажется, даже не замечает этого.

— Ты собираешься встать на сторону этой шлюхи? — спрашивает мать Джоэля.

— Она не шлюха, — огрызается он.

— Она не заботится о тебе.

Джоэль смеется. Сначала тихо, а потом громче и громче.

— В моей комнате есть деньги, — произносит он. — Оставь себе. Представь, что я здесь. Мы оба знаем, что это единственная чертова причина, по которой ты хотела меня здесь видеть.

— Как ты смеешь разговаривать так со мной в моем собственном доме! — кричит его мать.

— Я ЗАПЛАТИЛ ЗА ЭТОТ ЧЕРТОВ ДОМ, — гремит он. — Так что да, я буду делать все, что захочу!

Джоэль и его мама смотрят друг на друга, а затем она начинает плакать, на что он закатывает глаза.

— Я ухожу отсюда, — произносит он, хватает связку ключей со столешницы и практически выталкивает меня за дверь. Остальные ребята следуют за нами. Я слышу, как кричит его мама, извиняется и умоляет остаться, но он игнорирует ее. Положив руку мне на спину, Джоэль провожает меня по лестнице, а затем отходит, словно я несу что-то заразное. Он подходит к своей машине, открывает дверь и…

Он колеблется.

Когда он разворачивается, мир перестает вращаться, и наступает один из таких моментов, которые могут изменить все. Перепутье. Переломный момент, после которого ты уже не будешь прежним.

— Зачем ты приехала?

Я даю ему самый простой ответ, информативный и краткий одновременно.

— Чтобы убедиться, что ты отправишься домой вместе с Адамом.

— Зачем?

Если и существует правильный ответ, то это явно не то, что я собираюсь произнести. И все же я отвечаю именно так, потому что это кажется самым безопасным вариантом.

— Ты бы сделал то же самое для меня. Я задолжала тебе.

— Ты задолжала мне?

Когда я ничего не отвечаю, он опускает взгляд на землю под его босыми ногами и отворачивается от меня. Джоэль садится в машину, ждет, когда Майк займет пассажирское сидение, и они уезжают.

На дрожащих ногах, все еще вибрирующих из-за бурлящего адреналина от «почти» схватки с матерью Джоэля и ослабленных от созерцания его отъезда, я решаюсь сесть на заднее сидение машины Адама. Он неторопливо поджигает сигарету, после чего заводит Camaro, и мы отправляемся домой.

— Ну, — произносит он, зажав сигарету между губ, — все прошло хорошо.

— Я же говорил тебе, не нужно было ее брать, — произносит Шон, хмурясь, глядя на меня в зеркало заднего вида. — Ничего личного, Ди.

— Она, — указывает на меня пальцем Адам, — единственная причина, по которой он возвращается домой.

Я опускаю очки на глаза и делаю вид, что смотрю на деревья, чтобы не встретиться с парнями взглядом.

— Нет. Он возвращается из-за вас.

Я — причина, по которой он ушел.

Глава 22

Когда через пару минут после моего возвращения домой Роуэн заходит в квартиру, она обнаруживает меня сидящей на диване с прижатыми к голове руками. Я смотрю на нее сквозь пелену слез, и подруга хмурится, увидев это.

Я не расплакалась по пути от дома матери Джоэля. Не расплакалась, увидев его побитую, пустую машину на парковке у дома Адама. Не сломалась по пути в квартиру. И даже будучи в уединении собственной гостиной, я не сломалась.

Я не заслуживаю слез. Хоть я и практически каждый день делаю это — у меня нет права.

— Они рассказали мне, что случилось, — говорит Роуэн, присаживаясь на журнальный столик напротив меня. — Ди, с этим пора завязывать.

Я застываю на месте и часто моргаю, чтобы смахнуть непролитые слезы, прежде чем им удастся упасть.

— О чем ты вообще говоришь?

— Джоэль выглядит несчастным. Он несчастен. И ты, сидишь и плачешь тут… — она кладет руку на мое колено, ее голос мягкий, но настойчивый. — Ты должна рассказать ему о своих чувствах.

— И что я чувствую, Роуэн?

— Ты любишь его.

Слеза скатывается по моей щеке, и я качаю головой.

— Серьезно? — возмущается она. — В таком случае, почему ты плачешь?

Слеза, еще одна слеза. Я плачу, так как он уехал голый и босой из места, в которое не должен был возвращаться. Потому что, когда он спросил, почему я приехала за ним, я должна была сказать, как ужасна была эта неделя без него, как сильно я скучала по его улыбке, смеху и поцелуям на ночь. Как я сплю в его футболке, потому что так сильно скучаю по его объятиям, что даже не могу заставить себя ее постирать.

— Забей, Роуэн.

— Нет, — спорит она. — Это просто смешно. Я твоя лучшая подруга, и знаю, что ты прежде никогда не была влюблена, но…

— Прекрати, — предупреждаю я, чувствуя, как вся моя боль превращается в злость, что ощущается более знакомо и безопасно. Я цепляюсь за это чувство.

Роуэн вздыхает.

— Твои чувства взаимны, Ди. Никто не разобьет тебе сердце, кроме тебя самой.

— Ты понятия не имеешь, о чем, черт возьми, говоришь, — рявкаю я. Встаю с дивана и иду в свою комнату, но Роуэн следует за мной.

— О, правда? В таком случае, почему ты сегодня поехала к его матери? И не неси мне ту же чушь, что и Джоэлю.

Я захлопываю дверь, но Роуэн открывает ее.

— Какого хрена это тебя волнует? — кричу я на нее. — Твоя жизнь идеальна! У тебя идеальный парень, идеальная семья и все так чертовски просто!

— О, ну прости, что рыдаю перед тобой, Ди, — огрызается она. — Джоэль, черт возьми, замечательный парень. И он обожает тебя. Так давай вместе поплачем из-за этого! Потому что в этом есть смысл.

Я иду в свою ванную, но Роуэн ставит ногу перед дверью, прежде чем мне удается закрыть ее. Я разворачиваюсь и смотрю на подругу, мои щеки горят от слез.

— Я пытаюсь помочь тебе, — произносит она, вся из себя твердая и непреклонная.

— Ты поможешь мне, если будешь беспокоиться о своих гребаных делах.

— Прости?

— Ты слышала. Оставь. Меня. Блять. В покое!

Роуэн кусает себя за щеку, чтобы не наброситься на меня, и я понимаю, что не должна была говорить то, что сказала. Но я не забираю свои слова обратно, ни одно из них, и наконец она произносит:

— Хорошо. Хочешь, чтобы я ушла? Я ухожу. Позвони мне, когда будешь готова перестать лгать.

— Кому лгать? — кричу вслед, когда она идет к входной двери.

— Себе! — кричит Роуэн в ответ и захлопывает за собой дверь.

Ночью я плачу в душе не только потому, что скучаю по Джоэлю. А потому, что скучаю по моей лучшей подруге. Потому что скучаю по старой себе. Скучаю по тому времени, которого никогда не было — по времени, когда я была счастлива.

Я переодеваюсь в пижаму и заворачиваю волосы в полотенце, не удосуживаясь высушить их. Затем забираюсь в постель с футболкой Джоэля, вдыхаю аромат и мечтаю, чтобы он был здесь, обнимал меня и говорил, что все в порядке.

Единственное, что было хоть немного похоже на счастье, — это моменты, когда он разделял со мной свои поцелуи, улыбки и тайны. Когда мы держались за руки и смеялись. Когда он любил меня.

Слезы падают на подушку, когда я вспоминаю, как Джоэль стоял босиком на подъездной дороге у трейлера матери и спрашивал меня, почему я приехала за ним. Роуэн задала мне тот же вопрос. Я не ответила Роуэн и солгала Джоэлю.

Я сказала: «Чтобы убедиться, что ты отправишься домой вместе с Адамом».

Но должна была сказать: «Потому что я люблю тебя».

Слезы вырываются откуда-то из глубины души, и я сильнее прижимаюсь к футболке Джоэля, позволяя себе, хоть и мысленно, признаться в своих чувствах, пока рыдаю в подушку.

Я признаюсь ему в любви в бассейне на Пасху. Признаюсь в любви, пока мы готовим ужин вместе с моим отцом. Признаюсь в любви, когда он забирается в окно моей спальни.

Я говорю о своих чувствах, пока он плачет в моих объятиях на свой день рождения, и когда я лежу у него на груди в автобусе.

Понимаю, что уже слишком поздно, но снова и снова повторяю про себя, пока не засыпаю.

Я люблю тебя, люблю, люблю.

Прости меня, прости, прости.

Глава 23

Я ждала семь дней, чтобы написать Роуэн. Семь дней, чтобы разобраться в своих чувствах и осмыслить, что я ей скажу. В субботу утром мы встречаемся в АЙХОП. Я сижу в кабинке, когда она занимает место напротив. Ее длинные светлые волосы собраны в неряшливый пучок, а голубые глаза светятся от беспокойства, которое она изо всех сил пытается скрыть.

— Я скучала по тебе, — говорю, и она внезапно резко встает и садится рядом, обнимая меня до хруста костей.

— Я тоже по тебе скучала, — признается она, прижавшись к моим волосам. — Прости, что была такой сучкой.

Я качаю головой, крепко обнимая ее.

— Нет, ты была права.

Она немного ослабляет объятия, словно поняла, что обнимает незнакомку, а отстранившись, именно так и смотрит на меня.

Я делаю глубокий вдох, собираясь сказать, что осознала свои чувства к Джоэлю, но слова застревают у меня в горле.

— Права насчет чего? — интересуется она.

— Насчет… — я потираю переносицу. — Господи, было намного проще проговаривать это в голове.

Роуэн мгновение изучает меня, после чего понимание озаряет ее глаза, а уголки рта начинают подниматься. Я боюсь ее головокружительной реакции, но спасает официантка, подошедшая принять заказ. Роуэн возвращается на свое место, не отводя от меня глаз и не переставая улыбаться. Я делаю заказ, возвращаю меню, жду, пока официантка отойдет, и ругаю свою лучшую подругу.

— Прекрати так улыбаться.

— Не могу, — отвечает она, улыбаясь еще шире. — Просто скажи это.

— Ты и так знаешь.

— Притворись, что это не так.

Боже, она так взволновала, что мне хочется ее стукнуть.

— Зачем ты это делаешь? — стону я, но она не прекращает улыбаться.

— Потому что люблю тебя.

Она так легко произносит слова, словно это самое простое в жизни признание. Вероятно, так и должно быть.

— Я тоже тебя люблю, — отвечаю, а она по-прежнему глупо улыбается.

— А кого еще?

Я делаю глубокий вдох.

— И Джоэля.

— А теперь все вместе.

— Господи, ненавижу тебя.

Она смеется, а я закрываю глаза и выпаливаю:

— Я люблю Джоэля.

Открыв глаза, я вижу Роуэн, которая всем видом показывает, как сильно ей хочется броситься через стол, дабы еще раз обнять меня.

— Счастлива? — спрашиваю, и на ее глазах выступают слезы.

У меня начинает жечь в глазах.

— Какого черта ты плачешь?

— Из-за тебя, — отвечает она, вытирая уголок глаза.

— Прекрати, — сетую я, поднимая взгляд на потолок. Я часто-часто моргаю, чтобы сдержать слезы. — Серьезно, разве я так много прошу? Всего один день не портить мой макияж? Почему, черт возьми, мы плачем?

— Потому что мы девушки, — смеется она. — Мы так делаем, когда влюбляемся.

— Тупеем?

Она еще громче смеется, а я смеюсь в ответ.

— Боже, ну и бред.

— Когда расскажешь ему? — спрашивает она, и я отворачиваюсь, теряясь в другом чувстве.

Тень официантки падает на стол, и нам наливают по чашке кофе.

— Ваши блинчики скоро будут готовы, — улыбаясь, произносит она.

— Спасибо.

Я выдавливаю улыбку в ответ, но, когда перевожу взгляд на Роуэн, ее улыбка исчезает с лица.

— Ты же собираешься ему рассказать, да?

Поковыряв ногтем царапину на столе, спрашиваю:

— Ты считаешь, я должна?

— Почему мы вообще это обсуждаем?

Я медленно выдыхаю.

— Как у него дела?

Она хмурится, когда я перевожу на нее взгляд.

— Я почти не видела его. Он пообещал не возвращаться к маме, но у нас не останавливался. Думаю, он спит в машине.

— Или в постели других девушек, — парирую я, и когда она не отрицает этого, тяжело вздыхаю. — Вероятно, ему лучше не знать о моих чувствах.

— Чем же это лучше?

— А что произойдет, когда я ему признаюсь? — Я перестаю ковырять стол, чтобы заправить волосы за ухо. — Да, он признался в чувствах ко мне, но я сомневаюсь, что он хорошо подумал, прежде чем сказать. Что происходит после того, как ты кому-то признаешься в любви? — Она ждет, что я продолжу, но я лишь качаю головой. — Мы с Джоэлем не знаем, как это — быть в отношениях, Роу. Мы не такие.

— Ты встречалась с парнями, — возражает она.

— Ага, и посмотри, что я с ними сделала.

Мне и раньше признавались в любви, но я не верила. Мне дарили цветы, подарки и признания, которых я не хотела. И от этого я лишь еще быстрее убегала. Я доводила взрослых мужчин до слез, и моей реакцией на это была лишь удивленно поднятая бровь и мысленный вопрос, почему я вообще трачу на них время.

— Но ты любишь Джоэля.

— И посмотри, через что я заставила его пройти.

Роуэн какое-то время хмурится, а затем берет меня за руки.

— Послушай меня, хорошо? — Я киваю, и она говорит: — Понимаю, что все это ново и пугает, но ты будешь продолжать любить Джоэля вне зависимости от того, признаешься ему в своих чувствах или нет. Но если ты не признаешься ему и не увидишь, к чему это приведет, совершишь ошибку, которая будет преследовать тебя всю оставшуюся жизнь.

Роуэн отпускает мои руки, когда официантка приносит заказ. На этот раз подруга благодарит ее, так как я все еще потеряна в темноте ее слов.

— А что, если мы разобьем друг другу сердца? — спрашиваю, когда мы вновь остаемся наедине.

— Вы уже это делаете, — отвечает она голосом, соответствующим ее мрачному настроению. — Что ты потеряешь?

Вечером того же дня, застегнув блестящие ботильоны на шпильке, я обдумываю ответ на вопрос Роуэн. Мою гордость, мое сердце, мою независимость. Но, когда я так ответила подруге за завтраком, она мне задала один простой вопрос: «Все это важнее Джоэля?»

Я встаю, приказываю коленкам перестать дрожать и в последний раз смотрюсь в зеркало спальни. Фиолетовое платье облегает меня во всех правильных местах, выставляя напоказ все изгибы и дополняя шоколадного цвета локоны. У меня безупречный макияж, убийственное тело, но я чувствую себя, как гребаная развалина.

Роуэн сказала, что Джоэль совершенно точно будет вечером в Mayhem. Сегодня там выступает одна из его любимых групп, и все ребята собираются пойти посмотреть на них. Мой план заключается в том, чтобы просто пойти туда, быть сексуальной насколько это вообще возможно, и произнести слова, которые я давным-давно должна была сказать.

— Я люблю тебя, — тренируюсь я, глядя в зеркало, и закатываю глаза. Делаю глубокий вздох и вновь смотрю в зеркало. — Я люблю тебя. Я люблю тебя, Джоэль.

Когда раздается стук в дверь, я едва не выпрыгиваю из собственной кожи.

Собравшись с мыслями, хихикаю и открываю дверь. За ней обнаруживаю Лэти, одетого в темно-фиолетовую рубашку и темные джинсы. Улыбаюсь, когда понимаю, что мы оделись в тон, даже не планируя этого. Мальчик определенно умеет одеваться, когда не носит нелепые футболки и выбеленные джинсы.

— Рада видеть меня? — спрашивает он.

— Долго же ты шел.

— Ты же понимаешь, что это у тебя машина, а не у меня, да?

Проигнорировав его, кружусь и спрашиваю:

— Как я выгляжу?

— Как маленькая сексуальная дьяволица, — ухмыляется он. — Что за повод?

Я беру легкую кожаную курточку из шкафа и бросаю Лэти ключи, после чего мы выходим из квартиры.

— Там будет Джоэль.

Лэти запирает дверь, и какое-то время молчит, тем самым давая понять, что подбирает слова.

— Я думал, между вами все кончено?

— Оказывается, я люблю его.

Когда у него отвисает челюсть, я пожимаю плечами.

— Пойдем, проверим.

Он начинает хохотать и обнимает меня за плечи, пока мы идем по коридорам моего дома.

— Так ты собираешься рассказать ему об этом сегодня в Mayhem?

— Я собираюсь попробовать.

— Скажи это мне, — предлагает парень, когда мы подходим к машине, и он открывает для меня дверь с пассажирской стороны.

Я кладу руку на его плечо и хлопая ресницами, произношу романтичным голосом стервы из шестидесятых годов:

— О, Лэти, сексуальный прелестник, я люблю тебя.

Я улыбаюсь, слыша его смех.

— Кажется, я на мгновение стал натуралом.

— Это был лишь вопрос времени.

Я подмигиваю ему, сажусь в машину и потираю руками бедра, осознавая, что на самом деле собираюсь это сделать.

— Не нервничай, — говорит он, занимая водительское сидение.

— Я не нервничаю, — лгу.

— Не стоит.

— Я не нервничаю, — повторяю я, и он похлопывает меня по колену.

— Хорошо.

К тому времени, как мы добираемся до Mayhem, клуб пульсирует от звуков музыки и плавает в густом коктейле духов, одеколона и пота. Перед баром собралась толпа людей, но так как мне известно, что там будет Роуэн, я хватаю Лэти за руку и тяну вперед. Я — маленький конец нашего клина, тяну Лэти сквозь толпу, пока люди расступаются передо мной, и слышу позади, как он всю дорогу извиняется за свои широкие плечи.

— Привет, — здороваюсь с Роуэн, когда мы наконец-то добираемся до них с Адамом, я отпускаю Лэти, и мы оба вытираем руки об одежду.

Подруга отдает мне свой полный бокал, и я с удовольствием пью.

— Это платье убийственно, — произносит она.

Я опускаю взгляд, созерцая свое декольте.

— Я, вероятно, спровоцировала несколько сердечных приступов по пути сюда.

— Это должно было случиться, когда ты торпедой пронеслась через толпу, волоча за собой широкоплечего прелестника в фиолетовом одеянии, — шутит Лэти, и я улыбаюсь.

— Прелестника? — удивленно переспрашивает Роуэн.

— Ее слова, не мои, — отвечает он, указывая на меня пальцем. Я улыбаюсь и пожимаю плечами. Допиваю напиток Роуэн и тайно ищу взглядом Джоэля.

— Ну что, кто со мной танцевать? — спрашиваю я, и Адам воспринимает это, как возможность выйти на перекур. Роуэн и Лэти следуют за мной на танцпол, и нас поглощает толпа.

— Он еще не пришел, — произносит подруга, едва мы достаточно далеко отходим от Адама.

— Мы уверены, что он придет? — спрашивает Лэти.

Он стоит позади меня, а Роуэн впереди. Я кладу руки ей на плечи, пытаясь притвориться, что мое сердце не балансирует на грани в ожидании ее ответа.

— Ага. Адам ему написал, чтобы убедиться.

— Адам знает? — спрашиваю я, заливаясь краской.

— Конечно, нет, — усмехается Роуэн, прежде чем я не впадаю в панику. — Это такая я лучшая подруга, по-твоему? Я лишь сказала, что беспокоюсь о Джоэле и подумала, что ему не помешало бы повеселиться, и попросила убедиться, что он придет.

— И он купился?

Роуэн кивнула.

— Это была правда, так что да.

Пока Лэти не видит, одними губами шепчу подруге:

— Я нервничаю.

Она улыбается и кричит через плечо.

— Лэти, знаешь, что мне больше всего нравится в Ди?

— Одежда? — кричит он в ответ.

— Ее сердце!

— Не задница?

Мы с Роуэн смеемся, и она говорит:

— Ее мировоззрение!

— Ее сиськи!

Я теряю самообладание и так сильно смеюсь, что приходится перестать танцевать и схватить Роуэн за плечи, чтобы не упасть. К моменту, когда прихожу в себя, на моем лице сияет непоколебимая улыбка, отражающая ярко-голубые глаза и розовые щеки подруги.

Я танцую, пока у меня не начинают гореть бедра, а волосы не прилипают к шее.

— Коктейли? — спрашиваю в перерыве между песнями, и мы возвращаемся в бар.

Мое сердце балансирует на грани, когда взглядом ищу Джоэля, и едва не падает вниз, когда понимаю, что он все еще не пришел. Раньше я и мысли не могла вынести о том, чтобы признаться ему в своих чувствах. Сейчас каждая секунда, пока он не знает о моих чувствах, кажется секундой, когда мы отдаляемся друг от друга.

Я скучаю по нему. Так сильно скучаю, что даже думать об этом без слез не могу. Прошла целая неделя с нашей последней встречи, и две — с момента, когда он смог удостоить меня взглядом.

— Мне нужно в уборную, — говорю я друзьям до того, как мы подходим к Адаму, Майку и Шону, сидящим у бара.

— Хочешь, чтобы я с тобой пошла? — предлагает Роуэн, но я качаю головой. Мне нужна минутка, чтобы привести себя в порядок.

— Не-а, сейчас вернусь.

Я разворачиваюсь на каблуках, прежде чем ей удается возразить, и пробираюсь сквозь толпу в переднюю часть здания, где находятся самые чистые уборные. Добравшись туда, обнаруживаю, что на двери женской уборной висит табличка «Не работает», но я все равно открываю дверь и ныряю под желтую ленту. Другие уборные находятся в другом конце здания, а мне слишком сильно нужно побыть наедине, чтобы ждать. Стоя перед зеркалом над раковиной, я делаю глубокий вдох и освежаю макияж, мысленно репетируя то, что собираюсь сказать Джоэлю.

«Я люблю тебя. Прости, что не сказала тебе об этом раньше. Я хочу быть с тобой.»

В моих мыслях он нахмурился. «Ты разбила мне сердце, а теперь я должен принять тебя обратно?»

Я кладу руки на раковину и закрываю глаза, снова и снова повторяя себе, что прошло всего две недели. Ты не можешь разлюбить кого-то за две недели — нет, если ты действительно любил.

Покинув уборную, я говорю себе не волноваться, что все будет в порядке, что он захочет меня и все будет в порядке. Но когда приближаюсь к бару и вижу его, сердце сходит с ума.

Он подходит к тому месту, где собрались Роуэн с ребятами. Рядом с ним длинноволосая блондинка в платье еще короче моего. Он улыбается, смеется. Его голубоглазый взгляд блуждает по клубу, а мое сердце разрывается от боли.

Его улыбка исчезает, когда он замечает меня. Слезы затуманивают мой взор, я разворачиваюсь на каблуках и мчу обратно в уборную, сворачивая тут и там, чтобы раствориться в толпе. Протискиваясь сквозь толпу людей, ныряю под желтую ленту. Захлопываю за собой дверь и спотыкаюсь.

Он счастлив. Прошло всего две недели, а он счастлив без меня. Две недели, и он счастлив с кем-то другим.

Мерзкие слезы капают на пол, когда распахивается дверь уборной и Джоэль ныряет под ленту. Он останавливается и смотрит на меня, и все, что я делаю — пялюсь на него в ответ, позволяя слезам скатываться по щекам. Нет смысла пытаться спрятать их.

— Нет, — произносит он, делает широкий шаг и тем самым поглощает все пространство между нами. Он берет мое лицо в руки и смотрит на меня сверху вниз. — Нет. Не надо этого делать.

Я тихо всхлипываю. Несмотря на то, что сердце разрывается от боли, мне так приятно чувствовать прикосновение его рук. Я хочу сильнее прижать их к своим щекам. Хочу, чтобы он обнял меня.

— Не надо, Ди, — повторяет он срывающимся голосом. Проводит пальцами по моим влажным щекам и прижимается лбом к моему. — Перестань плакать, — так нежно и в то же время грустно произносит он, тем самым добивая мое уже и так разбитое сердце. — Ты не должна плакать.

Хочу сказать ему, что люблю. Но какой в этом смысл? Я думала, что ему будет лучше без меня. Теперь я знаю, что была права.

Джоэль целует меня и закрывает голубые глаза.

— Ты больше не должна это делать.

Он снова целует меня, и я хватаюсь за его рубашку, отвечая на поцелуй. Слезы скатываются по моим щекам, когда он говорит:

— Ты не хочешь меня.

Он произносит это между поцелуями, которые становятся все более настойчивыми. Прижав меня спиной к стене, он так глубоко целует, что звук, сорвавшийся с моих губ, больше походит на стон, чем на всхлип. В следующую секунду он поднимает меня, а я запускаю руки под его футболку. Хочу почувствовать его кожу и его губы на моих губах.

Между нами вспыхивает искра, и мы пропали. Наши поцелуи болезненны и неистовы. Платье задралось, его штаны расстегнуты, а мои трусики сдвинуты в сторону.

Когда он погружается в меня, я впиваюсь ногтями в его спину, и тихий стон раздается между нами. Его. Мой. Слезы все еще текут по щекам, и когда открываю глаза, вижу, что его тоже блестят от слез. Я беру его лицо в руки и отчаянно целую, пока он снова и снова входит в меня. Мы дышим друг другом, пока он берет меня, целует и притягивает к себе, но все равно мы недостаточно близко друг к другу. Мне хочется признаться ему в любви, но когда я вспоминаю девушку, ожидающую его возвращения в клубе, то, как он смеялся с ней — не могу. Вместо этого я целую его губы, подбородок, шею, уши.

Джоэль содрогается, сильнее сжимает мои бедра и всем своим весом прижимает к стене. Я целую его за каждый вылетающий из уст звук, пока он опустошается внутри меня. После он роняет голову мне на плечо и медленно ставит меня на пол. Я все еще обнимаю его и не хочу отпускать, но затем он поднимает голову и смотрит на меня налившимися кровью глазами, его щеки красные от слез. Его голос переполнен эмоциями и пробирает меня до костей.

— Я больше так не могу.

Когда его расплывшийся образ покидает меня, я не останавливаю его.

Джоэль, не оглядываясь, выходит за дверь.

Глава 24

Когда Джоэль оставил меня, захотелось упасть на колени. Мне хотелось рухнуть и плакать, пока не останется слез.

Но вместо этого я побежала за ним.

Потребовалось несколько секунд, чтобы заставить ноги шевелиться, но в конце концов, что-то щелкнуло в мозгу. Отчаянный голос сказал: «Это твой последний шанс», и я им воспользовалась. Распахнув дверь, протиснулась сквозь толпу и нашла его. И замерла.

Он уходил. С ней. Я опустила взгляд на их сплетенные руки и смотрела вслед, пока этот образ не отпечатался в мозгу. Затем руки исчезли, и я с сокрушительной уверенностью осознала, что мой последний шанс на отношения с Джоэлем утрачен. Он был потерян еще две недели назад в пустом бассейне, а теперь стало слишком поздно.

Я ушла из Mayhem, как только появилась уверенность, что Джоэля больше нет на парковке. Сидя в машине, я написала Роуэн сообщение, что передумала признаваться в своих чувствах. Попросила ее отвезти Лэти домой, а также очень вежливо — оставить меня в покое.

Спустя полчаса она появилась в моей квартире, но к тому моменту боль уже притупилась. Я с легкостью соврала, что решила, что не хочу быть связана отношениями и уверена, что Джоэль тоже этого не хочет. Она спорила со мной и неоднократно спрашивала, не случилось ли чего. Однако я не намеревалась признаваться ей в том, что произошло в уборной.

Дни складывались в недели, и она отпустила эту ситуацию.

Днями и ночами я думала о Джоэле, но, в конце концов, перестала плакать. Он не писал и не звонил, впрочем, как и я ему. Я избегала посещений Mayhem и несмотря на то, что меня все еще приглашали на свидания каждый раз, когда утруждалась расчесаться и выйти на люди, я всем отказывала. Вместо свиданий я сосредоточила все свои силы на учебе и создании футболок для The Last Ones to Know.

За неделю до выпускных экзаменов Роуэн тащит меня в АЙХОП и я позволяю ей, потому что приняла решение, о котором она должна как можно скорее узнать. Мы сидим в кабинке, делаем заказ и в унисон разрезаем высокую стопку клубничных блинчиков, когда она произносит:

— Как думаешь, справишься с экзаменами на следующей неделе?

— Честно?

Она терпеливо ждет, и я откровенно отвечаю:

— Я даже пытаться не буду сдать два экзамена, потому что нет ни единого шанса, что получу зачет по этим предметам, даже если сдам экзамен.

Ее губы слегка приоткрываются, словно она что-то собирается сказать, но я не даю перебить себя.

— По двум другим нужно написать курсовые, и я уже начала работать над ними, но очень повезет, если я закрою эти предметы хотя бы на тройки. Последний — по маркетингу, и мне бы лучше получить по нему пятерку или я сожгу дотла колледж.

На лице Роуэн появляются тревожные морщинки.

— Ты, правда, не сможешь закрыть два предмета, даже если сдашь экзамены?

— Не смотри на меня так, — говорю я. — Я пыталась, Роу. Правда, пыталась. Ну, ты видела, я…

— Я знаю, — уверяет она. — Ты действительно много работала…

Я тяжело вздыхаю.

— Я пообещала отцу, что подниму оценки... Но ущерб был нанесен еще до промежуточных экзаменов. Я не смогла погрузиться в учебу, а потом... все случилось.

Мне не нужно объяснять, что подразумевается под «все». Несколько недель назад я перестала произносить имя Джоэля.

— Это не должно было произойти.

— Всегда есть следующий семестр, — спустя какое-то время предлагает подруга, выдавливая улыбку, хотя ее глаза все еще грустны.

Я делаю еще один глубокий вдох, зная, что должна сказать ей об этом и надеясь, что не заплачу.

— Роу... Я не вернусь в следующем семестре.

Она перестает нарезать блинчики, чтобы взглянуть на меня.

— Что ты имеешь в виду?

— Я возвращаюсь домой. Я не вернусь. Я…

— Ты не вернешься?

Глаза начинает жечь, так что я закрываю их.

— Просто больше не могу здесь находиться. У меня ничего не получается.

Когда она садится рядом со мной, я открываю глаза и смотрю на нее. Она берет меня за руку.

— Ди, я понимаю, что ты скучаешь по Джоэлю, но…

— Дело не только в Джоэле, — отвечаю, и это правда.

Последние недели стали одними из самых несчастных в моей жизни, но в то время, как часть моего мозга настаивает, что все это из-за одного парня, которого я не могу забыть, другая знает, что это не совсем правда. Дело в том, что я честно отдаю всю себя колледжу, и чем серьезней я к этому отношусь, тем более неправильным мне это кажется. Словно я занимаюсь не там и не тем. Весь последний год я пыталась не прислушиваться к голосу, убеждая себя, что просто слишком ленива и равнодушна, потому что все, у кого есть хоть какие-то мозги, идут в колледж, верно? Однако мне стало плевать на слова этого голоса, потому что я просто хочу домой.

Я хочу вернуться туда, где такие предметы, как математика и биология не имеют никакого значения. Туда, где не существует домашних заданий, а мальчики предсказуемы. Туда, где смогу понять, кто я на самом деле, потому что в данный момент, единственное, в чем абсолютно уверена — кем я не являюсь. Я больше не та девочка, которая смирилась, что колледж — единственный выход. Не та, кто одержима Джоэлем, или которая позволила Эйдену пускать на нее слюни, или которая думала, что может использовать Коди как пешку, чтобы добиться желаемого.

И я определенно не та девушка, которая винила себя за то, что сделал Коди.

Девушка, которой я стала, соображает, что к чему. Несмотря на то, что все еще бывают дни, когда я думаю о той ночи. И каждый раз, когда лицо Коди возникает в моем сознании, я все больше и больше убеждаюсь, что не заслужила произошедшее. Поцелуй, даже тот, которым я наслаждалась, не означает согласие. Я не виновата в том, что он пытался со мной сделать.

Это не моя вина.

Понадобилось много времени, чтобы поверить в это, и бывают дни, когда мне все еще тяжело это осознавать. Но я знаю, что Роуэн была права, сказав, что я сделала все от меня зависящее, когда сказала одно единственное слово: «Остановись».

До той ночи я была сломлена, а после — уничтожена. Я была разбитой девушкой, которая оттолкнула Джоэля, когда он признался мне в любви. Разбитой девушкой, наблюдавшей за тем, как он уходит из Mayhem, держа за руку другую. Я все еще пытаюсь собрать себя по кусочкам, но чтобы у меня все получилось, нужно здраво мыслить. Хотя это последнее, что я смогу сделать, ибо каждый вдох в этом городе тянет за струны моего разбитого сердца. Если мое будущее не связано с колледжем или единственным парнем, которому я отдала сердце, неизвестно, куда меня это приведет. Но я должна выяснить.

— Все наладится, — произносит Роуэн. — Следующий семестр…

— Детка, я уже приняла решение. — Она хмурится, но мой голос остается твердым. — В конце месяца я возвращаюсь домой. Я уже поговорила с отцом.

Роуэн качает головой, ее голубые глаза наполняются слезами.

— А как же я?

Я улыбаюсь и перекидываю ее волосы через плечо.

— Ты справишься. Ты останешься здесь с Адамом, закончишь колледж и будешь самой крутой. Мы будем приезжать друг к другу в гости. И все время будем общаться.

— Ди…

Я притягиваю ее в объятия, и она прижимается ко мне. Когда официантка останавливается возле нас, чтобы поинтересоваться, не хотим ли мы еще чего-нибудь, она окидывает нас взглядом и дает еще несколько минут на размышления.

— Чем ты будешь заниматься? — отстранившись, спрашивает Роуэн, вытирая глаза и шмыгая носом.

— Позвоню Джереми, узнаю, какие у него идеи.

Она смеется, когда упоминаю имя спасателя, и я выдавливаю улыбку в ответ несмотря на то, что лгу. У меня нет никакого желания с кем-либо видеться, особенно учитывая, что я трачу всю свою энергию только на то, чтобы утром выбраться из постели.

На прошлой неделе Роуэн поведала, что Джоэль переехал в свою квартиру, и я попросила ее больше не сообщать мне новости о нем. Она сказала, что вряд ли он с кем-то встречается, а я ответила, что мне плевать.

Я счастлива, что у него наконец-то появилось место, которое он может называть домом, но ни на секунду не поверю, что все это время он одинок. И ненавижу, что какая-то другая девушка стала той, кто первой уснул в его постели. Или вообще.

— Вчера вечером я получила письмо от Вэна, — показываю Роуэн телефон, чтобы сменить тему. Это порадует ее, и надеюсь, поможет мне на пять минут выбросить Джоэля из головы. Если я буду отнимать у жизни по пять минут, возможно, мне больше никогда не придется думать о нем.

— От Вэна? — уточняет она.

— Он хотел сообщить, что наконец-то связался с маркетологами. Спустя полчаса я получила от них письмо с контрактом.

— Серьезно? — ее лицо озаряется. — Ты будешь делать футболки для Cutting the Line?

Я вновь заставляю себя улыбнуться, надеясь, что моя улыбка выйдет такой же взволнованной и искренней, как ее. Прошлой ночью, получив письмо, я должна была плясать, визжать, позвонить лучшей подруге и сходить с ума. Вместо этого я разревелась.

Все, о чем я могла думать: «Это должно обрадовать меня. Я должна быть счастлива. Почему я не счастлива?». Но вот она я — рыдающая с коробкой салфеток в руках.

— Ага, — отвечаю. — Вэн согласился.

— Как ты еще не сошла с ума?! — восклицает она.

— Я сошла, поверь мне.

— Ты уже подписала контракт?

— Я хотела переспать с этой мыслью, но собираюсь подписать.

Роуэн садится обратно на свое место, и мы начинаем обсуждать условия контракта. Вэн сказал не бояться обсуждать все пункты, которые мне не по душе, но контракт более чем щедрый. Учитывая время, которое потрачу на создание футболок, я буду получать практически тройную минимальную заработную плату. Мой «бренд» также будет представлен на сайте группы и на прилавке с их сувенирной атрибутикой. Они хотят, чтобы я прислала свое фото и биографию, и оформить все по-серьезному.

— Думаю, я так же отправлю заявку в Школу дизайна, — добавляю, и глаза Роуэн становятся квадратными от удивления.

— Правда?

Никки и Молли были первыми, кто предложил это, а Джоэль — последним.

— Да, наверное. Ну, это то, о чем я думаю. Я…

— Думаю, ты должна это сделать, — перебивает меня Роуэн. — Ты преуспеешь в этом, Ди.

— Ты так думаешь?

— Я знаю.

Она прижимает ладони к глазам и вновь начинает всхлипывать.

— Тем не менее, я все равно не хочу, чтобы ты уезжала.

— Знаю, — отвечаю, потому что мы обе понимаем, что я все равно уеду.

— Я буду скучать по тебе.

Я грустно улыбаюсь ей.

— Нет, ты возненавидишь меня, когда поймешь, что это означает.

Она убирает руки от лица, и мне удается искренне ей ухмыльнуться.

— Тебе придется признаться родителям, что живешь с Адамом.

Глава 25

Всю последнюю неделю пребывания в нашей квартире либо Роуэн проводит ночь в моей постели, либо мы ночуем в гостиной. Выстроив крепость из подушек и одеял, мы не убираем ее, пока не наступает время все упаковать.

— Они хотят познакомиться с ним, — произносит Роуэн, когда мы складываем простыню, и я смеюсь. Хотела бы посмотреть на лицо ее отца, когда он увидит выкрашенные черным лаком ногти Адама.

— Понятное дело.

Мы совмещаем края простыни, и подруга окидывает меня пристальным взглядом.

— Ты не должна так этому радоваться. — Я улыбаюсь в ответ, когда она продолжает: — Он в воскресенье поведет фургон с вещами и останется переночевать у меня.

— Они заставят его спать на диване, — предупреждаю я, и Роуэн кивает.

— Надеюсь, он там и останется.

Я смеюсь и спрашиваю:

— Ты заставишь его принарядиться?

Адама можно считать «принарядившимся», если он просто наденет джинсы без дыр, снимет несколько браслетов и наденет рубашку.

Подруга покачала головой.

— Нет. Я люблю его таким, какой он есть, и они тоже должны принять его таким.

Улыбаюсь, притворяясь, что она не сыплет соль на открытую рану в моей груди. Я задавалась вопросом, любил ли меня Джоэль такой, какая я есть, и если да, то как он мог так быстро разлюбить. Он стал первым парнем, которого я полюбила, первым, кого впустила в душу, когда между нами ничего не было, первый, с кем я по-настоящему захотела быть вместе. А ему после секса в уборной потребовалась всего пара секунд, чтобы выдернуть из Mayhem какую-то девчонку и, вероятно, таким же образом трахнуть.

Сначала я разбила ему сердце, а потом он ответил мне тем же.

— Знаешь, что я люблю? — спрашиваю, игнорируя воспоминания о Джоэле. Притворяясь, что все хорошо. Притворяясь собой. Я плюхаюсь на диван и наблюдаю, как Роуэн укладывает вещи. Она прижимает подбородком длинный край простыни и творит свое волшебство.

— Что?

— Новая ты. Адам хорошо подействовал на тебя. Ты больше не терпишь всякое дерьмо.

— Я столько дерьма стерпела от Брейди, что на всю жизнь хватит, — отвечает она, и я поднимаю в воздух полупустой бокал Маргариты.

Я облизываю соленый ободок, когда Лэти стучит во входную дверь. Он без приглашения открывает ее и заваливается внутрь, Кит следует за ним по пятам. Я видела ее пару раз с тех пор, как она присоединилась к группе. Думаю, мы даже могли бы стать друзьями, останься я здесь.

— Помощь прибыла! — выкрикивает друг, вскидывая в воздух руки.

Роуэн, настояла на том, чтобы устроить для меня вечеринку, замаскированную под девичник, и я решила, что это блестящая возможность заполучить бесплатную рабочую силу. На праздник в честь моего дня рождения (или отъезда) все должны принести подарки и помочь нам загрузить вещи. Мероприятие пройдет в моей пустой квартире, после чего я отправлюсь ночевать к Роуэн. К тому моменту уже со всеми распрощаюсь и воскресным утром оставлю старую жизнь позади.

— Ты не будешь строить крепость из вещей? — встревоженно интересуется Лэти, возвращая меня в настоящее из будущего, которое кажется столь одиноким.

— Нет? — вопрошает моя лучшая подруга.

— Но я принес пижамку! — он вскидывает вверх рюкзак, на что я усмехаюсь.

— Мне обещали крепость, — произносит Кит, и Роуэн пожимает плечами и вытягивает одеяло.

С помощью Кит мы упаковываем большую часть моих пожитков и строим крепость даже лучше той, что была до этого. Разномастные простыни — лавандовые и розовые в горошек — развешаны над диванами, лампами и коробками с вещами, а внутри все заполнено одеялами и подушками. Мы устраиваемся на ночлег в стенах из пахнущих свежестью простыней, освещенных двумя крохотными лампочками.

За свои навыки строительства крепостей Кит благодарит братьев, которым, я полагаю, также можно приписать и ее готовность втиснуться в крохотное пространство вместе с Роуэн, Лэти и мной. Несмотря на то, что мы всего несколько раз встречались после прослушивания пару месяцев назад, она мне нравится. И Кит будет продолжать мне нравиться, пока не проявляет никакого интереса к Джоэлю. Она хорошенькая и знает об этом, но в каком-то другом, непостижимом смысле. Не такая миленькая, как Роуэн, и не такая женственная, как я, но наравне с мальчишеским есть в ней нечто игривое и девчачье.

— Чувствую себя ужасным другом, — говорю я, когда Лэти, наконец, позволяет накрасить ему ногти.

Он сказал, что это его подарок на мой день рождения, и не успел договорить, как я открутила колпачок самого блестящего пурпурного лака, который имела.

— А что случилось с этим парнем, Марком?

— Марком? — переспрашивает Лэти, явно ощущая дискомфорт.

Испытывая на себе то, что я назвала самым потрясающим маникюром в его жизни, он хмурится и смотрит на лак так, словно от его воздействия могут отвалиться пальцы. Кажется, он едва слышит, что я говорю.

— Марк. Пожарный. — Лэти вопросительно поднимает бровь, и я даю еще подсказку: — Ты познакомился с ним несколько недель назад в Mayhem. Вы некоторое время встречались. Мы еще шутили, что он достаточно хорош, чтобы стать Мистером Февраль в календаре пожарных.

— О! — смеется друг. — Точно, Марк. Ты же знаешь, что он не настоящий пожарный?

Теперь моя очередь удивленно поднять бровь. Ухмылка Лэти становится шире.

— Я просто прозвал его так.

— Почему? — интересуется Роуэн, и искорка озорства вспыхивает в глазах парня.

— Потому что он потушил пожар в твоих штанах? — спрашиваю я, и Лэти смеется, качая головой.

— Потому что у него очень длинный шланг.

— О боже! — восклицает Роуэн, и мы начинаем хихикать.

Мы все еще хихикаем, когда Кит, уставившись на простыни в горошек, выдает:

— Я переспала с Шоном.

Комната погружается в тишину. С отвисшими челюстями мы смотрим на девушку. Глядя на нас по очереди, она смущенно улыбается, словно только осознала, что произнесла это вслух.

— Ты переспала с Шоном? — спрашивает Роуэн, и Кит заливается краской.

— Не сейчас… Это было очень давно. Когда мы учились в старшей школе.

Я и Роуэн переглядываемся. Она посетила несколько репетиций группы с Кит и рассказывала, как странно ведет себя с ней Шон. Но, относясь к нему немного лучше, Роуэн тщательно подбирает слова.

— Он обсудил это с тобой?

Кит качает головой.

— Он не помнит.

— Ты уверена? — интересуюсь я.

На основании того, что Шон сказал о ней на прослушивании, девичий кодекс подстегивает сказать девушке, что она ошибается, но я, как и Роуэн, дружу с Шоном намного дольше.

— Почему спрашиваешь, он что-то говорил? — интересуется она с нотками надежды в голосе.

Я качаю головой.

— Нет, но… — Даже не знаю, как закончить предложение. Не хочу давать ложную надежду, но узнаю в ней то, что вижу каждый раз, когда гляжу в зеркало. Безмолвная тоска по утраченному. — Но думаю, тебя трудно забыть.

Она одаривает меня улыбкой, которая кажется гораздо шире, чем должна быть, словно Кит с трудом сохраняет ее на лице.

— В школе я выглядела иначе. Больше походила на сорванца — футболки с брюками, легкий макияж, никаких татуировок и пирсинга, очки.

— Достаточно сексуальна, чтобы переспать, — произносит Лэти, и она вновь натянуто улыбается.

— Почему ты ничего ему не скажешь? — спрашиваю, замечая, как ее улыбка становится теплее и холоднее одновременно. Это озорная улыбка. Улыбка девушки, выросшей с четырьмя старшими братьями, девушки, которая может сама себя защитить.

— Мне нравится с ним играть. В конце концов, я скажу ему... Наверное.

Я усмехаюсь, а Лэти надувает губы.

— Что же, теперь я здесь единственный, кто не переспал ни с кем из участников группы. Шон, Адам, Дж…

Он запнулся на «Дж», и все мы знаем, по какой причине. Заливаясь краской от стыда, он виновато заглядывает мне в глаза.

— Дерьмо.

— Считай, что тебе повезло, — отвечаю, нанося еще один слой лака на мизинец, прежде чем закрыть баночку. — Кажется, Роуэн единственная, чья история закончилась счастливо.

Лэти хмурится, когда я откидываюсь на спинку стула.

— Уверена, что не хочешь, чтобы я его завтра пригласил?

— Почему я должна была изменить свое решение?

— Что между вами произошло? — интересуется Кит, и друг слегка качает головой, замирая, когда понимает, что пойман за этим.

— Много всего, — отвечаю я, и когда вижу, что она ожидает продолжения, добавляю: — Слишком много.

— Вы были влюблены?

Ответ на этот вопрос — да, были. И суть в том, что я по-прежнему влюблена. Я люблю его, и ненавижу это чувство. Будь я в состоянии его отключить, то так и поступила бы. Часть меня хочет, чтобы он был счастлив на новом месте, в новой жизни. А другая надеется, что он не может спать, есть и не отдаст сердце никому другому. Я мечтаю, что, когда следующая девушка признается ему в любви, он отправит ее домой.

— Кому еще Маргариты?

Ночью, когда я напилась достаточно, чтобы забыть о Джоэле, а все остальные достаточно, чтобы перестать болтать о нем, Лэти и Роуэн заворачивают меня в кокон из рук. Они делают это в шутку, и все мы хохочем, а потом, так и не расцепив руки, засыпаем. Менее чем через тридцать шесть часов я перееду домой, а в следующем семестре Лэти станет выпускником. Кокон драгоценен, воспоминания еще не стали воспоминаниями, и мы как можно дольше держимся за оставшееся время.

Утром я с трудом выбираюсь из тесного пространства между ребятами, все еще ощущая себя больше гусеницей, чем бабочкой. Поднимаясь по шаткой горке подушек, выбираюсь из нашей крепости, после чего обнаруживаю Кит кряхтящей на кухне.

— Не могу поверить, что мы упаковали твою кофемашину, — произносит она.

Ее черно-синие волосы всклокочены, а ресницы такие густые и темные, что выделяют глаза даже без туши и подводки, и я немного ненавижу ее за это.

— Давай разбудим Спящую Красавицу и Прекрасного Принца, чтобы пойти в АЙХОП, — предлагаю.

Я возвращаюсь к крепости, когда Кит произносит:

— Обожаю их панкейки.

Уголки моих губ приподнимаются в улыбке, и я понимаю, что мы нашли подходящую девушку для группы.

После завтрака Адам, Шон и Майк появляются в квартире и начинают загружать мои вещи в фургон — кровать, шкафчики и кучи коробок с обувью. Все это не поместится в моей комнате у отца, и я думаю, может по возвращении домой стоит арендовать квартиру. Возможно даже с соседкой. Надеюсь, не такой странной, как в общежитии. Если могу найти классного гитариста для группы, то определенно смогу найти себе нормальную соседку, верно?

Учитывая, что подруга будет находиться более чем в трехстах милях, не могу представить, что мне понравится кто-то, с кем придется жить. Даже будучи самым удивительным человеком в мире, новая соседка будет казаться фальшивкой, я всегда буду ненавидеть ее за то, что она не Роуэн.

— Что стряслось? — спрашивает подруга.

Мы наблюдаем, как Майк и Шон поднимают комод в фургон. Лэти и Кит отдыхают на траве, а Адам сидит в плетеном кресле и курит сигарету, ожидая, пока загрузят вещи.

— Ничего.

— Лгунья.

Я вздыхаю, и она снова смотрит на ребят. Нет смысла говорить, что я буду скучать. Она слышала об этом тысячу раз.

— Я тоже, — произносит подруга и толкает меня плечом.

Хотелось бы, чтобы она стала единственной, о ком я буду скучать, но глядя на ребят, не могу отделаться от мысли, что буду скучать и по ним. И не могу перестать думать о том, что один из них отсутствует.

Глава 26

Первая ошибка — мы упаковали всю посуду. Вторая — мы забыли купить одноразовую. Теперь передаем друг другу бутылки с алкоголем и банки с газировкой. Мы сидим на голом деревянном полу, в центре круга стоят коробки с пиццей и торт, в который Роуэн не позволила мне сунуть палец, когда он стоял в холодильнике.

— За «отлично» на экзамене по маркетингу, — произносит Шон, поднимая вверх бутылку с текилой.

— За школу моды, — добавляет Лэти, поднимая бутылку с водкой.

— За то, чтобы пить с горла, — острит Адам, поднимая бутылку с виски.

Я хихикаю, а Роуэн поднимает бутылку со слабоалкогольным напитком и произносит:

— За Ди.

Я улыбаюсь, краду бутылку текилы у Шона и подношу ее к Адаму.

— За Адама, единственного не слащавого из всех присутствующих.

Смеясь, он чокается со мной, и мы делаем по большому глотку алкоголя.

— За всех, кто сегодня потрудился, — добавляет Майк, Роуэн хохочет и чокается бутылкой лимонада с его бутылкой пива.

Адам тоже смеется, понимая, что Майк имеет в виду его. Большую часть дня он проделывал прекрасную работу, притворяясь, что помогает, но на самом деле ничего не делая.

— Как думаешь, сколько у тебя пар обуви? — спрашивает Кит.

Она каким-то образом оказалась сидящей рядом с Шоном, но он замечательно держится, делая вид, что не узнает секс-бомбу рядом с ним, а Кит изо всех сил старается выглядеть еще сексуальней, чем обычно. Интересно, что будет, если они случайно соприкоснутся локтями? Посмотрят друг на друга и улыбнутся или между ними вспыхнет искра, после чего они сорвут одежду друг с друга прямо посреди этой комнаты?

— Однозначно тысяча, — отвечает Лэти, — судя по весу коробок.

— Ты бы видела мою гардеробную дома, — произношу я, а затем смеюсь и добавляю: — А еще подвал и спальню.

Роуэн кивает.

— Это правда. Когда я жила дома, мне практически не нужно было покупать обувь, потому что у нас с Ди один размер.

— Какой у тебя размер? — интересуется Кит.

— Тридцать седьмой, — в один голос отвечаем мы с Роуэн.

— У меня тридцать девятый, — произносит Кит. — У вас крошечные ножки.

— У тебя больше только потому, что ты высокая и сложена, как чертова супермодель, — нарочито подчеркиваю я, в основном для Шона.

Кит улыбается, но в ответ на комплимент качает головой.

— В моей семье все высокие. Мои старшие братья просто огромные. Они все выше ста восьмидесяти пяти сантиметров.

— Мы тоже, — говорит Шон о себе и остальных парнях.

— Да, но ты, — произносит Кит, тыча пальцем ему в бицепс, — тощий. Ты совсем не выглядишь крупным.

Шон застывает, а я с трудом сдерживаюсь, чтобы не расхохотаться. Кит лишь многозначительно улыбается, заставляя меня задуматься о том, что же произошло после того, как они переспали в старшей школе. Видимо, что-то не очень красивое.

— Ты готова к торту? — спрашивает Роуэн, чтобы снять напряжение.

— Я готова к подаркам, — отвечаю, глядя на гору в углу комнаты. Всегда легко определить, какие упакованы парнями — торчащие концы оберточной бумаги и куча лишнего скотча.

— Ты же знаешь правила, — говорит подруга. Когда она встает с пола, я совершаю попытку последовать за ней на кухню, но она прогоняет меня обратно в комнату. — Не подглядывай.

— Надеюсь, это ванильный торт, — произносит Кит, а я качаю головой.

— Будет шоколадный торт с шоколадной глазурью.

Свет гаснет, и Роуэн начинает петь песню. Все присоединяются к ней, и от происходящего у меня нарастает ком в горле. Я буду скучать. По каждому из них. Стараюсь вытереть слезы, прежде чем свечи озарят мое лицо.

— Дорогая Дииии, — поют все, — с Днем рождеееенья тебяяя.

— Загадывай желание.

Роуэн держит торт передо мной, а я думаю о том, что бы такого загадать. Я могла бы пожелать поступить в школу моды. Или чтобы футболки сделали меня знаменитыми. Или чтобы Джоэль появился здесь. Он бы сказал, что по-прежнему любит меня и попросил бы не уезжать. Когда осознаю, что больше всего я хочу этого, задуваю свечи, не загадывая желания. Роуэн улыбается, друзья веселятся, а я притворяюсь девушкой, которая все еще верит в желания и пытается загадывать их.

— Мы же купили пластиковые тарелки и приборы, верно? — спрашивает подруга, и все переглядываются.

— Чур, не я, — выкрикивает Адам, тем самым вызывая всеобщее безумие из «чур, не я» криков и прикосновений к носу.

В конце концов, в продуктовый магазин отправляются Майк и Шон. Они возвращаются с посудой, а когда Роуэн спрашивает, почему они не купили пластиковые стаканы, которые нам все еще нужны, ребята просто пожимают плечами и говорят, потому что она сказала им взять только тарелки и приборы.

— Хорошо, — произношу я, в четвертый раз слизывая глазурь с пальцев, пока подруга фыркает на ребят, — кто-нибудь вручите мне подарок.

Роуэн разрезает торт и начинает раздавать кусочки, а Лэти кладет передо мной горку подарков. Я наугад их распаковываю и получаю: подарочную карту от Кит, ароматическую свечу от Шона, отпадные духи от Лэти, еще одну ароматическую свечу от Майка, который, как я подозреваю, обсуждал идеи подарков с Шоном. Роуэн с Адамом подарили до смешного дорогую швейную машинку, от которой я едва не расплакалась. Затем подруга подарила мне второй подарок — набор самых крутых ножниц, которые я когда-либо видела: различной формы и с блестящими фиолетовыми ручками.

— А этот от кого? — интересуюсь я, разрывая обертку последнего подарка.

На нем нет ни бирки, ни открытки, но он аккуратно упакован в темно-фиолетовую бумагу, так что полагаю, он от одной из девушек. Посмотрев на них, понимаю, что они выглядят такими же заинтересованными, как и я. Распаковываю длинный тубус, открываю его, достаю плотный лист бумаги и разворачиваю его.

На меня смотрит собственное изображение, нарисованное карандашом. Девушка на рисунке лежит на спине, ее волосы густыми прядями ниспадают вокруг лица. Небо темное и полное звезд, которые пытается отразить бледная стена позади девушки. Она улыбается мне, и любовь в ее глазах такая чистая, что перехватывает дыхание.

Это воспоминание, сохраненное на бумаге. И несмотря на то, что сейчас я это делаю, в тот момент в бассейне я не улыбалась.

— Кто нарисовал это? — спрашиваю, не в силах оторвать взгляд от рисунка. Когда никто не отвечает, я поднимаю глаза и задаю вопрос: — Кто принес это?

— Что там? — спрашивает Шон, и я разворачиваю рисунок, чтобы показать ему. От него у всех перехватывает дыхание так же, как и у меня.

Мы все знаем, кто его нарисовал.

— Я просто собрал все подарки, которые были на столе, — отвечает Майк.

— Я думал это один из твоих, — добавляет Адам.

— Черт, — выдыхает Шон.

Еще раз заглядываю в тубус, в поисках открытки или чего-либо, но там ничего нет.

— Зачем ему это? — произношу я, злясь, когда никто не отвечает. — Какого хрена он это сделал? — спрашиваю Роуэн.

Прошло три недели с тех пор, как он трахнул меня в туалете, четыре — с тех пор, как орал на меня у своей матери, и больше месяца — как признался мне в любви, а теперь он присылает мне этот рисунок? Для чего? Чтобы просто напомнить мне о времени, когда я действительно была счастлива?

— Где он живет? — рявкаю, сворачивая рисунок и засовывая его обратно в тубус.

— Ди, — произносит Роуэн голосом, который она иногда использует, чтобы убаюкать гадюку внутри меня. — Думаю, ты должна просто…

— Где. Он. Живет? — вновь рычу я, едва сдерживая гнев, приберегая его для Джоэля. Каждую. Чертову. Каплю. Гнева.

И снова мне никто не отвечает. Все сидят, явно шокированные, и смотрят так, словно я — граната с выдернутой чекой. Я гляжу на Роуэн, Лэти, ожидая, что они ответят, и когда они молчат, перевожу взгляд на Адама, Шона, Майка. Еще взгляды, и еще больше тишины. Чувство, что меня предали, растекается по венам как жгучий яд, и я уже собираюсь послать их всех к чертовой матери, когда Кит начинает говорить.

— Он живет в том же комплексе, что и Адам с Шоном, — произносит она, и все взгляды устремляются на нее. — Первый этаж... Но не могу вспомнить номер квартиры.

Я благодарю ее и хватаю ключи со стойки, намереваясь выломать каждую дверь на первом этаже, если это понадобится, чтобы найти его.

Я уже почти за дверью, когда Роуэн выкрикивает:

— С!

Оглядываюсь через плечо, и она озабоченно, но извиняющимся тоном кивает мне.

— С. Он живет в 1С.

Я закрываю за собой дверь.

Глава 27

Последние несколько недель я не раз думала о том, что скажу Джоэлю, если встречусь с ним. Я бы улыбнулась, спросила, как у него дела, наигранно рассказала, что у меня все хорошо и ушла бы первой.

— Что это за херня? — спрашиваю, ворвавшись в его квартиру с рисунком в тубусе в руке.

Он, сидя на диване, смотрит на меня так, словно только что выбила ему дверь, что я и сделала бы, будь она заперта.

Он сидит с гитарой на коленях, у его ног стоит усилок¹. Образ Джоэля — босой, без футболки, с одним свисающим с уха наушником — откликается в моем сердце так, что оно хочет раскрыться нараспашку.

— Джоэль? — зовет его девушка, выглядывая из комнаты.

И в этот момент тубус с рисунком летит ему прямиком в голову.

— Какого черта! — рявкает он, едва успевая выставить руку, чтобы импровизированный снаряд не врезался ему в лицо. Тот отскакивает от его руки и рикошетит в деревянный пол.

— Что происходит? — спрашивает вторая девушка, высунув голову из другой комнаты.

— Нахрена ты мне это прислал! — выкрикиваю я.

Мой голос пропитан паникой. Я в истерике. Две девушки? ДВЕ?!

— Следующая шлюха выскочит из шкафа? Или следует проверить холодильник?

— Кого это ты шлюхой назвала? — интересуется первая шлюшка.

— ТЕБЯ! — ору в ответ. Будь у меня больше тубусов, я бы запустила их как скорострельные боеприпасы.

Она делает шаг ко мне, я в свою очередь, делаю шаг навстречу ей, но Джоэль становится между нами.

— Что ты здесь делаешь?

— Порчу тебе оргию после того, как ты испортил мой день рождения!

Джоэль кладет руку мне на плечо, но я отталкиваю его. Прекрасно осознавая, что у нас есть зрители, я пристально смотрю на него, ненавидя за то, что он причинил мне боль, и ненавидя себя за то, что позволила ему так с собой поступить. Затем разворачиваюсь на каблуках, чтобы уйти.

— А что мне оставалось делать? — холодно спрашивает он. — Остаться несчастным навсегда, чтобы ты наконец-то смогла стать очень счастливой?

Я сжимаю кулаки и резко поворачиваюсь к нему.

— Ты думаешь, я хотела этого?

Когда он просто смотрит на меня, давая немой ответ на вопрос, я выкрикиваю:

— Я пошла в Mayhem, чтобы сказать, что хочу быть с тобой, Джоэль! А ты трахнул меня в туалете и двумя секундами позже свалил с какой-то тупой сучкой!

Маска злости исчезает с его лица, оставляя изможденное выражение. Шок. Смятение.

Я наклоняюсь в сторону, чтобы обратиться к девушкам.

— Мои поздравления, дамы, вы заполучили настоящего победителя!

Я снова разворачиваюсь, желая поскорее убраться из квартиры, прежде чем схвачу с пола тубус и в прямом смысле слова проткну кого-нибудь ним. Быстро подхожу к двери, хватаюсь за ручку, и тут мои ноги отрываются от пола.

— Убирайтесь, — приказывает Джоэль, крепко обнимая меня.

Затем разворачивает к себе, а я кричу, чтобы он поставил меня на пол.

Девушки смотрят так, будто мы обломки поезда, взрывающиеся в огне, а он втягивает меня в коридор.

— Убирайтесь! — рявкает Джоэль, и обе бледнеют, осознавая, что обращаются к ним.

— ОСТАВЬ МЕНЯ В ПОКОЕ! — воплю, отбиваясь от его рук и ног.

Он протискивается мимо стоящей в дверях спальни девушки, чтобы затащить меня внутрь. Тут же закрывает за собой дверь и, прислонившись к ней спиной, лишает меня возможности уйти.

— Остановись, — просит он, выставляя руку, стоит мне решительно шагнуть ему навстречу.

— Ты не можешь просто запереть меня в своей комнате, — ворчу, отбрасывая его руку.

— Если ты хотела быть со мной, какого черта об этом сразу не сказала? Почему отправила меня домой, там, у твоего отца, и отмахнулась от меня у моей матери? И нихрена не сказала в Mayhem?

— Ты был... с другой... ДЕВУШКОЙ, — отвечаю, с каждым словом повышая голос.

Он подходит ближе и крепко сжимает пальцами мои плечи.

— Потому что ты разбила мое чертово сердце, Ди!

Я невесело смеюсь, и он напрягается.

— Смешно это слышать, Джоэль, тебе потребовалось всего несколько секунд, чтобы двинуться дальше, а я уже несколько месяцев одна.

— Ты полагаешь, я двинулся дальше? — спрашивает он.

Я освобождаюсь из его объятий и скрещиваю руки на груди. Уверена, девушки, которые все еще находятся или нет в его квартире, включая тех, кто прячется в гардеробной и холодильнике, согласились бы со мной.

— Ты считаешь, я невообразимо счастлив? — интересуется он, и когда я не отвечаю, поднимает с пола смятый листок бумаги. Оглядываясь вокруг, осознаю, что они повсюду — весь пол устлан ними, а мусорное ведро, в углу комнаты, переполнено.

— Я снова и снова рисовал тебя, и у меня, черт возьми, ни разу не получилось так, как надо, — произносит Джоэль, разворачивая клочок за клочком. Он один за другим вручает мне, и все эти листочки лишь незначительно отличаются от подаренного мне на день рождения.

— Я ужасно боялся, что забыл твое лицо и когда, наконец, у меня получилось его изобразить, все, что я хотел — нахрен отдать этот рисунок, чтобы больше никогда не видеть.

— В таком случае, зачем ты заморачивался? — рявкаю я.

— Потому что я пообещал тебе нарисовать что-то особенное ко дню рождения.

— А еще ты сказал, что любишь меня, — усмехаюсь я. — Подумаешь, еще одна ложь.

— Уж кто бы говорил, — огрызается он, и во мне вспыхивает ярость.

— Что это, черт возьми, означает?

Джоэль реагирует на мой повышенный тон буквально прожигающим насквозь взглядом, а его голос мог бы разрушать стены.

— ПОЧЕМУ ТЫ ЗДЕСЬ, ДИ?

Дрожь затрагивает каждую клеточку моего тела, требуя, чтобы я наорала на него в ответ.

— СКАЖИ МНЕ ПРАВДУ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ! — кричит он, и что-то внутри меня щелкает.

— ПОТОМУ ЧТО Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ! — воплю изо всех сил, наблюдая, как эти слова бьют по нему, и он едва не отшатывается. — Я, блин, люблю тебя, ясно?! Ты счастлив?!

— ДА! — восклицает Джоэль, несмотря на злость в голосе уголки его рта подергиваются в улыбке.

Я настолько разъярена и растеряна одновременно, что хочется плакать, но Джоэль подходит ко мне и обнимает лицо руками.

— Да, — говорит он снова, но на этот раз мягче. — Повтори.

— Нет.

— Повтори. Я собираюсь ответить взаимностью и поцеловать тебя.

Я так сильно хочу этого, что сердце гулко стучит в груди. Раз, два, три. Он ждет. Ждет моих слов, как и предыдущие три месяца. Мне нужно довериться. Я должна верить.

— Я люблю тебя, — признаюсь тихо.

Он не улыбается, ничего не отвечает и даже не дожидается окончания фразы. И в тот момент, когда последнее слово срывается с моих уст, Джоэль целует меня. Отвечая ему, словно тону в старых воспоминаниях, в тайном месте, где я всегда счастлива, всегда дома. Его поцелуй отчаянный, но нежный, и я приоткрываю рот, желая ощутить его язык, губы, страсть между нами. Провожу ногтями по его взлохмаченному ирокезу, и Джоэль приподнимает меня, обнимая за талию, и целует до тех пор, пока последние пять недель не стираются из моей памяти. Наши сердца стучат в унисон и, в конце концов, мне удается собрать силу воли в кулак, чтобы удержать его голову неподвижной и отстраниться. Он улыбается мне, его голубые глаза ярко сияют, а губы соблазнительно покраснели от поцелуев.

— Ты ничего не сказал мне в ответ, — замечаю я.

Джоэль ставит меня на пол и улыбается так, что бабочки начинают кружить в животе. У нормальных девушек они трепещут в животе, но Джоэль заставляет моих устроить полномасштабный бунт.

— Я, черт возьми, люблю тебя, — признается он, покусывает мои губы и снова целует. А потом, не отрываясь, зовет: — Ди?

— Мм? — мычу, но это гораздо больше, чем я рассчитывала, похоже на стон.

Джоэль хихикает и отстраняется.

— Есть еще кое-что.

Понятия не имею, о чем он, но терпеливо жду объяснений. Не отводя голодного взгляда от прекрасных красных губ, слышу:

— Я хочу быть с тобой. Только я и ты.

Смотрю ему в глаза.

— Ты просишь меня стать твоей девушкой? — дразнюсь, но бабочки в животе устраивают безумие.

Я уже задавала ему этот вопрос раньше, и его ответ всегда был отрицательным.

На этот раз он нежно улыбается мне и спрашивает:

— Ты соглашаешься?

— Тебе всегда все нужно усложнять?

Он смеется и игриво чмокает меня в губы.

— Да?

— Да, — отвечаю, и он хмурится.

— Это ответ на вопрос о девушке или о том, чтобы все усложнять?

— Значит, ты признаешь, что просишь меня стать твоей девушкой, — уличаю я, и Джоэль хохочет.

— Ладно. Да. Диандра Доусон, ради всего святого, будь моей девушкой.

Я обнимаю его за шею и улыбаюсь улыбкой, которую может вызвать только он.

— Я думала, ты никогда не попросишь.

Глава 28

Я стою в практически пустой спальне, постукивая пальцем по подбородку, и указываю в угол.

— Туда.

Шон и Майк несут комод в указанное место, но я качаю головой.

— Нет, не туда.

Указываю в другую сторону и они, раздраженно фыркая, меняют направление.

— Объясни еще раз, почему я должен сделать тебе подарок на новоселье, когда только-только подарил прощальный? — спрашивает Шон и быстро добавляет: — И несколько месяцев назад вручил подарок на новоселье в прошлое жилье?

— Это был подарок на день рождения, — усмехаюсь, игнорируя часть о подарке на новоселье.

— В таком случае объясни, почему я должен делать тебе подарок на новоселье, если тоже здесь живу? — задает вопрос Джоэль, на что я улыбаюсь и обнимаю его.

— Потому что ты любишь меня.

Он наклоняется, чтобы слиться со мной в заставляющем трепетать внутренности поцелуе, а затем отстраняется и ругается.

— Проклятье.

Я улыбаюсь ему своей самой сладкой улыбкой, а кто-то позади нас имитирует рвотный рефлекс, и все вновь возвращаются к переносу моих вещей в спальню Джоэля.

Вчера, после того как ворвалась в его жилище, запулила тубусом ему в голову и согласилась стать его девушкой, я вспомнила, что через шесть часов уезжаю. Реальность осела тяжким грузом на сердце, и пришлось сообщить Джоэлю, что наше желание быть вместе не имеет значения, ибо кто-то новый уже должен был въезжать в мою квартиру, а сама я в процессе отъезда домой. Рассказала, что колледж мне не подходит, и я подумываю поступить в школу моды. О том, как пользуются популярностью мои футболки, и самое главное, что я вынуждена вернуться домой, потому что нет других вариантов. Роуэн уже поведала родителям, что живет с Адамом. Так что даже если удастся найти другое жилье, мы не смогли бы продолжить лгать о совместном проживании. Мне бы пришлось найти соседку, и я понятия не имела, сколько бы на это понадобилось времени.

— Переезжай ко мне, — предложил Джоэль, прерывая меня на полуслове.

— А? — Единственный ответ, который мне удалось выдавить из себя.

— Оставайся здесь, — пояснил он.

— Джоэль…

— Если считаешь, что я снова позволю тебе уйти, то ты еще более сумасшедшая, чем я думал, — заявил он, а я проигнорировала насмешку в его тоне, так как в это раз мне не хотелось бороться.

— Не думаешь, что мы торопимся? — поинтересовалась я, и Джоэль смягчился.

— Думаю, что все, что мы делаем — быстро. Однако, когда пытаемся замедлиться, все идет под откос.

Выбравшись из его квартиры, после самого страстного перепиха в жизни, мы встретили в вестибюле всех гостей с вечеринки по случаю моего дня рождения, нетерпеливо ожидающих именинницу. Роуэн, кусавшая от волнения ногти, опустила взгляд на наши переплетенные пальцы и застыла, а широкая улыбка озарила ее лицо.

— Заткнись, — предупредила я, но не смогла сдержать ответную улыбку, и она засмеялась.

— Ее вещи уже упакованы? — спросил Джоэль у ребят.

— Ага, — осторожно ответил Шон. — А что?

Когда Джоэль объявил, что я переезжаю жить к нему, Адам расхохотался, у Роуэн отвисла челюсть, а Лэти просто усмехнулся как болван. Судя по выражению лиц остальных ребят, они решили, что мы сошли с ума. И, вероятно, так оно и есть. Однако сходить с ума вместе с ним или без него — этот выбор мне наконец легко сделать.

Утром я позвонила отцу, чтобы сообщить, что не вернусь домой, потому что переезжаю к Джоэлю.

— Ты здесь? — позвала я, когда в ответ на мои слова последовала долгая минута молчания.

— Да... Дай мне минуту, я пытаюсь понять, как отреагировать на это.

Я ждала по ощущениям целую минуту и, наконец, он произнес:

— Джоэль с тобой?

Я окинула обеспокоенным взглядом сидящего рядом со мной на диване Джоэля.

— Да…

— Дай ему трубку.

— Зачем?

— Потому что моя маленькая девочка переезжает к нему, и мы должны сначала обсудить это.

Я обеспокоенно закусила нижнюю губу.

— Пап?

— Ди.

— Есть кое-что, что ты должен узнать сначала…

Еще одну долгую минуту неловкого молчания я пыталась собраться с духом, чтобы сообщить отцу, что влюбилась.

— Ты беременна, — как ни в чем не бывало заметил он, нарушая тишину.

— Нет! — выкрикнула я, напугав тем самым Джоэля. — Нет! О боже, нет! НЕТ.

Ощутимый вздох облегчения прозвучал с расстояния более трехсот миль.

— Слава богу.

— Господи, папа. Какого черта?!

— Кажется, я только что постарел лет на тридцать.

— Но ведь речь идет обо МНЕ!

— ТЫ ведешь себя странно в последнее время, — возразил он. — Так что ты хотела сказать?

Джоэль наклонился ближе, чтобы слышать, что говорит отец, а я потерла переносицу и призналась:

— Я люблю его. Просто хотела, чтобы ты знал, что я люблю его.

— Душечка, — проговорил папа, — я знал об этом еще на Пасху.

— Откуда? — выдохнула я.

Отец хохотнул в трубку.

— Потому что я — твой отец. Мне многое известно.

— Значит ты не против, чтобы мы жили вместе? — спросила я.

— Я этого не говорил. А теперь дай ему трубку.

Я неохотно передала трубку Джоэлю, и у них состоялся долгий разговор, во время которого он сказал отцу, что любит меня и никогда не причинит мне боль. К тому моменту, когда он вернул мне телефон, все чего я хотела — повесить трубку, чтобы до потери сознания целовать Джоэля за все те прекрасные слова, что он произнес.

— Хорошо, — сказал отец. — У тебя есть мое одобрение, но, если он когда-либо переступит черту, скажешь ему, что у меня есть пистолет.

— Но у тебя же нет…

— А ему вовсе не обязательно знать об этом.

Я засмеялась и сообщила отцу, что люблю его, а когда он, наконец, отпустил меня, широко улыбнулась Джоэлю. Спустя короткое время появились Роуэн с ребятами на фургоне для перевозки мебели, и я сразу же принялась командовать людьми, чем по-прежнему и занимаюсь, пока Шон и Майк вносят комод в комнату.

Расставлять мебель — легко, а вот мелкие детали — трудно: например, поставить кофейную чашку рядом с чашкой Джоэля, или расстелить одеяло на его кровати. Когда я ставлю фиолетовую зубную щетку в пластиковый стакан, где уже стоит его зеленая, сердце в груди совершает кульбит, и мне приходится сделать глубокий вдох, чтобы успокоить его. Расстановка мелочей ощущается, как банджи-джампинг, как прыжки с парашютом.

Как свободное падение.

Бывают моменты, когда мне снова хочется отойти от края. Однако стоит вспомнить, как мне было одиноко и плохо, позволяю себе упасть. По пути вниз я цепляюсь за Джоэля, смотрю ему в глаза, касаюсь его пальцев и нежно целую в губы, пока мы распаковываем вещи. И он падает вместе со мной.

Позже тем же вечером, когда все мелочи расставлены по местам, а я ни разу не потеряла сознание, переодеваюсь в коротенькие пижамные шортики и одну из футболок Джоэля.

— Так значит твой отец, в самом деле, не против? — спрашивает он во второй раз за день.

Я наблюдаю, как он стягивает футболку через голову. Боже, наверное, никогда не устану от этого зрелища.

— Мой отец любит тебя, — отвечаю, забираясь в постель под свое накрахмаленное одеяло на его жестком матрасе.

Наша кровать. Сердце снова пускается в пляс, но на этот раз ощущения более теплые и приятные.

Джоэль скептически смотрит на меня и ложится рядом.

— Мне так не показалось по телефонному разговору…

— Что он сказал?

— Что ему не понравилось наблюдать, как его малышка плачет из-за парня.

Джоэль пододвигается ближе и кладет руку на мою талию. Его голос нежен, когда он осторожно интересуется:

— Ты плакала?

Я борюсь с желанием отрицать этот факт, преуменьшить пережитые страдания. Но вместо этого признаюсь:

— Я была разбита.

— Я полагал, тебя осчастливит мой уход…

Прижимаюсь к его груди, чтобы не смотреть Джоэлю в глаза, и он крепко обнимает меня в ответ.

— Я сорвалась на отца, когда ты ушел. Затем отправилась к Роуэн и выплакала все глаза. Напилась до чертиков и потеряла сознание, и папе пришлось ехать за мной.

— Прости меня, — просит он, поглаживая грубыми пальцами мою спину.

Я качаю головой, прижимаясь к его обнаженной коже, закрываю глаза и глубоко вдыхаю запах.

— Ту ночь я провела в гостевой спальне, рыдая в оставленную тобой футболку. Вернувшись на учебу, несколько раз надевала ее на ночь лишь потому, что очень скучала по тебе.

— Надевала?

— Ага. Она все еще у меня.

Джоэль немного отстраняется, чтобы прижаться губами к моим. Этот нежный поцелуй говорит о силе его чувств яснее, чем можно передать словами.

— Я люблю тебя, — все равно произношу я, совершенствуясь в своем признании. Мое сердце стучит ровно и спокойно.

— Я тоже тебя люблю, — говорит он, вновь нежно целует меня и задает вопрос: — Ты уже любила меня на Пасху?

— Я любила тебя на фестивале, — сообщаю и снова прижимаюсь к нему, зная, что это правда. — Просто не знала об этом.

— Я тоже. Просто не понимал, пока ты не вернулась домой и не написала мне.

— Мне следовало догадаться об этом раньше. Я просто не хотела признавать это.

— Почему?

— Никогда не хотела влюбляться. Моя мама…

— Ты не обязана говорить мне об этом, — предлагает он, когда я замолкаю на полуслове и делаю медленный вдох.

Я никогда ни с кем, кроме Роуэн и, в какой-то мере, отца, не говорила о своей маме. Но сейчас хочется, чтобы Джоэль знал о ней. Чтобы знал обо мне.

Мне нужно перестать прятаться. Стоит позволить ему увидеть меня.

Я отстраняюсь от Джоэля, чтобы утонуть в его голубых глазах.

— У моей мамы был роман на стороне, — рассказываю, набираясь смелости от его спокойного взгляда. — Понятия не имею, как долго он продолжался, но она ушла от нас, когда мне было одиннадцать, и это сломило отца. После этого я не хотела, чтобы кто-то имел такую власть надо мной.

— Ты же понимаешь, что я никогда так с тобой не поступлю, правда?

— Откуда тебе знать? — интересуюсь, и когда он смотрит на меня так, словно не до конца понимает, о чем я, объясняю: — Группа становится больше, Джоэль. Каждый раз, когда вы выступаете, на вас бросается куча фанаток.

— Они не ты, — просто отвечает он.

— А что будет, когда я тебе надоем?

— Этого не произойдет.

— Откуда ты знаешь?

Джоэль рассматривает свои пальцы, нежно заправляя волосы мне за ухо, а я изучаю выражение его лица, пока он касается меня.

— Ты единственная девушка, которую я когда-либо хотел нарисовать, — отвечает он, пристально глядя мне в глаза. — Единственная, с кем я когда-либо хотел встречаться. Жить. Единственная, с чьим отцом я хотел познакомиться. Единственная, с кем я хотел уснуть и проснуться. У меня было очень много девушек до тебя, Ди... Очень много... Но ты — единственная. Я знаю, что это всегда будешь ты, потому что это всегда была именно ты.

Я закрываю глаза, чтобы сдержать слезы, а Джоэль наклоняется и нежно целует меня в лоб.

— Я не шучу, говоря, что люблю тебя, — говорит он.

— Знаю.

— Мои чувства не изменятся.

Я открываю глаза, когда Джоэль проводит пальцем по моей влажной щеке.

— Обещаешь?

— Я обещаю это каждый раз, когда произношу эти три слова. — Проходит мгновение, и он повторяет: — Я люблю тебя, Ди.

Мягкая улыбка касается моих губ, и все еще утопая в глубоких голубых глазах, хранящих тайны моего собственного сердца, я отвечаю ему взаимностью.

— Я тоже люблю тебя.

Эпилог

Джоэль

На сцене существуют различные уровни многозадачности. Адам — во все горло распевает песни, одновременно работая с толпой. Майк — бьет руками по барабанам, а ногами — по педалям. Шон и Кит — притворяются, что сосредоточены на выступлении, а не друг на друге — что бы между ними там ни происходило. А я стараюсь держать ритм, пока Ди стоит за кулисами в коротенькой черной юбочке, которая, клянусь богом, задирается все выше и выше с каждым моим взглядом на нее.

Между песнями завожу руки за гитару, чтобы поправить штаны, осознавая, что это напрасное дело. Ди слегка ухмыляется, а мой ответный стон теряется в реве толпы.

Майк барабанит вступление следующей песни, и я вновь обращаю все свое внимание на партер. Адам зажег толпу, волны людей превращаются в шторм, от чего моя кожа будто гудит. Футболка прилипает к блестящей от пота коже, а кровь закипает в венах под обжигающими лучами синих и зеленых ламп. Звуки бас-гитары льются через массивные клубные динамики, и тело вибрирует в такт этому ритму. Не залипающие на Адама и Шона девушки кричат тексты песен и отчаянно тянутся ко мне руками, увешанными браслетами. Пара трусиков летит в мою сторону, но я отступаю, позволяя им упасть на сцену. С улыбкой я поворачиваюсь к Ди, которая, скрестив руки, широко улыбается в ответ и качает головой.

Я вновь поворачиваюсь к толпе, полностью сбившись с игры. Пальцы играют на автомате, тогда как я думаю о том, почему, черт возьми, Ди просто стоит и качает головой вместо того, чтобы швырнуть в меня свои трусики. Последние пару недель мы играли в маленькую игру: если я поймаю ее трусики — получу вознаграждение, если нет — она получит. В любом случае, я, черт возьми, самый везучий парень на свете. В половине случаев я позволяю им упасть на пол лишь для того, чтобы появился повод попробовать ее на вкус.

— Почему не бросила свои на сцену? — шепчу ей на ухо, как только заканчивается наша первая «заключительная песня».

Толпа снова и снова скандирует: «Еще-еще!», но парни из группы жадно пьют воду и делают важный и такой нужный перерыв от сценического освещения. Ди притягивает меня за влажный рукав ближе к себе, чтобы прошептать ответ на ухо.

— Потому что на мне их нет, — отвечает она.

Я тут же скольжу рукой по ее попке. Нет линии трусиков. Господи. Не в силах больше сдерживаться, целую солоноватый изгиб ее шеи и запускаю пальцы под пояс ее юбки, чтобы проверить, нет ли там пояса стрингов на случай, если Ди просто дразнится.

— Последняя песня, чувак, — напоминает Шон и хлопает меня по плечу, прежде чем выйти на сцену.

Я вновь прижимаюсь губами к уху Ди, намереваясь сообщить обо всем, что сотворю с ней после выступления. Но мой мозг выжжен до такой степени, что я сам не знаю, что собираюсь сделать, поэтому вместо слов провожу языком по мочке ее уха и покусываю нежную кожу. Она сжимает пальцами мой бицепс, и легкая ухмылка появляется на моих губах. Не оглядываясь, ухожу от нее.

Я первым покидаю сцену, когда заканчивается песня. Снимаю гитару с шеи, прислоняю к первой попавшейся поверхности, и хватаю Ди за руку. Она слегка взвизгивает и едва не спотыкается, семеня за мной в своих сексуальных туфлях на шпильке, но ей удается удержать равновесие и шагать рядом со мной. В следующем месяце я уезжаю в месячный тур в поддержку альбома, который группа записала на прошлой неделе, но до тех пор целиком и полностью принадлежу ей.

— А куда мы идем? — интересуется она.

Одно то, что Ди следует за мной вместо того, чтобы отчитать, что я едва не сбил ее с ног, говорит мне о том, что она уже в курсе.

— Куда-то.

Я открываю первую попавшуюся дверь и с облегчением обнаруживаю, что кабинет пуст. Затаскиваю Ди внутрь, запираю замок и прижимаю Ди к твердой древесине. Прижимаюсь губами к ее губам и проскальзываю рукой ей под юбку, чтобы проверить, правду ли она говорила об отсутствии трусиков.

Мозолистыми пальцами скольжу по гладкой шелковистой коже и когда обнаруживаю ее обнаженный маленький бутон, нажимаю. Вздох, сорвавшийся с ее губ, вызывает пульсацию в моих джинсах. Секунду спустя Ди возится с молнией, а затем я приподнимаю девушку и устраиваюсь меж ее бедер. Она впивается пальцами в мою футболку, когда я погружаюсь в нее, и я целую ее губы, не давая стону сорваться с них.

— Я люблю тебя, — произношу между толчками.

Было время, когда она напрягалась от этих слов и отстранялась от меня. Теперь она словно плавится в моих руках.

— Я чертовски сильно люблю тебя, — повторяю, и она тает.

Ди стонет, крепко скрестив лодыжки у меня за спиной, и тут кто-то начинает дергать дверную ручку.

Ди широко раскрывает глаза, а я лишь на секунду останавливаюсь.

— Минутку!

— Это, черт возьми, мой офис! — кричит человек снаружи.

Я передвигаю Ди к другой стене и снова начинаю трахать ее.

— Сейчас. Выйдем!

Я вижу, как тревога и желание борются в ее глазах, но мне с легкостью удается выиграть эту битву посредством поцелуя.

Человек снаружи не перестает дергать ручку и стучать в дверь, а я толкаюсь в Ди, пока ее стоны не становятся единственным, что слышу. Закончив, упираюсь лбом в ее плечо, а она легко постукивает по моим рукам, чтобы я опустил ее на пол. Ди приводит себя в порядок при помощи салфеток, а затем бросает их в корзину и берет меня за руку. Когда мы покидаем кабинет, одариваю владельца клуба Mayhem извиняющейся усталой улыбкой, а он бормочет что-то о том, что я придурок.

— Однажды ты попадешь в неприятности, — предупреждает Ди.

— Оно того стоит, — возражаю, и ее смешок только подтверждает мои слова.

В автобусе они с Персиком разговаривают о том, что на следующей неделе у Ди начинаются занятия в школе моды. Несмотря на то, что Ди краснеет и приказывает заткнуться, прилагаю все усилия, чтобы все узнали о том, как я ей горжусь. Она подала заявление, поступила, и я знаю, что она будет просто изумительна в этом деле. Футболки великолепны, Ди страстно увлечена дизайном и если научится видеть в себе то, что видят в ней другие, то больше ничто не сможет ее удержать.

Дома я дарю ей более насыщенное удовольствие, чем то, что произошло в кабинете, после чего Ди лежит рядом и рисует невидимые узоры на моей груди. Я, едва дыша, наблюдаю за ней, чтобы не вырвать из размышлений. Эта девушка чертовски красива, особенно в моменты, когда погружена в мысли и показывает мне свою любовь, даже сама этого не осознавая.

Она медленно поднимает свои миндалевидные глаза и встречается с моим пристальным взглядом. В ответ на это я целую ее в макушку. Она удовлетворенно вздыхает и крепче прижимается ко мне.

— Почему ты меня любишь?

Я дразнюсь, пропуская ее шелковистые каштановые локоны промеж пальцев.

— Это все равно, что спросить, почему ты любишь мороженое.

— Потому что оно вкусное, — возражает она, и я сдерживаю смешок.

— Ты очень вкусная.

— Ах, ты такой…

Я не даю договорить и впиваюсь пальцами ей в бока, а Ди истерически хохочет, пытаясь выбраться из моей хватки. Когда перестает смеяться и бросает на меня свирепый взгляд, я неожиданно целую ее в губы. Она ворчит, но позволяет обнять себя, и я улыбаюсь, потому что просто не могу сдержаться.

— Я люблю тебя, потому что не могу не любить, — отвечаю, и она крепко обнимает меня.

Той ночью, когда я чуть не убил Коди, понял, как много она для меня значит — больше, чем любая другая девушка значила или когда-либо будет значить. Не думаю, что уже тогда любил Ди, во всяком случае, не как сейчас. Однако это было начало чего-то большего, и я не смог бы предотвратить это, даже если бы захотел. Следующие несколько недель я влюблялся — быстро и сильно, впрочем, как и все, что мы с ней делаем. Я влюблялся на фестивале, на своем дне рождения, во время тихих ночей в ее квартире. Влюблялся каждый раз, когда Ди улыбалась мне, когда позволяла обнимать себя.

— Как думаешь, мы долго продержимся? — спрашивает она, ее слова тихим шепотом проносятся по моей груди.

Я обнимаю ее и не отвечаю, потому что не знаю ответ. Любить Ди — словно любить огонь. В ту ночь, когда я впервые признался ей в своих чувствах, а она отправила меня домой — это разбило мое сердце как никогда прежде. Кончилось все тем, что я до тошноты напился с матерью. Произнося тост за девушку, которая меня обожгла, возненавидел всех, кто не был так же несчастен, как я. Затем она появилась, даря надежду и снова отнимая ее, и в тот же день я вернулся обратно в город, поклявшись себе забыть Ди.

— А ты как считаешь? — отвечаю вопросом на вопрос.

Не знаю, долго ли мы продержимся, просто надеюсь на это. Чем больше времени проходило после случая в закрытом санузле Mayhem, тем больше девушек я использовал, чтобы забыть ее лицо, но каждую ночь ловил себя на том, что рисую образ Ди подаренными ей же карандашами. Забыть ее было невозможно, и только когда она швырнула мне в голову тубус с рисунком и закричала что есть мочи, что любит меня, я понял, что никогда этого не захочу. Вероятно, наши отношения никогда не станут легкими, но лучшее легко и не дается. Важно лишь, что каждый день я клянусь любить ее вечно, и каждый день Ди обещает мне это в ответ.

— Надеюсь на это, — говорит Ди, и я улыбаюсь, когда она вторит моим мыслям.

— Я тоже, — произношу, пропуская ее шелковистые локоны между пальцев.

Мы лежим так до тех пор, пока между нами не остается ничего, кроме наших сердцебиений, и будущего, о котором мы оба мечтаем.

— Я загадывал это, — тихо признаюсь.

Ди поднимает на меня недоумевающий взгляд.

— На мой день рождения. Когда ты заставила меня задуть свечи, я загадал это.

— Ты загадал меня? — переспросила она, и я улыбнулся.

В ту ночь, когда лицо Ди освещалось мягким пламенем свечей, я желал того единственного, чего когда-либо хотел по-настоящему. Стать счастливым.

— Да, — говорю я, поднося ее пальцы к своим губам и нежно целуя ладонь. — Я загадал тебя.

Notes

[

←1

]

Гитарный усилитель