Бунтарка (СИ)

Глава 18. Месть

Меня подкашивает, когда ярость и гнев стихает.

Вместо них в груди пронизывает боль и обжигающая обида. Тогда я обессиленно приваливаюсь к стене, тяжело дыша. Глаза застелили слезы, а горло сдавило в болезненных тисках от сдерживаемых всхлипов.

Нет…

Нет, нельзя поддаваться панике и истерике. Я должна достойно принять очевидное и взять себя в руки… Но никакие убеждение в голове и тихий собственный шепот меня нисколько не успокаивают.

Только сейчас приходит осознание, в каком я оказалась унизительном положении. Только сейчас понимаю, как предательство пошатнуло мою уверенности и в один миг уничтожило счастье, сожгло до тлена мои смелые мечты.

Я оказалась одна.

Отдышавшись и прогнав слезы собственной слабости, я осматриваюсь. От красивой и привлекательной квартиры Кирилла Бессонова остались только осколки, щепки и разруха. Я уничтожила эту квартиру так, как уничтожили моё доверие и любовь её хозяин.

Заострив внимание на стене, на которой размашисто моей красной помадой начерчено «Ублюдок», я ощущаю, как меня штормит. Я не вынесу больше ни минуты в этой квартире, в которой последние недели была чаще, чем дома. В квартире, которая уже пропиталась нами и была исследована вдоль и поперек в порыве страстного безумия. В квартире, где этот ублюдок посмел меня развращать, без чувства принципа и достоинства.

Ненавижу…

Ненавижу до удушающей ярости и горьких слёз. Мама была права: любовь приносит в жизнь только разочарование и боль.

Хватаюсь за ручки своих двух чемоданов и иду к двери. Ключи от квартиры скидываю на пороге и выхожу со своими вещами, захлопнув дверь.

Чувства смешаны. Мне тоскливо покидать это места, но в тоже время я не могу больше здесь находится. Я здесь задыхаюсь.

Если этот самоуверенный ублюдок считает, что я буду сидеть и ждать его объяснений, значит он — тупица.

Домой возвращаюсь под ранее утро, стараясь быть тихой и двигаться бесшумно. Мои чемоданы тяжелые, а тело слабое. Не рассчитав силы, выпускаю тяжесть из дрожащих рук, и один чемодан с грохотом падает по ступенькам. Я смотрю на него и кажется, что это была последняя капля, которая выпотрошила меня изнутри.

Сажусь на ступеньки и прикрываю глаза, облокотившись головой на перила.

Такое чувства, будто я перестала существовать…

— Василиса? — слышу голос папы, но не решаюсь обернуться.

Всё моё лицо залито слезами и щиплет глаза.

— Прости, пап… Не хотела тебя разбудить, — хрипло говорю я, стараясь преодолеть ком в горле.

— Почему ты вернулась? — я слышу его тихие шаги, а затем по шороху понимаю, что он садится рядом со мной. — Что произошло?

Открыв глаза, поворачиваюсь лицом к папе, который смотрит на меня с угнетающей меня жалостью.

— Боже мой, малышка, — папа притягивает меня к своей груди, целуя в макушку. — Кирилл тебя обидел?

Я молчаливо жмусь к единственному родному человеку, в котором я уверена и ощущаю защиту. Папа всегда относился ко мне с нежностью, понимаем и никогда в жизни не предавал. Поэтому решаю заговорить, чтобы мои мысли не свели меня с ума.

— Я ошиблась, пап… — шепчу я, тяжело сглатывая.

— Что он сделал? — голос отца леденеет, а объятия стают крепче.

— Не он… Я, — качнув головой, признаюсь. — Доверилась не тем людям. Была слепая и влюблена. И не поверила тем, кто предупреждал.

— Василиса, говори прямо. Что произошло? — мягко, но довольно требовательно просит отец, призывая меня к ответу.

— Я больше не хочу слышать о нём ни слова, — раздражаюсь я.

— Только тебе решать, что делать. Возможно, тебе стоит пооткровенничать с Аней? — спрашивает папа, а я отшатываюсь назад.

— Об этой суке тоже не хочу ничего слышать! — ярость подпитывает меня силой, и я вскакиваю на ноги.

— Василиса, — пораженно шепчет папа, удивляясь моим словам.

— Прости, пап… Я должна отдохнуть и прийти в себя, — отворачиваюсь, не имея смелости смотреть в глаза отца после едкого словечка.

— Верно, тебе нужно отдохнуть и успокоиться. Я помогу тебе с сумками.

— Я спокойна, папа, — буквально сцеживаю слова, вспоминая, как этот ублюдок приказал мне успокоиться в его квартире.

Отец смотрит на меня с укором, но предпочитает отложить все разговоры и помочь мне с чемоданами. Он целует меня в лоб, заверяя, что всё образуется и оставляет меня одну.

В каком-то тумане умываюсь, срывая с себя одежду и белье, которое было предназначено для сегодняшней ночи… С ним. А едва моя голова касается подушки, обессиленно подгружаюсь в сон.

Новый год и рождество проходит мимо моей семьи и меня самой. Пока мои чувства и эмоции в полном раздрае, мама днём и ночью проводит на работе, а отец уехал в командировку в канун Нового года.

Прошла невыносимо долгая неделя самобичевания, а меня все еще разрывает на части от воспоминаний рокового вечера, который уложил меня на лопатки. Об этом невозможно не думать и это раздражает до холодной ярости. Именно она поднимает меня из кровати, заставляет принять душ за последние дни и быстро одеться.

По дороге я захожу в кондитерскую, встречаясь с Таисией Львовной — мамой Тимофея. Женщина радушно мне улыбается и схватив меня в крепкие объятия, усаживает за столик.

— Совсем совесть потеряла, моя девочка. Разве можно так на долго пропадать? — она крепко сжимает мои руки в своих. — Из Тимофея ни слова не смогла вытянуть! А я ведь тебе подарочек приготовила… — она отвлекается на официанта. — Ой, Лёшик, принеси нам два капучино и мой новый муссовый тортик с манго, — распоряжается Таисия Львовна.

— У меня тоже для вас есть небольшой подарок, — я достаю из рюкзака подарочный сертификат. — Тим рассказывал, что вы мечтаете написать собственную книгу по кондитерскому искусству. Эта фирма поможет вам на всех этапах создания книги, — отдаю ей подарок, повязанный красной лентой.

Таисия Львовна ошеломленно вздрагивает и смотрит на меня большими глазами, а затем счастливо и громко визжит. Она прикасается к сертификату, но мои пальцы не выпускают его из рук.

Мой взгляд прикипел в ярости к красной ленте.

— Василёчек? — голос женщины выводит меня из ступора и острых воспоминаний.

— Извините, — смущаюсь я, самостоятельно вкладывая сертификат в её руки.

— Ты расскажешь мне, что с тобой происходит? — она с безразличием откладывает мой подарок, сосредоточив всё своё внимание на мне. — Василёчек, ты мне как дочка. Я даже сосчитать не могу, сколько ты времени провела в нашем с Тимом доме. Если ты не хочешь, я не настаиваю, но прошу…

— Я переспала с парнем, который на меня поспорил со своими друзьями, — выпаливаю я, то что держала в себе больше недели. Возле меня не было человека, которому я могла это рассказать. — Тим предупреждал меня об этом, но я не послушала. Аня в этом тоже замешана, как и многие другие. Они все знали, но молчали. Тим единственный человек, который пытался меня предупредить и защитить. Я не прислушалась и жестоко поплатилась за это.

— О, Бо-же… Мой! — Таисия Львовна пораженно выдыхает, во все глаза смотря на меня. — Он тебе угрожал? Шантажировал? Причинил боль?

— Боль? — я слабо ухмыляюсь. — Да. Он разбил мне сердце. Но ничего более.

— Это уже слишком много, Василиса, — женщина накрывает мою руку своей теплой ладонью. — Я бы посоветовала тебе смириться и быть сильнее подобного унижения, но… — она задумывается, отводя взгляд в окно. — Нас, женщин, часто недооценивают. Я была в похожей ситуации. В молодости я посвятила парню три года своей жизни, а он однажды пришёл и заявил о расставании и о всепоглощающей любви к другой девушке. Я тогда впала в депрессию. Прошли месяца, когда я твердо встала на ноги. И знаешь, что я сделала?

— Простили и пошли дальше? — нерешительно спрашиваю я.

— Отомстила и заставила пожалеть. Он приполз ко мне на коленях, умоляя простить. А я закрыла дверь перед его носом и больше не впускала в свою жизнь, — Таисия Львовна тяжело выдохнула. — Тогда я нашла своё умиротворение и спокойствие. Тебе следует хорошо обдумать, как вести себя с этими людьми дальше. Одно я знаю точно — если дашь себя в обиду однажды и будешь слабой, тогда никто и никогда тебя щадить не будет. Даже ты сама.

— Я в ярости, обижена и раздражена, но… Не могу их ненавидеть. Да и не способна я мстить, слишком слаба и не ровня ему, — отвожу глаза на официанта, который расставляет перед нами кофе и торт.

Я вспоминаю слова Бессонова, который утверждал, что к шалостям я не предрасположена.

Внутри меня что-то торкает. А догадывался ли он, когда говорил эти слова, что я могу с легкостью угнать его байк, участвовать в гонках и делать глупости, получая экстаз от жизни? Нет. Эти слова были адресованы не мне, а той нежной девочке, которая была в розовых очках.

— Месть не всегда включает в себя подлости. Достаточно быть сильной и с гордо вздернутым подбородком, чтобы исключить последующие унижения.

Я задумчиво терзаю кусок торта чайной ложкой.

— Вы правы. Я должна принять произошедшее с достоинством…

Мне было с ним хорошо.

Да, я наивно поверила в любовь, но не я оказалась лицемерным ублюдком. Я получала наслаждение от нашей близости, но я не молчала о споре, как последний жалкий трус. Я была Принцессой, пока не пришёл тот, кто решил вытащить из меня внутреннего Дракона.

Я ни в чем неповинна, честна перед собой и другими, откровенна… Я заслуживаю справедливости.

В одном могу его поблагодарить — теперь я не стану пасовать.

— Тимофей ещё не вернулся из горнолыжного курорта? — спрашиваю я с надеждой.

— Ты же знаешь, Василёчек, что этого любителя лыж невозможно вытянуть из сугробов снега до начала нового семестра, — пожимает плечами Таисия Львовна. — Может, мне что-то ему передать? Мы созваниваемся каждый вечер.

— Нет-нет, я сама хочу с ним поговорить, лично. Спасибо вам за разговор, Таисия Львовна. Вы мне дали уверенность в себе и способность двигаться дальше, — я поднимаюсь и хочу достать деньги из кошелька, но увидев взгляд с укором, поджимаю губы.

Женщина тоже встаёт и крепко меня обнимает, подарив поддержку и свою любовь.

— Я всегда тебе рада, Василиса. Ты можешь приходить в любое время. Прошу тебя только об одном — не дай разбить себе сердце.

— Не переживайте, Таисия Львовна. Разбивать уже нечего, — кивнув, я иду на выход, затылком ощущая тяжелый взгляд женщины.

До начала занятий в новом семестре остается четыре дня. Я использовала эти дни и посвятила их себе.

Новый год — новые перемены. Я решила изменить имидж. Кардинально.

В салоне, знакомая женщина, которая занималась моей и маминой стрижкой, шокировано смотрит на меня большими глазами через отражение зеркала. Она попыталась меня отговорить, но увидев мою непреклонность — взялась за дело.

Длинные волосы Принцессы падают на пол большими прядями, на что я смотрю с ухмылкой. Надо же, а ведь действительно легче — когда срезаешь волосы, таящие в себе твои воспоминания. В мою душу, которая находится во мраке, пронзает тоненький и яркий лучик просветления.

Парикмахер стоит с поджатыми губами, но удовлетворенно укладывает мне волосы, которые теперь щекочут мне плечи.

— Мы не закончили, — скептически осмотрев себя, понимаю, что особо ничего не произошло. Я ещё не полностью удовлетворена. — Сделайте мне окрашивание. Хочу… Красные! Или черные! Что мне больше пойдет? Хотя нет, точно не красный. Я не собираюсь выглядеть как… — запинаюсь, вспоминая Аню. — Давайте черный.

— Василиса, — жалобно вздыхает мастер. — А если вам не понравится? Вы не сможете вывести этот цвет не испортив волосы, и отрастать он будет… Не красиво.

— Вы же мастер. Сделайте так, чтобы было красиво, — сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза.

— У меня есть идея. Доверитесь мне?

— Делай, как хочешь. Главное — измени мой цвет, — пожимаю плечами и снова откидываюсь на спинку кресла, когда девушка приступает к покраске.

Прошло более трех нудных, но долгожданных часов.

Когда парикмахер поворачивает меня к зеркалу, я невольно вскидываю брови от замешательства. Мои волосы остались нетронуты сверху, но затылок ярко раскрашен в черно-красный оттенок. Легкие локоны ярко выражают мой новый стиль, который гармонирует с моими натуральными волосами.

— Хм, — выдыхаю я. — Неожиданно.

Встаю и поправляю волосы, рассматривая себя со всех сторон.

— Вам нравится? — с надеждой спрашивает девушка.

— Ещё спрашиваете?! Это именно то, что нужно! Спасибо, — срываюсь с места и достаю из сумки деньги, оставляя приличные чаевые.

Парикмахер смущена, но улыбается мне с благодарностью и профессиональным превосходством.

— Вам стоит изменить макияж под эту новую прическу. У меня как раз должен быть перерыв. Если вы желаете…

— Желаю! — воодушевленно оборачиваюсь на девушку, заставляя себя отвернуться от зеркала с моим непривычным отображением. — Я закажу доставку с едой, пока вы будете делать мне макияж…

Прямо из салона красоты, я держу путь в торговый центр. Деньги, которые папа вернул мне перед своей командировкой, оказались как никогда кстати. Мне срочно нужно обновить гардероб. Как бы там ни было, шаманить над каждой кофтой, платьем и штанами — у меня нет желания и времени.

Надеваю наушники с будоражащем мою кровь рокерской музыкой. Обычно я ходила по магазинам с мамой, или с Аней, иногда с Тимофеем или его мамой, но сейчас…

Сейчас я делаю музыку громче и захожу в магазины, сгребая всё на своём пути. Каждая вещь стильная и дорогая. А ещё я впервые уделяю внимание цвету, выбирая исключительно черное или красное. Больше никаких платьев для Принцесс.

Кожа. Кружево. Шипы. Ремни. Шнуровка… Это мне определенно нравится!

В одном из бутиков, я немного отдыхаю, пока мне подбирают одежду. Я выпиваю два бокала шампанского. В руках — мой телефон, который я задумчиво кручу из стороны в сторону.

Долго не решаюсь на звонок, но, когда смотрю на себя в зеркало, я понимаю, что бояться должна не я. Теперь я не имею права бояться. Я хочу, чтобы это чувство ощущали мои обидчики.

Он отвечает почти моментально.

— Здравствуй, Стас, — говорю я с холодным равнодушием. — Нам стоит поговорить, — продолжаю твердо, не разрешая себе быть уступчивой и мягкой. — Я буду свободна через час. Встретимся у центрального фонтана.

— Принцесса… А твой звоночек действительно внезапен для меня… Я смогу приехать через несколько часов, — немного подумав, отвечает Ковалёв.

В голосе я слышу усмешку, но не воспринимаю её эмоционально. Он использовал меня, как и этот ублюдок. Теперь моя очередь использовать их.

И кто, как не сам Станислав Ковалёв, манипулятор и провокатор, поможет мне в этом?

— Если хочешь поставить Бессонова на колени и заставить молить о прощении… Тебе будет достаточно одного часа, чтобы собраться, отложить свои дела и забрать меня из торгового центра. Опоздаешь и я найду другого человека, кто мне поможет.

— Я буду вовремя, — запальчиво обещает Ковалёв, и я, добившись своего, отключаюсь от звонка.

Хм. Манипулировать не так уж и сложно, когда знаешь на кого и чем давить. Искусство ли это? Нет. Достаточно просто наличие мозгов.

— Мы всё подготовили. Проходите в примерочную, — девушка привлекает моё внимание лучезарной улыбкой, указывая ладошкой на приоткрытую дверь.

Я настолько увлеклась шопингом, что не заметила, как не смогла взять свои сумки в руки. Их оказалось так много, что невозможно ухватиться за все сразу. А некоторые из них и вовсе оказались неподъемными… Девушки-консультанты помогли мне вынести вещи и погрузить их в машину Ковалёва, который ошалело уставился на меня, забывая даже поздороваться.

Ощущая себя «на коне», когда делаю что хочу и как хочу с приличными деньгами в кармане, мой подбородок гордо вздергивается вверх.

Новая я. Новые перемены. Новое всё.

Я больше никому не позволю вытирать об себя ноги. Не позволю себя касаться тому, кто этого хочет. С этого момента, хочу только я и буду сама касаться того, кого сама захочу, — решаю я для себя,

— Охре-енеть! — выдыхает Стас, когда мы садимся в машину, но он не спешит её заводить. — Ты очень изменилась…

— Думаешь? — вздергиваю бровь, но поздно понимаю, что эта привычка появилась из-за него. — Волосы не меняют человека.

— Я говорю не о волосах… — он внимательно смотрит в мои глаза. — Ты раскрылась. Твой взгляд — прямой. Речь — твердая. Лицо и эмоции — надменные. Я смотрю на тебя и ощущаю твой гнев. Скажи мне, ты намеренна отомстить Бессонову?

— Наказать, — поправляю я, дернув подбородком. — Месть уничтожает всех, в том числе и того, кто мстит. Наказание — несет в себе справедливость. И я хочу справедливо унизить тех, кто унизил меня.

— Верно подмечено, — соглашается Ковалёв, но совсем не догадывается, что он также есть в моём списке обидчиков. — Значит, ты жаждешь наказания… И как ты себе это представляешь? Бес хоть и не святой, но его сложно скомпрометировать, — говорит парень, заводя машину и выезжая на проезжую часть.

Почему он ничего не спрашивает за себя?

Он думает, что я забыла, как он поспорил на меня с Бессоновым? Думает, что я — слепая дура и не понимаю, что гонками хотел спровоцировать нас на ссору? Думает, что, подсунув мне в нужное время траву — я не обращу внимание на его личные мотивы? Или же он думает, что представление, которое он утроил перед Новым годом — это обелит его имя?

Он может думать, что угодно — это выгодно мне.

Останется ли он безнаказан? Определенно — нет.

— Имея мозги — скомпрометировать можно любого человека, вопрос только в чём, — слабо хмыкнула. — Давай выпьем кофе, — обращаюсь я к парню, который кивает. — Я знаю один замечательный кафетерий с автораздачей, но он на окраине города.

Ковалёв кивает и следует по моему адресу, пока я в голове комбинирую для себя кофе со всеми возможными добавками. Что во мне неизменно, так это любовь к кофейным добавкам! Однажды в этот кафетерий привел меня папа и теперь это одно из моих любых заведений.

— И как ты собираешься его наказать? — допытывается Стас.

— Знаешь… А я ведь не могу рассказать свой план тому, кому не доверяю, — я остро смотрю на парня, который хмурится и крепко сжимает руль до побелевших костяшек.

— И что же мне сделать, чтобы ты мне доверяла?

— Бессонов — наша главная цель. Но сперва… Я хочу заставить Аню сожалеть и быть уязвимой, как и Артёма. Они были рядом всё это время и смотрели на это шоу… А также в нём принимали участие.

— Кирилл будет готов к мести, если мы начнем с его друзей, — скептически подметил Стас.

— Наказание, — вновь поправляю я парня. — Путь готовится… Пусть не находит себе места… Путь мучается и терзается в догадках… Он будет растерян, в сомнениях и сделает много ошибок.

— А ты коварна, Василиса, — с одобрением подмечает Стас.

Мы стоим в небольшой очереди на автораздаче, медленно продвигаясь к кассе.

— И какие же идеи сидят в твоей умной головке? — допытывается Ковалёв.

— Элементарные. Я хочу сыграть на их слабостях. Мне нужен компромат на Аню. Там, где она балуется наркотой. Это не сложно, важно только знать время и место. Что касается Максименко — этот парень ветреный и безрассудный. Он должен ей попасться на измене. Я хочу, чтобы они на собственной шкуре ощутили предательство, — я бросаю взгляд на Стаса, который расплывается в зловещей ухмылке.

— Ты права. Их слабости — это наша перспектива. Аня часто зависает с Артёмом на субботних вечеринках и в клубах, достать их не проблема.

— Достань мне компромат на этих двоих — и я расскажу тебе, как наказать Бессонова с унижением, которое он заслужил, — ставлю я условие.

— Хитро. Ты хочешь всю грязную работу сделать моими руками?

— Да, — сладко тяну я, улыбаясь.

— А ты не думаешь, что я смогу справиться без тебя? У каждого есть слабость и у Бессонова найдется, — парень лукаво смотрит на меня, когда по моим губам скользит ухмылка.

Когда нам отдают заказ, я прошу встать на парковке кафетерия, чтобы спокойно съесть сливки с маршмэллоу, шоколад, печенье с орехами и карамелью… Стас с интересом смотрит, как я поглощаю неимоверно сладкий кофе, отпивая свой двойной американо и, видимо, ждёт моего ответа.

— Его слабость — я. Чтобы его наказать, ты должен сотрудничать со мной. Иначе ты проиграешь, пытаясь найти справедливость.

— Но вы расстались и явно утратили связь. С чего ты взяла, что являешься его слабостью? — заинтересованно спрашивает Ковалёв. — Он тебе хотя бы написал? Или позвонил? Может, приходил к твоему дому?

Я передергиваю плечами.

— Я так и думал.

— То есть, ты думаешь, что это здравая мысль — унизить девушку, отправить её в свою квартиру, которую она разрушила до основания, а затем просто позвонить? Сочувствую твоей девушке, у тебя скотский характер, Ковалёв, — позволяю себе расслабленно рассмеются, пока Стас не может найти ответ на мой вопрос, отпивая кофе.

— Да, Бессонов оказался азартным парнем, поставив на мою честь выигрыш. Но дело в том, что он спорил на образцовую девочку, а занимался сексом с раскрепощенной, уверенной в себе и возбуждающей его девушкой. Я его интересую, поэтому он не собирался со мной расставаться, и ты сам это видел, — утверждаю я, переводя взгляд в лобовое окно. — Могу поспорить, что он объявится на занятиях в первый же день и попытается со мной поговорить. Это ли не любовь? — саркастично хмыкаю.

— Ты хочешь его простить, когда он раскается?

— С чего бы? Он унизил меня. Я поступлю также и покажу наглядно, как это может быть жестоко и больно. Так ты со мной? — спрашиваю я парня, облизывая ложечку, полную сливок и карамели.

— Да, — заверяет меня Стас, а я стараюсь скрыть свою злорадную ухмылку, когда он согласился на мои условия. — Может, тогда объединимся наглядно? Покажем, что мы вместе. Уже представляю рожу Беса, когда он нас увидит вместе.

Я задумываюсь над его предложением.

— Стоит обдумать эту идею и её последствия, потому что неизвестно… — я не договариваю, выпрямляясь.

Смотрю на широкие двери кафетерия из которого выходит статный мужчина и женщина, которая держит его под локоть.

— Ты чего?

Смотрю, как они идут на парковку. К машине. К его машине. К машине, которую я узнаю из тысячи.

Неверующее, смотрю на отца, который останавливается у машины. Он тихо воркует с моей преподавательницей, приживая её к дверце автомобиля.

— Ого! Это же наша экономичка, — подмечает Стас.

— И мой отец… — говорю я, мечтая вцепиться в патлы этой ведьмы.

— Твой отец? — удивленно спрашивает Ковалёв, в руку которого я втискиваю свой липкий стаканчик кофе.

— Сиди здесь.

Я шумно хлопаю дверцей машины от раздражения и иду к этим отвратительным голубкам, которые ничего и никого вокруг не замечают.

Она снова выглядит соблазнительно и маняще, буквально до скрежета моих зубов. А он светится от счастья и элементарного мужского желания, зажимая чужую женщину в своих руках.

Во мне начинает бушевать ярость. Пока моя мать, его законная жена, отвлекает себя от одиночества работой, отец таскается со шлюхой, которая медленно и уверенно уводит его из семьи.

Они сливаются в страстном поцелуе.

Сердце в груди пронизывает боль от очередного предательства. Вместо того, чтобы быть дома, со своей семьёй, он придумал себе отличную командировку в трусах моей преподавательницы. Я была разбита, когда узнала, что папа собирается уехать и оставить меня в таком тяжелом депрессивном состоянии. Я смирилась, так как его работа обеспечивает нашу жизнь, а оказалось… Оказалось, что он предпочёл мне экзотику в виде моего преподавателя по экономике!

— Антон… — шокировано шепчет Татьяна Александровна.

Папа непонимающе смотрит на женщину, а затем оборачивается, прослеживая за взглядом.

Я стою от них всего в нескольких шагах, и не могу взять себя руки. Мои глаза застилает пелена обиды и жалящего гнева, когда я смотрю на побледневшего отца.

— Ты бросил меня и маму на все праздники, — горло сдавливает болезненная цель, — ты видел, как я в тебе нуждалась. Мы в тебе нуждались, — слезы стоят в глазах, когда я смотрю в его грустные глаза и растерянные глаза. — Она стоило того, чтобы предать нас?

— Татьяна, сядь в машину, — обращается он к женщине, которая неуверенно садится в машину, не сводя с меня жалостливого взгляда. — Василиса, ты моя умная девочка, разве не видишь, что наш с мамой брак давно потерял любовь и надежду? Я устал, и я имею право на любовь…

— Не имеешь! — рявкаю я, приблизившись к отцу. К отцу, который был мне ближе, чем кто-либо, но поступил как самый последний подлец. — После этого — ты не имеешь права ни на что, — указываю пальцем на дверцу машины, различая силуэт его любовницы. — Я верила тебе больше, чем себе. Я нуждалась в тебе больше, чем в ком-либо. Я верила в нашу преданность и честность. А ты предал меня и обманул, как другие. Предал меня! — кричу, толкая отца в грудь.

Он не ожидал такого нападения, сталкивая спиной с дверцей машины.

— Василиса, — тяжело выдыхает отец, но я не хочу его слушать.

— Возвращайся домой. Забирай свои вещи и уходи от нас. Ни я, ни мама — не станем делить крышу с предателем и лжецом. Я ей всё расскажу, если ты этого не сделаешь. Только в таком случае, уверяю, ни одна твоя вещь не останется невредимой.

— Василиса, — папа рванул меня за руку к себе, когда я развернулась и хотела уйти. — Я знаю, что поступил подло по отношению к вам. Я соберу вещи и поговорю с мамой. Но прошу, не держи на меня зла. Ты же совсем недавно любила и была окрылена этим чувством. Разве я не могу быть таким же счастливым?

— Моя любовь разбила мне сердце, унизила и заставила захлебываться от яда, отравивший меня ненавистью, — пренебрежительно фыркаю я, вырывая руку. — Ты счастлив с той, у которой хватило совести влезть в чужую семью, — огибаю папу в несколько шагов и склонившись, громко хлопаю ладонью по стеклу. — Учтите, дамочка, на чужом несчастье — счастье не построишь. Этот бумеранг ещё к вам вернется сполна. А если не вернется, я его сама в вас запущу!

— Перестань, — отец, мягко обхватив мои плечи и отводит от двери. — Ты ведешь себя отвратительно. И что случилось с твоими волосами?

Он хочет коснуться моих волос, но я шлепаю его по руке.

— Не прикасайся ко мне. У тебя есть три часа, чтобы решить вопрос с мамой, затем я вернусь домой.

— Василиса, ты сейчас злишься и подавлена… Я выполню твою просьбу и сегодня же заберу вещи. Мы с Татьяной это уже обсуждали… Но прошу, давай, как только ты успокоишься, мы встретимся и поговорим?

— Мы… С Татьяной, — искажаю его слова, сказанные с нежностью. Я пропитываю их яростью, презрением и злобой. — Я ненавижу тебя, папа.

Отец с болью смотрит в мои глаза. Я чувствую такую же удушающую боль в сердце, но её пеленает неконтролируемая ярость.

— Прости меня, Василёк…

Я отворачиваюсь и иду обратно к машине Ковалёва. Тяжело дышу и пытаюсь проглотить слезы. В салон не сажусь, облокачиваясь на автомобиль руками, ощущая бессилие.

Почему моя жизнь начала рушиться, как карточный домик?

Почему меня предаются близкие?

Почему во мне зарождается кровожадное чувство доставить всем невыносимую боль, которая пропитала моё сердце?

— Принцесса, погнали, — меня громко зовёт Стас, открыв дверцу. — Сегодня последние выходные наших каникул. Этим нужно воспользоваться, тем более, что мне одна птичка начирикала о вечеринке…

Я сажусь в машину, дрожа от переполняющих меня эмоций.

— Там будет Аня и Артём? — мне стоило усилий, чтобы вернуть себе холодный ум и расчетливость.

— Не сомневаюсь в этом. Если включим фантазию, убьем двух зайцев сразу, — довольно замечает Стас. — Бессонов тоже может к ним присоединиться, как и другие. Ты должна быть к этому готова.

— Мы не можем наказывать их на расстоянии. Мы должны вернуться в компанию и быть к ним так близко, как только это возможно. Я хочу, чтобы все они перегрызлись между собой и показали истинное лицо. Поможем им в этом, — заявляю я, решая сегодня хотя бы немного выжать из себя яд, который отравил мою кровь и сердце.

— Знал бы я раньше, какая ты горячая стерва, не позволил бы Бесу взять тебя первым, — хмыкает Ковалёв. — Из нас бы получилась гармоничная пара.

— Прикуси свой язык, Стас, — рявкаю я на его ехидство. — Мне нужно привести себя в порядок и переодеться.

— Надеюсь, в тех пакетах найдется что-то горяченькое?

— Не сомневайся, — лукаво улыбаюсь, отворачиваясь.

Мой список людей, которые заслужили наказания не маленький… И я не могу оставить безнаказанным своего отца и его мерзкую любовницу, которая влезла в нашу семью и окончательно её разрушила.

Зачем он это сделал? Почему? Для чего?

Одно я понимаю точно — никто не уйдет от меня безнаказанным.