— Как заказывали, Митрофан Николаевич, — сказал председатель райпотребкооперации Иван Семенович Сафонов. — Крутой экстрасекс! У него народ на полгода вперед в очереди расписан. Насилу уговорил. — Сафонов понизил голос. — Не даром, конечно. Этому экстрасексу палец в рот не клади, оттяпает всю руку.
— Деньги — это твоя проблема, — хмуро сказал При-года. — Естественную убыль пару месяцев в карман не положишь!
Сафонов засмеялся угодливо.
— Уж вы скажете, Митрофан Николаевич, — убыль! Откуда ей взяться, если в магазинах товар больше трех дней не залеживается?
— Оттуда и берется, — продемонстрировал Пригода знание законов советской торговли. — Товар на прилавках не залеживается, а убыль все равно списывается.
Возражать ему главный районный кооператор благоразумно не стал. С начальством спорить все равно что против ветра плевать. Никому ничего не докажешь, только оплеванным останешься. Иван Семенович Сафонов был мудр и гибок, как всякий торговый работник. Первый секретарь торговых институтов да техникумов не кончал, где ж ему знать о всех финансовых ухищрениях и хозяйственных лазейках? Уж лучше пусть в естественную убыль верит, хотя что такое, собственно, естественная убыль? Гроши, детям на молочишко. И то, наверное, не хватит. Однако мыслей этих предусмотрительный Иван Семенович вслух высказывать не стал, а воспользовался случаем, чтобы польстить руководителю.
— Вы, Митрофан Николаевич, нас, грешных, насквозь видите!
— Ты мне тут не сиропничай, — устало вздохнул Пригода. — Уж кого-кого, а тебя-то я, Ванька, насквозь вижу. Ладно, тащи своего… экстрасекса!
Андрей Васильевич Ухваткин к тридцати пяти годам попробовал себя не в одной профессии, но нигде себя не нашел. Поработал он официантом, но работа эта ему не понравилась — хотелось самому сидеть за столом, а не стоять подле него в угодливой позе. «Нет, Андрюша, — говаривал метрдотель Соломон Яковлевич Мезис. — Не годишься ты для нашей работы. Гордыни много, похоже, что нищим помрешь!» После некоторых колебаний — все-таки давали неплохие чаевые — Ухваткин подался в санитары областного морга. Обстановка здесь, разумеется, была не ресторанная, пахло отвратно, но убитые горем родственники не скупились. И все было бы хорошо, но Ухваткин постепенно начал наглеть, повышая негласную таксу морга до совсем уж немыслимых высот. Нервы последнего клиента не выдержали, и все завершилось изгнанием из Царства мертвых. Народный суд проявил гуманность, дав Андрею Ухваткину условный срок. После этого незадачливый последователь Харона некоторое время проработал униформистом Царицынского цирка, продавцом пивного ларька, грузчиком мебельного магазина и фасовщиком в сахарофасовочном цехе Он катился по наклонной, пока не оказался в зеленой фуражке и синей гимнастерке вохровца на проходной Царицынского мясокомбината.
Жизнь катилась мимо. Не ему улыбались девицы в барах, не перед ним расшаркивались официанты царицынских кабаков, даже солнце — черт его побери — оно тоже светило не ему.
И тут в одной из газет Ухваткин прочитал заметку о Джуне Давиташвили, Кашпировском, филиппинских знахарях и прочей чертовщине. Прочитав заметку, Ухваткин ощутил восторженный холодок в груди: вот она, искомая жар-птица!
Остальное было делом техники. Он уволился с мясокомбината, отпустил черную бородку, придававшую ему мефистофельский вид, заказал в ателье Военторга черную мантию с золотыми звездами, после чего объявил себя любимым учеником тибетских махатм и верным последователем Рабиндраната Тагора. На три месяца он выехал из Царицына, собирая в Придонье под руководством старушки знахарки целебные травы и корешки. В городе он уже объявился в новом качестве. Всем знакомым он говорил, чго окончил курсы черной и белой магии, учился у знаменитого воронежского колдуна Варуги и вошел в десятку лучших целителей России Псевдоним Ухваткин избрал себе звучный и непонятный — «Онгора», объясняя всем, что «Онго» на древнесарматском обозначает «мудрый», а окончание «ра» указывает на то, что происхождение свое он ведет от арабско-ведических богов Египта. Он завел обширную переписку с другими целителями и даже набрался нахальства, чтобы написать письма сибирскому шаману Пантелеймону и самой Джуне. Пантелеймон прислал ему из далекой Якутии божка, вырезанного из моржового клыка, и нитку сушеных тундровых мухоморов, а Джуна коротким посланием скупо поздравила новоявленного целителя и экстрасенса со вступлением на Великую Дорогу Познания, приближающую живущих к пониманию Истины. Письмо это Онгора в золоченой рамке повесил над письменным столом, чуть ниже на маленьком гвоздике висела связочка сушеных мухоморов, а под ними на узенькой полке желтела фигурка неведомого сибирского божка
Реклама сделала свое дело. К Онгоре потянулись клиенты. Целитель не отказывал никому. Он вглядывался в фотографии, пытаясь найти без вести пропавших, лечил цирроз печени и простатит, вызывал духов, изгонял нечистого, заряжал воду, которая под воздействием флуктуационного поля Онгоры становилась столь лечебной, что одновременно лечила от запора и поноса, рассасывала геморрой и гланды, предотвращала инфаркты и способствовала общему омолаживанию организма.
Деньги потекли рекой. Те, кому от лечения легче не стало, о визите к Онгоре помалкивали, чтобы не быть осмеянными. Те, кто почувствовал легкое облегчение от недугов, славили мага и кудесника на всех углах, а это в свою очередь способствовало притоку новых клиентов. Онгора купил себе автомашину, кооперативную квартиру, гараж и дачу. Рестораны стали явью, а длинноногие девицы из баров стали улыбаться именно Онгоре, и не только улыбаться, если говорить честно и по большому счету. В гордыне Онгора посетил ресторан «Турист», где когда-то работал официантом, и потребовал, чтобы его обслужил лично метрдотель, оставив тому щедрые чаевые.
«Трудовые» накопления помогли целителю организовать пару передач по местному телевидению. Ошалевший от щедрости Ухваткина ведущий назвал его в передаче потомком великих колдунов России, талантливейшим учеником Джуны (при этом крупным планом были показаны Пантедеймоновский божок и поздравительное послание целительницы). Ухваткин сообщил телезрителям, что является аскетом, которого не прельщает роскошь и богатство, зарядил всем по баночке воды, дал установку на выздоровление от простудных заболеваний и пообещал, что в одной из передач он публично оживит труп, вдохнув в него витальную энергию ведического божества типа Ману. Удивительно, но он уже сам верил, что способен на это.
Несколько подпортила репутацию Онгоры драка в ресторане «Маяк», в результате которой экстрасенс две недели ходил в солнцезащитных очках, маскировавших темные и опухшие подглазники. Повышенное внимание со стороны милиции и некоторое охлаждение поклонников заставили Онгору временно сменить областной центр на сельскую глубинку, поэтому предложение председателя Бузулуцкой районной потребкооперации Сафонова экстрасенс принял без особых размышлений. Это предложение позволяло Онгоре не только восстановить свое пошатнувшееся реноме, но и заработать на поездке некоторую сумму. В выходцев из прошлого Онгора не верил и полагал, что в самом худшем случае будет иметь дело с ловкими мошенниками, решившими облапошить доверчивых лохов из Придонья. Да вы сами посудите — жуликов и мошенников видели все, а многие даже становились их жертвами, но кто может похвастаться, что встречался с выходцами из прошлого? Римские легионеры в Бузулуцке были таким же нонсенсом, как питекантроп в Колонном Зале Дворца Съездов. Некоторые читатели могут возразить, что питекантропов в Колонном Зале они видели по телевизору, и не раз. В переносном смысле, возможно, и видели, а вот чтобы с дерева слез и по паркету зашастал? Да еще с суковатой дубиной наперевес? Читая очерки о Калиостро и графе Сен-Жермене, Онгора ни разу не усомнился, что речь в этих очерках идет о блестящих мошенниках, у которых не грех и поучиться приемам облапошивания сограждан. В Вечного Жида он не верил из принципа, полагая, что вся эта история придумана для того, чтобы кто-то мог заработать на жизнь.
В Бузулуцк Онгора поехал с легким сердцем и спокойной душой, полагая, что жулик жулика разоблачить всегда сумеет, а если понадобится, то и договорится с противной стороной ко взаимной выгоде и удовольствию.
Остановился Онгора в доме у председателя потребкооперации, где ему отведена была отдельная горенка, а стол хлебосольного хозяина ломился от разносолов.
— Мы люди скромные, — говаривал Иван Семенович. — Питаемся чем Бог пошлет!
Судя по запасам его холодильника и погреба, Сафонов ходил у Бога в любимчиках.
Направляясь в райком партии, Онгора все еще не верил в реальность перемещений во времени, но на всякий случай из найденного на дороге куска медной проволоки сделал небольшую рамку для биолокации.
— Пригодится, — небрежно сказал он Сафонову. — Возможно, придется определять структурное качество хронополя. А для этого лучшего прибора и не найти. Этому я у воронежского колдуна Варуги научился. Ба-а-альшой знаток пространственно-временных флуктуации!
Надо сказать, что терминологией Онгора подпитывался из различных научно-популярных брошюрок общества «Знание». Вовремя ввернутый в разговоре диковинный термин сильно повышал ученость Онгоры в глазах посетителей, а этим упрощалась обработка клиента при назначении гонорара за оказанные Онгорой услуги.
Каждый мошенник полагает, что он на порядок выше своих собратьев. Не был исключением из общего правила и Онгора, всегда помнивший, что в его паспорте проставлена отнюдь не магическая фамилия, а правоохранительные органы хранят в своих анналах эпизоды его славного прошлого. Следуя за своим провожатым, Онгора прикидывал, сколько ему содрать с районных власть имущих, чтобы и их не обидеть, и себя не обделить. Примерно о том же, но в обратных выражениях, думал Сафонов, ведь всякие выплаты найденному им по указанию секретаря райкома проходимцу били по карману именно его самого. Онгора остановился у входа в кабинет первого секретаря. Проволочная рамка в его руках бешено завращалась.
— Ого, сколько отрицательной энергии! — с сожалением воскликнул Онгора. — Чистить надо! Чистить! И немедленно, Иван Тимофеевич!
Иван Семенович выразительно покачал головой.
— Похоже, тебе в кабаке мозги отбили! — ухмыльнулся он. — Ты бы еще этой железкой у Царицынского КГБ покрутил!