Бык в загоне

Глава 4

Самид действительно решил поговорить с Тахиром, своим дальним родственником, который был не только его штатным телохранителем, но и поверенным лицом во многих делах, об очень серьезной проблеме. Она уже давно не давала покоя новоиспеченному коммерсанту.

За несколько дней до утренней беседы в «линкольне» один из компаньонов Самида, вернувшийся из Киева, подробно рассказал ему о ситуации в теневом бизнесе Украины. Она сводилась к следующему: в преступной среде установилось своеобразное равновесие. Никто ни в кого не стрелял, ничьи «мерседесы» не взрывались на городских улицах, а о крутых «терках» за сферы влияния не было и речи. На Украине с удивлением воспринимались рассказы тех же питерцев или москвичей о постоянных разборках, нередко кончавшихся для авторитетов и «законников» летальным исходом.

«Мир большой, хлеба всем хватит», — такой нехитрой, но справедливой философии придерживались украинские авторитеты.

Приехав в офис, Самид плотно закрыл дверь на все замки и, на всякий случай выслав секретаршу, доверительно сказал Тахиру:

— В Германии я имею многое… Многое из того, о чем в своем вшивом Баку не мог и мечтать, многое… — он со значением посмотрел на своего телохранителя и добавил:

— Но не все…

Разумеется, Тахир не читал Козьмы Пруткова и потому мог не знать его афоризма: «Нельзя объять необъятное», но, даже не раздумывая, ответил другой фразой, не менее, а может быть, и более емкой:

— Знаешь, Мирза, ты прав, ты имеешь очень многое… Ну неужели тебе этого недостаточно?

«Жадность фраера погубит» — так говорят не только русские «синие», но и очень серьезные, очень уважаемые люди. Самид, я к тебе не как к патрону обращаюсь, а как к родственнику и другу: скажи, неужели тебе мало? У тебя есть отличный дом, — принялся перечислять Тахир, загибая пальцы, — немецкое гражданство, классные тачки, телок сколько хочешь и еще столько же…

Самид перебил его:

— Много не бывает никогда.

Мирзоев был на редкость хитрым и расчетливым. Он действительно хотел прыгнуть выше головы: «дай» было его жизненной установкой.

Он принадлежал к той породе людишек, которые хотят в одно и то же время стать и полицайкомиссаром, и главарем русской мафии, которого полицайкомиссар должен ловить. Если бы ему сказали, что при определенном раскладе можно одновременно стать Верховным муфтием, Папой Римским, чукотским шаманом и депутатом Верховного Совета, он бы рогом рыл, не останавливаясь ни перед чем — лишь бы достигнуть желаемого…

— Много не бывает никогда, — со значением повторил Самид.

— Много — чего? — не понял Тахир.

— Денег, денег, — в глазах азрбайджанца зажглись алчные огоньки.

Тахир понял — спорить бесполезно. Он хорошо знал: если уж Самид что-то задумал, он ни перед чем не остановится.

Мирзоев принялся излагать свою точку зрения, подводя Тахира к своему плану.

Да, он, конечно, согласен с Тахиром, что достиг многого. Но одно дело торговать «бэушными» трусами и ворованной со складов Советской Армии формой, а совсем другое — быть допущенным к святая святых любого солидного бизнеса, и не только постсоветского — к торговле энергоносителями, банковскими кредитами, недвижимостью… Не говоря уже о таких вещах, как торговля женщинами, оружием и наркотиками.

Он согласен с Тахиром: у него действительно полновесное немецкое гражданство, хороший дом, множество дорогих навороченных тачек… Но теперь на дворе не середина восьмидесятых, когда обладание подобными богатствами давало какой-то устойчивый статус в жизни: теперь престижно быть не просто бизнесменом, но человеком, близко стоящим к криминальной иерархии…

Однажды на какой-то презентации, куда был приглашен Мирзоев, один из его предполагаемых компаньонов, выпив шампанского больше положенного, разоткровенничался относительно «русской мафии».

— У вас в России мафия теперь покруче «коза ностры» и «коморры» вместе взятых… Если дело так пойдет и дальше, ваши мафиози захватят не только экономическую, но и политическую власть, и тогда волей-неволей нам, серьезным бизнесменам, придется с ними считаться. — Он спросил с плохо скрываемой иронией:

— А вы, герр Мирзоев, часом, не «крестный отец»?

Тогда Мирзоев промямлил что-то невнятное — хитрый азербайджанец пытался изобразить перед иностранным бизнесменом, что действительно имеет какое-то отношение к этой сфере деятельности «русских».

Он понял, что в начале девяностых быть мафиози становилось не только престижно (что было несомненно), но и выгодно.

Тот разговор лишил азербайджанца покоя.

Он решил во что бы то ни стало добиться признания в том мире, который вызвал невольное уважение западного обывателя. Но как это сделать?

Ведь он, герр Мирзоев, был не при понятиях, не имел ровным счетом никаких знакомств в российских криминальных сферах, более того — «синих» он откровенно боялся. И тогда после долгих раздумий он выбрал украинский вариант.

По его сведениям, на Украине действительно установился уголовный паритет.

— Если удастся втравить «бригады» в междоусобную войну, одновременно прикормив украинскую милицию, мы дождемся, когда авторитеты и воры перестреляют друг друга, и тогда будем иметь двойную выгоду, — развивал он свою мысль незадачливому Тахиру.

— Какую?

Мирзоев принялся загибать толстые волосатые пальцы:

— Во-первых, поломаем сложившийся порядок в свою пользу, а во-вторых, приобретем определенный статус, заставив считаться с собой всерьез. И вот тогда, дорогой родственник, — эти слова были произнесены с явным сарказмом, — то, от чего ты так балдеешь, то, чего так много у меня, но никогда не будет у тебя — тачки, дома, немецкое гражданство, деньги уже не будут играть решающей роли.

— Почему?

— Потому что я приобрету статус, — для того, чтобы Тахир лучше понял эту простую мысль, патрон произнес это слово по слогам, — а статус, дорогой, во все времена — своего рода свободно конвертируемая валюта.

Мирзоев решил: направить на Украину — в Киев, в Одессу и в Крым — своих людей, дав им задание: перестрелять наиболее видных коммерсантов, стараясь таким образом подставить конкурентов и их «крышу», а заодно — до смерти напугать украинских бизнесменов, сея в их рядах панику и недоверие к «крыше» — институту криминальной защиты…

Среди первых кандидатур украинских коммерсантов в списке Мирзоева значились две фамилии — Луценко и Рудковский. Оба бизнесмена имели «крышу» в лице украинских авторитетов.

Киев встретил Сергея ярким весенним солнцем.

Он очень любил этот город.

Было радостно пройтись по оживленному Крещатику, выпить кофе в одном из новых частных кабачков на Андреевском спуске, полюбоваться Днепром с набережной…

Никитин еще из Москвы позвонил своему давнишнему приятелю Толику Сопко и сообщил о скором приезде. Лысый, как называли Толика друзья, предложил встретить Сергея в аэропорту, но тот отказался. Они договорились днем вместе пообедать в ресторане гостиницы «Украина».

Ровно в три часа дня, как и было условлено, Сергей присел за ресторанный столик. Через несколько минут в зал вошел щуплый мужчина, лет около тридцати, в сопровождении двух крепких молодых парней с такой же «прической», как и у этого мужчины. Надо отметить, что Сопко получил свое прозвище еще в школе за упрямую привычку стричься исключительно наголо несмотря на протесты родителей и классных руководителей.

Обнажив в приветливой улыбке два ряда ровных зубов с золотой фиксой, вошедший крепко обнял Сергея и представил своих спутников:

— Знакомься, это Ваня Барсучок, а это Поликарп, но можешь звать его проще — Карпухой.

— Антон, — назвался Сергей.

Лысый понимающе посмотрел на приятеля, после чего подозвал официантку:

— Валюша, наковыряй нам что-нибудь.

— Хорошо, — отозвалась та и поспешно отправилась на кухню.

Никитин с улыбкой разглядывал сидящего напротив Сопко.

— Как жизнь? — задал он банальный вопрос.

— Как в Африке, голых много — а отодрать некого, — рассмеялся Толик и добавил:

— Не будь я лысым, давно бы уже поседел.

— Как Остап поживает? — продолжал интересоваться Сергей.

— Чалится, — погрустнев, Лысый вперился в свои руки.

— В какой зоне?

— Да он еще здесь, на Лукьяновке, — сверкая фиксой, рассказывал киевский авторитет — Остап с подельником хату выставили у одного жирного клопа. Рыжья, бабок — немерено. Атерпила этот в скупке свои котлы узнал и в лягавку. Орудовцы налетели, мастера, что котлы принял, взяли за хобот и в кутузку. Колонули, ну тот Остапа с Андроном и сдал.

Сергей спросил:

— А он что, знал их?

— Барыжничал потихоньку на золотишке, к нему многие обращались, — дал пояснение по поводу ювелира Сопко, — теперь прицепом пойдет на «хозяйские» хлеба, и уж будь уверен, братва на зоне ему за его гнилое помело спуску не даст.

Пока официантка Валя расставляла перед ними тарелки с ароматно пахнущим борщом, приятели молчали. Когда же та удалилась. Лысый поинтересовался:

— Ты здесь по делу или как?

— Должок один получить надо, — охотно объяснил Никитин.

— Так давай я своих пацанов зашлю, — предложил Толик, — они потрясут твоего бобра.

— Спасибо, — отказался Сергей, — я сам.

— Как говорил наш начальник колонии: «Хозяин — барин».

— Мне только тачку бы какую и толкового паренька, чтоб хорошо знал Киев, — попросил Сергей.

— «Шестерка» устроит? — спросил Лысый. — А пацана, так вот возьми Карпуху. Он толковый, но есть один недостаток — жрет очень много. Как не в себя.

Беззлобная шутка вызвала всеобщий смех.

— Аппетит — это показатель здоровья, — произнес московский гость.

— И то правда, — подал голос Поликарп, отрываясь от горячего борща, который он уплетал за обе щеки.

Перейдя на серьезный тон, Сопко спросил у товарища:

— Ну что в Москве слышно?

— Сейчас все слухи на первых страницах газет, — отмахнулся Сергей.

— Я газет не читаю.

— Стоит златоглавая, что ей сделается, — Никитин закурил сигарету, черных много, и малолетки беспредельничают.

Он рассказал о стычке с кавказцами и недавнем происшествии на автостоянке.

Глаза собеседника зло остекленели, выругавшись, он бросил:

— Козлота.

— А у вас здесь черных много? — спросил Сергей.

— Есть, но они или при понятиях, или поджавшие хвосты барыги. Но хватит об этом Я так понимаю, что дела начнутся только завтра, а сегодня можно отдохнуть. Банька под паром, девочки подтянутся, куколки — закачаешься, манекенщицы, — описав в воздухе воображаемую женскую фигуру, Толик выразительно причмокнул.

— Заметано, — согласился Сергей, — я сейчас пойду сниму номер и свободен, как ветер в поле.

— Какой номер? — на лице Толика появилось недоумение. — У меня есть пустая хата. Не Версаль, конечно, но и не курятник.

— Идет, — согласился Сергей.

В четвером часу, устроившись в салоне комфортабельного «мерседеса», «торпеды» Сопко, — именно так называют окружение воров, — отвезли нехитрые пожитки Никитина в просторную двухкомнатную квартиру, находящуюся в одном из переулков недалеко от Крещатика. А потом приятели отправились в баню — как и было договорено.

К их приезду в предбаннике был накрыт роскошный ужин. Четыре симпатичные девушки, закутавшись в простыни, деловито хлопотали над столом, расставляя закуску и выпивку.

— Привет, красавицы, — небрежно бросил Лысый девушкам, — вот, познакомьтесь — это Антон, сегодняшний вечер полностью посвящаем ему.

— Много шума из ничего, — произнес гость, вешая на крючок свободного покроя куртку. — Ты меня представляешь, будто бы я августейшая особа…

Девицы с интересом наблюдали за раздевающимся Сергеем. Было видно, что его мускулистое, тренированное тело, покрытое обилием замысловатых узоров татуировки, произвело на них неизгладимое впечатление. Не стесняясь смотрящих на него женских глаз, он скинул все, что было на нем, и направился в парилку.

Когда за ним закрылась дверь. Лысый обратился к дамам:

— Как вам мой кореш?

Одна из них, убрав с глаз непослушную челку белокурых волос, ответила с игривой улыбкой:

— Когда попробуем, тогда узнаем!

И первой же рассмеялась.

— Ты, Маха, мне дружка не сгуби, я твой лошадиный норов знаю, произнес Толик, погрозив ей пальцем.

— Откуда? — удивилась она, — тебя ж на меня никогда не хватало.

— Ребята пробовали — хвалили, — осклабился Толик, усаживаясь за стол и обхватив за талию сидящую с краю миниатюрную девушку с коротким ежиком черных как смоль волос.

Скромно примастившиеся в углу на мягком диване Барсучок с Карпухой не принимали участие в разговоре, а лишь тихо улыбались, потягивая из бутылок баварское пиво.

Раскрасневшись от пара, в предбанник вышел Сергей:

— Чего расселись, баня стынет.

— Для нас сауна не только свежий жар, — ответил за всех Лысый, — но и возможность потрепаться.

Сергей, взяв с полки чистую простынь, завернулся в нее и открыл пиво.

— Блаженство, — он растянулся на кожаном диванчике.

— Это еще что, — возразил Толик, — тут девчонки грозятся тебе устроить египетскую пирамиду.

Верно я говорю? — подмигнул он девушкам.

— Как гость пожелает, — сказала симпатичная шатенка с наивным выражением лица.

Никитин хотел что-то сказать, но его перебила блондинка по имени Маша:

— Между прочим, Антон еще не знает, как нас зовут, — она выразительно посмотрела на своих подруг, — я возьму на себя смелость представить нас Гляди как завернула, — удивился Лысый, — не думал я, что ты еще и политесу обучена. Менуэты танцуешь?

— Хотя реверансы, конечно же, не моя стихия, — .парировала она колкость, — но за свои двадцать три года я успела освоить не только русский матерный Тем более что культурного человека сразу видно, — Маша выразительно посмотрела в сторону Сергея — Ишь мы какие, — напустил на себя простоватый, дурашливый вид Сопко, — куда уж нам, деревенским, до вашего культурного воспитания Сергей с улыбкой следил за их перепалкой, а потом спросил:

— Фройлен, вы, кажется, собирались представить мне ваших товарок?

— Ах, миль пардон, — блондинка всплеснула руками, как бы извиняясь. Вот это Анжела, — она указала на девушку с ангельским лицом младенца и копной огненно-рыжих волос, — пусть вас не обманет ее внешность, за детской непосредственностью прячется сатана в женском обличье. Слева от нее Марина, всеобщая любимица и моя лучшая подруга. В ней совмещается несовместимое красота и ум, с моей точки зрения, это явление достаточно редкое, — в глазах Марины промелькнули самодовольные искорки, — ну и, наконец, самая младшая из нас — Наташа, — закончила блондинка, указывая взглядом на стриженную под мальчика подругу, сидящую рядом с Лысым.

— Осталось представить только тебя, — сказал Толик. — Это Маша, девушка приятная во всех отношениях, но слаба на передок.

— Жлоб, — просто парировала та и направилась в парилку, сбрасывая на ходу простынь.

Все дружно засмеялись, а Лысый, обращаясь к Сергею, сказал:

— Кстати, Антон, здесь есть отдельные апартаменты, так что не стесняйся.

Тот ответил:

— Я люблю в бане париться, а потрахаться и в другом месте можно.

— Не скажи, — возразил Сопко, — здесь кайфу куда больше.

Сергей промолчал.

Затем, поставив на стол недопитую бутылку, пошел в парную.

На полке, выставив напоказ свои упругие прелести, возлежала белокурая Маша — она мягко улыбалась, словно сознание собственной греховности доставляло ей огромное, ни с чем не сравнимое наслаждение.

Сергей залез на самый верх многоступенчатого сооружения и закрыл от удовольствия глаза — спустя несколько минут он почувствовал, как к его ноге прикоснулась женская рука. Приоткрыв веки, Никитин перехватил лукавый взгляд девушки.

— Можно?

— Нужно! — выдохнул Никитин.

Приблизившись к нему, девица принялась сперва робко, а затем все горячей и горячей ласкать его плоть: тело его рефлекторно напряглось и, независимо от него, поддалось возбуждающей страсти…

Увлекаемый Машей, Сергей проследовал из парной в отдельную комнатушку, в которой не было ничего, кроме мягкой софы.

Маша уложила его и, поправив падающие на лицо волосы, попросила:

— Давай договоримся, что ты будешь просто лежать, не замечая меня, а я сама все сделаю.

Никитин улыбнулся.

— Согласен.

Мурашки забегали по коже, когда он ощутил, что ее упругая грудь уперлась ему в живот. Страстно целуя его тело, она опускалась все ниже и ниже Ощущения были сродни изощренной пытке. Как опытная наездница, сжимая в руках повод его нервов, она то увеличивала, то отпускала напряжение На какой-то миг Сергею показалось, что время остановилось. Он даже не заметил, когда в комнату вошли Анжела с Мариной. Понаблюдав несколько секунд за Сергеем, они активно включились в игру Не выдержив больше накала страсти, молодой человек с жадностью набросился сперва на одну, затем — на другую девушку, крепко сжимая своими сильными руками их грудь, бедра, издавая при этом дикое, почти животное рычание…

— Все вы, мужчины, одинаковы, — услышал он над самым ухом…

…Примерно через час все было кончено Три пары нежных рук мягко поглаживали обессилившего мужчину.

Ведя тонким пальчиком по его плечу, рыжая Анжела спросила:

— А почему здесь нарисована пасть тигра?

— Ты что, не знаешь? — ответила за Сергея всезнающая Марина. — Это знак «отрицаловки», ненависти к ментам, у моего отца такая же была.

— А где твой отец? — спросил Сергей.

— Погиб, разбился на машине, — грустно сказала девушка.

— Извини, — смутился Никитин.

— Ничего, мы с мамой уже привыкли, — пояснила Марина, — трудная у вас жизнь. Вон моя мать, все отца с лагерей ждала, он, когда вышел в последний раз, три года назад, обещал завязать. Слово свое сдержал, только нам от этого легче не стало.

— Ладно, Маринка, хватит, — вмешалась Маша, — у него и без нас, наверное, проблем хватает.

Поэтому давайте веселиться, — улыбнулась она и вышла в предбанник. Подруги последовали за ней.

А там двое молодых парней, все с тем же скучающим видом, лениво перебрасываясь ни к чему не обязывающими фразами, продолжали пить пиво, лишь бросив быстрый взгляд в сторону обнаженных красавиц. Толик с Наташей, не стесняясь, тут же на глазах у всех занимались любовью.

Скривившись в недовольной ухмылке, Маша со вздохом бросила:

— И здесь трахаются. — а потом, обращаясь к Ване и Поликарпу, добавила, — идите забирайте тело вашего гостя. Отделали — как отстирали.

Девчонки сели за стол и жадно набросились на еду.

Вошел Писарь, вытираясь полотенцем после душа, и подсел к девушкам, сладко затягиваясь сигаретой. Через несколько минут к ним присоединилась улыбающаяся парочка. Толик спросил:

— Ну, как оно, ничего?

— Выше всяких похвал, — ответил Сергей, благодарным взглядом окинув девушек, — амазонки меня так уездили, что я еще долго, наверное, буду отходить. Честное слово, первый раз пережил такое.

— А ты говорил, баня не для этого, — констатировал Толик.

— Девчонки, а можно будет это повторить? — спросил Никитин, обращаясь к банным нимфам. Вот только с делами разберусь, и загудим с вами.

Когда потеплеет, можно будет съездить куда-нибудь к морю, повеселиться. Я оплачу ваше время.

Лысый под столом незаметно наступил Сергею на ногу и деликатно уточнил:

— Ты имеешь в виду дорожные расходы?

— Нет, он принял нас за проституток, — обиделась белокурая Маша, — к твоему сведению, мы здесь не за деньги с тобой трахались, а потому, что ты нам понравился.

— Извините, — смутился Сергей, — я не хотел вас обидеть.

— Ну если не хотел, — примирительно сказала Маша, — тогда позвони, когда освободишься. Телефон перепишешь у Толика.

На следующее утро Никитин проснулся от звонка в дверь. На пороге стоял Поликарп. Сергей впустил его в квартиру, говоря при этом:

— Слушай, старик, извини, проспал. Я мигом лицо искупаю, и поедем.

— Да мне-то что, — равнодушно сказал парень, — я в твоем распоряжении.

— Ты узнал, где находится улица Красноармейская? — натягивая майку, спросил Писарь.

— А чего там узнавать, это здесь, в центре, — бросил киевлянин.

— Вот и ладушки, — подытожил Сергей, завязывая шнурки. — Сейчас отправимся туда…

Конечно же, «шестерке», обещанной Лысым. было далеко до Никитинского «опеля-колибри», оставленного в Москве, но она имела одно преимущество — не бросалась в глаза.

Офис фирмы «Рента», к подъезду которого подкатила «шестерка», располагался на первом этаже жилого дома. Внутренний дворик был заставлен машинами.

Пройдя по длинному коридору с дверями по обе стороны, Сергей остановился у таблички с надписью «Генеральный директор».

Его встретила миловидная секретарша с дежурной улыбкой на устах:

— Вы к кому?

— Мне нужен Луценко Павел Андреевич, — ответил Сергей.

— По какому вопросу? — допытывалась девушка:

— По важному, — Сергей, не считая нужным вдаваться в подробности, нарочито грубым тоном попытался прервать излишне любопытную секретаршу.

— Как доложить? — она взяла в руки телефонную трубку.

— Гость из Москвы.

Поговорив со своим шефом, девушка указала на дверь директорского кабинета:

— Проходите, вас ждут.

И Сергей вошел в кабинет. За длинным полированным столом восседал лысеющий немолодой мужчина лет пятидесяти. Увидев Никитина, он спросил:

— Чем могу служить?

Сергей отодвинул стул, без приглашения присел и только потом представился:

— Меня зовут Антон, я к вам от Злобина Олега.

Помните такого?

Поморщившись, будто бы с трудом вспоминая своего московского компаньона, директор кивнул:

— Ax, да-да, конечно, помню.

— Он интересуется, когда сможет получить свои деньги, — как можно любезнее проговорил Никитин, твердо глядя в глаза собеседнику.

— Но у нас же с ним был договор, — директор начинал нервничать, — я ему отдам деньги только после реализации товара, о чем есть пункт в контракте. А поскольку товар не продается так быстро, как хотелось бы, то и о расплате говорить рано Сергей, назвавший себя Антоном, выдержал длительную паузу, доставая из кармана сложенные вчетверо листы машинописной копии контракта Открыв его на нужной странице, он прочитал вслух — «Покупатель обязуется полностью рассчитаться с продавцом после полной реализации товара, но не позднее трех месяцев со дня его получения..»

— Ну я не знаю…

— Чего вы не знаете, — не дал ему договорить Сергей, — того, что прошло больше года, как вы получили товар?

— Знаете что, — переходя на повышенный тон, попытался возразить Луценко, — я с вами договоров не заключал и обсуждать эту тему не буду.

— Почему?

— А кто вы такой? — последовал классический встречный вопрос.

— Снимите трубку и позвоните в Москву Олегу, — предложил нежданный визитер, — он вам подробно объяснит мои полномочия.

— Вы мне не указывайте, что делать! — коммерсант старался быть грозным.

Сергей пристально посмотрел на вскочившего бизнесмена своим тяжелым взглядом и тоже перешел на более грубый тон:

— Сядь, придурок. Еще раз повысишь голос, потеряешь способность к передвижению, — и, нависая всем своим мощным торсом над беспомощно опустившимся в кресло генеральным директором, продолжил:

— А если ты, биксота дешевая, начнешь мутить воду с отдачей денег, то я разобью тебе голову. Дождусь, пока выйдешь из больницы, и опять разобью. И так до тех пор, пока в твои куриные мозги не придет озарение.

После этой тирады Луценко понял одно: впадать в амбицию бесполезно.

А Сергей уже у выхода как припечатал:

— Не дай тебе Бог заявить легавым — пришью, — и он со всей силы хлопнул дверью.

На следующий день, когда Никитин снова вошел в знакомую дверь офиса по Красноармейской, от вчерашней неуверенности и страха у Луценко, казалось, не осталось и следа — он уверенно сидел на своем месте и на лице его читалось превосходство.

Сергей, оценив ситуацию, шестым чувством учуял неладное. Сегодняшний Луценко отличался от вчерашнего, как небо от земли.

Тем не менее, стараясь быть вежливым, Сергей спросил:

— Ну так что, уважаемый Павел Андреевич, как наши дела?

— О каких делах вы говорите? — недоуменно уставился на него директор.

— Я по поводу контракта, — как бы напоминал ему Сергей, — мы же разоримся с такими компаньонами. Взываю к вашему разуму. И к вашей порядочности, — закончил он твердо.

— Какой контракт? Ничего не знаю, — наглый бросил директор.

— Двести тысяч долларов, — не замечая тона собеседника, охотно пояснил москвич, — вы же нам должны, вот у нас и бумаги все имеются.

— Вымогатель! Бандит! Рэкетир! — переходя на визг, закричал Луценко.

По-видимому, этот крик был условным сигналом, на который в кабинет ворвались несколько вооруженных людей в масках и камуфлированной форме. Один из них сильным ударом приклада автомата тут же сбил Сергея с ног. Двое других, проворно подскочив к лежащему на животе посетителю, скрутили ему руки за спиной и защелкнули на запястьях наручники. Все это время Луценко продолжал орать, обращаясь к милиционерам:

— Он обещал мне проломить голову, сказал, что убьет, вымогал деньги! Вы должны его обязательно посадить!

— Успокойтесь, Павел Андреевич, — сказал, по-видимому, старший из них, — посадим обязательно.

В машину его, — указал он на Сергея.

Двое оперативников, подхватив Никитина под руки, повели его в ожидавшую на улице машину и, зажав с двух сторон на заднем сиденье, уехали.

Находившийся все это время в «шестерке» Карпуха видел, как его пассажира увозила милицейская машина. Подождав, пока уедут милиционеры, он побежал к ближайшему автомату:

— Алло, Толян, это я — Карп.

— Что случилось, — заволновался Лысый, — проблемы?

— Москвича замели, — поспешно сообщил Поликарп, — уголовка.

— Бляха-муха, — выругался Сопко, — куда его повезли?

— Не знаю, — ответил Поликарп.

— Ладно, быстро сваливай оттуда. Что-нибудь придумаем, — закончил он разговор.

Повесив трубку, Карпуха сел в машину и поехал к своему шефу сообщить подробности происшедшего…

Озадаченный арестом друга, Анатолий начал накручивать телефонный диск. Дождавшись ответа, он, не здороваясь, произнес:

— Семен Михайлович, срочно нужна помощь вашего зятя.

— Что стряслось? — спросил сиплый голос.

— Кореша моего приняли. Очень надо помочь, — проникновенно просил Лысый.

— Кто?

— Скорей всего уголовка.

— Что шьют? — прозвучал короткий вопрос.

— Не знаю, но думаю — «вымогательство», — объяснял Сопко.

— Как фамилия твоего друга?

— Никитин Сергей Федорович, тысяча девятьсот шестьдесят третьего года рождения, москвич, — не задумываясь, отвечал Толик.

— Ничего не обещаю, — произнес голос на том конце провода, — попробую. Перезвоню через час.

— За ценой не постоим, — заверил Сопко.

Трубка ответила короткими гудками.

Никитина привезли в районное отделение милиции, где при двух понятых обыскали.

К огромному удивлению задержанного, на столе рядом с паспортом, бумажником и всякой карманной мелочью появилась горстка патронов разных калибров. Он громко, чтобы услышали понятые, воскликнул:

— Я протестую, это провокация!

— Сейчас доорешься, — тихо пригрозил ему один из оперативников.

После того, как Сергей отказался подписать протокол допроса и задержания, а так же уклонился от допроса без адвоката, его отвели в камеру.

Жутко хотелось курить, но сигареты, равно как и все остальное, находившееся в карманах, были отобраны. В камере пахло человеческими испражнениями, потом, нестиранными носками и сыростью. Поборов в себе желание вызвать конвойного и попросить папиросу, Никитин улегся на жесткие нары.

Примерно через час с лязгом открылась дверь и на пороге возникла фигура старшего той оперативной группы, которая производила его задержание.

Присев на нары в ногах у Никитина, оперативник представился:

— Майор Прохоров Игорь Борисович, заместитель начальника отдела Киевского уголовного розыска.

Сергей никак не отреагировал на слова майора и, уставясь в потолок, продолжал лежать. Не дождавшись ответа, майор продолжил:

— Напрасно не хотите разговаривать, вы знаете, что обвиняетесь в вымогательстве?

— Начальник, не тяни меня за яйца, — грубо ответил Сергей, — ничего у вас против меня нет.

Показание лоха против моих. Один — один.

Слегка опешив от такой крутой тирады, инспектор ответил:

— Ах вот как! Значит, мы сидевшие. Тогда буду краток: возьмешь ты или не возьмешь на себя вымогательство, большого значения не имеет. Патроны-то у тебя при свидетелях вытащили, так что два года у «хозяина» попыхтишь.

— Не гони волну, начальник. Поживем — увидим.

— Для тебя я — гражданин майор, — разозлился Прохоров. — Никитин лишь ухмыльнулся в ответ.

— Значит, не будет у нас с тобой разговора, — пытаясь сохранить в голосе дружескую интонацию, спросил опер, — так надо понимать? Ладно, тогда поговорим по-другому, на языке жестов.

Сергей перевернулся на бок.

Видя, что дальше продолжать бессмысленно, майор открыл дверь камеры и бросил кому-то в коридор:

— Ремигайло, зайди.

В камеру ввалился здоровенный небритый тип с засученными рукавами, обнажающими густой волосяной покров на руках.

Майор жестом указал на лежащего и приказал:

— Подними этого жулика сраного и объясни ему, как у нас разговаривают с невежливыми гостями.

Подойдя вплотную к нарам, Ремигайло громко рявкнул:

— Встать, паскуда!

— Не рычи, горилла мусорская, — медленно поднимаясь, сказал Сергей.

После такого оскорбления Ремигайло побагровел до самого кончика своего пропитого носа. Достав из-за спины короткую резиновую дубинку, он нанес мощный удар по корпусу Никитина.

Стиснув зубы от жуткой боли, Сергей рефлекторно схватился за ушибленное место. Пятясь в угол, он пытался закрыться руками от мусора, наносящего удары. А тот, стервенея от собственной злобы, принялся колотить задержанного с удвоенным рвением.

Сергей знал по прошлому опыту, что скоро наступит спасительная отключка сознания, и он желал только одного, чтобы этот миг настал быстрее, а ментовская горилла бил, бил, бил, бил…

Экзекуция продолжалась минут десять, после чего выбившегося из сил Ремигайло сменил его шеф. Что было потом, Никитин не помнил: он все-таки потерял сознание и распластался на заплеванном полу камеры.

Когда Сергей пришел в себя, то увидел прямо перед собой лицо дежурного старшины.

— Оклемался? — и Сергею послышалось в его голосе некоторое участие. Тут к тебе адвокат приехал. Идти сможешь, или его сюда пригласить? — спросил дежурный.

— Смогу, — пробурчал Сергей, не узнав собственного осипшего голоса.

В кабинете следственной части районного отделения милиции, куда его ввели, сидел, разложив на столе какие-то бумаги, пожилой тучный адвокат с копной седых волос на голове.

— Линевич Самуил Яковлевич, — представился сидящий мужчина, доставая из нагрудного кармана дорого костюма очки в золотой оправе, и, водрузив их себе на нос, продолжил:

— Вам велела кланяться тетушка.

— Какая тетушка, — не понял Сергей, — что за лабуда?

Адвокат быстро шепнул ему:

— С этого просил начать разговор Анатолий Иванович Сопко. Но если вы не понимаете…

— Ах, простите, — Сергей хлопнул себя по лбу, — мусора все мозги отбили.

— Понятно…

Первая произнесенная Линевичем фраза была давним паролем, который знали лишь несколько человек. Когда-то давно, еще в зоне под Свердловском, они договорились, что при невозможности личного общения верить человеку, сказавшему эти слова, как самому себе.

Защитник, взглянув на избитого Никитина, покачал головой:

— Надо вас, батенька, быстрее отсюда вытаскивать, а то дело закроют, не доведя до суда ввиду смерти обвиняемого.

— Ничего, сдюжу, — Сергей криво улыбнулся разбитым ртом.

— Значит, так, — уже серьезно продолжал адвокат, — обвинение в вымогательстве рассыплется после первого допроса. Остается двести восемнадцатая — патроны. Фальсификация, конечно, но нам придется попотеть. Поработаем с понятыми. Да, кстати, необходимо срочно снять побои и выдвинуть обвинение против оперативников. Те же понятые подтвердят, что до водворения в камеру на вас не было следов от побоев. Дежурный по отделению уже дал мне письменные показания о том, что вы содержались отдельно от других задержанных.

Никитин слушал пожилого юриста не перебивая.

Тот продолжал:

— Сейчас я встречаюсь со следователем, попробую уговорить его обратиться к прокурору с ходатайством об избрании мерой пресечения подписку о невыезде.

— Попробуйте, — не очень веря услышанному, сказал подзащитный.

— Не падайте духом, — подбодрил его Линевич, — думаю, завтра, а может, еще и сегодня вы встретитесь с друзьями за пределами этого мрачного заведения.

— Ваши слова да Богу в уши, — пошутил Сергей, не веря, что такое возможно…

Адвокат знал свое дело. Утром следующего дня Сергей уже был на свободе. У выхода из милиции его ждали Лысый со своими товарищами. Крепко обняв друга, он усадил его в машину и отвез в ресторан «Крещатик».

Наблюдая, как Сергей жадно ест отбивные, Голик произнес:

— Все хорошо, что хорошо кончается. Адвокат говорит, что дело закроют.

— Толян, сколько я тебе должен? — спросил Сергей.

— Какой базар. Забудь, — возразил тот. — Окажись я на твоем месте, ты бы тоже мне помог. А иначе дружба — лишь пустые слова.

— Ты же меня знаешь, я не люблю оставаться должником, — настаивал на своем Никитин.

— Ну что ж, мне для этого в обезьянник прописаться на твое место и ждать, пока ты меня вытащишь? — Лысый громко засмеялся и неожиданно произнес:

— А того козла, что тебя заложил, я лично за яйца подвешу. Пацанам своим я уже сказал, они его всерьез пасут. При удобном случае засунут в багажник и привезут ко мне в погреб.

Сергей категорически возражал против такого поворота сюжета:

— Нет. Им я займусь сам. Спасибо, конечно же, за заботу, но я этому пидару слово дал. Я свое слово держу.

— Жаль, а я уже так настроился, — посетовал Сопко.

— Он денег много должен, — объяснил Сергей, — поэтому еще поживет.

— Ладно, это твои дела, как хочешь, — согласился Лысый с доводами товарища, а затем, оживляясь, посмотрел в сторону входной двери, — а вот к нам и сестры милосердия пожаловали!..

Сопко не ошибся — в «Крещатике» появились Маша и Марина.

— Сюрприз! — воскликнула брюнетка. — Ну как самочувствие, больной?

— Да, не фонтан, придется применить лечебный массаж с сексуальной терапией, — подвела итог блондинка, весело рассмеявшись.