Былого слышу шаг

ЧАС ПОСТИЖЕНЬЯ

А все-таки приходилось ли вам задумываться, почему так стоек, так неисчерпаем интерес человечества в целом и каждого из нас в отдельности к выдающимся историческим и легендарным личностям?.. Почему проходят годы, столетия, тысячелетия, а мы все всматриваемся в их черты, по штриху исследуем их портреты, собираем даже вскользь оброненные слова? Потому, вероятно, что через них мы всматриваемся в себя, через них каждое поколение постигает свое назначение, свою цель. Приходит час, и мы вынуждены ответить на вопросы, которые задаем себе всю жизнь.

Интерес, а может быть, и увлеченность при чтении этой книги объясняется двумя вещами: во-первых, личность Ленина продолжает волновать воображение каждого из нас, а во-вторых, время Ленина — не прошлое и совсем уж не прошедшее время, оно продолжается и сейчас. Более того, дело его — социалистическая революция — имеет не только общечеловеческое значение, в нем начало нашей личной судьбы, где бы мы ни жили на планете, судеб наших детей и внуков. Рано или поздно, но однажды в жизни мы это осознаем. Книга Егора Яковлева — итог такого осознания, остро современного, публицистического освоения ленинской темы.

Однако время тут и помощник, и оппонент. Взяться за такую тему, взяться за книгу о Ленине, когда написаны уже тысячи книг о нем, — для этого нужно быть уверенным, что можешь сказать нечто новое. Новое о Ленине?.. Сотни людей и десятки исследовательских учреждений в разных странах заняты поисками материалов о Ленине, и каждый вновь найденный документ, каждый вновь обнаруженный факт его жизни становится сенсацией. Можно ли в таких условиях рассчитывать на открытие? Так что же остается писателю и публицисту в этой столь ответственной теме? Что заставляет его взяться за перо?

Гений, как известно, чем к нему ближе, тем труднее отличим от других людей, а чем дальше от него, тем менее он воспринимается как обыкновенный человек. И Егор Яковлев признается: «…что же сказать тогда о моем поколении, о тех, кто вступал в самостоятельную жизнь с началом пятидесятых годов? Фигура Ленина предстала перед нами в граните и бронзе, в строчках поэзии и томах прозы, в игре артистов театра и кино — и все это само по себе уже было осенено крылом классики»… «Мы слышали, читали о Владимире Ильиче с тех пор, как помнили себя и уразумели алфавит. Как ответить, например, когда впервые услышал о Ленине? Поди-ка скажи, когда увидел белый свет… А встреча с Владимиром Ильичем была все еще впереди — встреча с собеседником, которую сам ищешь потому, что многое не дает покоя, многое надо понять и только у него найдешь ответы».

Встреча с Лениным, глубоко личное постижение его характера, свое собственное прочтение его трудов. — она предстоит каждому мыслящему человеку каждого нового советского поколения, как пережили ее в разное время Маяковский и Горький, Твардовский и Казакевич и многие другие люди, чьи чувства они выражали. И для поколения Егора Яковлева встреча эта была неминуема и насущна.

Ленинские нормы во всех сферах партийной и общественной жизни — мерило самых высоких ценностей эпохи, их животворное влияние на духовный мир современника трудно переоценить… В 1964–1965 годах вышло 5-е издание Полного собрания сочинений В. И. Ленина, включившее много неопубликованных ранее ленинских документов и комментарии к ним. Как жадно читались эти тома! Факты, события, проблемы полувековой давности воспринимались с остротой близкой к ним сопричастности. Ленин входил в наш день, становился властителем дум людей 60—70-х годов века. Не только журналистика, но и театр, и кинематограф, забыв, казалось, самое себя, впрямую обратились к ленинскому документу, к строке, к архиву. Что касается журналистики, то ее подвижный инструмент оказался как нельзя более применяем в разведывании и осмыслении ленинской темы… Впрочем, Егор Яковлев вред ли задумывал книгу о Ленине, только о Ленине; складывалась она постепенна годами, начинаясь с тех еще ученических пор, когда студент историко-архивного института решил во что бы то ни стало найти карту ГОЭЛРО, по которой Кржижановский знакомил делегатов съезда Советов с планом электрификации России.

Из очерка о поисках знаменитой карты видно, как первое побуждение, азарт искателя, идущего по следам пропавшей карты ГОЭЛРО, сменяется у автора более глубоким интересом к обстоятельствам рождения и осуществления дерзостного и фантастического по тем временам плана электрификации России, к истокам ленинской мечты, основанием его веры в будущее своей страны, ставшее нашими буднями, нашим настоящим.

Егор Яковлев — журналист, и этим объяснены особенности его книги. Для автора немыслимы академически бесстрастные изыскания, хотя пришлось ему, наверное, переворошить не один десяток томов Ленинианы, исторической литературы. Как журналист, он ищет сиюминутной пользы, ищет ответа на то, что ему, да и не ему одному не дает покоя. Один вопрос влечет за собой другой, попытка портрета требует осмысления времени, в котором автор ищет и находит предпосылки ленинского характера, нравственных основ его личности.

Казалось бы, книга Яковлева — о стиле работы Ленина, о чертах его как государственного деятеля, политика, подход автора к материалу совсем не «биографический», однако он не избегает касаться частных, казалось бы, подробностей становления личности Владимира Ульянова, воспитания чувств.

Фигуры, равные Ленину, рождаются не каждое столетие. Но случайно ли, что все шестеро детей Ульянова, кандидата физико-математического факультета, провинциального педагога, инспектора народных училищ, вырастут революционерами? Говорят, дети больше похожи на свое время, чем на своих родителей, это так. Но дети Ильи Николаевича и Марии Александровны Ульяновых были похожи и на родителей и очень похожи друг на друга. Круг чтения отца — Белинский, Чернышевский, Добролюбов, Некрасов, его истовая забота о просвещении народа, интеллигентность матери, весь уклад дома Ульяновых с его благородным культом труда и знания и были той ранней и благоприятной атмосферой, в которой раскрывались способности детей, складывались их первые убеждения.

Принятые в семье Ульяновых нормы и разделяемые идеалы, верно замечает Е. Яковлев в одном из очерков, продолжали то, что было выстрадано героями и мучениками русского революционного движения: кристальная чистота помыслов и отношений, стремление к самоусовершенствованию и совершенствованию окружающей жизни. Это воспитание заложило в Ульяновых-младших чувство обостренной гражданской совестливости, несомненно, предопределившее их судьбы. Автор приводит замечательные слова Александра Ульянова на процессе по делу 1 марта 1887 года: «Среди русского народа всегда найдется десяток людей, которые настолько преданы своим идеям и настолько горячо чувствуют несчастье своей родины, что для них не составляет жертвы умереть за свое дело. Таких людей нельзя запугать чем-нибудь…».

В главе «Брат» собраны пятьдесят отрывков из разных документов. Кто не знает о судьбе Александра Ульянова? Но часто документ дает толчок воображению куда более сильный, чем хрестоматийный рассказ, даже хорошо выписанный литературный портрет. Талантливо подобранные документы — это сюжет, да иногда такой, что дух захватывает… И вот словно впервые видишь и самого Александра Ульянова, и самодовольного в своей жестокости Александра III, и высокотрагическую фигуру матери — Марии Александровны, и разом повзрослевшего младшего брата. Ленин, пишет Егор Яковлев, никогда публично не высказывался о своем брате. Он вообще был сдержан в проявлении интимных, задушевных чувств. Но по тому эмоциональному напряжению, которое испытываешь при чтении «рассказа в документах», можно понять, сколь сильны и значительны были чувства близких Александра Ульянова, сколь сплотила их пережитая ими трагедия, сколь жестко опалила и отформовала она характер Владимира Ульянова.

Пройдет три десятилетия, и гимназист Владимир Ульянов станет вождем пролетарской революции Лениным. Самый динамичный, самый насыщенный из очерков книги вобрал в себя полугодие из жизни Владимира Ильича. Вся энергия, весь смысл этого отрезка времени для человечества сфокусировались в десяти днях, потрясших мир. Для Ленина, чья личность и так без остатка была растворена в революции, каждые сутки лета и осени 1917 года были заполнены титаническим трудом по подготовке вооруженного восстания, строительству нового государства. В самом названии очерка — «Повесть о Константине Петровиче Иванове» — как бы подчеркивается мысль об отрешенности человека от себя, от собственной судьбы, о полном слиянии с историческими событиями, уже не о растворении — с воплощении личности в истории.

Между тем именно в эту пору личность Ленина, его судьба были поставлены под угрозу, реальность физического уничтожения была очевидной, Ленину пришлось скрываться в Разливе. Он отдавал себе отчет в опасности своего положения: «меня «ловят»…»

Все мы знаем эту фотографию непохожего на себя Ленина: картуз, парик, бритое лицо. «Штатива не было. Владимиру Ильичу пришлось стать на колени: иначе никак не встиснешься в объектив…» — так начинается «Повесть». С первых строк взята тональность предельного внимания к факту, к событию. Это — хроника, но хроника по-прежнему — публицистическая, пропущенная через себя. Фотографией удостоверялась личность Константина Петровича Иванова, которому разрешается вход в магазинную часть Сестрорецкого оружейного завода до 1 января 1918 года. «1 января восемнадцатого! — констатирует автор. — Кто мог подумать тогда, предсказать, предвидеть, предположить, кем станет обладатель этого пропуска спустя полгода — к тому дню, когда истечет его срок…».

Конспирация, жизнь под чужой фамилией и по чужим документам, условия личной безопасности, которым Константин Петрович Иванов беспрекословно подчинялся, те атрибуты революционного подполья, способные придать яркий драматизм любой судьбе, в ленинской судьбе остаются как бы в тени. А ведь все это было — аресты, ссылки, одиночка, охота на Ленина, смертельная опасность быть схваченным, впоследствии — покушение, тяжкая болезнь. Интересны размышления автора по этому поводу, исследование им природы личного мужества Ленина, полагавшего, что опасности и лишения тяжелое, но известное заранее, едва ли не неизбежное условие жизни революционера. Тут нет ни бесчувствия, ни малейшей рисовки. Просто от Ленина требовалось мужество более высокого свойства, до которого не дожил ни его брат, вообще ни один из предшествующих Ленину революционеров: в дни октябрьского переворота Ленин взял на себя ответственность за судьбы миллионов людей, судьбы пролетариата, судьбы мира.

Удивительны его решительность, непоколебимость, бескомпромиссность в эти дни! Умение, даже оставаясь в меньшинстве, убедить, настоять на своем. Колебания, промедление для революции смерти подобно! Говоря об этих уникальных качествах ленинской личности, автор прибегает к свидетельству А. М. Горького: «Должность честных вождей народа — нечеловечески трудна».

По жанру «Повесть о Константине Петровиче Иванове», как мы уже говорили, — хроника, последовательный репортаж о самых насыщенных и напряженных днях в жизни Ленина, самых решающих — в жизни нашего государства.

Егор Яковлев, историк по образованию, знает цену факту, документу. Конечно, публицистики в книге более всего — профессия журналиста, как говорится, обязывает, но жанровые различия глав подчеркнуты самим автором с откровенностью газетных рубрик: «штрихи биографии», «рассказы в документах», «репортаж из года восемнадцатого». Эти жанровые различия — счастливая находка автора, она позволяет видеть фигуру Ленина с разных точек зрения и весьма увеличивает «емкость» небольшой книги.

Однако не спорят ли в авторе публицист с историком? Возможность такого спора он, кажется, допускает и сам. В одной из своих работ он размышляет о конкретных деталях и подробностях прошлого, которые осложняют, затуманивают общую картину исторического события, как бы снижая его величие. Как к ним относиться, к этим деталям и подробностям, не повлиявшим, казалось бы, на смысл происшедшего? Яковлеву они дороги, как неповторимая принадлежность того времени, без них и воспроизведение окажется менее достоверным и убедительным. Вот почему «рассказ в документах» свободно соседствует в его работе «Портрет и время» со «штрихами биографии».

«Штрихи биографии» — наиболее значительные главы, вся проблемная нагрузка книги — в них. Именно здесь много сказано не только о Ленине, но прямо или косвенно — о современности.

Вот он пишет о цельности характера и мировоззрения Ленина, об отсутствии в нем внутренних противоречий и компромиссов, и вдруг настолько неожиданный переход к современности, к очень известному несколько лет назад политическому деятелю, что останавливаешься даже в некотором недоумении. Их и противопоставлять-то нечего, настолько несоизмеримы эти личности — Ленин и Никсон! Но послушаем автора, вернее, приведенное им признание одного из приближенных бывшего американского президента — Джеба Стюарта Магрудера: «Мы были морально устойчивыми людьми в личной жизни, но не имели понятия о морали гражданской. Вместо того, чтобы руководствоваться в государственных делах принципами своей личной морали, мы приняли принципы политического поведения, продиктованные президентом, и результат был трагичным для него и для нас». И на той же странице слова В. В. Воровского о Ленине: «В общественную жизнь он ушел весь без остатка, спаяв с нею и свое личное существование. Вся его личная жизнь — рабыня его общественной деятельности». Размышляя о самых острых вопросах современности, о проблемах, волнующих всякого думающего человека, Егор Яковлев ищет и находит ответ на эти вопросы у Ленина. Обнажая ход своих мыслей, он делает и нас, читателей, сопричастными их движению. И поэтому глубоко естественным кажется итог размышлений, видимый так: невозможно быть нравственной личностью, когда твоя личная и гражданская мораль не совпадают.

Если принять за истину, что каждый человек, будь то гений или посредственность, проживает две жизни — одну, значимую для общества, вторую, частную, для себя, — то иногда (см. вышеприведенную цитату из Воровского) может показаться, что этой «второй» жизни у Ленина просто не было, что вся его личность без остатка растворена в революции. Так, да не так… Были привязанности, азарт, была нетерпимость. Не случайно на страницах книги часто звучит глагол «любить». Любил мать. Любил Кремль. Детей. Не любил «новых» поэтов. Позерства… Многого не любил.

Литературный портрет, как и портрет, создаваемый графиком, состоит из штрихов. Только штрихи на гравюре — это тонкие, мелкие линии, сливающиеся в единое целое, а портрет, который стремится воссоздать Яковлев, состоит из глубоких черт личности В. И. Ленина. Некоторые главы так и названы: «Убеждения», «Достоинство», «Мужество», «Характер».

Часто автор возвращается к одной и той же ленинской черте — к его трудолюбию. Мы привыкли применительно к Ленину повторять выражение «титанический труд». Но за этим словосочетанием поразительное качество выдающейся личности: умение, нет, не только умение, желание, необходимость работать все свое время и, отдыхая, тоже работать. «У меня ничего другого нет», — обронил как-то Владимир Ильич в ответ на просьбы домашних поменьше работать во время болезни. В этом не аскетизм, а серьезная человеческая потребность. Все, что делал Ленин, он делал с азартом, замечает Е. Яковлев. Не могу не привести выдержку из книги, которая, думается, объясняет интерес автора к этой черте Ильича:

«Постоянно натянутая струна мыслей и чувств кому-то представляется ненужной растратой энергии: зачем отдавать каждому поступку столько страсти, для чего принимать так близко к сердцу каждое дело, которым занят? Но в той же мере и людям противоположного характера нестерпимо безразличие, спокойная отстраненность от всех дел — все это представляется для них почти смертельной остановкой…»

И так — по всей книге: рассматривая факты биографии Владимира Ильича, иногда редкие, новые для читателя, иногда общеизвестные, автор стремится найти для них свое объяснение. Много, например, всегда говорилось о скромности В. И. Ленина, в настоящей книге приводится тоже немало примеров, свидетельствующих об этой его черте. Однако примеры влекут за собой авторскую мысль, ее движение. «Скромность? Между тем нравственные законы нашей партии убеждают, что коммунист не может достичь такого служебного положения, при котором принятые для всех установления ему не обязательны, а соблюдение их — свидетельство скромности. А в основе эпизодов, о которых шла речь, — суровая, чрезвычайно жесткая требовательность Ленина к Неукоснительному исполнению существующих законов и порядков…»

Широко известен эпизод: весной восемнадцатого года Председатель Совета Народных Комиссаров объявил строгий выговор управляющему делами Совнаркома Бонч-Бруевичу за повышение жалованья ему, В. Ульянову (Ленину). Версия «скромности» Яковлева не удовлетворяет, ему хочется представить случившееся во всей реальности. В пятом томе «Биографической хроники» накануне 23 мая, когда и было написано распоряжение Председателя СНК, он находит упоминание о докладе секретаря Совета Горбунова Ленину об изменении в размерах жалованья — в сторону повышения — наркомам и членам коллегий в связи с ростом индекса цен, обесцениванием денег. Однако размеры вознаграждения утверждены Совнаркомом, как быть? В числе прочих зарплата повышена и ему, Ленин и начинает с себя: объявляет выговор Бонч-Бруевичу, наказывает и Горбунова. Наркомы прочтут распоряжение, поймут…

Ленин бывал и суров, и взыскателен, чаще всего по отношению к «своим». Так было, когда он узнал, что в Москве пытаются защитить руководителей, которые допускали злоупотребления с распределением жилья. Ленин был особенно резок, нелицеприятен. «…Чем же я сейчас занят? — размышляет автор книги. — Уж не стараюсь ли я обезопасить Владимира Ильича от нападок? Да нет, просто от души разделяю и колкости и издевки, которых немало в ленинских документах. И не будь всего этого, образ Ленина лишился бы, как мне кажется, очень важных, привлекательных, естественно принадлежащих ему черт».

Искренность, доверительность интонации, выверенность авторской позиции, прямота, небоязнь поделиться с читателем своими наблюдениями и догадками — несомненное достоинство книги Е. Яковлева. В соперничестве историка и журналиста, несомненно, побеждает журналист.

Книга написана человеком, который, о чем бы ни писал, как бы ни углублялся в прошлое, заряжается от настоящего, от живого импульса, конкретного впечатления… Историку, чтобы описать ночь на 25 октября 1917 года и появление Ленина в Смольном, вовсе не обязательно самому мерить весь путь Ленина от конспиративной квартиры до смольненских дверей; Яковлев же прошел по тем же улицам в тот же час суток.

Для того чтобы написать о Ленине в восемнадцатом году, исследователю иного плана вовсе незачем обходить Кремль по стене. Не для того же, чтобы убедиться — «здесь не то что часовой — колесница пройдет, ни за что не задевая», или ощутить под ногой стертость ступеней, а под ладонью, какая она, «холодная изнутри старая кирпичная кладка», или увидеть над головой «квадрат неба весенней голубизны».

Библиотеку Ленина в Кремле он откровенно обозревает глазами человека наших дней. Замечая среди книг Ильича стихи Эриха Мюзама «Земля в огне», напоминает о том, чего уж не мог знать Ленин — Мюзама замучили в фашистском концлагере. Шагнет в газовую камеру вслед за детьми Януш Корчак, чья книга «Как любить детей» тоже стоит на полке в личном собрании Владимира Ильича. Ну, а разве нет тут «обратной связи», которую воспринимаешь скорее чувством, чем умом, разве подлинность идей Мюзама и Корчака не подтверждена их героическим концом, разве идеи Ленина и вся его жизнь — не единое целое?

Однако, смею думать, без столь личного авторского восприятия и «участия» в событиях не было бы этой книги; другая была бы, а этой не было бы. Несомненное обаяние очерков Яковлева для читателя как раз в соприсутствии, в свежести и непосредственности восприятия, во внутреннем толчке, который ведом каждому хорошему репортеру, потому что без этого пережитого, пусть малого, но обязательного потрясения репортаж останется бледным, бесстрастным. Здесь же, в книге Е. Яковлева живая цепочка от автора к читателю действует безотказно. Ею, кстати сказать, искупаются и некоторые недостатки книги — неровность стиля, в иных местах облегченность комментария в сравнении с фактом…

«Случается, — замечает Е. Яковлев, — приводишь эпизод из самых, пожалуй, известных воспоминаний, говоришь об этом не с первым встречным — с человеком читающим, а в ответ: «Интересно… Я никогда об этом не слышал…» Книга предназначена для широкого читателя. Особенно интересно будет прочесть ее человеку молодому, у которого вторая, «взрослая» встреча с Лениным еще впереди.

Есть в этой журналистской книге еще одно качество — ее как бы незавершенность, открытость для продолжения. При втором прочтении это особенно очевидно: многое выглядит фрагментами, записями, заготовками для новой книги. Надо сказать, что при всей обширности мировой Ленинианы, настоящая биографическая книга о Ленине, наиболее полно отражающая его личность, еще не написана. Может быть, ее со временем напишет Егор Яковлев. Может быть, другие. Но тот, кто напишет, — уже не обойдет вниманием эту очерковую, разведческую книжку, вышедшую из-под живого пера, рожденную горячим, насущным вниманием и любовью к личности Владимира Ильича Ленина.