Быстрая и шустрая

Глава 4

Писатель Песочин проживал на Мантулинской улице, напротив высокомерной громады гостиницы «Международная». Рядом с отелем суетились иномарки и дефилировали дамы в мехах.

Полюбовавшись тонированными окнами и вызывающе дорогим видом гостиницы, Женя свернула в писательский двор. Здесь ее «Ока» немедленно провалилась в припорошенную снегом яму. Услышав скрежет, Женя чертыхнулась – кажется, погнулся глушитель. Вот она, Москва, – город контрастов. Вылизанный асфальт «Международной» и рядом – ямы в убогом дворе. Писательский подъезд оказался мрачным и вонючим. В разбитое окно врывался ветер. В углу калачиком свернулась печальная старая собака. Веяло бесприютностью. Не верилось, что в двух шагах отсюда, в дорогой гостинице, нежатся в пенных ваннах успешные и ухоженные бизнесмены.

Квартира Песочина помещалась на шестом этаже. Лифт не работал, кнопка звонка в квартиру – тоже. «Он же, наверное, небедный человек! – подумала о писателе Женя. – А живет в такой дыре…» Робко постучала в дверь. Бесполезно. Наверно, Песочин – как и полагается гению! – просто забыл о ее визите. Или спит? Женя постучала сильней. Повинуясь удару, дверь недовольно скрипнула и отворилась. Не заперто. Из темной прихожей пахнуло теплом и почему-то – жженым сахаром.

– Есть тут кто? – опасливо проговорила Женя.

Тишина.

Она осторожно заглянула внутрь.

Пусто и сумрачно. В дальнем конце коридора торчит торшер на длинной ноге. Плафон такой пыльный, что свет пробивается еле-еле. У стен жмутся пустые бутылки и пакеты с мусором. Ни одежного шкафа, ни полки для обуви. Даже в слабом освещении видно, что обои не переклеивались уже лет двадцать и все эти годы успешно служили салфетками и блокнотом: жирные пятна, номера телефонов… Натуральный бомжатник!

Женя пожала плечами и, не раздеваясь, прошла в квартиру. Она была готова к неожиданностям. Бритвин предупредил, что Песочин – парень со странностями.

Значит, знаменитость предпочитает романтику трущоб. Стремится быть ближе к народу. Сейчас вылезет из своего логова – небритый, мятый, в обвисших трениках… Угостит ее дешевой водкой вкупе с вареной колбасой. Поведает о собственной гениальности…

– Есть кто живой? – еще раз крикнула Женя.

Никто не откликался. Тогда она решительно толкнула дверь в одну из комнат. И – ее чуть не смыло оглушающей волной музыки.

Первое, что она увидела – до нелепости огромные колонки, водруженные по углам комнаты.

«Почему в коридоре абсолютно тихо?» – не поняла Женя.

И тут же поняла: музыки снаружи не слышно, потому что стены комнаты обиты пробкой, а дверь – обшита каким-то ватином. Этот Песочин настоящий бункер себе построил!

Писатель покоился в глубоком кресле, расположенном ровно посередине комнаты. Небритый, мятый. Облачен в тренировочные штаны – с этим Женя угадала. В изысканном интерьере комнаты Песочин смотрелся, словно бомж, прокравшийся в барские апартаменты.

Комнатка оказалась замечательной. По сравнению с ней апартаменты «Международной» – просто сарай. Отделанные пробковым деревом стены расписаны прихотливым восточным орнаментом. Навесной потолок причудливой формы – не плоский, как обычно, а в форме волны. Персидский ковер на полу. По углам – колонны, обитые гобеленами. В них прячутся неяркие точечные светильники. По стенам причудливо играют тени. Из полумрака проступает стойка с аппаратурой – CD-проигрыватель и усилитель. Женя быстро взглянула на марку. Ни фига себе: «Bryston»! Это же хай-энд!

Акустика источала взволнованное и малосвязное женское пение. Дамским воплям аккомпанировала истеричная гитара. Музыка была так себе. Хотя надо отдать должное хорошей аппаратуре – каждую нотку слышно, будто рядом играют, каждый гитарный перебор звучит, как живой.

М-да, пожалуй, насчет романтики трущоб Женя погорячилась… Песочин открыл глаза, заметил ее. Щелкнул пультом, выключил свою истеричную песню.

– Ты – Женя из «Глобуса»? – требовательно спросил он.

– Да… – откликнулась она, с трудом отрываясь от великолепия комнаты и переводя взгляд на Песочина.

Тощая нелепая фигурка в темных очках. Нездоровый цвет лица с подростковыми прыщами. И это чудище считается знаменитым писателем? Восседает в восхитительно удобном кожаном кресле?! Слушает музыку на уникальной аппаратуре – а ведь «Bryston» стоит столько, что на него даже в «Глобусе» не заработаешь… Несправедливо устроен мир!

– Рассказы привезла? – деловито осведомился Песочин.

Хоть бы привстал, зараза!

Женя молча кивнула.

– А башли?

– Какие башли? – удивилась она.

Бритвин ничего не говорил о деньгах. Велел только: «С письменником не спорь. Делай, что скажет. В разумных, конечно, пределах».

Песочин загоготал – неприятно, как гогочут подвыпившие подростки.

– Ладно, пошли покурим. – Он наконец поднялся со своего кресла. Отодвинул Женю плечом и прошел в коридор. Бросил ей:

– Пошли!

Как с собакой обращается, гад.

Сумку с рассказами Женя с собой не потащила. Бросила на полу. В последний раз взглянула на великолепие музыкальной комнаты и потянулась вслед за писателем. Может, уйти? Уйти прямо сейчас? И плюнуть на то, что Бритвин велел ей Песочина не сердить?

– Где ты там бродишь? – донеслось с кухни.

Голос писателя звучал недовольно.

Женя поспешно прошла через загаженный коридор и очутилась в кухне. Здесь было богато, но по-мужски неуютно. На столе громоздилась стопка немытых чашек. А рядом с раковиной помещалась ванна. Настоящая – и краны имелись, и душ на кронштейне. Вот это да! Ванная в кухне. Ну и квартирка у этого Песочина!

Писатель уже угнездился на диванчике, жестом кивнул ей: садись, мол. Бросил через стол пачку «Беломора». Приказал коротко:

– Кури!

Ну, это уже слишком. «Беломор» она курить не станет – даже если ей будет приказывать не Песочин, а сам Дубов.

Женя достала из сумочки свои дамские сигаретки.

– Ну-ка, дай! – живо заинтересовался Песочин. Даже черные очочки снял, обнажив мутно-голубые глаза с красными прожилками на белках. Заграбастал пачку, выбил сигаретину, помял ее в пальцах, понюхал. Женя с удивлением наблюдала за его манипуляциями.

Наконец, Песочин отшвырнул ее сигареты. Скривил губешки, словно обиженный школьник:

– А я-то думал…

– Что вы думали? – вежливо спросила Женя.

– Ты что, совсем дура? – внезапно раскипятился писатель.

Все, хватит. Женя решительно поднялась. Действительно, пора уходить.

– Да ладно тебе, не ломайся – произнес писатель внезапно миролюбивым тоном. – Расслабься. Здесь все свои. Пыхнем по одной – и повалишь…

Женя застыла на пороге. Встретилась взглядом с блестящими, тревожными глазами Песочина. Отметила, что зрачки у него – с булавочную головку. И, наконец, поняла, что он ей предлагал. Анашу! Вот оно что! Знаменитый Песочин не просто слушает в своей комнате-камере истеричную музыку. Он медитирует. И его «беломорины» набиты травкой.

Все теперь ясно. Ясно, почему она, нормальный, трезвый человек, не может читать его книги. Что Песочин может написать – после такой музыки и после наркоты? Только галиматью!

М-да, с таким надо поосторожней.

Женя постаралась, чтобы ее голос звучал спокойно. Наркоманов, говорят, как и психов – лучше не сердить:

– Я не ломаюсь. Просто я не хочу травы.

– Ну и проваливай! – мгновенно отреагировал Песочин.

Женя не стала возражать и поспешно покинула его квартирку.

Серый февральский двор показался раем в сравнении с писательским логовом. Женя с наслаждением вдохнула полные легкие воздуха. Достала сигареты – и тут же убрала их обратно в сумочку. После общения с этим Песочиным даже обычных сигарет не хотелось. Тоже мне, блин, знаменитый писатель. Канифолит сам себе мозги – то дурацкой музыкой, то анашой, то, наверно, еще чем покрепче. А потом пишет малопонятные книжки. И – сидит в жюри конкурсов.

Бритвин был прав, когда советовал ей отбирать самую заумь. Этот Песочин другое и читать не станет. Какое гадство!

Однако слава богу, что с конкурсом рассказов вроде покончено. С работой она справилась неплохо и в срок. А новых срочных дел пока вроде бы не предвиделось. Может быть, завтра с утра ей удастся немного расслабиться? И она, наконец, познакомится еще с кем-то из коллег?

…На следующее утро, прямо в «Глобусе», Женя попала в аварию.

Она, как всегда, опаздывала на традиционные пять минут и, поспешая, взлетала по ступенькам. Добежала до холла второго этажа. И столкнулась в дверях офиса с охранником Жорой.

Жора был самым массивным из глобусовских секьюрити. Вдобавок в руках он держал объемистую коробку.

Жора посторонился, Женя протиснулась в освободившуюся узкую щелку – и оба застряли.

Жора улыбнулся ей горой лицевых мышц и дал задний ход.

Женя весело сказала:

– «Оке» и джипу разъехаться не удалось!

Жора, как и положено охраннику, был большим молчуном и букой. Но сегодня, видимо, пребывал в приподнятом настроении. Потому что снова улыбнулся и разразился целым предложением:

– Иду на помойку. Очищаю твое рабочее место. Бритвин сказал выбросить рассказы.

Жора помахал огромной коробкой. Он держал ее непринужденно, будто пачку сигарет.

…Бритвина Женя застала за малотипичным для мужчин занятием. Он макал в стакан с водой губку и протирал свой стол.

– Навожу порядок! – похвалился он.

Губка отлично впитывала воду, но оставляла за собой лужицы. На полировке уже появились опасные разводы.

Женя покачала головой и отобрала губку. Отжала ее, вытерла лужи. Потом тщательно протерла стол сухой тряпкой.

– Не умеешь – не берись! – нарушая субординацию, пробурчала она.

Дима наблюдал за ней, снисходительно склонив голову.

Покончив с последствиями мужской уборки, Женя сказала:

– Ну, шеф, – приказывай!

Дима хитро улыбнулся:

– У меня там немытые чашки еще остались… Ладно, шучу. Короче, звонил Песочин. Он тобой недоволен. Сказал, что ты высокомерна и неразговорчива.

Женя приготовилась оправдываться, но Бритвин только отмахнулся:

– Не бери в голову. На Песочина не угодишь. Короче, слушай про новое дело.

– Так сразу? – не удержалась Женя.

– А кому сейчас легко, – хмыкнул Бритвин. И продолжил: – Короче, Дубов взялся раскручивать «Пополамов». Слышала про таких?

Женя слышала их сегодня утром, когда ехала на работу и поймала «Русское радио». Веселая попсовая группочка. Много ударных, шкодливый баян и забавные тексты. Что-то типа: «Я увижу тебя в темно-синем лесу, я тебе колбасу на руках отнесу…» Песенка показалась тупой, но отчего-то симпатичной.

– А кто они, эти «Пополамы»? – поинтересовалась Женя.

– Молодые ребята. Первокурсники. Учатся в каком-то холодильном институте. Создали группу, как говорят, «по приколу». Выступали во всяких ДК, в кафешках. Случайно нашли продюсера, тот – в полном восторге. Привел их к нам. Они сейчас у Дубова сидят. Пошли посмотрим?

…«Пополамы» являли собой четверых совсем молодых ребят. «Лет восемнадцати, не больше», – определила Женя. Утопают в безразмерных футболках и широких джинсах. Сверкают глазами, неуверенно улыбаются.

Женя с удовольствием разглядывала их молодые, светлые лица. Поневоле сравнивала с Песочиным – насколько же пацаны приятней! Молодые, яркие, все им интересно и внове… Даже сухарю Дубову группа, кажется, нравилась. По крайней мере, за время разговора с «Пополамами» и их продюсером Женя насчитала шесть поднятий уголка губ на двадцать градусов – что для Хилого Босса означало наиширочайшую улыбку.

«Пополамы» с восторгом внимали, как их продюсер, Дубов и Бритвин договариваются о «жесткой ротации» на радио и о журнальных фотосессиях, обсуждают возможности газетных интервью и телеэфиров…

– Придется сделать новый портфолио – пресс-релиз, фотки и демо-кассету… То, что есть, – дерьмо, все переделаем. Я уже нашел студию… И фотографа… Нужен режиссер для клипа. Егор Кончаловский подойдет?

Группа сидела тихо, только восторженно глазами хлопала. «Вот это да!» – читалось на лицах «Пополамов».

Наконец, Дубов подвел итог:

– Начнем с пресс-релиза. Как я сказал, то, что у вас есть, – никуда не годится.

Он скривился и процитировал: «Леонов В.В. окончил среднюю школу № 890 и с первой попытки поступил в институт холодильной промышленности».

– Пресс-релизом займется Евгения Марченко, – сообщил Дубов.

«Пополамы» в едином порыве обернулись в ее сторону и посмотрели с нескрываемым уважением. Женя изо всех сил постаралась не покраснеть.

– Далее, – продолжал Дубов. – Пока будем готовить общение с прессой, начнем раскрутку на радио. Пять радиостанций, по эфиру каждые два часа и каждый час – в прайм-тайм… Собственно, ротация уже началась… – Дубов повернулся к Бритвину: – Кстати, Дмитрий, получи у бухгалтера наличные. Прикинь сам, сколько нужно на первое время.

Бритвин кивнул.

Дубов сделал пометку в блокноте и продолжил:

– Сегодня у нас четверг. Эфиры уже идут… А на следующей неделе проведем пресс-конференцию. В хорошем клубе, в «Циркусе» или в «Феллини». Теперь – пресс-релиз. Он будет готов в понедельник. Давайте в понедельник и встретимся… скажем, в час дня?

Один из «Пополамов» хотел было возразить: они же студенты, днем учатся! Но продюсер одарил его грозным взглядом, и парнишка закрыл рот.

– Тогда на сегодня – все, – провозгласил Дубов.

«Пополамы» дружно, как по приказу, вскочили. Они смотрели на Дубова влюбленными глазами. Их продюсер трепетно пожал Хилому Боссу руку. Олег Петрович изобразил очередную – седьмую по счету! – улыбку и проводил гостей до двери.

– Марченко, останьтесь, – проскрипел он уже обычным, не «представительским» голосом.

Женя вернулась в свое кресло, не ожидая ничего хорошего. И оказалась права.

– Пресс-релиз мне нужен завтра утром.

– Но…

– Хорошо, к обеду, – пошел на уступку Дубов. – Вот тебе исходник, вот – телефоны музыкантов. Действуй!

Она вернулась на рабочее место. Подошел Бритвин. Глянул на ее озабоченное лицо и сказал:

– Так, попробую угадать… Пресс-релиз от тебя ждут завтра утром?

Она улыбнулась:

– А вот и нет! Выбила отсрочку до ленча!

– Так это победа! – провозгласил Бритвин.

Женя открыла «рыбу» пресс-релиза «Пополамов». Текст был набит на машинке. Опечатки небрежно замазаны штрихом. Похоже, мальчишки сочиняли пресс-релиз сами. Выглядел он абсолютно по-школьному. В духе сочинения «Как я провел лето».

Да, это никуда не годится. Надо все переделывать.

Она вспомнила симпатичных скромняг «Пополамов». Их новенькие, еще не протершиеся, джинсы и ботинки – только из магазина. Наверняка парнишки раздобыли деньжат и принарядились перед визитом в «Глобус». Молодые, наивные. Мечтают покорить мир…

Женя вздохнула и набрала номер одного из «Пополамов»:

– Это Женя Марченко, агентство «Глобус». Мне нужно с вами встретиться. Нет, сегодня. У вас сегодня концерт? Отлично. Я туда и приду.

Кафе «Я и Оно» располагалось в лабиринте переулков, опутавших Маросейку. Центр, но жуткая глушь. Кто не знает дороги – в жизни не найдет. Путаные объяснения «Пополамов» Женя даже записывать не стала. Просто решила обзавестись штурманом и позвонила Мише Боброву. Пригласила его на концерт «молодой и прикольной группы».

Миша, кажется, обрадовался ее звонку. Согласился даже, что на концерт они поедут в Жениной «Оке». Только спросил опасливо:

– Мы – просто посидим? Или ты и там будешь работать?

Женя пообещала, что работать не станет. Только поздоровается с молодыми музыкантами и понаблюдает за ними.

С Мишей ей будет куда уютней. Тем более раз он гонщик-перегонщик, то должен и с ролью штурмана справиться: разыщет кафе с фрейдистским названием «Я и Оно».

Задачка Боброву досталась не из легких. Миша разглядывал атлас и хмурился. Когда они выскочили на Маросейку вместо нужного переулка, Бобров проворчал: «Руки бы оборвать архитектору, кто так город спланировал!» Женя не стала говорить, что если у старой Москвы и были планировщики, то они скончались много веков назад…

Ей нравилось, что Миша самообладания не теряет, указания дает четкие: «Сбрасываем километров до двадцати… Правую моргалочку… Поворачиваем».

Когда они наконец отыскали старый дом с вывеской «Я и Оно», Женя с чувством сказала:

– Спасибо тебе, Мишенька… Одна бы я и к утру не нашла.

– Ерунда! – беззаботно откликнулся Бобров. Посмотрел по сторонам. И поинтересовался: – А твои музыканты точно здесь играют?

Женя уже и сама сомневалась.

Двор, где располагалось «Я и Оно», выглядел страшненько. Полувыселенные дома. На сломанной лавочке – зачуханная компания алкашей.

– Хорошо, что мы не на «Тойоте», – заметила Женя. – Ее бы тут быстро на запчасти разобрали…

Миша в ответ горячо пообещал, что будет выходить проверять «Оку» каждые пятнадцать минут.

По доисторическим, щербатым ступенькам – на пьяную голову точно свалишься! – они спустились в подвальчик. И очутились в маленьком и вполне пристойном баре.

Здесь пахло деревом и хорошими сигаретами. Грубые дощатые столы гармонировали с пеньками-табуретками. Рядом с барной стойкой возвышалась маленькая сцена. На ней красовалось потертое пианино. Над инструментом зачем-то висели оленьи рога.

Бар почти пустовал. Занят был единственный столик, где восседала компания юных, ярко раскрашенных девчонок. В обрывках их бесед мелькало слово «Пополамы». «Поклонницы», – догадалась Женя.

Бармен в «Я и Оно» сразу учуял в Мише перспективного клиента, оторвался от кроссворда и принялся перечислять имеющиеся сорта пива. Женя с Мишей выбрали по «Гессеру» (ему – большую кружку, ей – маленькую). На закуску заказали сушеных кальмарчиков и черных сухариков. А на горячее согласились отведать жареных грибов с картошкой. («Грибы отечественные, белые – натуральные! – разрекламировал блюдо бармен. – От них еще никто пока не умирал…»)

– А когда будут «Пополамы»? – поинтересовалась Женя.

Бармен указал в сторону поклонниц:

– Раз эти здесь – значит, скоро.

Женя с Мишей выбрали столик поближе к сцене, отхлебнули пива, завязли зубами в тягучих кальмарах. Взглянули друг на друга. Синхронно улыбнулись. «Кажется, вместе нам хорошо…» – отстраненно подумала Женя.

– Ты не сказала мне… Зачем тебе эти… «Пополамы»? – поинтересовался Миша.

– Мы их раскручиваем, – пояснила Женя. – Я буду делать им пресс-конференцию. Представлять их журналюгам. И хочу знать, что говорить.

– Они стоят пресс-конференции? – требовательно спросил Миша.

– Еще не знаю, – призналась Женя. – Слышала одну песню по радио – вроде ничего. Но живой концерт – дело другое…

Она мимолетно дотронулась до его руки и слегка подлизалась:

– Все будет, как ты скажешь. Если тебе понравится – буду их хвалить… Нет – значит, нет…

Миша слегка самодовольно улыбнулся. Женя про себя подумала: «Хвалить «Пополамов» мне придется в любом случае – я получаю за это зарплату. Эх, почему же мне так хорошо с Мишей? Спокойно, надежно, уютно? Нет, нельзя расслабляться…»

…На входной двери звякнул колокольчик, и в помещение вломились долгожданные «Пополамы», груженные аппаратурой, румяные с мороза, шумные. Один из них волок гитару в кожаном чехле. Второй нес кофр – видимо, с баяном или гармошкой. Третий, самого маленького роста, едва выглядывал из-за внушительного барабана. Четвертый «Пополам» шел в арьергарде, налегке. Тревожным взглядом он осмотрел бар. Снисходительно кивнул встрепенувшимся поклонницам. Увидел Женю, просиял. Подошел. Неловко стянул вязаную шапочку.

– Добрый вечер! А я боялся, что вы не придете…

Понял, что выдал себя, покраснел, смутился…

Умеет смущаться… Это хорошо. – Привет… м-м… – протянула Женя. Она начисто забыла, как зовут лидера группы.

– Леша, – поспешно подсказал он.

Женя улыбнулась, заглянула в его робкие карие глаза:

– Не волнуйся, Леша. Мы тебя любим! Покажи нам сегодня класс!

Парень еще больше смутился, попятился от стола, закомандовал:

– Ленька, подключай аппаратуру!.. Димка, брось свой дурацкий барабан!.. Васек, провода тащи, ну?..

– Интересно, сколько они получают за вечер? – задумчиво протянула Женя.

– Сейчас узнаю, – с готовностью откликнулся Миша.

Женя не успела его остановить. Бобров отправился к бармену. Вернулся с новыми порциями пива. Сказал удивленно:

– Представляешь… Они получают двадцать пять долларов!

– Сотню на группу? – уточнила Женя.

– В том-то и дело, что двадцать пять – на всех. А чаевых тут не дождешься. Публика в основном – студенты…

Женя покачала головой. Да, в жизни мальцов назревают серьезные перемены. Повезло «Пополамам», что могущественный «Глобус» взялся за их раскрутку.

…Начался концерт.

Барабанщик отбил ритм, и… С первой же песни «Пополамы» захватили бар своей игрой. Примолкли девчонки. Подошедшие посетители отставили пивные кружки и воззрились на сцену.

Женя с Мишей едва притронулись к картошке с грибами. Оба не отрываясь смотрели на «Пополамов». Женя физически ощущала токи драйва, создаваемого группой. С первых аккордов стало понятно, что «Пополамы» – хорошо слаженный, сыгранный и много репетировавший коллектив. Женя смотрела на них всех вместе и на каждого по отдельности. Гитарист лелеял, холил, нежил свою гитару. Баянист привносил в стандартный электрогитарный звук тягучие деревенские напевы. А ударник колдовал над своей установкой, строго удерживая ритм… Парни очевидно играли в охотку.

Но с «Пополамами» был еще Леха. Он не просто очень хорошо пел. Он создавал стиль, настроение, ритм. Непривычный, очень сексуальный тембр голоса, странная, эротичная мелодика, забавная образность слов…

Стоя на сцене, Леша, кажется, забывал о том, что он, по сути, – неловкий и часто смущающийся подросток. Сейчас Леша был артистом, он шутил, задирал посетителей бара, свободно двигался и… посвятил две песни подряд очаровательной Жене Марченко (к яростному неодобрению своих поклонниц и наигранному неудовольствию Миши).

Женя не удержалась, показала ему большой палец. Ну и ну, малец дает! Ее одобрение, кажется, послужило сигналом. Группа заиграла еще вдохновенней.

«Парни еще не нашли свой жанр, – поняла Женя. – Бросает их то в рэп, то в рок, то в блатной шансон. Все – очень сыро. И не отработано. Но их музыка, их исполнение – талантливы. «Пополамы» понравятся взрослым мужчинам и женщинам, под их песни станут отплясывать на дискотеках всей страны. И главное, группа покорит миллионы девчонок – таких же молодых, как те, что за соседним столиком. Смотри-ка, они визжат! Даже, кажется, – плачут! И не стесняются ни визга своего, ни слез».

В перерыве между песнями Миша склонился к ней и прошептал:

– Похоже, мы их больше здесь не увидим…

Женя не стала спрашивать, почему. И без того ясно. Такой талантливой группе нечего делать в крохотном баре «Я и Оно».

Женя внезапно почувствовала прилив радости: «Я! Я буду у истоков их славы! И когда они станут знаменитыми и богатыми, я стану всем говорить, что знала их юнцами! А они – может быть, они тоже меня запомнят. И мою поддержку – тоже…»

…Концерт закончился. «Пополамы» устало собирали аппаратуру. Посетители, что подтянулись во время выступления, наперебой зазывали музыкантов выпить. Заведенные поклонницы на весь бар кричали: «Еще! Мы вас любим!..» Но группа ни с кем не общалась. Видно было: мальчишки – внутри своей музыки, им тяжело дается переход из артистов в обычные люди.

Бобров взглянул на Женю, кажется, понял по лицу ее желание и решительно встал. Шепнул что-то бармену. А потом подошел к «Пополамам». Те закивали и поволокли к столику Жени тяжеленные пеньки-табуретки.

Бобров сгладил первые минуты знакомства анекдотами. С «Пополамов» постепенно спадала «концертная отстраненность», пацаны на глазах превращались в обычных первокурсников – в меру наивных, в меру циничных.

Женя взяла инициативу на себя. Теперь она играет первую скрипку. И уж постарается, чтобы ее партия под названием шикарный пресс-релиз прозвучала на уровне.

– Мне это нравится, – задумчиво проговорил Бритвин. Он прочитал пресс-релиз и теперь просматривал его второй раз. Над одним абзацем – покивал, над другим – улыбнулся.

– Ты будто двадцать лет с ними знакома… – протянул он.

– Двадцать лет назад их еще на свете не было, – улыбнулась Женя.

– Можно подумать, тебя тогда на свете много было, – поддел ее Бритвин. Он уже знал, что двадцатипятилетняя Женя Марченко стесняется своего возраста и по мере сил старается выглядеть старше.

– А эти их монологи? Сама их придумала? – Дмитрий заглянул в ее текст, зачитал:

Женя призналась:

– Кое-что они мне сами рассказали. Ну, а чего-то – додумала…

Бритвин поднялся. Взглянул на часы. И торжественно объявил:

– Госпожа Марченко! Вам представляется уникальная возможность сходить пообедать! А я посижу, чуток твой текст подправлю. Привнесу в него мужское начало. Делов на полчаса… Потом пойду с ним к Дубову.

В столовой Женя встретила бухгалтера Федора Степановича, грустившего над двумя морковными салатами и тарелкой скучного супа без мяса. Увидев Женю, он просиял, зазвал ее за свой столик. Поначалу Евгения держалась с ним осторожно – помнила слегка двусмысленные комплименты и приглашения в рестораны. Но вскоре расслабилась – сегодня бухгалтер вел себя безупречно. Расспрашивал Женю про университет, «Ясперс и бразерс». Сам рассказывал про двухлетнюю внучку – «редкую разбойницу».

Кушал Федор Степанович обстоятельно, осторожно. Подле его тарелок ровным рядком лежали бумажник из недешевой кожи, очешник и дискетница. Временами, задавая вопрос, главбух рассеянно менял предметы местами, всякий раз тщательно выравнивая их.

Они прообедали больше часа и вместе поднялись в офис. Федор Степанович ласково потрепал ее по плечу, заслужил неодобрительный взгляд секретарши Юли и отправился в свой кабинет. А Женя пошла к Бритвину.

Тот сидел за компьютером и бездумно смотрел на рыбок – «скринсэйверов», заполонивших экран.

– Дима… – негромко позвала она.

Он обернулся к ней. И тут же опустил глаза.

– Что, Дима?.. – тревожно выдохнула Женя.

– Дубову пресс-релиз не понравился, – сказал, как отрубил, Бритвин.

Женя побледнела. А Дмитрий твердо добавил:

– Я считаю, что Дубов не прав… – Он понизил голос и договорил: – Но ты же знаешь, что с ним спорить бесполезно…

– А что именно ему не понравилось? – потерянно спросила Женя.

– Все, – вздохнул Дмитрий. – Стиль. Интонация. Подача материала. Сказал, что ты не в теме. Что с работой не справилась.

У Жени защипало в носу. Не хватало только разреветься.

– И что теперь? – тихо спросила она.

– Ничего.

– Дима, – робко спросила Женя, – а тебе-то мой пресс-релиз правда понравился?

– Да! Да! Да! – внезапно распсиховался Бритвин. – Понравился. Что ты еще хочешь услышать?!

Женя взглянула на него. Поняла, что Дима не играет в злость. По-настоящему рассержен. И – не ею. Нужно оставить его в покое.

Женя тихонько вернулась в свой закуток и остаток дня просидела там. Тряслась, чтобы Дубов не вызвал ее на ковер.

Она умела признавать поражения. Но сегодня Женя никак не могла в него поверить. Пресс-релиз у нее получился неплохим. И Бритвину понравился… Так какого ж рожна?!

Под конец рабочего дня она позвонила Мише Боброву. Он, видно, понял по расстроенному голосу, что ей плохо, и, даже не дослушав ее, сказал:

– Я подъеду. К тебе. К шести.

– Жду, – Женя с радостью подчинилась его уверенному и твердому голосу.

Когда ровно в шесть она садилась в его «Тойоту», Миша сказал:

– Ничего сейчас не рассказывай. Поговорим на месте.

– На каком месте? – не поняла она.

– Увидишь! – загадочно улыбнулся Миша.

«Тойота» выскочила на Ленинградку – и порулила не к центру, как обычно, а в сторону Кольцевой.

Женя молчала, слушала радио. Когда вдруг закрутили «пополамовскую» песню – чуть не расплакалась.

Миша ласково погладил ее по коленке. «Тойота» уверенно мчалась справа, рядом с тротуаром.

– Все-таки – куда мы едем? – спросила Женя.

– Давай ко мне домой, – весело предложил Миша. – Здесь рядом.

– Будешь утешать? Старым как мир способом? – резко спросила Женя. Только этого ей сейчас не хватало!

– Никаких «старых способов», – строго глянул на нее, отрываясь на секунду от дороги, Миша. – Все исключительно целомудренно… Просто сегодня утром у меня была мама. Напекла пирожков. Целую гору. Кто ж их съест, если ты не поможешь?

Возражать было нечего. Женя опять замолчала.

Миша свернул куда-то в переулки. Кружил по безликим улицам, уставленным одинаково серыми панельными многоэтажками. Здесь Москва казалась еще более скучной и скученной, чем у нее в Жулебине.

– Ты отвезешь меня домой после своих пирожков? – спросила Женя.

– Да, – рассеянно ответил Бобров. – Конечно, да.

Она искоса посмотрела на Мишу. Он не отрывался от дороги. Вел машину спокойно, уверенно и быстро.

Машина зарулила во двор. Бобров припарковался.

Вышел из «Тойоты». Быстро обошел ее. Распахнул перед Женей дверцу. Подал руку. «Какая галантность, – иронически подумала она. – Привез меня кушать мамочкины пирожки… Выходит, я его очаровала?.. Он без ума? А что, прекрасная пара… И прописка у него московская… Интересно, сколько он зарабатывает?..»

Она отогнала совсем не своевременные сейчас мысли. Бобров запер машину, прошел вперед и предупредительно распахнул перед ней дверь подъезда. Входя, она украдкой взглянула на часы. Без четверти семь, уже темно. «Приличные девушки в одиночку в гости к мужчинам не ходят. Но в моем К. я считаюсь девушкой неприличной… А в Москве на то, кто к кому и во сколько ходит в гости, народу наплевать…»

В квартире Боброва женщинами не пахло. Ни цветов, ни кружавчиков в комнате.

В ванной – единственная зубная щетка. Крем для бритья. Бритвенный станок. Ни тебе сохнувших чьих-нибудь трусиков.

Аскетичный суровый быт.

Квартирка еще меньше, чем ее. Низкие потолки… Совмещенные удобства… Не успела Женя проинспектировать ванную, как на кухне ее встретила гора румяных пирожков. И огромная чашка крепкого чая.

Она вдохнула вкуснейший пирожочный дух и поняла, как голодна. Странно – впервые за неделю она нормально пообедала, а к вечеру опять проголодалась! От нервов, что ли?

– Почему пирожки теплые? – удивилась Женя.

– Подогрел в печи, – улыбнулся Миша. Видно было, что ему доставляет удовольствие ухаживать за ней. Он бухнул ей в чашку три ложки сахара – и даже сам размешал. Женя не утерпела, вгрызлась в пирожок.

Она съела пирожков, наверное, двадцать, прежде чем насытилась. Обиды и злость сегодняшнего дня отодвинулись. Сытая эйфория овладела ею. Вернулся Миша, предложил: «Пойдем в комнату. Там удобней». Она покорно встала и перешла в комнату. Села в кресло. Миша откуда ни возьмись взялся с пледом. Укрыл ей ноги. Ей вдруг стало так хорошо, как ни разу с тех пор, как умерла мама. Кто-то о ней заботился. «Хочешь вина? – спросил Миша. – Настоящее, французское». Она отрицательно покачала головой. От сытости Женя почти засыпала.

Миша включил музыку. Заиграло что-то легкое, классическое, Вивальди, кажется. Миша сел на диван рядом. Взял ее за руку. «Классическая стратегия обольщения, – лениво подумала Женя. – Ну и черт с ним!.. А почему бы не попробовать? Вдруг – с ним все получится?»

– Ты обещал мне французского вина, – лениво проговорила она.

Голос прозвучал хрипло.

Много позже, когда она уже провалилась в сон – глубокий, сладкий, без сновидений, а потом – спустя, наверное, час – в ужасе проснулась: «Где я? Что со мной?» – горел ночник, и Миша лежал рядом, опершись на локоть. Он ласково смотрел на нее и улыбался. – Спи, спи, маленькая… – Он ласково погладил ее по голове. Она доверчиво взяла мужскую руку в свои ладони. Спать совсем не хотелось.

– Принеси мне водички, – сказала она.

Он безропотно прошлепал, голый, на кухню. Ягодицы у него были красивые.

Принес ей воды. Она выхлебала целую кружку. Откинулась на подушки. И подумала: «Дубов со своими придирками – это просто фигня! Наплевать! Зачем мне «Глобус» и «Пополамы», когда рядом – Миша…»