Быт русского народа. Часть 6

V СЕМИК

Еще во времена идолопоклонства существовали в нашем отечестве весенние забавы, которые господствовали долгое время по распространении христианской веры и потом превратились в семик. В старину девушки и пожилые женщины сходились на окрестный близ Киева луг и пели разные сладострастные песни или плящущая толпа выходила из города и деревень с зелеными ветвями в руках и плясала около поставленного в поле истукана, который украшался цветами полевыми, сучьями зеленых деревьев и разноцветными лоскутьями. Лет 20 тому назад мне случилось видеть в малороссийских и великороссийских городах и селениях возвращающиеся из лесу толпы людей, предводимые плясунами и плясуньями с зелеными ветвями в руках. Толпа пела, а перед нею скакали плясуны. Это происходило накануне Троицына дня. Из песен и обычаев видно, что в семик производились гадания при реке и колодезе; делали там вопросы; умывали глаза водою, чтобы они не болели, и бросали туда мелкую монету. На зеленые святки, которые именовались в древности семицкою и русальною неделею, совершаются поныне гадания в то время, когда весна в великолепном своем наряде: луга убраны цветами, лес в зеленой одежде и воздух благоухающий. И для кого наряжается юная природа в новую одежду, убирает себя цветами? Она встречает семик, словно невеста своего жениха. Но кто такой этот семик? — Наши предания изображают его юношей веселым, ласковым, рассыпным на веселости и задушевным приятелем масленицы. Таковым можно видеть его на лубочных картинках, где он принимает в гости масленицу и величает ее русскими прибаутками:

Но кто он был у наших предков? Об этом нет никаких сведений. Ныне семик сделался предметом празднества, с коим смешалось суеверие. Простодушие допустило его, но оно не запятнало себя теми гнусными веселостями, какие раздавались некогда в Воронеже в честь Ярилы, коего праздновали в семицкий четверг. Это произошло оттого, что семик принадлежит одним девицам.

В Литве и у жмуди пастухи празднуют в Духов день бандиникай, в честь рогатого скота [77]. Они в этот день берут с собою молоко, яйца, водку, сыр, муку, говядину, солонину, пиво, крупы, пироги и разный хлеб. Собравшись в лесу, они садятся в кружок, пируют и поют песни в честь божества Ганиклинис:

После пирушки разводят огонь, пляшут, скачут через него шесть раз с венками на голове в сопровождении свирели и дудки [78]

В Малороссии доселе сохранились суеверные предания, что при известных крыницах (колодезях) сидят в зеленую неделю русалки, а в Новгород-Северском (Черниговск. губ.) существует доныне родник, называемый Ярославов родник, и криницы Заручейская, Сухомлинская. Народ думает, что тут сидят в зеленую неделю чаровницы, называемые кри-ниченьки (колодезные русалки) и загадывают проходящим: «Що росте без корня?» (Что растет без корня?) и сами отвечают: «Камень росте без корня».

У поляков еще в XV в. [79] повторялось в пятидесятницу языческое празднество стадо, сходное с сибирским, московским и тульским или с семиком.

В германских и славянских землях, как-то: в Саксонии, Лузации, Богемии, Силезии и Польше сохранились следы праздников в честь умерших. Первого марта рано поутру выходили на кладбище с факелами и приносили жертвы над могилами родных. На буях и буйвицах (так называются кладбища Псковской и Тверской губер.) доныне делают гадания, как в святки.

Отправление семика приходилось в тот самый день, в который погребали и поминали убогих на могилах. Это есть остаток благочестивых учреждений. Первые проповедники св. веры, чтобы уничтожить суеверные празднества, ввели в обычай погребение и поминовение. Когда проповедники в римских областях не могли уничтожить идолопоклоннические обряды, тогда они должны были сообразоваться с их обычаями, с коими суеверный народ еще в царствование Константина В. (в IV в.) не мог расстаться, и установили крестные хождения в семик [80]

В Исландии при начале весны празднуют зеленый четверг, как наш семик. В Дании он также называется зеленым четвергом, и там, во времена язычества, праздновали его в честь бога Тора или Тура. У англичан и шведов он называется святым четвергом, у немцев зеленым четвергом. Простолюдины в Германии употребляли обыкновенно в зеленый четверг кушанье из зелени. У всех этих народов праздновалось первое мая точно так же, как у нас семик: поселяне увенчивали себя цветами, носили в руках зеленые древесные ветви и танцевали вокруг березки, называемой майским деревом. Адонисов праздник, когда греки бросали в море и реку плетеные венки, цветы и древесные листья, сходен во многом с нашим семиком.

Семик есть девичий праздник ныне, и он так назван потому, что приходится на седьмой неделе по Пасхе, именно в четверг. В этот день ходят девушки в лес. Там они играют в горелки, пляшут, поют и угощают преимущественно яичницею В иных местах вся седьмая неделя по Пасхе называется семицкою; в Малороссии она называется клечальною, святою неделею и зелеными святками. Клечальною названа потому, что в это время обставляют храмы, дворы, дома и покои молодыми кленовыми деревьями, иногда липовыми и березовыми. Внутренность комнат посыпают травою и цветами. В Великороссии такой же обычай, но только там, вместо кленового дерева, употребляют преимущественно березу. Сие обыкновение было известно еще во время идолопоклонства, когда в празднество бога Тора украшали его капище и дома деревьями, травою и цветами.

В белой и чермной России семик называется сёмуха.

В Богемии и по введении христианской веры долго существовали священные дубравы, куда в день семика ходил народ совершать разные жертвоприношения. Герцог Брячислав уничтожил эти обряды в 1093 г. От суеверного обычая осталось семицкое празднество, в которое девушки ходят собирать по рощам и полям цветочки, из коих плетут венки. То же самое сохранилось в Малороссии и Великороссии. В наше время там носят при пении зеленые ветви деревьев, вьют венки, гадают на лужайках, в рощах и при водах.

Ношение деревьев сопровождалось у древних эллинов особыми празднествами. В Сицилии и других городах Греции праздновали цветоносие, древо-ношение в честь богини Прозерпины; носили зеленые деревья и масличные ветви и вили венки из колосьев в честь солнца. У римлян было торжество в честь месяца мая, матери Меркурия. Их майское дерево (arbor majalis) соответствует нашей семицкой березе.

Рощи и дубравы у всех восточных народов, равно у греков и римлян, служили заветными местами для совершения обрядов. Германцы и славяне под покровом дремучих лесов отправляли свои таинственные обряды. Не довольствуясь заветными рощами, они имели священные деревья на полях, дорогах, между селениями и рубежами. Кому не известны мрачные, таинственные дубравы суровых друидов. У них дуб более всего почитался, потом липа: отрезать от них ветку или отломить сучок считалось святотатством. У германцев производились еще суды и жертвоприношения под липою [81]. У поруссов или древних пруссов зажигались огни под липою в честь Лиго, бога веселия и весны. У литовцев липа посвящалась богине Лайлю. Западные славяне посвящали ясень верховному своему богу.

Веселые хороводы на семик, составляемые из молодых людей обоего пола, увеличивали общее веселие прелестью зелени, цветущими душистыми деревьями и свежестью бальзамического воздуха. Остатки забав сохранились в играх и шутках не только северных народов, но в Германии и Великобритании. Немецкий праздник венков перед Троицыным днем похож на семик. На нем действующим лицом бывал царь садов или зеленый человек. В одну из рощ собиралась веселая толпа, веселилась и пировала: за пиром употребляли преимущественно яйца, потом обвивали одного из охотников зеленью, листьями и деревьями и выводили его из рощи. Пляски и песни сопровождали зеленого человека.

Семицкие песни, в коих воспеваются липа и береза, напоминают остатки языческих обрядов. Украшение же венками есть также остаток обычаев древнего мира. Греческие и римские жрецы надевали на голову венки при жертвоприношениях, деланные из тех деревьев, которые посвящались божествам. Отсюда вошло в обычай увенчивать дубовыми венками знаменитых людей, украшать их на олимпийских играх за победы, гражданские добродетели и успехи в художествах и после смерти осыпать памятники, гробы и могилы цветами и плетеными венками. За великие дела равняли людей с божествами, почему и не удивительно, что увенчанные таким образом заслуги пережили отдаленное потомство и украсили страницы бытописания незабвенными именами. Сон и смерть представлялись у греков в венках, потому что они означали награду неувядаемой славы. Увенчанный лаврами муж почитался сверхъестественным существом.

Семик при всех местных разнообразиях у нас во всеобщем употреблении. Он только в Сибири называется Тюлъпою, вероятно оттого, что на празднество собирались толпами. В Польше он называется стадо [82], которое производят от глагола стадиться, собираться в толпу.

Празднование семика производится с незапамятных времен, и для удовольствия на этот раз избирают преимущественно рощи, леса, речные и озерные места. В рощах и лесах завивают девушки венки и потом пускают их на воду с загадываниями, наблюдая, как они плывут и как двигаются по воде. Эти приметы ведут впоследствии к бесконечным толкованиям. Тут старухи или особые разгадчицы — ворожеи, пользующие особою доверенностью, объясняют девушкам значение венков.

Прежде в семик совершался обычай погребения и поминовения умерших в убогих домах. В Малороссии повторяется еще этот обычай на Фоминой неделе, в субботу, которая называется еще родительскою, или поминальною, субботою. Народ собирается на могилы своих родных в нарядном одеянии, с разными съестными припасами: пирогами, жарким, пасхою (кулич), крашеными яйцами и с водкою. Священники справляют службу за упокой, и по окончании панихид каждый идет к могиле своего родственника. Тут начинают охать и плакать, вспоминая об усопших; поплакав немножко, расстилают на могиле белое полотно и раскладывают съестное. Старший в семействе наливает рюмку водки и потчует всех званых; затем предлагает им чего-нибудь покушать; спустя несколько времени он опять потчует и советует кушать, чтобы ничего не оставалось, иначе покойники останутся недовольными. По прошествии нескольких минут он снова подает по чарке водки и потом опять. Это делается для того, чтобы залить горе. Когда довольно подгуляют, начинают вой и плач. Тогда опять подносится вино, чтобы забыть горе. Когда же позабудется горе, начинается между поминающими суждение о любви или неприязненности некоторых из покойников, и в последнем случае часто доходит до ссоры. Тогда и покойники не рады сердобольным этим воспоминаниям о них. Однако этот обычай существует везде в России — на Фоминой неделе и в поминальную субботу все на кладбищах. Кто не видел разнообразных представлений в это время! В больших городах они выказываются более, а в столицах в обширнейшем размере. На Волковском и Смоленском кладбищах в Петербурге какие не происходят действия! Если бы поминания оканчивались одним плачем, а то доходит до того, что сами поминающие делаются полумертвыми от чрезмерного заливания горя по усопшим.

Поминовение мертвых на могилах есть остаток древней тризны, или стравы.

В прежние времена отправлялись погребения и поминовения по убитым или скоропостижно умершим в убогих домах; таковые покойники назывались убогими. Всякий приходил в убогий или скудельничий дом, чтобы отыскать без вести пропавшего и, если его находил, то брал и погребал торжественно на особых местах и обсаживал могилу деревьями, отчего сии места превращались в рощи. В скудельницу доставлялись все поднятые на улицах и дорогах мертвые трупы. Обряд погребения и поминовения погибших без вести совершали еще перед Вселенскою Троицкою субботою [83].

Время много изменило народные обыкновения. Семик сделался ныне веселым хороводным гуляньем, но деревенские обитатели удержали некоторые обряды древнего поверья. Семик почитается в России честным семиком, одним из лучших весенних праздников; за ним считается Троицын день и, наконец, купальница [84]. В Московской, Владимирской и Рязанской губерн. сгибают молодые плакучие березы, вьют из них венки и кумятся через венки (целуются), говоря:

Потом одаривают друг друга желтыми яйцами. Во Владимирской губ<ернии> ходят еще девушки поутру с пирогом на яйцах собирать у соседей деньги, вечером составляют хороводы, пляшут, поют, едят пирог и яичницу. У волжских жителей девицы пекут козули — лепешки на яйцах, в виде венка. С козулями отправляются в рощу, обматывают березки ленточками, разноцветными бумажками и пестрыми шнурами. Из сучьев сих березок свивают венок и во время завивания поют:

По завивании кумятся (целуются) через венок, говоря: «Здравствуй, кум и кума!» Потом садятся под березкой и едят козулю и яичницу. Мужчины и девушки открывают потом семик хороводом и, ходя вокруг избранной березки, увитой лентами, поют:

По окончании песни ставят в середину хоровода девушку и мужчину, и все продолжают петь:

Молодцы поют:

В некоторых уездах Костромской губерн. (Галиче, Кинешме и Нерехте) меняются при кумовстве кольцами и серьгами — по завитии венков, потом садятся пировать кто что принес; или делают пир в складчину, называемую ссыпчина. После пира поют:

Одна из девушек выходит из круга и представляет пьяного, после падает на землю и валяется. Другая подходит к ней, силится поднять ее на ноги, хоровод продолжает:

Там поют еще очень любопытную песнь, сопровождаемую приятными движениями: в хороводный круг ставят царевну и поют:

После этих слов начинает хоровод плясать, потом продолжают:

Последний стих относится к хороводу, который немедленно разделяется на две половины; по концам держат платки с поднятыми вверх руками в виде ворот. Царевна и хоровод проходят через них, продолжая петь, и сходятся между собою.

Все целуются между собою и потом садятся за столы, накрытые скатертями, и угощают приготовленными пирогами, яичницею, лакомствами, пивом и вином. По угощении встают и поют:

Одна из девушек выходит из крута и кланяется.

Засим девушки бросаются Толпою к березкам, плетут венки, перевивают их лентою и несут березку домой с пением. По прибытии в свою деревню ставят березку в землю и поют:

Девушки переплетаются руками, проходят поочередно под поднятые руки и поют:

Эту песнь поют и в другой раз, если хотят применить слова к матери. За песнею составляют другой круг, в котором помещают девушку в мужской шляпе.

Девушка расхаживает и посматривает с надменностью на прочих девушек.

Немедленно выходит к ней другая девушка с платком в руке.

Они борются. Вышедшая девушка поборола мнимого мужчину — сбивает шляпу и рвет на нем волосы:

Мнимый мужчина успел встать с земли, но от стыда он закрыл свое лицо.

Этот хороводный семик выражает не одну девическую веселую жизнь. В нем резко отсвечиваются женские страсти и чувство любви. Женщина и живет в области сладостных чувствований: явился жених, и девическое сердце затрепетало. Она уже согласна отдать ему свое сердце, но чувство, как она расстанется с родными, заставляет ее отказываться от жениха под предлогом, что она не его, а родимого батюшки и сударыни матушки. Не означает ли это борьбу чувств девушки? Девушка поборола себя, это значит, что она решилась оставить родительский свой дом и отдать сердце навсегда тому, кого уже не может не любить. В этом семике раскрывается целая повесть о любви сельских девиц. Любовь поселян в тысячу раз сильнее, нежели горожан, взлелеянных баловством и прихотями.

В Тульской губерн<ии> называют кумою семицкую березу. Там перед завитием венков поют:

Во Владимирской губ<ернии> поют перед завитием венков.

Доныне не только в селениях, но и в столицах убирают дома в семик березками и усыпают пол травою. В некоторых местах России, особенно в Малороссии, ходят девушки по улицам в венках, плетенных из ландышей, незабудочек, васильков и проч.; ставят стол у березки с приготовленною яичницею, дроченою, пирогами и водкою.

Девушки берегут свои венки до Троицына дня. Из завивания венков они составили веночный хоровод. В круг ставят девушку и молодого парня, а все прочие ходят около них и поют:

Поют не только при завивании, но и в Троицын день.

В Пермской губ<ернии> большая часть жителей обоего пола собирается в деревню Даниловку. Там веселятся девушки, поют песни и играют кружками, а парни составляют свои забавы или, соединясь вместе, поют и пляшут.

В Саратовской губ<ернии> для празднования семика избирается девушками особый дом, куда приносят разные припасы для пира, не забывая солода и хмель. Вот обряд, происходивший в селе Березовке, стоящем на реке Узе Саратовского уезда. С наступлением семицкой недели девушки варят там брагу, которая приправляется пением веселых их песен, в той уверенности, что брага, затираемая, заквашиваемая и сливаемая под песни, придает больше веселья. У кадки хлопочут девушки: одни переливают брагу в ведра, другие катят бочку в погреб и там, переливая снова брагу, хохочут и поют:

После запирают погреб и ключ от него отдают одной из распорядительниц пиршества. В четверг, с самого утра, еще больше хлопот. Пекут пироги, курники и сдобные лепешки; приготовляют яичницу, варят лапшу, похлебку; готовят лапшевник, пшенник, сахарник и сальник [85]. В полдень начинается самое торжество. Вся площадь двора чисто выметена. Посреди двора воткнуто срубленное с ветвями и листьями дерево, а под ним стоит горшок с водою. Девицы ходят по двору или сидят: иные на примостке, а другие у дверей погреба. Одни из мальчиков держат в руках заготовленные кушанья, другие ведра с пивом на палке. Одна из девиц, отличающаяся большею живостью перед своими подругами, отделившись от толпы, подходит к дереву и опрокидывает горшок с водою; потом выдергивает дерево из земли и запевает песню. С ее голосом соединяются голоса прочих:

Разыгрался Никитин конь, Сломил тычину серебряную. Бранской староста, отворяй ворота, Пускай девушек гулять во луга.

Ворота отворяются, и вся толпа, окружив девицу, несущую дерево, движется по улице, ведущей в лес, и поет:

Девушки выходят стройным рядом из села, направляя свой путь к лесу, при пении:

И вот девицы в тени деревьев, под зеленым их навесом, расстилают скатерть; ставят кушанья: пироги, лепешки, яичницы; с радушием простоты начинают есть и потчевать друг друга пивом. По окончании пира они рассыпаются по лесу и выбирают одну из берез, кудрявую, для завивания на ней венков. Если девиц очень много, то избирается несколько берез такой величины, чтобы можно было достать ветви, стоя под деревом. Разделившись попарно, каждая пара из ветвей березки вьет себе один венок, не отрывая ветвей от дерева. По свитии венка каждая пара кумится. Это состоит в том, что одна другой подает сквозь венок по яйцу; потом, обменявшись ими, целуются сквозь венок. За этим приступают к выбору: которой из них быть старшею кумою. Для этого, свив свои платки, бросают их вверх, и который поднимается выше, той дается имя старшей кумы. А <так> как всякой из них хочется быть старшею, то незаметно кладут они какую-нибудь тяжесть в платок, чтобы он мог выкинуться выше. Получившая первенство носит весь день название старшей кумы; остальные же с любопытством спрашивают друг у друга: кто у тебя старшая или младшая кума? По завитии венков толпа возвращается в село; остаток же дня проводится в хороводных играх. Но этим не кончился семик. В день Троицы девушки отправляются в тот лес, где завивали венки, чтобы опять развивать их. Каждая пара рассматривает свой венок: завял он или еще свеж? По нему судят о своем счастии или несчастии. Но грустное чувство исчезает скоро: хор певиц оглашает лес песнею:

После вьют венки из тонких березовых сучьев; убирают их цветами и, надев на голову, ходят, припевая:

Потом каждая из них свивает еще венок для своих родных: батюшки, матушки, братцев и сестриц, оставшихся в доме по болезни или по другим каким-либо причинам. Нагулявшись, они выступают из леса с венками на голове и на руках и поют:

Навстречу идущим девицам выходит толпа парней, присоединяется к ним, и все вместе поют:

Может быть, сердце молодца давно уже избрало себе ладу, но он хранит желание в своей душе до поры.

Свадебный пир еще далек; поющий хор дает этой песне тон простодушной насмешки.

Потом веселая толпа отправляется к реке, чтобы бросать венки свои и гадать по ним о будущем. Направляясь к берегу реки, хор поет:

Бросая венки с берега, девушки замечают, как вода уносит эти венки, и потом гадают и объясняют по ходу и по форме движения последних значение своего будущего.

Принеся невольную дань доверия неизвестному будущему, они возвращаются в свое село при пении; но в это время поют произвольно:

Затем девушки занимаются хороводными играми или песнями, и только темная ночь прекращает их веселье.