Глава четырнадцатая

8 января 1904 года

«К полудню сегодняшнего дня дорога вывела меня к подножию очень высокого холма. Крутой подъем оказался необычайно тяжел, и, очутившись на вершине, я нашел себя вконец обессиленным, а потому был вынужден устроить привал на несколько часов. Дорога, хорошо сохранившаяся на всем протяжении моего пути, на вершине холма оказалась совершенно разбитой, будто кто-то злонамеренно выкорчевал из нее тяжелые камни. Странный индеец, посетивший мой скромный бивуак три дня назад, более не появлялся, но ягуар упрямо не оставляет меня в покое. Вчерашним вечером он вновь осмелился появиться у моего лагеря, но только я схватил в руки ружье, как он мгновенно растворился во мгле. Этот неугомонный зверь пугает меня своей настойчивостью, постоянно держа в напряженном ожидании беды. Может быть, бежавшие от меня индейцы-носильщики были правы и он являет собой демоническое олицетворение преисподней, а не местной фауны. Слова странного индейца также не дают мне покоя».

Январь 1530 года. Территория современного штата Чиапас

Ах-Той бежал по сакбе впереди всех, сжимая в могучей руке тяжелое копье. Кин, Чимай и Чан-Пель следовали метрах в пятидесяти позади него, сопровождаемые отрядом из пятнадцати воинов. Это были все, кого молодой батаб смог собрать для погони, оставив два десятка бойцов охранять жителей сожженной деревни и помогать им отстраиваться заново. Жажда мести овладевала всеми его подданными, но он взял с собой лишь тех, кто был способен выдержать столь тяжелое путешествие. Если бы у него было хоть немного времени, он мог бы послать вестников в соседние селения и получить подкрепление, но времени не было.

Они выступили еще до рассвета, сразу после того, как был совершен обряд жертвоприношения, во время которого жрец вырвал сердце из груди ненавистного белокожего врага. Если чонталям удастся добраться до Лакамтуна, Кин сам встанет рядом с ними, чтобы рассказать правителю о жестокости чужеземцев и убедить его присоединиться к союзу, предлагаемому Пачималахишом. Он засвидетельствует перед ним, что слова чонталей правдивы, и теперь новый, страшный враг подходит к границам майяских государств, и настало время забыть прежние распри и объединить усилия в борьбе с ним. Он сам испытал на себе мощь оружия чужеземцев и вправе говорить об этом. Всего несколько десятков белокожих, восседавших на необычайных зверях, смогли сокрушить его войско, смять его и разогнать, будто не воины вышли против них, а дряхлые старухи, вооруженные мотыгами. Кин был испуган, но боялся он не за себя, а за народ свой, сознавая, какая беда ожидает его, если враг не получит достойного отпора. Он понимал, что даже в случае объединения чонталей с лакамтунцами и присоединения к ним других государств война будет долгой и жестокой и многие погибнут в сражениях. Потоки крови зальют сельву.

Когда спустя много часов они приблизились к высокому холму, вверх по которому уходила сакбе, Ах-Той резко остановился и жестом показал, что наткнулся на что-то. Индейцы, готовые в любой момент ввязаться в схватку, застыли в ожидании, пока разведчик осматривал окрестности, но вскоре он махнул рукой, давая знать, что все в порядке и можно без опаски приблизиться. У подножия холма, там, где дорога начинала резко подниматься к его вершине, валялись трупы трех чужеземцев, пробитые стрелами. Когда Кин и Чимай подошли ближе, Ах-Той, осматривавший одно из тел, поднялся и произнес:

– Двое погибли сразу, но раны третьего не смертельны. Он истек кровью после того, как его бросили здесь умирать.

Чимай с омерзением взглянул на трупы своих врагов. Бросить умирать раненого товарища! Что же они за существа, если способны на такое бездушие к своим же бойцам? Их действия можно было бы понять, если бы они бежали, спасаясь от преследователей, но преследователями были они сами. Чонталь покачал головой, а стоявший рядом с ним Кин положил руку на его плечо:

– Они не боги, друг, но они и не люди.

Дорога до вершины холма была усеяна стрелами и осколками камней, а на самой вершине виднелись остатки частокола. Не оставалось сомнений, что здесь гонцы-чонтали дали серьезный бой своим врагам и надолго задержали их, но победить не смогли. Земля вокруг разрушенного укрепления была покрыта кровью, и повсюду валялись тела защитников… Вернее, не тела, а куски тел. Сказать сразу, сколько человек погибло с их стороны, не представлялось возможным. Чужеземцы изрубили их на мелкие части. Кисти рук, стопы, размозженные головы, окровавленные куски костей и ребер были раскиданы вокруг частокола, в центре которого атакующим удалось прорубить большую брешь. Многие из растущих поблизости деревьев были увешаны кишками погибших людей, словно некто, чей разум забрали злые духи, старался украсить их ветви.

Индейцы стояли, опустив руки, отрешенно разглядывая истерзанные останки соплеменников. Все они были закаленными бойцами, но никогда еще не сталкивались с такой звериной жестокостью. Ах-Той подошел к Чимаю, стараясь не смотреть на него. Краем глаза он видел, как по щекам того текут слезы. Чонталь стоял не двигаясь, словно каменное изваяние, его побелевшие губы были плотно сжаты, вены на висках набухли, а ноздри раздувались, словно у хищника, почувствовавшего жертву. Ах-Той знал, что Чимай мужественный воин. А слезы… Слезы порой посещают даже великих бойцов, но они не размягчают их сердца и не делают их трусами.

– Они были моими близкими друзьями, – тихо произнес Чимай. Голос его был на удивление спокоен, только как-то неестественно сдавлен, будто доносился из глубокой пещеры.

– Иногда мы теряем друзей и не в силах предотвратить этого. Но когда Бог Смерти заберет нас в другой мир, мы снова увидим их всех. Теперь они ждут тебя там.

Чимай кивнул, но ничего не ответил. Он начал ходить вокруг, то там, то здесь склоняясь над останками погибших и осматривая их. Через некоторое время он повернулся к Кину и сказал:

– Балума среди убитых нет. Он продолжает свой путь, и с ним еще несколько воинов. Судя по всему, бой произошел здесь совсем недавно и чужеземцы сразу же, не делая передышки, снова пустились в погоню. Они еле держатся на ногах от усталости, а их быстрые звери давно потеряли свои силы и не могут переносить их на своих спинах с такой же легкостью, как прежде. Если мы поторопимся, то сможем нагнать их до наступления темноты.

Один из воинов вышел из зарослей, быстро подбежал к Кину и что-то тихо проговорил ему. Кин улыбнулся и направился за ним, жестом позвав за собой остальных краснокожих.

Метрах в десяти от сакбе в густых зарослях лежали тела еще пятерых белокожих. Они были сложены рядом друг с другом и укрыты наброшенными сверху ветками. Ах-Той подошел к ним и ногой раскидал ветви. Судя по ранам на телах, эти люди погибли в рукопашной схватке. Теперь стало ясно, насколько яростным и жестоким был этот бой, если с обеих сторон погибло столько бойцов. Кин с отвращением плюнул в застывшее лицо одного из трупов. Они пришли на его землю, чтобы сеять смерть, и теперь валяются здесь, чтобы послужить кормом для падальщиков.

Чимай отстранил Кина и занес испанский меч, захваченный в одной из предыдущих схваток с чужеземцами. Сперва он отсек голову одному трупу, потом другому, третьему. Когда все тела были обезглавлены, индеец собрал головы вместе, ухватил их за волосы и понес к частоколу. Воины расступились, пропуская его, а Кин молча посмотрел ему вслед. Он понимал безумную ярость, обуревавшую чонталя.

Чимай подошел к частоколу и бросил головы белокожих вниз. Он долго стоял, глядя, как скатываются они по сакбе к подножию холма, подскакивая на выступающих камнях дороги, словно каучуковые мячи для игры в пок-та-пок[21]. Чимай улыбался, но глаза его горели ненавистью. Теперь души чужеземцев не найдут путь в мир иной, а будут вечно скитаться по земле, в поисках своих омерзительных голов.

Январь 2004 года. Штат Чиапас

Мы мчались по шоссе со скоростью сто километров в час, стараясь подальше убраться от этих негостеприимных мест. Дорога была пустынна, и лишь один раз нам попались местные крестьяне, ехавшие на старом, полуразвалившемся автомобиле. Они проводили нас удивленными взглядами, и один из них даже высунулся из открытого окна и, улыбаясь во весь рот, вытянул руку с поднятым вверх большим пальцем, показывая нам свой восторг. И действительно, зрелище мы представляли собой весьма живописное – два туриста с набитым рюкзаком, намотанными позади одеялами, явно отправившиеся куда-нибудь на пикник, но восседавшие верхом на полицейском мотоцикле, и в полицейских шлемах на головах. Догадаться о происхождении собственности стражей порядка, оказавшейся в руках простых обывателей, было несложно. Правда, в отличие от мексиканских крестьян, мы ничего забавного в нашем положении не видели. Не могу сказать, что нас гнал панический страх. Да, нам было страшно, но страх этот начинала затмевать нарастающая внутри дикая злость на людей, поставивших нас в столь плачевное положение.

Километров через пятьдесят, решив, что далее рисковать, передвигаясь на таком приметном транспорте, не стоит, мы съехали с шоссе на проселочную дорогу и, углубившись в сельву, остановились и втащили мотоцикл в заросли, чтобы его не заметили случайные люди. Если после бегства из лагеря сапатистов мы вздохнули с облегчением и уже было начали расценивать произошедшее как замечательное приключение, которым не сможет похвастаться никто из наших московских знакомых, и даже как-то выросли в собственных глазах, то после стычки в полицейском участке осознание полной безнадежности положения достаточно быстро и основательно вселилось в наши сердца. Помощи искать нам было не у кого, поскольку теперь мы не могли доверять ни местному населению, ни представителям власти. За нами охотились бандиты, готовые убить нас без особых разглагольствований, а спустя некоторое время нас будет ловить вся полиция страны, встреча с представителями которой закончится, в лучшем случае долгими годами освоения порядков, принятых в здешних тюремных заведениях. События развивались с ужасающей быстротой, и следовало как можно скорее решить, что же нам следует делать дальше.

Казалось, что мы должны были впасть в панику, забиться в истерике и клясть себя на чем свет стоит за то, что покинули пределы горячо любимой родины в поисках новых ощущений. Но, как ни странно, присутствие духа не покинуло нас и мы, сжав зубы, были настроены весьма решительно. Слишком много всяких перипетий выпало на нашу долю за последние дни, и, по крайней мере пока, нам удавалось весьма успешно выпутываться из них. Возможно, именно сознание этого придавало нам сил, хотя стоит признать, что чем больше мы из них выпутывались, тем туже затягивалась смертоносная петля на наших тонких шеях. Но чем настойчивее превратности судьбы загоняли нас в угол, тем тверже мы становились в своем стремлении защищать себя всеми доступными средствами.

Ник достал из рюкзака карту и расстелил ее на траве. Длинный действительно не обманул нас. Полицейский пост, куда он нас отправил, был единственным на сотню километров вокруг, и теперь стало ясно, почему он так поступил. Там находились его люди. Или люди, связанные с его братом. Кое-где на карте были обозначены мелкие деревушки, но и вокруг них простирались сплошные джунгли. Если еще вчера мы бы с горечью отнеслись к подобной информации, то теперь она играла нам на руку, потому что для начала нам следовало скрыться от всех, чтобы попытаться спокойно найти какое-то решение возникшей проблемы. Основная часть поселков располагалась вблизи шоссе, и до ближайшего города можно было добраться, только проделав длинный путь по нему, выводящий на одну из государственных трасс. Но путь туда нам был «заказан», потому что вскоре каждый полицейский будет иметь в своем распоряжении копии наших фотороботов анфас и в профиль. Фотороботов двух отъявленных негодяев, совершивших дерзкое нападение на участок дорожной полиции, жестоко избивших ничего не подозревавших, готовых протянуть им руку помощи служителей закона и нагло завладевших их оружием и транспортным средством. Да после такой рекламы первый же встреченный полицейский с энтузиазмом всадит в нас всю обойму, а уже потом зачитает права нашим бездыханным телам.

Мы долго спорили с Ником, решая, как же поступить дальше. Возможностей оказалось до противного мало. Мы сразу решили, что не будем пытаться просить помощи у Камилы или Родригесов, опасаясь, что таким образом навлечем на них беду. Можно было попытаться добраться до российского посольства в Мехико, но проделать такой путь и не попасть в лапы полиции было нереально. В крайнем случае можно было выбраться из Чиапаса в другой штат, например в Табаско или Кампече, и там явиться с повинной, но мы оба согласились, что скорее всего в результате столь опрометчивого шага мы геройски сгнием в мексиканских застенках. Немного подумав, Ник от безысходности предложил бежать в Штаты, после чего мне пришлось доходчиво объяснять ему, что они еще дальше, чем Мехико, а потому это вдвойне невозможно. Всплыла Гватемала, граница с которой находилась совсем рядом, но до российского посольства, находившегося в Гватемала-Сити, ее столице, было так же далеко, как и до Мехико. Ник возразил, что, по крайней мере, нас там никто не станет искать, но я бывал в Гватемале, а потому мог утверждать, что там мы найдем еще больше проблем, чем здесь. Страна эта самая агрессивная в Центральной Америке, и полиция вместе с эмиграционной службой лютуют на всех направлениях. Пройти до столицы, ни разу не нарвавшись на проверку военных или полицейских, практически невозможно, а без гватемальской визы в паспортах на нас сразу же наденут наручники. Наличие в паспортах мексиканской визы приведет к обвинению в незаконном пересечении границы, что везде карается весьма жестоко, а всего лишь один запрос к мексиканским коллегам добавит еще и информацию о нашем нападении на полицейский пост.

– Мне кажется, – подытожил я, – что нам пока следует просто отсидеться в сельве.

– Ты об этом так говоришь, будто отсидеться в сельве равнозначно отдыху в Канкуне, – отрешенно проговорил Ник. – А если и отсидимся и не одичаем, нам все равно надо будет потом ехать в аэропорт и садиться на самолет. Там нас и сцапают.

– Пока другого выхода я не вижу. Сейчас самое главное для нас – скрыться в этих дебрях и переждать, а там, может, и найдем какое-нибудь приемлемое решение. В конце концов, люди жили в джунглях в течение многих тысяч лет. Оружия у нас достаточно, боеприпасы есть. Охотиться будем, прокормимся.

Мы снова вытащили мотоцикл из чащи на проселочную дорогу и поехали дальше. Дорога – глинозем, утоптанный за долгие годы сотнями ног, – была настолько узкой, что по ней могла проехать только одна машина, и ветви деревьев порой так низко нависали над ней, что нам приходилось пригибаться. Иногда на дороге можно было различить старые следы автомобильных шин и отпечатки подкованных копыт мулов и лошадей, но пока мы никого не встретили на своем пути. Дорога петляла, тут и там попадались поваленные ветви, и нам приходилось слезать с мотоцикла и расчищать себе путь. Судя по всему, пользовались ей редко. Мы не могли ехать по ней быстро, но все равно это было лучше, чем идти пешком.

Часа через три после нашего бегства с полицейского поста до нас неожиданно донесся гул приближающегося мотора. Ник заглушил мотоцикл, чтобы мы смогли определить направление движения. Кто-то приближался к нам, но мы не могли понять, с какой стороны.

– Это вертолет! – наконец выпалил я. – Быстрее, надо спрятать мотоцикл.

Соскочив на землю, мы загнали его в ближайший подлесок под густые кроны деревьев. Одно из них было низким, и его многочисленные ветви с огромными, широкими листьями торчали во все стороны, закрывая небо плотным занавесом. Мы успели вовремя. Ник придерживал мотоцикл за руль спереди, а я толкал сзади. Едва мы очутились под защитой листвы, как вертолет пролетел совсем низко над нами. Его лопасти разрубали воздух, и листва на деревьях затрепетала, волнами расходясь под ними. Но нам повезло, потому что над деревьями, укрывавшими нас, возвышалось несколько огромных сейб, и именно они приняли на себя исходившие от лопастей воздушные потоки и не дали вертолету опуститься ниже.

Нас не заметили, но в крохотные просветы между листвой мы ясно различили надпись на «пузе» вертолета – «Полиция». Судя по всему, поиски двух российских разбойников, совершивших ничем не обоснованное нападение на служителей закона, начались.

Когда вертолет скрылся, мы переждали некоторое время под защитой листвы, а потом снова продолжили путь. В некоторых местах дорога разветвлялась, и мы сворачивали туда, где было поуже, что свидетельствовало в пользу малопосещаемости ответвления и, соответственно, позволяло нам надеяться не наткнуться на людей, встреч с которыми мы разумно старались избежать. Если нам повезет и нас не схватят, сельва должна была стать нам родным домом, а любой встреченный человек – потенциальным врагом. Нас больше не пугали дикие звери. Нас пугали люди.

Еще несколько раз мы слышали отдаленный гул моторов проносящихся мимо вертолетов, но всегда успевали вовремя спрятаться. То, что искали нас, уже не вызывало сомнений.

Очередная тропинка вывела нас к одной из старых индейских дорог, которые иногда попадаются в сельве. Их называют «сакбе». Древние майя так умело строили их, выкладывая камнями, а затем заливая каким-то раствором, что во многих местах они прекрасно сохранились до сих пор. Мы вытолкали на нее мотоцикл и поехали дальше. Трясло сильно, но продвигаться стало гораздо проще, чем по виляющим тропкам. В некоторых местах встречались выбоины, но Ник легко объезжал их. Иногда, как и на тропинках, дорогу преграждали поваленные деревья или заросли так низко склоняли свои ветви, что приходилось останавливаться и руками толкать мотоцикл под ними.

Через некоторое время дорога подошла к высокому, пологому холму и повела вверх по нему, но мощный мотор мотоцикла легко справился с поставленной перед ним задачей, и вскоре мы оказались наверху. Здесь большое пространство дороги было разрушено, многие камни отсутствовали, но через несколько метров она начиналась вновь. Отсюда открывался прекрасный вид на простиравшуюся внизу сельву, но нас это уже не радовало, как прежде. Небо было чистым, без единого облачка и вертолета, и, осмотревшись, мы не заметили никаких признаков погони. Кое-где возвышались покрытые джунглями холмы. Сельва была повсюду, и нам предстояло научиться стать ее частью.

Найдя небольшой просвет среди деревьев, мы втащили туда мотоцикл, чтобы передохнуть. Прошло уже часов шесть с тех пор, как мы сбежали из полицейского участка и по самым скромным подсчетам удалились от него километров на семьдесят. Расстояние было достаточным, чтобы немного расслабиться, а день близился к концу. Посовещавшись, мы приняли решение заночевать здесь, на вершине холма. Я прошел немного вглубь зарослей и нашел место, где мы могли бы расположиться. Оно находилось метрах в тридцати от сакбе, и если бы кто-то прошел по ней, то едва ли смог бы нас услышать, а уж тем более заметить. Оттащив туда мотоцикл, мы соорудили импровизированные веники из веток и листвы, вернулись к дороге и тщательно замели все следы. Насколько бы избитым и банальным ни казался сей метод сокрытия следов, на деле он весьма практичен и результативен. Конокрады пользовались им во все времена и на всех континентах. Вот и мы, два мотокрада, успешно испытали его на практике.

Костер разводить мы не решились. Выложить его так, чтобы никто в чаще не смог разглядеть мерцающего огня, было не сложно. Для этого существует много разнообразных способов, но отделаться от запаха дыма невозможно, а рисковать мы не хотели. Вода у нас была, еда тоже. Пока Ник, расстелив под сенью деревьев одеяла, открывал перочинным ножиком консервную банку с бобами, я достал оружие и осмотрел его. Обоймы всех четырех захваченных пистолетов оказались полными. Один из них я отдал Нику, предварительно спросив, умеет ли он им пользоваться, в ответ на что он посмотрел на меня с укоризной и, ничего не сказав, принялся открывать банку с мясом. Чудесный запах, исходивший от него, оказался таким, что могли сбежаться все хищные обитатели сельвы, а потому я положил рядом с собой пистолет.

Перочинные ножики имели в своем арсенале все, что могло потребоваться путнику, даже маленькую пилку, не говоря уже о вилке. Поэтому нам не пришлось есть руками, и мы с удовольствием поглощали консервы, запивая национализированной у слуг мексиканского закона кока-колой. Если бы мы ежесекундно не ожидали, что из кустов могут вынырнуть ненавистные сапатисты с автоматами или того хуже – полицейские, получился бы весьма миленький пикничок. Краем глаза я уловил движение в кустах и внутренне сжался, но это оказалась всего лишь маленькая лисичка, привлеченная запахом нашего ужина. Увидев нас, она быстро развернулась и неслышно скрылась в зарослях. Больше нас никто не побеспокоил, но мы с Ником все равно держали пистолеты под рукой. Чтобы больше никого не привлекал запах пищи, опустевшие банки мы поглубже закопали в землю на некотором расстоянии от своего лагеря. Довольно плотный ужин и навалившаяся усталость подействовали на нас расслабляюще.

Солнце уже опускалось, и вскоре должно было начать смеркаться. Нам предстояло провести вторую ночь в джунглях. Сил сооружать хижину уже не было, о чем я не преминул сказать Нику, и он, соглашаясь, кивнул. Ночью в сельве становится сыро и холодно, поэтому, чтобы не спать на голой земле, мы нарезали побольше длинных, широких листьев и соорудили из них себе ложе. Мы уже начинали привыкать к тому, что за нами постоянно кто-то гонится, но прекрасно понимали, что следует соблюдать все меры предосторожности.

– Будем спать попеременно, – сказал я. – Сперва подежурю я, а потом разбужу тебя, и сторожить будешь ты. Поскольку часов у нас нет, я подниму тебя, когда почувствую, что засыпаю сам. Потом ты сделаешь то же самое. Так и будем меняться до утра.

Долго уговаривать Ника не пришлось. Он сразу же устроился на импровизированном ложе из листьев, поплотнее завернулся в одеяло, чтобы не беспокоила мошкара, и спустя мгновение заснул.

Пока еще не стемнело, я вытащил из рюкзака подаренную Мигелем тетрадь и, привалившись спиной к дереву, начал листать ее. С тех пор как я первый раз взял дневник Брэда Честера из рук Мигеля в Кампече, мне так ни разу и не представилась возможность просмотреть его. Почерк у Честера был великолепным, и разобрать выписанные им аккуратные, ровные буквы оказалось несложно. С первых же страниц история его путешествия захватила меня. За последние двое суток нам с Ником удалось пережить столько, что мозг, видимо, с радостью ухватился за возможность отключиться от пережитых нами злоключений, и лишь лежащий рядом пистолет иногда напоминал о серьезности нашего положения.

Записки Честера читались как добротный приключенческий роман, но некоторые моменты все же оставались недосказанными. Он приехал на Юкатан, намереваясь нанять проводника и отправиться в сельву на поиски древних городов майя, чтобы найти какие-нибудь артефакты, которые впоследствии собирался с выгодой продать на аукционе собирателям разного рода древностей. Но неожиданная встреча со старым индейцем в Мериде несколько изменила его планы. Старинная рукопись, купленная им у старика, оказалась подробным рассказом о путешествии легендарных героев, несущих бесценную реликвию, и Честер, будучи по натуре авантюристом, не мог не заинтересоваться ею. Он нанял проводника, носильщиков и отправился в путь, влекомый желанием разбогатеть и азартом охотника.

Мне хватило получаса, чтобы полностью прочитать дневник, и с каждой перевернутой страницей мое сердце начинало биться все сильнее и сильнее. И дело было не только в том, что легенда из старинной рукописи во многом совпадала с той, что рассказал нам старик Пабло по дороге из Мериды в Кампече, и несомненно являлась одной из ее версий, что довольно часто встречается в индейской мифологии. Тот же сын правителя чонталей по имени Балум, что на их языке означает «ягуар», священная реликвия, о которой Честер упоминал весьма расплывчато, видимо опасаясь, что его дневник может случайно попасть в чужие руки. Но мы с Ником знали от Пабло, что реликвией этой был резной череп Каб-Чанте. Некоторые детали совпадали, некоторые нет, но легенда, несомненно, была та же самая.

По пути с Честером начали происходить странные вещи, которые он сперва отметал, потом начал приписывать всевозможным мистическим силам, а затем и вовсе, как мне показалось, постепенно сошел с ума. Даже почерк его изменился, к концу дневника став каким-то раздерганным и нервозным. Ровные, округлые и с изящными завитками буквы первых страниц превратились в корявые, наползающие друг на друга уродливые каракули.

Но не новая версия известной легенды заставила учащенно биться мое сердце и еще раз внимательно перечитать дневник. Брэд Честер довольно точно описывал места, которые он проходил на своем пути, и некоторые из них показались мне очень знакомыми. Более того, отдельные детали повествования, замеченные мной при втором прочтении, и необъяснимые совпадения ввели меня в полнейшую растерянность. Я достал сигарету и закурил. Теперь сны Ника более не казались мне странными. Вернее, они казались настолько странными… Я просто перестал что-либо понимать и почувствовал, как волосы на голове начали медленно подниматься, будто кто-то неведомый из иного мира наблюдал за нами со стороны. Мне стало страшно. Складывалась весьма любопытная цепочка схожих событий, участниками которых были чонтали, Честер и… мы… Ожерелье из нефритовых бусин с выгравированными на них иероглифами на старике-лакандоне из Мериды, встреченном Честером, и ожерелье, подаренное Нику старым лакандоном Пабло из того же города, и слова Мигеля о том, что он видел его на шее шамана в Лакандонской сельве, куда направлялись гонцы-чонтали. Древняя пирамида с иероглифической лестницей у пересохшего озера и индейской деревушки, которую искал и нашел Честер, и слова Ника о том, что он видел во сне рядом с похожей пирамидой, у которой произошла наша драка с Длинным, деревушку и озеро. Сакбе, поднимающаяся на пологий холм, на вершине которого из дороги были выкорчеваны камни. Может быть, именно здесь, где мы устроили свой привал, стоял лагерем Честер в 1904 году… Да и сам дневник Честера, странным образом оказавшийся в наших руках, потом отобранный Длинным, и снова вернувшийся к нам…

Загрузка...