Бывший муж

4

В субботу после полудня Эрни прогуливалась по дорожке, ведущей из Трезила к утесу. Небо было серым от набухших зловещих облаков. Ветер трепал ее волосы и обдавал холодом щеки. Море походило на расплавленный свинец и угрожающе волновалось. Она зябко куталась в поношенную дубленку. Потом устроилась на плоском валуне в стороне от тропинки и стала следить за горизонтом.

Прощание с больницей прошло на удивление спокойно. Грэм навестил ее в четверг, перед тем как уехать в Нью-Йорк. Она все время отводила от него глаза, боясь, что ее нервное состояние возбудит в нем подозрительность.

Как обычно, перед тем как уйти, он окинул ее долгим взглядом. На этот раз серые глаза были подернуты странной поволокой. Но если он и заметил в ней нечто необычное, то, по всей вероятности, отнес это на счет предстоящей поездки во Францию и поэтому воздержался от каких-либо комментариев. И все же ей было страшно. А вдруг он догадается? Когда же он наконец ушел, она с облегчением вздохнула и поспешила к старшей сестре. Эрни сказала ей, что с отъездом произошли кое-какие изменения и она намеревается отправиться во Францию не в понедельник, а в пятницу.

Ей было известно, что доктор Филдс весь уик-энд будет занят на конференции в Эдинбурге. Когда привратник больницы сообщил, что за ней прибыла машина, у старшей сестры не возникло никаких подозрений и она грустно распрощалась с Эрни. Только выглянув с четвертого этажа в окно, она удивилась, что внизу стоял не роскошный «роллс-ройс», а старенький, но чисто вымытый «бентли». За рулем сидел Саймон. Он тоже ни в чем не сомневался, когда привратник помог Эрни сесть в машину и положил рядом с ней застегнутую на молнию сумку.

Она позвонила Саймону заранее и лаконично сообщила, что ее выписывают. И это была почти что правда. Он сам вызвался подвезти ее до коттеджа. Она была тронута таким вниманием, особенно когда узнала, что Эмми развела огонь и приготовила ей еду. Но в тот вечер она так устала и переволновалась, что еле-еле дотащилась до собственной постели.

На следующее утро она проснулась веселой, полной нетерпеливых ожиданий, почти уверенная, что они не принесут ей разочарований.

Дома, вопреки ее предположениям, все было в порядке. Как говорил ей Грэм еще в больнице, ее коттедж должен был выглядеть заброшенным, пустынным и лишенным признаков комфорта. Но все оказалось далеко не так. В принципе, здесь действительно было одиноко. Керамический заводик, где жили Саймон и Эмми, находился в полумиле, и к нему вела узкая дорожка. Но коттедж отнюдь не выглядел примитивным. Фактически все выглядело уютно, здесь было приятно работать и жить. Это место способствовало ее успехам в живописи, как бы подталкивало к упорной и плодотворной работе.

Она осмотрела в коттедже почти все, осталась лишь одна комната, открыть дверь в которую она не решалась. Весь день она думала об этой комнате и весь день старалась отвлечься от мыслей о ней. Однако это плохо удавалось. Более того, с каждым часом желание проникнуть в нее все росло и росло. В конце концов оно достигло своего апогея.

Коттедж был прелестен. Она уже освоилась и чувствовала себя в нем по-домашнему. И все же не следовало закрывать глаза на то, что она ничего не помнила о том, как и что здесь лежит. Ничто не подсказывало ей, как все было здесь до происшедшей трагедии. Единственным местом, которое вызывало у нее волнение, была комната, где располагалась ее студия, хотя и о ней она ничего не могла вспомнить. На протяжении всего уик-энда ее преследовали мрачные раздумья, но ничего путного так и не пришло в голову. Безжалостно ругая себя за беспамятство и нерешительность, она все же поднялась наверх и распахнула дверь в студию.

Там было много воздуха и света. Почти всю стену занимало широченное окно, из которого открывался вид на поля и на море. Видимо, многие ее пейзажи были навеяны этим потрясающим по красоте ландшафтом.

Полотна, некоторые законченные, а кое-какие только в набросках, стояли прислоненными к стене. Быстрый взгляд на них вызвал у нее слабость. Она вдруг сжалась от невольного страха при мысли, не сожгла ли как-то одну из своих картин, которую предназначала в подарок. Откуда взялось такое опасение, она не могла понять. К счастью, все полотна были в целости и сохранности, отлично смотрелись и все были созданы ее кистью.

В одном из углов студии стоял старый сундучок с художественными принадлежностями. Крышка сундучка была покрыта ковриком, на котором в беспорядке лежали тюбики с красками. Рядом с сундучком стоял мольберт. Ну конечно, перед тем, как отправиться в Лондон, она над чем-то работала, поскольку на мольберте стоял холст, занавешенный куском ткани.

Она сбросила ткань и всмотрелась в картину. Даже сейчас, где-то в глубине мозга, осталось легкое воспоминание о том, что на ней было изображено. Это был портрет. Кое-какие линии лица были точно обозначены, так же, как и фон. Некоторые участки были уже в цвете. Но припомнить, кто служил моделью для портрета, ей так и не удалось. Было ясно, что это мужчина. Но кто? Норман?

К стене была пришпилена пара фотографий. Рассматривая их, она догадалась, что на портрете, вероятно, изображен Норман. Она внимательно стала разглядывать фотографию. У Нормана волосы были не такие темные, как у Грэма, но черты лица были правильными. Около глаз разбегались чуть заметные морщинки, которые придавали лицу теплое и дружелюбное выражение. Кресло, на котором он сидел, было придвинуто к окну, поэтому одна сторона лица была очень светлой. Не его ли портрет писала она? Не должен ли был он стать свадебным подарком?

Она села на табурет перед мольбертом, взяла в руки кисть, стараясь освежить свои воспоминания. Внезапно набросок на мольберте, к ее ужасу, вдруг словно растворился, потерял определенность, напугав ее до смерти. Она выронила кисть, вскочила и стремглав выбежала из комнаты, с треском захлопнув дверь. Лоб ее покрылся холодным потом.

Чуть позже, очутившись внизу, она бессильно опустилась в кресло, придвинув его к камину. Глаза ее уставились на пляшущие язычки пламени. Огонь освещал комнату, играл отблесками на мебели. Погрузившись в свои мысли, она ничего не замечала вокруг. Увы, память ее не оживала. Она была незнакомкой в собственном доме.

Эрни оглядела шкафы, одежду, развешанную в гардеробе, косметику, туалетные принадлежности в ванной, но все эти вещи молчали. Казалось, что они принадлежат кому-то другому. Она порылась в бюро, стоявшем в углу гостиной, просматривая все, что попадалось под руку: письма, счета, даже старые заказы на продукты у бакалейщика. Ничего не приходило в голову, в уснувшей памяти не возникло ни малейшего просвета. Длинные дни, проведенные в больнице, она лелеяла надежду, что возвращение домой поможет ей. И вот теперь она дома, сидит у странного камина, в странной гостиной и ничего не помнит.

Она решила лечь в кровать, не зажигая света. Смотрела через окно на узкий серпик луны, то появлявшийся из облаков, то исчезавший за ними, прислушивалась к шуршанию волн, стараясь представить свое будущее. Но будущее было расплывчатым, размытым. Совсем поздно она забылась тяжелым сном. Во сне ее преследовали какие-то видения, от которых в забытьи становилось и страшно, и очень, очень одиноко.

Сейчас Эрни смотрела на море. Облака стали гуще. Ветер с моря нес дождь. Она чувствовала, как капли влаги оседают на щеках. То и дело приходилось отирать лицо. Она просидела на валуне довольно долго, и ей стало холодно. Вытянув ноги, растерла их похолодевшими пальцами. Потом прислушалась к вою ветра, сквозь который вдруг прорвался человеческий голос. Кто-то кричал и, кажется, называл ее имя. Она повернулась и посмотрела на тропинку. Со стороны коттеджа двигался человек, прикрываясь от ветра. Взгляд его был устремлен на скалистый берег. Это был Грэм.

Вскрикнув от удивления, она вскочила на ноги. Он сразу же ее заметил и остановился как вкопанный, ожидая, что она подойдет к нему. Она даже не шла – летела, пока не оказалась в его объятиях. Обхватила его и прижалась носом к пальто. Тело ее сотрясалось от рыданий. Она чувствовала его крепкие руки. Наконец подняла голову и сквозь пелену слез посмотрела на него.

– О Грэм! Ничего, ничего не произошло! Я так была уверена, что память вернется, но все осталось по-прежнему.

Она опять уткнулась в его плечо.

– Какая же ты глупенькая, дурочка моя! – Голос у него был сдавленный. – Я чуть не сошел с ума. Как ты могла так поступить?

– Мне нужно было попробовать. – Ее бормотание едва можно было разобрать. – Я должна была возвратиться сюда.

Он гладил ее волосы, а потом приподнял лицо и вгляделся в него.

– А что, если бы тебе в голову пришла сумасшедшая мысль покончить с собой? Случись такое, я бы убил себя!

Дыхание застряло у нее в горле, потом она всхлипнула и с изумлением посмотрела на него.

Подчиняясь какому-то слепому инстинкту, она бежала к нему, надеясь найти в его объятиях успокоение и поддержку. Однако его побледневшее лицо выражало что угодно, только не сочувствие. Оно было неподвижным, замкнутым как маска, а глаза странно блестели. Тело его было напряженным, жестким. Это ощущалось даже сквозь толстое пальто. С нечленораздельным восклицанием он оторвал ее от себя и повернул лицом к тропинке, ведущей к коттеджу. Ее сердце дрогнуло, забилось – с ней поступили, как с нашалившим ребенком.

Она первой вошла в дом, а Грэм, войдя следом, заходил по гостиной взад и вперед, сжимая и разжимая кулаки. Он сбросил пальто на спинку кресла. Эрни тоже медленно сняла дубленку, повесила ее на крючок и в раздумье остановилась посредине гостиной, засунув руки в карманы джинсов. После энергичной пробежки по тропинке ноги подгибались от слабости. Ей пришлось сесть. Вид неестественно выпрямившейся фигуры, рассерженной физиономии и непрестанное метание по комнате вызвали в ней какой-то проблеск…

– Ну, тебе нечего сказать?

Она откинула голову.

– Я думала, ты в Нью-Йорке.

– Я так и предполагал. Посчитала, что ничто не помешает тебе выкинуть такой фортель! – Он обвел рукой комнату и резко отвернулся от Эрни, запустив пятерню в волосы.

– Как… как ты нашел меня?

– Как, как! Все было чертовски просто, – зло выдохнул он. – Ты твердила о коттедже почти каждый день! Боже, я должен был предусмотреть это…

– Грэм, все произошло иначе, – попыталась объяснить она. – Я совсем не думала… я не планировала приехать сюда. Это был просто порыв…

– Порыв?.. – Он повернулся к ней. Глаза обожгли ее огнем. Она сглотнула и уставилась на коврик.

– И все же, как ты нашел?

– Я вернулся из Нью-Йорка раньше. Подумал, что ты волнуешься из-за предстоящей поездки во Францию. Можешь мне поверить. – Казалось, что он с усилием цедит слова. – Я поехал в больницу, а ты, черт возьми, уже смылась оттуда. Доктора Филдса не было. Сестра смогла мне сказать только одно – за тобой приехала машина, как якобы было договорено. Я сразу же понял, что кто-то другой увез тебя из больницы.

Она подозрительно посмотрела на него.

– Ты не заезжал на… на керамический заводик?

– Я отбил там руку, колотя во все двери, но никакого ответа не добился, – прошипел он сквозь зубы. – Потом я заметил дорожку через поле и понял, что она ведет именно сюда!

– Грэм, поверь, Саймон совсем не был в курсе моих дел. Он считал, что я выписываюсь на законных основаниях, и только поинтересовался, почему так рано. Они с Эмми уговаривали меня остаться у них на всю пятницу, считая, что одиночество отрицательно подействует на меня…

– И они были правы, черт возьми!

– Прости, Грэм, но мне нужно было кое-что сделать.

– Что еще сделать? – хрипло прорычал он.

Эрни посмотрела на него, рассчитывая, что он все же поймет ее.

– Я должна была вернуться сюда! Я надеялась, что этот дом поможет мне вспомнить. Я старалась объяснить тебе, что меня волнует, но ты даже не слушал меня, был слишком занят своей идеей отправить меня во Францию. В конце концов, – она пожала плечами, – я решила действовать по своему усмотрению.

– И ты даже не подумала, как твой поступок может отразиться на других…

Она неловко поднялась с кресла.

– Я не думала, что обо мне спохватятся до понедельника. И потом, я же послала записку, – добавила она неубедительно.

– И посчитала, что поступаешь как нельзя лучше? – воскликнул он. – О Боже, Эрни! – Он снова растрепал волосы, словно они мешали ему.

– Я уже извинилась, все объяснила, – проговорила она еле слышно. – Что еще я могу добавить? – сказала она, замечая, что гостиная стала крутиться у нее перед глазами. Эрни тяжело привалилась к дверному косяку, взявшись трясущейся рукой за лоб. Она чувствовала, что еще немного – и она свалится в обморок. К собственному ужасу, ей пришлось вцепиться в косяк, поскольку ноги отказывались держать ее, – они стали как ватные.

Грэм грубо выругался. Он сделал два шага навстречу, и она оказалась в его руках. Он помог ей усесться в кресле у камина. Она слышала, как он возится с поленьями, стараясь сделать огонь жарче. Затем вернулся к ней, чтобы растереть ей руки.

– Господи, ты совсем заледенела! Сколько же времени ты провела на холоде?

– Я… я не заметила, – сказала она. – Я сидела и думала о вечности.

– Несомненно, если бы я не появился, ты бы отправилась в эту вечность – замерзла бы до смерти. Неужели у тебя совсем нет разума?

Она попыталась отнять руки.

– Сейчас все хорошо…

– Ну да, посмотри, на кого ты похожа. Сиди и не двигайся! – скомандовал он.

Она заставила себя откинуться на спинку кресла и глубоко вздохнуть. Только убедившись, что руки ее потеплели, он выпрямился. Опершись ногой на камин, он оглядел ее хрупкое тело, обтянутое свитером и джинсами, и не сказал ни слова.

– Есть у тебя что-нибудь выпить?

– Нет, зачем? – робко спросила она.

– Тебе полезно сделать глоток коньяку. Да и мне тоже.

– Не понимаю, почему все предлагают мне коньяк? – сморщилась она, вспомнив удивленный взгляд Эмми, когда та посмотрела на нее в тот пятничный вечер и тоже заговорила про коньяк.

– А еда у тебя имеется? – спросил Грэм.

– Конечно! – заявила она, почувствовав негодование. – Я же слежу за собой.

– Неужели? – Он приподнял бровь.

– А почему бы и нет! Кроме того, Эмми настояла, чтобы я захватила с собой кое-что от них еще вчера, – добавила она. В ответ он недоверчиво хмыкнул.

– И это ты называешь следить за собой? Это твои друзья беспокоятся о тебе.

– После возвращения из больницы я чувствовала себя не совсем хорошо, вот и все, – попыталась она оправдаться, припомнив тяжкую депрессию, которая охватила ее прошлой ночью.

– А сейчас как?

Черная бровь снова вопросительно приподнялась, но она молчала, глядя на языки огня. Грэм нетерпеливо вздохнул.

– Н-да, после вчерашнего перелета через Атлантику и нынешнего пребывания в Англии я просто умираю с голода. Можно ли и впрямь найти здесь еду? Если нет, то имеется ли в этом забытом Богом месте какое-нибудь заведение, где мы могли бы перекусить?

Эрни почувствовала себя неудобно, но вскоре успокоилась. Она же не просила его появляться здесь.

– Это не забытое Богом место, и, конечно же, у меня найдется, чем утолить твой голод, – ответила она ледяным тоном. – Утром я поставила в холодильник запеканку из мяса и овощей.

– Мой Бог, в этом месте есть электричество? – ядовито заметил он. Но пока она искала достойный ответ, он уже скрылся на кухне.

Она слышала, как он возится там, открывает дверцы шкафчиков, гремит ножами и посудой. Через несколько минут ее ноздри уловили запах свежесваренного кофе. Но когда он появился в гостиной с подносом, то на нем стояла чашка чая для нее и кружка кофе, такого густого, что в нем едва не стояла ложка.

Он устроился в кресле напротив нее, вытянув ноги к огню.

– Я поставил запеканку на плиту. В холодильнике я нашел еще кое-что и решил это разморозить. В шкафу оказалась и бутылочка вина, – добавил он удовлетворенно. – Неплохой набор. Я поставил вино охладить. Вопреки моим прогнозам, обед будет вполне приличным.

Эрни усмехнулась.

– Я даже не представляла, что мои кулинарные способности получат такую оценку, – не без иронии ответила она. Честно говоря, она не помнила, кто научил ее готовить.

– Только Господь Бог знает, как ты питалась, будучи студенткой. Однако миссис Дру выполняла поварские обязанности очень неплохо.

Эрни посмотрела на него.

– Миссис Дру?

– Ну да, моя экономка в Нью-Йорке. Это она научила тебя готовить. Фактически под ее руководством ты превратилась в опытную хозяйку.

– Неужели?

– А тебя это удивляет? – Он посмотрел на нее через край кружки.

Она машинально кивнула, сжав в руке чайную чашку.

– Любой человек, кого я сейчас встречаю, воспринимается мной как незнакомец, а мысль о том, чтобы выйти в зал, полный народа…

Она не смогла договорить, побледнела, по телу пробежала дрожь.

– Это пройдет. – Он допил кофе и стремительно встал. – Пойду посмотрю, что делается на кухне, а ты накрой на стол.

Она не двинулась, продолжая смотреть на огонь. Ну конечно, опять разозлила его, подумала она. Сидя в кресле этой маленькой уютной гостиной, прислушиваясь к свисту ветра и шуму моря, она даже смутно не могла представить себе, какую вела респектабельную жизнь, будучи его женой…

Одним глотком она допила чай и встала, чтобы помочь ему. Он пробовал, разогрелась ли запеканка, а она склонилась над раковиной, искоса наблюдая за ним.

– Скажи, – спросила она, – что ты имел в виду, говоря, что это пройдет?

– Конечно, пройдет. Да и в сущности, какое это имеет сейчас значение? Уж не собираешься ли ты мне сказать, что в этот вечер намечается торжественный раут? – Его физиономия приняла сардоническое выражение, когда он закрывал духовку.

– Какой еще раут? Я только подумала, что тебе… тебе нужно вернуться в Лондон…

Возбуждение, вызванное его неожиданным приездом, улеглось, но мысль о предстоящем вечере внезапно взволновала ее. Нервы напряглись. Это место было удалено от всего, никаких соседей. И находиться здесь в одиночестве – это одно, а провести вечерние часы с Грэмом – совсем другое…

– Не забывай, что я прилетел в Лондон только затем, чтобы повидать тебя, – едко сказал он.

– Ну да, из-за того, что думал, будто я буду волноваться перед поездкой на виллу, – парировала она. – Тебе следует знать, что я ни капельки не волнуюсь.

– Ты считаешь, что я только и думал о том, чтобы погладить тебя по головке и предупредить, чтобы ты не наделала глупостей? – Он взглянул на нее, сверкнув глазами из-под черных бровей. – Не обольщайся! Я приехал в Лондон не ради того, чтобы убедиться, что ты не исчезла.

Горячая волна гнева ударила ей в голову.

– Я не собиралась никуда исчезать!

– Нет? – Брови недоверчиво приподнялись. – Такой возможности я тебе больше не предоставлю. Я остаюсь здесь вместе с тобой до завтрашнего утра, а потом мы вместе вернемся в Лондон и ты, как и было условлено, направишься на виллу!

Она вскинула голову.

– На виллу? О! Но, Грэм, я не…

– Никаких «не»! – рявкнул он. – Я не могу даже представить себе, что ты хоть несколько дней проведешь в одиночестве.

– Это не значит, что я должна ехать на виллу! – горячо возразила она.

– Либо ты поедешь на виллу, либо опять вернешься в больницу, – заявил он безапелляционно.

Она уставилась на него, сжав кулачки, но скоро отступила, охваченная бессильным отчаянием. Во всем теле началась ломота, а перед глазами заплясали знакомые искорки. Она автоматически принялась массировать веки. Однако выражение его глаз не смягчилось, наоборот, они стали злыми и колючими, а на скулах заходили желваки.

– Взгляни фактам в лицо, Эрни. Ты должна признать, что чувствовала себя в эти дни не лучшим образом. А сейчас днем…

– Я просто переутомилась! – оборвала она.

– Ты чувствовала себя угнетенной из—за того, что память дала осечку, твоя надежда не оправдалась. Думаешь, я не понимаю! – сказал он. – Не появись я здесь, тебя бы хватил удар. – Он помолчал, рассчитывая, что его слова дойдут до ее сознания. – На вилле за тобой будет ухаживать Луиза. Твоя же задача будет заключаться в том, чтобы побольше находиться на солнце и восстанавливать свои силы. Доктор Филдс говорил же тебе, что память может вернуться, когда ты будешь в хорошей физической форме.

– Ты так говоришь, словно у меня нет иного шанса, – сквозь зубы процедила она, а он хлопнул по сушилке пакетом с замороженными овощами.

– Это действительно так!

Она посмотрела на него, но он уже отвернулся и занялся овощами – полоснул пакет ножом так, словно хотел таким же образом перерезать ей горло. Вскрикнув, она выскочила из кухни, вернулась в гостиную и, тяжело дыша, упала в кресло.

Боже, ну и нервы у этого мужлана! Если он вел себя подобным образом в то время, когда они были женаты… Боль в голове внезапно усилилась. Она откинула голову на спинку кресла.

– Ты что надулась? Собираешься просидеть таким образом весь вечер? – Грэм просунул голову в дверь. Она посмотрела на него ненавидящим взглядом.

– Вовсе я не надулась!

– Нет? Тогда накрой на стол, женщина. Я хочу есть! – и он вновь исчез за дверью.

На какой-то момент воцарилась тишина. Затем Эрни с тяжелым вздохом поднялась на ноги и принялась делать то, что он сказал.

Еда была великолепной. Грэм даже состряпал на десерт творожный тортик. Эрни была потрясена. Мысль о том, что он умеет готовить, никогда не приходила ей в голову, но она уже стала понимать, что знает о нем не больше, чем о вершине айсберга. А может быть, он похож на вулкан? Она бросила на него быстрый взгляд, когда Грэм растянулся в кресле.

В заключение трапезы они выпили кофе. К ее удивлению, он был сварен особенно вкусно. Она устроилась на коврике, усевшись по-турецки и чувствуя, как горят щеки от огня в камине. Еда разогрела ее и позволила расслабиться. Головная боль прошла, сменившись сонливостью, особенно после бокала вина, которое она выпила по настоянию Грэма. Тишину нарушали только потрескивание углей в камине, шорох дождевых капель по оконному стеклу и доносившиеся издалека глухие удары волн о прибрежные скалы. Грэм отгородился от ненастного вечера шторами. Он придвинул к огню два их кресла. Она даже не представляла, насколько приятным для нее станет совместный ужин с ним, устроенный в этой маленькой гостиной. Не так ли было в ту пору, когда они были женаты?

Эта мысль промелькнула в ее голове, вызвав улыбку. Он смотрел на огонь, прикрыв глаза ладонью. Выражения его лица нельзя было разобрать. Она подтянула ноги к груди, положив голову на колени, и внимательно разглядывала Грэма из-под полуопущенных ресниц.

Эрни намеревалась провести остаток вечера спокойно, не затрагивая проклятого вопроса о предстоящей поездке во Францию. К счастью, и Грэм не возвращался к этой теме.

С еле слышным стуком в камин было отправлено еще одно полено. Она потянулась, чувствуя, как груди трутся о тонкую шерсть свитера, вновь уютно устроилась и повернула голову к Грэму. Он не спускал с нее глаз, в которых отражались танцующие язычки пламени. Вдруг он внезапно отвернулся. Под прикрытыми веками невозможно было видеть глаз, по которым можно определить, что он чувствует. Он наклонился, чтобы бросить в огонь следующее полено, и посмотрел на нее.

Эрни вздрогнула. Что-то в его взгляде заставило ее нервы напрячься. Горячая волна прокатилась по всему телу. Казалось, она видела подобный взгляд, только это было давным-давно. Каждая нервная клеточка затрепетала. Губы стали такими сухими, что пришлось несколько раз облизать их.

Грэм сел, приняв прежнюю позу, – положив голову на спинку кресла, скрестив вытянутые ноги. Весь его вид говорил о том, что он отдыхает, она же, наоборот, вся подобралась. Способна ли она вспомнить его прежний взгляд – оттуда, из забытой жизни?

Эрни дюйм за дюймом изучала его фигуру. Она разглядела мощные мышцы, ритмически двигавшиеся под темным шелком рубашки. Из-под расстегнутого ворота виднелась полоска волос на груди. Внезапно ей захотелось просунуть руку под его рубашку и погладить покрытую волосками кожу…

И тут ей стало ясно, что следует опасаться не Грэма, а самой себя. Увы, ее физическое тяготение к этому человеку выходит из-под контроля. Ей показалось, что каждый дюйм его тела ей известен, ее собственное тело уже когда-то испытывало прикосновения к нему. Однако мозг почему-то упорно это отрицал, хотя подсознание твердило о другом – о том, что она испытала с ним любовные утехи.

Внезапно Грэм зашевелился, сменил положение ног. Эрни быстро отвела взгляд и сразу же встала, направившись в сторону лестницы, которая вела наверх.

– Что собираешься делать?

Голос у него был низким и требовательным. Она обернулась. Черты его лица были хорошо видны, оно не заслонилось спинкой кресла.

– Я… я собираюсь приготовить тебе постель. Тебе будет нужна грелка?..

– В ней нет никакой необходимости.

Он взял кружку, стоявшую на полу у кресла, и сделал глоток кофе. Эрни стояла в растерянности.

– Но ночь будет холодной, а отопления нет…

– Да не надо устраивать мне постель.

Он поставил кружку на пол.

– Ничего не понимаю. Ты решил изменить свое решение насчет отъезда?

Он заметил дрожь в ее голосе и обернулся, следя за ее лицом. Глаза у него поблескивали.

– Я не меняю своих решений. Но думаю, что мне не придется спать в другой комнате.

На мгновение у нее остановилось сердце. В голове пронеслась мысль, что в доме нет другой постели.

– Тогда где же?.. – спросила она неуверенно.

Он поднялся с кресла и направился к ней. Не доходя двух-трех шагов, остановился, с интересом наблюдая за ее лицом.

– Я намеревался спать здесь, у огня.

Она с облегчением вздохнула, но сразу же снова напряглась.

– Если же ты готова разделить постель со мной…

У нее перехватило дыхание. Он подошел совсем близко и ладонью прикоснулся к ее щеке. Она невольно сделала шаг назад, но сзади находилось бюро, в которое она уперлась спиной. Она попыталась уклониться в сторону, но его тело плотно прижалось к ней.

– Спать вместе будет значительно теплее. Ты так не считаешь? – пробормотал он.

Она смотрела на него, выставив вперед кулачки, упиравшиеся в его шелковую рубашку.

– Грэм… ты… ты не имеешь в виду… – ее слова были похожи на нервный выдох. Он внимательно вгляделся в нее, глаза превратились в две темные узкие щелочки.

– Что? Не хочешь ли ты сказать, за три минувших года превратилась в недотрогу, Эрни?

Голос у него был низким, насмешливым, отчего сердце у нее сильно забилось и застучало еще сильнее, когда она встретилась с его проницательным взглядом.

– А что, собственно, особенного в том, что я предложил? – Он ласково провел по ее волосам. – Мы же были женаты, хотя ты, кажется, напрочь забыла наши интимные отношения. Правда, в целом наша семейная жизнь не сложилась, но могу заверить тебя, что наши сексуальные контакты были совсем неплохими.

Его рука прошлась по ее щеке и коснулась шеи, где ритмично пульсировала жилка. Он что-то тихо и невнятно забормотал.

Любопытно узнать, помнит ли тело то, что забыл мозг, подумала Эрни.

Он дышал прямо ей в лицо. Мысли у нее стали расплываться. В голове вспыхнули какие-то эпизоды, напоминающие кадры из фильма. Коттедж вдруг превратился в прекрасно обставленную, ярко освещенную квартиру. Ноги, казалось, утонули в пушистом ковре. Перед глазами возникли поздравительные открытки, на столике у кресла пустая бутылка из-под шампанского. Искусственные язычки пламени в камине. Они отражались на его лице, посверкивая в глазах. Ей хотелось что-то объяснить…

– Грэм! – выдохнула она с трудом.

Его глаза блуждали по ее лицу. Она задержала дыхание. Все ее существо, поддавшись гипнозу, ждало прикосновения его губ к ее губам. Но ее вскрик остановил его. Она вернулась к действительности. Он сжал зубы и резко отвернулся от нее, выпустив из рук.

Она бессильно облокотилась на бюро, часто-часто дыша и растирая пальцами шею. На какой-то момент она закрыла глаза, стараясь справиться с охватившими ее противоречивыми эмоциями. Разочарование было похоже на острую физическую боль, возникшую внутри.

Когда она открыла глаза, Грэм стоял, наклонившись над камином. Лицо у него было недовольное, губы поджаты.

– Нет нужды изображать из себя испуганную крольчиху, – проскрипел он. – Вопреки твоим ожиданиям, у меня не было никаких ужасных намерений… Я не собирался прикончить тебя в твоей кровати, – добавил он насмешливо. – Просто хотелось дать тебе урок. В следующий раз я не позволю тебе так легко ускользнуть.

Она смотрела на него, чувствуя, что никак не может передохнуть.

– Не понимаю, что ты имеешь в виду…

– Черт возьми, Эрни, не стоит вести себя, как школьница! – взорвался он. – Или тебе кажется, что у меня иммунитет против твоих многообещающих взглядов, которыми ты меня одариваешь?

Его слова были достаточно откровенными. Она сглотнула набежавшую слюну.

– Я не…

– Нет? – Губы у него скривились. – Нужно быть слепцом, чтобы не видеть, как ты смотрела! Если ты намерена играть с огнем, то следует подготовиться к последствиям! От женщины мне требуется значительно больше, чем глупая игра!

Его голос проник в ее сознание как острый нож. Она почувствовала, что в уголках глаз скапливаются слезы.

– Я… я не понимаю, о чем ты толкуешь.

– О Боже! – загремел он и принялся растирать мышцы на затылке. От его движений рубашка на груди натянулась. – Лучше бы ты отправилась в постель. Я утомился значительно сильнее, чем думал.

Когда он отвернулся, Эрни заставила себя полностью вернуться к реальности. Она помчалась наверх по лестнице, с силой захлопнула за собой дверь в спальню и прижалась к ней спиной, поднеся сжатые кулачки ко рту.

Господи! Что происходит? Прошлое переплелось с настоящим. Это заставило ее пережить непредвиденную эмоциональную встряску, которая поглотила все чувства…

Она упала на кровать, закрыв ладонями глаза, глубоко и тяжело задышала. Она побывала в квартире Грэма, в той самой, где они жили вместе в Нью-Йорке! Ей так хотелось рассказать ему об этом, но она не смогла, не смогла! А он? Он так разозлился…

Но за что? За то, что было в прошлом, или за то, что произошло сейчас, в этот вечер?

Она замотала головой, вытерла слезы, словно хотела прояснить возникшие было видения. Тело ломило. Она села, массируя пальцами виски. Искорки опять заплясали перед глазами. Она вскочила и ринулась в ванную в поисках таблеток. Торопясь, проглотила их, запив глотком воды.

Лицо было бледным, глаза расширились. Разгоряченным лбом она прислонилась к холодному зеркалу, стараясь успокоиться. А ведь и вправду она смотрела на него соблазняющим взглядом. И он это заметил. В сущности, вино, которое она выпила за едой, легонько ударило ей в голову, обострив чувства, заставив смотреть на Грэма как на мужчину. Этого нельзя отрицать. Но его реакция ни в какие ворота не лезет. Он вел себя грубо, говорил колкости, словно специально стремился причинить боль. И что он имел в виду, когда дал понять, что она вертихвостка? Уж не намекал ли он на то, что она имеет привычку заводить шашни с мужчинами?

В ней нарастал гнев. Этот тип не иначе как заносчивая свинья. Почему Эрни не убежала, когда увидела его на берегу? Почему бросилась в его объятия? Она ощутила душевную горечь, разочарование, обиду. Однако ей пришлось признаться себе, что ее тело реагировало на ситуацию совсем иначе. Если бы он проявил больше настойчивости там, у камина, у нее не хватило бы сил воспротивиться. Эта мысль заставила ее вздрогнуть. Ведь она хотела, чтобы он целовал ее, целовал крепко-крепко…

И что бы она сказала ему? Сказала бы, что испытывает страстное желание, доходящее до потери сознания?..

Она оторвалась от зеркала и вернулась в спальню. Открыв шкаф, принялась вытаскивать оттуда простыни, наволочку – все нужное, чтобы устроить подобие постели в соседней комнате.

Чертов мужлан! Только почему она не может припомнить…

Никогда не следует смешивать прошлое с настоящим. Это слишком, слишком опасно! Грэм знает и помнит слишком многое, а у нее нет ни крупицы памяти…

Когда она спустилась вниз, гостиная была пуста. На какой-то момент она заколебалась. Затем прошла на кухню. Когда она готовила постель, было слышно, что на кухне раздавался стук тарелок и позвякивание столовых приборов. Она тогда подумала, что Грэм приводит себя в равновесие, занявшись мытьем посуды. Но сейчас в кухне его не было. Она выглядела такой же пустынной и унылой, как в ту пятницу, когда Эрни появилась в коттедже. Только мокрое посудное полотенце на сушке говорило, что недавно здесь кто-то был. Она прошла в студию, куда была приоткрыта дверь. Но там было темно.

Она распахнула дверь пошире и зажгла свет. Все было на своих местах, только кусок ткани, которым она прикрыла неоконченный портрет, был наброшен иначе.

Она выключила электричество, закрыла дверь и перегнулась через перила, стараясь рассмотреть, что внизу. Куда же исчез Грэм? Не должен же он…

Она поспешила в гостиную и стала заглядывать в окна, слегка отводя шторы. В темноте перед фасадом коттеджа маячила высокая темная фигура. Со вздохом она отпустила штору. Его машина стояла там же, где он ее припарковал. Значит, Грэм не ушел далеко.

Она вернулась к камину, подбросила несколько поленьев, устроилась в кресле и вытянула ноги. Вероятно, Грэм решил подышать свежим воздухом. Только ему не следует заходить в темноте далеко, там утес…