Ежели не желаете нажить себе врагов, то старайтесь не выказывать над людьми своего превосходства

Артур Шопенгауэр

Личность Ногая (монг. Нохой) является одной из самых известных и вместе с тем противоречивых в истории Золотой Орды. Прямой потомок Чингис-хана по мужской линии, не имевший права претендовать на трон. Воин, добившийся высших командных постов и снискавший славу полководца, но не выигравший ни одного сражения. Деятель, пользовавшийся любовью и уважением окружения, но при этом не доверявший никому. Высший сановник Золотой Орды, едва не расколовший ее пополам. Как все это могло соединиться в жизни одного человека? К чему же, в конце концов, привело?

I

Считалось, что у средневековых монголов не было незаконных детей: отец признавал своих сыновей, родившихся от наложниц, также как и сыновей от законных жен, и все они имели право на часть родительского наследства. {93} В семействе потомков Чингис-хана это было и так, и не так. С одной стороны, сыновья ханов и царевичей и от жен, и от наложниц считались законными членами «Золотого рода», имели право на улус и на участие в политической жизни. С другой – сыновья от наложниц не имели надежды занять трон, пока жив был хотя бы один Чингизид, родившийся от законной жены своего отца.

Это в полной мере относилось и к Ногаю, который сам, как ни странно, был рожден в законном браке – как и его отец Татар. Но вот отец Татара, Бувал, сын Джучи, первенца Чингис-хана, родился от наложницы, и это перечеркнуло всем его потомкам путь к ханскому трону и верховной власти. {94}

Ногай родился, вероятно, в 1230-е гг.: его отец являлся одним из старших сыновей Джучи (а возможно, и самым старшим) по возрасту {95}. О молодых годах Ногая ничего неизвестно. Несомненно одно: он был одним из многочисленных царевичей-Чингизидов с большими амбициями, но небольшими возможностями – и в силу своего происхождения, и из-за большого числа старших и более знатных родственников, стоявших между ним и властью. Правда, впоследствии Ногай заявлял, что уже в ранней молодости он был приближен к самому Бату и даже, якобы, получил от него наказ блюсти законность и правопорядок в Улусе Джучи. {96} Однако не следует доверять словам честолюбивого царевича в годы правления Бату Ногай был еще слишком молод и незначим среди других, которые действительно находились в окружении Саин-хана.

По-видимому, Ногай в течение первых лет своей жизни пребывал во владениях своего семейства, потомков Бувала, которым были выделены самые западные территории Золотой Орды на Дунае – на территории современной Молдавии. {97} Ни в каких политических делах Ногай в эпоху Бату не участвовал, хотя, возможно, именно тогда начал устанавливать связи с правителями балканских государств, столь пригодившиеся ему впоследствии. По некоторым, (правда, не слишком достоверным) сведениям, именно он возглавлял монгольские войска, которые в 1248 г. захватили и разграбили Херсонес, отказавшийся признавать власть монголов. {98}

В положении рядового члена ханского рода, не имеющего никаких шансов выдвинуться, Ногай пробыл вплоть до прихода к власти Берке, брата Бату. При Берке его звезда стала стремительно восходить.

II

Карьеру Ногая при Берке можно, без преувеличения, назвать головокружительной. В течение короткого времени он стал командиром отряда в авангарде ордынских войск, затем – темником и, наконец, командиром целой армии. Почему же Берке решил выделить и продвинуть именно Ногая?

Как мы помним, сам Берке пришел к власти, мягко говоря, не вполне законным способом – оттеснив от власти семейство своего брата Бату (причем устранив физически некоторых его представителей), а также не получив одобрения со стороны монгольского хана Мунке. Естественно, в его интересах было привлекать к себе представителей младших ветвей рода Джучи, которые были бы целиком обязаны ему своим возвышением и в дальнейшем стояли на страже его интересов Энергичный Ногай в этом отношении являлся самым идеальным протеже.

Кроме того, в какой-то мере Ногай был обязан своим возвышением и случайному, в общем-то, стечению обстоятельств. Судьбе было угодно, чтобы среди командиров золотоордынских отрядов, которые по приказу хана Мунке отправились вместе с Хулагу на завоевание Ирана, был Тутар, б. Минг-Кудур б. Бувал – двоюродный брат Ногая. Около 1260 г. Хулагу обвинил его в покушении на свою жизнь и приговорил к смерти. {99} Естественно, когда Берке двумя годами позже начал войну с Хулагу, он решил поручить командование передовым отрядом Ногаю, не без оснований полагая, что этот царевич захочет отомстить ильхану за гибель своего близкого родича.

В результате в августе 1262 г. Ногай стал военачальником Берке и, возглавив часть авангарда ордынских войск, первым осуществил вторжение в Ширван. Его дебют в качестве полководца оказался довольно неудачным. Вначале, воспользовавшись неожиданностью своего нападения, он сумел смять немногочисленные кордоны иранских монголов, но вскоре навстречу ему выступил сам Хулагу, и Ногаю пришлось плохо. Ильхан разгромил Ногая и гнал его целых двенадцать дней до самой ордынской границы. Только там незадачливому военачальнику удалось оторваться от преследования. Он стал лагерем у Дербента, приводя в порядок свои потрепанные войска.

Несколько месяцев спустя, в декабре, Хулагу, не дав Ногаю окончательно восстановить силы, сам перешел в наступление и вторгся в пределы Золотой Орды. Ногай был вторично разбит наголову и обратился в бегство, преследуемый передовыми отрядами ильхана под командованием Абаги б. Хулагу. Ио увлекшиеся преследованием воины Абаги оказались глубоко на территории Золотой Орды, за что и поплатились: Берке сумел мобилизовать огромные силы и внезапно обрушился на Абагу, обратив его в бегство. Ногай, оказавшись в составе превосходящих сил, с удвоенной яростью бросился на врагов и проявил в сражении богатырскую силу и отвагу, сумев отбросить войска Абаги за Терек, при переправе через который многие иранцы утонули. Таким образом, Ногай сумел избегнуть наказания за свое поражение и даже остался в милости у своего двоюродного деда Берке не только не снял его с театра военных действий, но даже поручил ему в следующем году командование всем авангардом. {100}

Прибыв в печально памятный ему лагерь под Дербентом, Ногай приказал своим подчиненным выступать на Иран и ускоренным маршем двинулся во владения Хулагу. Однако на первой же стоянке он пал жертвой военной хитрости ильхана. В лагерь Ногая пришел человек, который, выдав себя за перебежчика от Хулагу, заявил: «Недавно из Хитая прибыли гонцы с вестью, что Кубилай-каан воссел на престол, а Арик-Бокэ покорился его приказу, Алгу же скончался, а Хулагу-хану вышел ярлык, что он-де государь от реки Амуйе до дальних пределов Сирии и Мисра, и тридцать тысяч монгольских удальцов ему отправили на помощь». {101} Ногай поспешил отступить на территорию Золотой Орды, и его трудно винить за это. Несомненно, он опасался не столько тридцатитысячного подкрепления врагу, сколько самого факта вмешательства хана Хубилая в войну и хотел сначала получить указания от правителя Золотой Орды, следует ли продолжать боевые действия в изменившихся политических условиях.

В самом деле, Берке решил не рисковать и на время отложил военные действия против ильхана. Ногай получил возможность реабилитироваться на другом фронте – балканском: Берке поручил ему деликатную миссию по освобождению из византийского плена бывшего сельджукского султана Изз ад-Дина Кей-Кавуса. Вероятно, направляя в этот поход именно Ногая, Берке полагал, что Ногай, имея владения на Балканах, сумеет использовать свои связи в этом регионе для успешного завершения операции.

Так и получилось. Ногаю даже не понадобились значительные ордынские силы: с помощью посулов или угроз он сумел убедить болгарского царя Константина Асена принять участие в походе со своей многочисленной армией. Болгарский царь, к которому Кей-Кавус неоднократно обращался за помощью, и сам разрабатывал планы по освобождению пленного султана и поэтому внимательно следил за событиями в Византии. Получив сообщение, что император Михаил VIII Палеолог находится в Фессалии и собирается возвращаться в Константинополь, Ногай и царь Константин замыслили дерзкий план: захватить императора в плен, и тогда освобождение султана оказалось бы проще простого.

Болгары, издавна воевавшие с Византией и хорошо знавшие местность, оказались хорошими проводниками. Они сумели скрытно провести войска Ногая и Константина в пределы Фракии, где ордынцы решили устроить засаду императору Правда, долго сохранять свои намерения в тайне им не удалось: воины Ногая, а за ними и болгары начали грабить местное население, в результате чего по всей округе разнеслись слухи о вторжении врага, которые, в конце концов, дошли и до императора. Михаил VIII, отрезанный от столицы и своих основных сил, попал в крайне затруднительное положение. Один раз он оказался на расстоянии дневного перехода от войск Ногая и едва не попал в плен. С большим трудом императору удалось добраться до города Гана, где он, к своему огромному облегчению, увидел в порту две генуэзские галеры и решил добраться до столицы морем.

Не сумев пленить императора, Ногай вернулся к первоначальному плану и двинул свои объединенные силы к городу Эн, в котором Михаил VIII держал султана Кей-Кавуса. Осадив его, Ногай направил в город посланцев, через которых передал местным жителям, если те не выдадут султана, он возьмет город и истребит всех поголовно. Находившиеся при султане императорские стражники, опасаясь наказания за утрату пленника, намеревались оказать сопротивление и были готовы, в крайнем случае, даже умертвить султана, но не отдавать его ордынцам. Однако население, решив использовать имеющийся шанс сохранить жизнь и имущество, заставило их выдать Кей-Кавуса. Как только султан покинул город и оказался в лагере Ногая, ордынский полководец приказал немедленно сниматься и уходить: он также не горел желанием завершить столь удачный и прибыльный поход встречей с императорскими войсками, которая неизвестно чем могла кончиться. Ногай поступил совершенно правильно: два дня спустя после его ухода на рейде Эна оказался императорский флот. {102}С освобожденным султаном Ногай вернулся в Орду, по пути разграбив ряд византийских и болгарских селений. Захваченной добычей он всегда щедро делился с соратниками, которые готовы были в огонь и в воду за своего вождя…

В феврале 1265 г. до Берке дошли слухи, что Хулагу умер, и что никаких войск Хубилая в Иране не замечено, и решил предпринять очередной поход в Азербайджан. Ногай снова был поставлен во главе авангарда, насчитывавшего на этот раз 30 000 воинов, а следом за ним двинулись пять туменов золотоордынских войск под командованием нойона Сунтая. Новый ильхан Абага, получив сведения о численности вражеских войск, решил применить военную хитрость и притворным отступлением заманил Ногая далеко в глубь своей территории. В результате хитрых тактических маневров иранским монголам удалось создать у Сунтая впечатление, что Ногай окружен и разгромлен, и полководец поспешил отступить к границам Золотой Орды, чтобы не разделить его участь.

В результате Ногай со своими тремя туменами остался один против всей иранской армии. Юшумут, брат ильхана, обрушился на него и разгромил. Вероятно, одной из причин поражения ордынских войск стало то, что в разгар битвы Ногай был ранен копьем в лицо и лишился глаза. Боль была настолько сильной, что он даже не мог сидеть в седле, и его пришлось положить на повозку. Оставшимся без командира ордынцам не оставалось ничего другого, как обратиться в бегство.

Однако дальше в точности повторился сценарий кампании 1262 г.: Абага, увлекшийся преследованием, зашел дальше, чем требовало благоразумие, и внезапно оказался перед 300-тысячной армией под командованием самого Берке. Ильхан поспешил отступить за Куру и закрепился на своем берегу, успешно отражая все попытки ордынцев переправиться. Несмотря на то, что Ногай в очередной раз потерпел поражение, его никто не смог бы упрекнуть: его раны свидетельствовали о его мужестве. {103}Возможно, Берке и начал подумывать о замене своего любимца более опытным полководцем, однако, даже если и имел такие намерения, то не успел привести их в исполнение. Как мы помним, во время «стояния на Куре» в 1266 г. правитель Золотой Орды скончался, оба войска разошлись по домам, так и не вступив в сражение, и война на некоторое время затихла.

III

Каково бы ни было отношение к Ногаю у Берке к концу его правления, смерть покровителя весьма существенно отразилась на дальнейшей судьбе Ногая. Будучи одним из приближенных Берке, он принял активное участие в придворных интригах после его смерти, стремясь поставить во главе Золотой Орды удобного для себя правителя.

Кого именно поддерживал Ногай, неизвестно, несомненно одно: он сделал неверную ставку, отказавшись сразу признать новым правителем Менгу-Тимура, внука Бату. Менгу-Тимур же, выйдя к 1267 г. победителем в борьбе за власть, немедленно отстранил Ногая от командования войсками и повелел ему отправляться в родовые владения на Дунае. Впрочем, Менгу-Тимур прекрасно понимал, что Ногай сохранил влияние и в семейной иерархии, и особенно в войсках, а потому, отправив его в ссылку, сам благоразумно не стал вмешиваться во внутренние дела его улуса, фактически предоставив опальному темнику полную свободу действий во внутренней и внешней политике. {104}Таким образом, Ногай в течение всего правления Менгу-Тимура не участвовал в общеордынских делах: не бывал при дворе, не командовал войсками, не принимал участия в событиях 1269 г., в результате которых Менгу-Тимур стал первым ханом Золотой Орды. Несомненно, удаление от сарайского двора стало сильным ударом для энергичного и амбициозного царевича. Однако Ногай вовсе не собирался ставить крест на своей карьере и тихо доживать век в придунайских владениях. Напротив, он активизировал свою деятельность, лихорадочно пытаясь найти свое место на международной арене и доказать как золотоордынским властителям, так и иностранным государям, что его еще рано списывать со счетов.

К счастью для Ногая, монгольские правители, как правило, старались «не выносить сор из избы» и не делали свои внутренние конфликты достоянием международной общественности. Поэтому иностранные государи в течение всего срока опалы Ногая даже не подозревали, что этот темник, столь влиятельный при Берке, теперь находится в немилости и играет далеко не первую роль при ордынском дворе. Естественно, и сам Ногай старался создать у них представление об обратном. В результате в течение всего правления Менгу-Тимура арабские правители, отправляя послов в Золотую Орду, присылали дары не только хану, его женам и братьям, но и Ногаю. {105}

Пользуясь тем, что Менгу-Тимур никак не вмешивается в дела его улуса, Ногай развернул широкую дипломатическую деятельность, бесцеремонно присвоив себе право самостоятельных внешних сношений, являвшееся прерогативой только независимых государей. Без какого-либо согласования с ханским двором он обменивался посольствами и заключал союзы с государями Востока и Запада.

Так, в 669 г. х. (1270 г.) он направил собственное посольство к египетскому султану Рукн ад-Дину Бейбарсу, предложив ему союз. Чтобы в большей степени расположить к себе султана, Ногай поведал ему в своем послании, что принял ислам (возможно, темник это действительно сделал, поскольку в арабских источниках он фигурирует под мусульманским именем Иса). Бейбарс немедленно отреагировал на инициативу темника, и с этого времени между ними завязалась дружественная переписка. Ногай наслаждался своим положением практически самостоятельного государя, обменивавшегося посланиями с одним из могущественнейших правителей в мире. И лгал. Лгал самым беспардонным образом, обещая султану, что непременно посодействует в развязывании новой войны с Ираном, прекрасно зная, что ничего не сможет сделать, пока Менгу-Тимур жив и находится у власти. {106}Как ни странно, но султан Бейбарс, сам опытный политик и прожженный интриган, охотно верил обещаниям Ногая. Может быть, потому что хотел верить? Однако ожидания султана не сбылись: он умер в 1277 г., так и не дождавшись войны Золотой Орды с Ираном, которую обещал Ногай. Однако преемники Бейбарса унаследовали, помимо всего прочего, и хорошие отношения с Ногаем, которому и впоследствии постоянно направляли послания и богатые дары. В конце концов, Ногаю удалось выполнить обещание, данное Бейбарсу, и развязать войну с хулагуидским Ираном – правда, это случилось, когда трон Золотой Орды занял Тула-Буга, второй по счету преемник Менгу-Тимура, а во главе Египта стоял султан Калаун, третий преемник Бейбарса. Впрочем, как ни странно, Ногай даже вынужденный мир с Ираном сумел использовать в своих интересах: он направил к ильхану Абаге в качестве посланца своего сына Тури, который женился на дочери ильхана. {107}Дружеские связи Ногая с египетским султаном не могли не отразиться на положении темника в глазах других государей, которые были вынуждены соотносить свою внешнюю политику с позицией Египта. Одним из таких государей был Михаил VIII Палеолог – император Византии, некоторое время тому назад едва не угодивший в плен к Ногаю и его союзнику, болгарскому царю Константину. Стремясь оградить себя от новых нападений со стороны могущественного темника, император пошел на беспрецедентный шаг: он выдал замуж за Ногая свою внебрачную дочь Евфросинию. Так дикий неграмотный кочевник стал зятем византийского базилевса и даже получил в византийской имперской иерархии титул архонта – правителя провинции! {108}Породнившись с императором, Ногай и в самом деле стал проводить гораздо более дружественную политику по отношению к Византии, правителя которой он не без иронии именовал своим «отцом». Естественно, базилевс мог считаться «отцом» Ногая только в «семейном» отношении, а не в политическом: темник не мог признавать его верховенства, являясь (пусть и фактически номинально) подданным золотоордынского хана.

То, что Ногай не испытывал никакого пиетета к своему «отцу», он откровенно демонстрировал, принимая его посольства, которые Михаил VIII направлял к новоявленному зятю с богатыми дарами – целыми бочками знаменитых ромейских вин, золотой и серебряной посудой, роскошными драгоценными одеждами и головными уборами, приличествующими византийской знати. Принимая вина и щедро воздавая им должное, Ногай с изрядной долей презрения относился к византийским одеяниям. Беря в руки расшитые жемчугом головные уборы, он спрашивал: «Полезна ли эта калиптра для головы, чтобы она не болела, или эти рассеянные по ней жемчужины и другие камни имеют ли силу защищать голову от молнии и ударов грома, так чтобы человек под такою калиптрою был непоразим?» Примеряя драгоценные златотканые одежды, темник задавал аналогичные вопросы: «А эти драгоценные платья избавят ли члены моего тела от утомления?» И когда византийские дипломаты со смущением были вынуждены отвечать отрицательно, Ногай с отвращением сбрасывал чуждые ему одеяния (а иногда даже и рвал их на глазах у императорских посланцев) и демонстративно облачался в привычный ему армяк. {109}

Но император сквозь пальцы смотрел на «дипломатические шалости» Ногая, поскольку на деле темник нередко доказывал союз с Византией. В первую очередь, это отразилось на византийско-болгарских отношениях: став зятем императора, Ногай не только сам прекратил набеги на византийские области, но и запретил совершать их своему прежнему союзнику и вассалу – болгарскому царю Константину Тиху. В 1277 и 1278 гг. войска Ногая совместно с армией императора действовали против болгар, а в 1282 г. – против фессалийского правителя Иоанна, и в это время – удивительное дело! – монголы находились на территории Византии в качестве союзников. {110}

Карта 2. Орда Ногая и Саранская Орда в 1265-1300 гг. (автор – Астайкин А. А.).

1 Владения Дании, 2 Польские княжества, 3 Видинское княжество, 4 Тырновское царство, 5 Княжество Феодоро, 6 Владения Генуи, 7 Трапезундская империя, 8 Государство мамлюков, 9 Западное Грузинское царство, 10 Восточное Грузинское царство. Границы государств нанесены на 1290 г.

В 1277 г. царь Константин Асен был свергнут и убит в результате народного восстания, и трон Болгарии занял «крестьянский царь» Ивайло, женившийся на вдове Константина. Новый царь сразу начал боевые действия против монголов, которых однажды сумел даже разгромить в сражении. Но всего год спустя против него выступил ставленник византийского императора Иван Асен III (также зять Михаила VIII), и Ивайло не нашел ничего лучше, как обратиться за помощью к Ногаю. Он прибыл в лагерь темника, который поначалу принял его с честью: свергнутый царь был для него орудием влияния на политику Болгарии и Византии. Еще год спустя был свергнут и Иван Асен III, который также прибыл к Ногаю. Темнику, безусловно, льстило, что от его решения зависят судьбы двух царей Болгарии. Однако он прекрасно понимал, что долго такая неопределенность длиться не может, а потому принял решение, обосновав его интересами своего тестя. В 1280 г. на пиру, на котором присутствовали оба свергнутых болгарских монарха, он заявил, указав на Ивайло: «Этот человек – враг моего отца, императора, и достоин никак не жизни, а смерти». Свергнутый царь был тут же на месте умерщвлен. Иван Асен III, со дня на день ожидавший такой же участи, в конце концов, по настоянию Ефросинии, супруги Ногая, был отослан в свои прежние владения в сербской Мачве. {111} Новый царь, Георгий Тертер, поначалу плативший ордынцам дань (подобно русским вассалам Золотой Орды), с 1285 г. был вынужден признать себя фактическим подданным – причем даже не хана, а самого Ногая, и чеканил монеты с соответствующей символикой. {112}Отказавшись от набегов на Византию, Ногай обратил свой взор на другие страны Центральной Европы. В 1275-1279 гг. он совершил ряд набегов на территории Польши и Литвы. Эти походы оказались полезны для Ногая не только с точки зрения поживы, хотя ему и удавалось награбить достаточно добычи и увести в рабство множество местных жителей Гораздо важнее было то, что во время этих походов темник сблизился с южнорусскими князьями – Львом Галицким и Романом Брянским, которые в большей мере стали подчиняться ему, а не сарайскому хану. А самое главное, его соратником по набегам стал царевич Тула-Буга, являвшийся баскаком в Южной Руси и, вместе с тем, одним из наиболее вероятных претендентов на ханский трон: он был сыном Тарбу, старшего брата Менгу-Тимура. Несколько позднее, в 1283 и 1285 гг., Ногай и Тула-Буга вместе с галицко-волынскими князьями совершили успешные набеги на Венгрию и Польшу, и эти удачные кампании еще больше сблизили двух Джучидов. {113} Союз со столь влиятельным родичем открывал перед Ногаем весьма заманчивые перспективы в будущем.

И это будущее наступило очень скоро: в 1280 г. умер хан Менгу-Тимур; с его смертью ссылка Ногая закончилась, и он получил возможность вернуться к активной политической жизни.

IV

Вынужденная ссылка пошла Ногаю на пользу: он вернулся в Сарай гораздо более могущественным, чем был, когда его удалили от двора. Оказавшись в столице, он полностью погрузился в мир интриг и междоусобиц, в которых чувствовал себя как рыба в воде.

Как мы помним, Менгу-Тимур не назначил себе преемника, что привело к очередному всплеску борьбы за власть. Кто-то стоял за Туда-Менгу, младшего брата хана, кто-то – за Тула-Бугу, его племянника. Сторонники Тула-Буги даже утверждали, что Менгу-Тимур, якобы, завещал выбрать ханом именно Тула-Бугу, поскольку его отец Тарбу был старшим братом Менгу-Тимура, а сам Тула-Буга был старшим сыном своего отца. Однако на стороне Туда-Менгу были и возраст, и старшинство в семейной иерархии, а главное – он исповедовал ислам, и поэтому на его стороне выступали представители мусульманской общины Золотой Орды, влиятельные богословы и торговцы.

Несомненно, за время общения с балканскими государями Ногай понаторел в политике, что позволило ему на этот раз поддержать «правильного» кандидата, и он, несмотря на свои дружеские отношения с Тула-Бугой, сделал выбор в пользу его дяди Туда-Менгу. Новый хан отблагодарил Ногая, возведя в ранг бекляри-бека – фактически премьер-министра и верховного главнокомандующего войсками всей Золотой Орды. {114}Впрочем, Ногай не был бы Ногаем, если бы не продумал запасного плана: он вовсе не собирался порывать отношения с Тула-Бугой, а напротив – пообещал ему, что тот вскоре займет трон Возможно, сведения об этом дошли до Туда-Менгу, а может быть, хан просто стал тяготиться чрезмерным усилением своего военачальника, но он начал проводить политику, которой прежде придерживался его брат Менгу-Тимур: хан постарался ограничить власть Ногая, дистанцируя его от большой ордынской политики.

И вскоре интересы хана и бекляри-бека столкнулись, причем в отношении русских земель. Надо сказать, что не только Орда, но и Русь в это время стала представлять как бы два удела – Юго-Западная и Южная Русь целиком и полностью находились в сфере влияния бекляри-бека, тогда как северо-восточные княжества все еще были под властью хана. Туда-Менгу решил положить этому конец и предпринял ряд действий, чтобы исправить ситуацию.

Наиболее радикальным вмешательством Туда-Менгу в политику Руси стала замена одного великого князя другим – такого не позволял себе ни один ордынский правитель со времен Бату, помогшего Александру Невскому сместить своего брата Андрея! В 1281 г. к хану обратился князь Андрей Городецкий, второй сын Невского, с жалобой на своего старшего брата, великого князя Дмитрия. Андрей обвинил брата в неподчинении ханской власти и сумел убедить хана, что будет куда лучшим вассалом, нежели Дмитрий. Кроме того, Дмитрий Переяславский в свое время по какой-то причине замешкался явиться к хану для подтверждения своего великокняжеского статуса, а Андрей еще и имел в Орде сильных покровителей среди сановников и военачальников: он обзавелся ими еще при Менгу-Тимуре во время совместного русско-ордынского похода на Джулат (Дедяков). Результатом стала очередная ордынская «рать» на Русь: хан выдал Андрею Александровичу ярлык на великое княжение и отправил с ним войска под командованием нойонов Кавгадыя и Алчедая. Ордынские полководцы не удовольствовались тем, что заставили Дмитрия оставить великий стол и бежать аж в Швецию, но еще и разорили русские княжества – Переяславское, Муромское, Суздальское, Юрьевское и др. Андрею Александровичу удалось занять великий стол, а немного позже стать и новгородским князем.

Однако на следующий год новый великий князь был вынужден бежать из только что обретенного Владимира, поскольку его брат Дмитрий вернулся, собрал рать и двинулся на него. Андрей вновь обратился к хану за помощью, и тот вторично предоставил ему войска – на этот раз под командованием Тура-Тимура и Алына, которые, возвращая великий стол Андрею, снова разграбили суздальские земли. На этот раз Дмитрий Александрович, прекрасно осведомленный о разногласиях между Туда-Менгу и Ногаем, обратился за помощью к бекляри-беку, который приказал братьям помириться, а трон вернул старшему, Дмитрию Александровичу. Влияние Ногая было настолько сильным, что хану пришлось смириться с таким положением дел. {115}Но на этом противостояние Туда-Менгу и Ногая по поводу русских земель не прекратилось. Тогда же, в начале 1280-х гг., Ногай назначил в Курское княжество баскаком купца-мусульманина Ахмата, который около 1283 г. создал там две «слободы», в которых охотно селил крестьян и горожан, бежавших от своих князей. Беглецов привлекало то, что в этих слободах взималось куда меньше налогов и повинностей, чем у русских же князей. Естественно, князьям такое положение не очень-то нравилось, и двое из них, Олег Рыльский и Святослав Липецкий, обратились с жалобой к хану. Туда-Менгу приказал им: «Что будет ваших людей в слободах тех, тех людей выведите в свою волость, а слободы те разгоните». Ободренные ханской поддержкой, курские князья вместе с ханскими «приставами» разграбили слободы, а их обитателей захватили в плен. Ахмат немедленно обратился с жалобой к Ногаю, причем представил дело так, будто Олег и Святослав готовятся к войне против него, бекляри-бека. Ногай вызвал к себе «провинившихся» князей, однако те, естественно, не рискнули явиться, и тогда он двинул в Курскую волость свои войска. Олег и Святослав бежали к Туда-Менгу-хану, но Ахмату удалось захватить нескольких их бояр, которых он предал казни. Свои слободы баскак вскоре восстановил, и когда Олег Рыльский снова отправился в Орду, Святослав Липецкий, не дожидаясь ханского решения, опять разгромил их. Вернувшись из Сарая с ханскими чиновниками, Олег узнал о содеянном и, рассвирепев, убил Святослава, желая тем самым избегнуть нового нашествия Ногая. Это князю и в самом деле удалось: вскоре он вместе с двумя сыновьями был убит Александром Липецким, братом Святослава. Впрочем, узнав о гибели обоих князей, Ногай пришел к выводу, что виновные понесли заслуженное наказание, и больше не совершал набегов на и без того разоренную Курскую волость. {116}Попытавшись уменьшить власть и влияние Ногая, Туда-Менгу, лишенный могущества и энергии своего брата Менгу-Тимура, оказался не в состоянии сделать это и в результате поплатился троном. Ногай стал все больше и больше «давить» на хана, постепенно отстраняя его от дел и выводя на первые роли своего доброго приятеля Тула-Бугу. Большую помощь Ногаю в интригах оказала Джиджек-хатун – властная женщина, бывшая сначала любимой женой хана Берке, а затем – главной супругой Менгу-Тимура и пользовавшаяся огромным влиянием в стране, особенно среди мусульман, поскольку сама исповедовала ислам. А в 1287 г. Тула-Буга объединился со своими родными и двоюродными братьями и устроил государственный переворот: под формальным предлогом, что хан якобы, слишком много внимания уделяет религиозным делам и совершенно не вникает в дела государственные, заговорщики заставили Туда-Менгу отречься от трона. Хан понял, что власть ему уже не удержать, и, желая сохранить хотя бы жизнь, объявил, что охотно отрекается и намерен провести остаток жизни в благочестивых занятиях. Его племянникам только того и надо было, они объявили дядю сумасшедшим и на этом основании признали неспособным к ханствованию. {117}Туда-Менгу был посажен под арест в дальних покоях ханского дворца в Сарае и больше в политической жизни Золотой Орды не участвовал, а два года спустя таинственно скончался. По-видимому, он был умерщвлен по приказу Тула-Буги и Ногая. Интересно отметить, что бекляри-бек лично не принимал участия в этом перевороте, предоставив действовать своим сообщникам-царевичам. Тем самым Ногай избежал возможных обвинений в мятеже против законного хана, тогда как у него самого появлялись основания в случае необходимости обвинить в этом Тула-Бугу и его сообщников…

V

Казалось, настал звездный час Ногая: па трон взошел его прямой ставленник Тула-Буга. Однако бекляри-бек, никогда и никому не доверявший до конца, и на этот раз решил подстраховаться: хотя он и позволил Тула-Буге стать ханом, однако не собирался отдавать новому монарху всю полноту власти. Фактически соправителями нового хана стали его родной брат Кунчек и два двоюродных – Алгуй и Тогрул, сыновья Менгу-Тимура. Ногай сохранил за собой пост бекляри-бека, а кроме того, самовольно присвоил себе статус «ака» – главы рода Джучидов с правом разрешать по собственному усмотрению все споры в ханском семействе. {118} И. решив максимально использовать преимущества своего положения, Ногай вознамерился в очередной раз выказать себя великим полководцем, причем на том же театре боевых действий, где уже не раз терпел поражение – в войне с хулагуидским Ираном.

С 1265 г. не только в Золотой Орде, но и в Иране сменилось несколько монархов. В 1282 г умер Абага, которого сменил его брат Тохудар, принявший ислам и мусульманское имя Ахмад, поэтому Туда-Менгу, тоже мусульманин, не хотел враждовать с ним, несмотря на недовольство Ногая. Тохудар, в свою очередь, был свергнут Аргуном, сыном Абаги, исповедовавшим буддизм. В глазах Ногая, стремившегося предстать в глазах египетских союзников ревностным мусульманином, Аргун являлся язычником, и бекляри-беку не составило труда убедить нового хана объявить войну Ирану Ильхан, занявший трон после кровавой междоусобицы в 1284 г, все еще наводил в своей стране порядок и вовсе не имел намерения сражаться с Золотой Ордой. Но еще меньше Аргун желал без сопротивления уступать Азербайджан, который столь успешно отстаивали его дед и отец. Поэтому, когда в 1288 г. золотоордынские войска под командованием Ногая и Тама-Токты двинулись в сторону Шиврана, Аргун немедленно собрал свои силы и выступил им навстречу.

Поистине, азербайджанская и иранская земля были созданы не для Ногая: он в очередной раз потерпел поражение от войск ильхана! На этот раз опытный и уже немолодой полководец был разбит 30-летним Аргуном, практически не имевшим опыта большой войны (да еще и страдавшим врожденной смертельной болезнью), и совсем молодым эмиром Чопаном, которому впоследствии суждено было стать «Ногаем» в государстве Хулагуидов. Наголову разбив ордынцев, Аргун благоразумно не стал их преследовать, позволив поредевшим войскам Ногая и Тама-Токты достичь границ Золотой Орды. Это хотя бы отчасти спасло репутацию Ногая и целостность державы Джучидов, поскольку разгромленный бекляри-бек даже не оставил пограничных заслонов, и приграничные территории Орды были полностью беззащитны перед вторжением врага. {119}Чтобы хоть как-то реабилитировать себя в глазах хана и сановников за столь позорный разгром, Ногай решил осуществить другую кампанию, в успехе которой не сомневался – грабительский рейд на Венгрию, подобный тому, который три года назад он успешно совершил совместно с Тула-Бугой. Хан вознамерился снова лично принять участие в набеге: по-видимому, и он сохранил не менее приятные воспоминания о той вылазке.

Тула-Буга и Ногай решили осуществить вторжение в Венгрию с двух сторон: бекляри-бек выступил из своих причерноморских владений через равнины, а хан – из южнорусских земель через Карпаты, поскольку, будучи баскаком в Южной Руси, успел неплохо узнать этот путь. Однако и этот поход Ногая оказался неудачным. Во-первых, ордынцам не удалось взять богатой добычи, поскольку области, постоянно подвергавшиеся их нападениям, не успевали восстановить свое благосостояние за столь короткий срок. Во-вторых, Тула-Буга, возвращаясь через Карпаты, оказался застигнут бураном и потерял воинов больше, чем во время набега. {120} В результате отношения между ханом и бекляри-беком совершенно испортились: Тула-Буга обвинил Ногая в том, что бекляри-бек специально отправил его через горы, чтобы самому вернуться со славой и добычей, оставшись единственным победителем. Соправителям Тула-Буги и другим родичам удалось погасить ссору, но напряженность в отношениях хана и его бекляри-бека осталась.

В 1290 г. Ногай предпринял очередную попытку вторжения в Иран и направил десятитысячный отряд в Шабран. Несмотря на то, что сам он на этот раз даже не командовал войсками (ордынцев возглавили его прежний соратник Тама-Токта и еще несколько царевичей), они были снова разгромлены ильханом Аргуном и, оставив на поле боя убитыми 300 воинов, а еще больше пленными, были вынуждены отступить. {121}

Тула-Буга и его соправители, все больше тяготившиеся зависимостью от бекляри-бека, начали открыто выражать сомнения в его способностях полководца и целесообразности сохранять за ним пост главнокомандующего. Ногай, в свою очередь, стал серьезно сомневаться, стоит ли Тула-Буге продолжать занимать трон – тем более что бекляри-бек уже нашел ему замену в лице Токты, 16-летнего сына Менгу-Тимура. Вынужденный скрываться от своих братьев, и ранее считавших его опасным соперником, Токта с радостью пошел на сговор с Ногаем, но до поры до времени они решили сохранять свои намерения в тайне.

Ногай сделал вид, что готов пойти на мировую с ханами-соправителями и каждому из их приближенных говорил при встрече: «Подходит пора старости, я оставил споры, распри и смуты, ни с кем не ссорюсь и не помышляю воевать. Однако есть у меня от Саин-хана указ, что если кто-либо в его улусе совершит непутевое и расстроит улус, то чтобы я расследовал это дело и склонил их сердца к согласию друг с другом». Таким образом, в глазах нойонов он представал мудрым и миролюбивым старцем, изо всех сил старавшимся сохранить мир в стране и согласие в семействе Джучидов.

Реализуя свой коварный план, Ногай решил также заручиться содействием своей старинной союзницы Джиджек-хатун, которая по-прежнему пользовалась большим влиянием и уважением в семействе Джучидов. Когда ее посланец вошел в шатер Ногая, он застал бекляри-бека лежащим без сил на кошме и постоянно харкающим кровью (на самом же деле хитрый Ногай заранее набрал в рот свежей крови и теперь периодически сплевывал ее!) Узнав от своего приближенного, в каком состоянии находится Ногай, Джиджек-хатун немедленно направила к Тула-Буге и его братьям послание» в котором, в частности, говорилось: «Как можно скорее удостойтесь беседы с тем немощным старцем, оставляющим сей мир и твердо решившим отправиться в другой мир. Если вы допустите в этом деле небрежность и нерадивость, то молоко ваших матерей да не будет вам впрок!»

Хан и его братья поверили Джиджек-хатун и, кроме того, пожелали лично убедиться в том, что Ногай смертельно болен и более не представляет угрозы. Все четверо явились к бекляри-беку в шатер, где он по-прежнему продолжал разыгрывать из себя смертельно больного. Только на этот раз он еще и начал читать им нравоучение: «Дети, я служил отцам нашим, и в старину и в недавние времена устанавливал всяческую справедливость, поэтому вам необходимо выслушать мое нелицеприятное слово, дабы я мог сменить ваши распри на истинное согласие. Ваше благо – в мире, устройте курултай, дабы я дал вам мир». Пока братья с напускным смирением и почтением выслушивали «последнюю волю умирающего», шатер окружили сторонники Ногая и Токты, которые по сигналу ворвались внутрь и схватили всех четверых. {122}Ногай приказал подвести пленников к Токте и заявил ему: «Вот этот, – он указал на Тула-Бугу, – завладел царством отца твоего и твоим царством, в вот эти сыновья отца твоего согласились с ним схватить и убить тебя. Я отдал их в твои руки; умертви их, как хочешь». Токта прекрасно знал, чего от него хочет Ногай: не дрогнув, он отправил на казнь четырех потомков Бату, среди которых были два его брата по отцу – родной Алгуй и единокровный Тогрул. Вскоре по его приказу были казнены еще три сына Менгу-Тимура, принявшие сторону Тула-Буги – Малаган, Кадан и Кутуган. {123}

Так 17-летний Токта стал очередным ханом, которого «сделал» Ногай. Возможно, всесильный бекляри-бек не исключал возможности в будущем заменить и его, если новый хан станет выказывать строптивость. Однако вряд ли Ногай мог себе представить, что только что по собственной воле возвел на трон самого опасного своего противника, который впоследствии станет виновником его крушения и гибели!

VI

Поначалу в отношениях Токта-хана и его бекляри-бека царила полная идиллия. Молодой хан безропотно исполнял любые требования Ногая, которые чаще всего сводились к приказу устранить кого-либо из нойонов, не угодных бекляри-беку.

Так, однажды, Яйлак(Байлак)-хатун, супруга Ногая, прибыла в гости к Токте и сказала ему: «Отец твой, – она имела в виду Ногая, – говорил тебе, что на пути твоем осталось еще немного терна». Токта прекрасно понял намек и спросил: «А что это за терн?» И Яйлак-хатун назвала ему более двадцати нойонов, которым не доверял ее супруг. Хан подчинился приказу бекляри-бека: он под какими-то предлогами вызвал к себе всех этих нойонов поодиночке и казнил. Чуть позже Токта. также по приказу Ногая, велел задушить и ханшу Джиджек – к счастью для хана, она не была его матерью! {124}

Избавившись от всех влиятельных соперников при ханском дворе, Ногай стал еще больше усиливаться. Освободившиеся места сановников он старался передать собственным родственникам – своим сыновьям Джуки, Теке и Тури и внуку Ак-тайджи, который был сыном его дочери и нойона Таш-Тимура. Сам бекляри-бек все больше времени проводил в своем придунайском улусе, стараясь превратить его в практически независимое государство и укрепляя свое влияние в балканских странах. В 1292 г. он возвел на трон Болгарии своего ставленника боярина Смилеца, а также вынудил сербского краля Стефана Милутина признать вассалитет – но опять-таки не от хана Золотой Орды, а именно от Ногая! Сын краля Стефан (будущий краль Стефан Дечанский, отец Стефана Душана) был отдан Ногаю в заложники. Вассалитет от Ногая признали также автономные болгарские княжества – Видинское и Браничевское. {125} В результате бекляри-бек в начале 1290-х гг. превратился в повелителя огромной империи, включавшей половину Золотой Орды и имеющей собственных вассалов среди русских и балканских правителей.

Около 1296 г. Ногай начал чеканить монету с собственным именем, фактически претендуя на статус правителя, независимого от хана Золотой Орды. И, что вызвало особенно негативную реакцию при ханском дворе, приказывал проставлять на монете не только свое имя, но и своего старшего сына Джуки, намереваясь сделать его своим преемником – что вообще нарушало все традиции семейства Чингизидов. {126}При дворе Токты начала формироваться новая оппозиция Ногаю, которую возглавил нойон Салджидай-гурген, прежде считавшийся сторонником Ногая. Салджидай владел улусом «вблизи Хорезма» и был весьма знатного рода: он происходил из племени кунграт (из которого большинство Чингизидов брало себе жен), сам был женат на Келмиш-хатун, сестре великого хана Мунке, а его дочь Олджай-хатун была супругой Менгу-Тимура и матерью Токты, которому Салджидай, соответственно, приходился дедом. Не довольствуясь столь тесными связями с «Золотым родом», Салджидай решил породниться еще и с Ногаем: он женил своего сына Яйлага на Кабак, дочери Ногая {127}. И вот теперь этот влиятельный нойон вместе с Тама-Токтой, еще одним бывшим соратником Ногая, начал настраивать своего царственного внука против бекляри-бека, что, впрочем, не составляло особого труда: повзрослевший хан и сам уже тяготился зависимостью от всесильного временщика. Воспользовавшись недовольством, которое росло среди нойонов. Токта и его дед вознамерились лишить Ногая его постов и власти, но для этого надо было сначала заманить его к себе. Хан неоднократно приглашал бекляри-бека ко двору, но недоверчивый Ногай постоянно находил благовидные предлоги, чтобы отказаться от приглашения.

Ногаю очень не нравилось усиление Салджидая, и он, в свою очередь, раз за разом слал Токте письма, в которых с раздражением писал: «Людям известно, сколько я понес трудов и тягот, самого себя я сделал причастным к вероломству и коварству, чтобы хитростью освободить для тебя трон Саин-хана, а теперь на этом троне правит карачу Салджидай. Если сын мой Токтай хочет, чтобы между нами укрепились отцовско-сыновние отношения, то пусть он Салджидая отошлет в его юрт, который находится вблизи Хорезма». Хан на эти послания не реагировал, и это привело к еще большей вражде между Ногаем и его сватом Салджидаем, который вместе со своим сыном Яйлагом перестал оказывать уважение Кабак, дочери Ногая, и она пожаловалась отцу на притеснения со стороны мужа и свекра. {128}Ногай, понимавший, что Токта так просто не выдаст своего деда на расправу, решил принять другие меры. Супруге бекляри-бека Яйлак-хатун удалось уговорить нескольких военачальников Токты перекочевать во владения Ногая, который радушно принял их и даже выдал за одного из них, Таза, замуж свою дочь Тугулджу. Токта возмутился столь явным нарушением Ясы Чингис-хана и потребовал от Ногая вернуть беглых эмиров, однако получил ответ: «Я отошлю их тогда, когда он пришлет ко мне Салджидая, его сына Яйлага и Тама-Токту». Токта ответил: «Он мне как отец и воспитатель, и он старый эмир, как же я отдам его в руки врага?» {129} Трудно сказать, что больше разгневало Ногая – сам факт, что хан отказался выполнить его волю, или что Токта назвал Салджидая «отцом», как прежде он именовал самого бекляри-бека. Как бы то ни было, ответ хана стал последней каплей, переполнившей чашу терпения Ногая. Зимой 698 г. х. (1298 г.) он начал собирать войска, демонстративно заявляя, что его кони хотят пить, и он намерен напоить их водой из Дона – как раз на Дону в это время располагалась ставка Токты. Во главе своих многочисленных войск Ногай двинулся во владения хана. Чтобы не выглядеть в глазах ордынской знати явным мятежником, он объяснил свои действия следующим образом: «Я имею намерение устроить курултай, чтобы примириться с вами».

Токта оказался не готов к противостоянию с бекляри-беком: ханские войска были не только рассредоточены по разным улусам, но еще и ослаблены из-за перехода части военачальников к Ногаю. Тем не менее, хан не уклонился от битвы и встретил врага на берегах Дона. Силы были неравны: войска Ногая насчитывали до 200 000 воинов, у Токты было в два раза меньше. В результате хан потерпел поражение и бежал в Сарай. Ногай намеревался преследовать его, однако получил известие, что Тама-Токта уже ведет на помощь хану войска, набранные на востоке Золотой Орды. Потрепанная армия Ногая была не в состоянии справиться с ними, и Ногаю пришлось отказаться от намерения захватить хана в его столице. {130}

Тем не менее, на данном этапе борьбы с Токтой он вышел победителем. Результатом его победы стал фактический раскол Золотой Орды на две части: все владения к западу от Дона отошли к Ногаю, который более чем когда-либо прежде имел основания считать себя неограниченным владыкой Причерноморья.

VII

Первым делом Ногай решил подчинить своей власти Крым, также оказавшийся теперь в числе его владений. Он назначил своего внука Ак-тайджи наместником Солхата и отправил его со свитой принимать присягу от местного населения. Тот успешно выполнял поручение деда, пока не оказался в Кафе. Генуэзские власти Кафы, вероятно, посчитали, что раз Ногай не стал добивать Токту, значит, он не так уже силен, и решили оказать сопротивление. Однако они выбрали для этого самый худший способ: пригласили к себе Ак-тайджи вместе со свитой, а на торжественном пиру напоили их допьяна и всех умертвили. Ногай, получив известие о гибели внука, рассвирепел – не только из-за горечи утраты, но и из-за вероломства генуэзцев. Войска бекляри-бека вторглись в Крым, осадили Кафу и превратили ее в пепел. Мстя за внука, Ногай не остановился на этом: его войска также разграбили и сожгли Судак, Солхат, Керчь и другие крымские поселения. Погибшие в результате похода Ногая крымские города Сары-Кермен и Эски-Кермен так и не были отстроены заново. {131}Несколько позже его гнев остыл, и бекляри-бек (по некоторым сведениям, уже начавший именовать себя ханом) осознал, что погорячился, и решил хоть как-то исправить содеянное. Поэтому, когда к нему обратились жители Солхата с просьбой вернуть пленных, он согласился, вспомнив, что этот город не имел никакого отношения к убийству его внука. Однако и тут он не смог угодить всем: его решение освободить крымских пленников восстановило против него собственных военачальников, поскольку лишало их добычи. {132}Особенно бурно протестовали темники Абаджи, Карачин и Йанджи. В семейной иерархии Джучидов они были по статусу даже выше Ногая, поскольку приходились сыновьями Курмиши {133} и внуками Орду – старшему сыну Джучи. Вынужденные признавать власть Ногая как бекляри-бека, они вовсе не желали сносить его самодурство и в особенности выходки его сыновей, которые день ото дня все более нагло вели себя по отношению к другим Джучидам и военачальникам. В результате все три внука Орду после бурного выяснения отношений с Ногаем решили сняться с лагеря и отправиться к Токте – своему законному повелителю. Бекляри-бек послал вдогонку за ними своих сыновей, и те, не рискуя вступать в открытое столкновение с силами трех военачальников, начали с ними переговоры. Йанджи, дал себя уговорить вернуться к Ногаю и обещал его сыновьям, что убедит братьев последовать его примеру. Абаджи и Карачин отправились на переговоры с Джуки, Теке и Тури, которые прямо тут же велели схватить и казнить их. Йанджи удалось бежать, после чего сыновья Ногая обрушились на войска сыновей Курмиши, лишившиеся командиров, и перебили значительную их часть. Однако многим воинам мятежных темников все же удалось спастись. Они обосновались на территории Валахии под командованием нескольких тысячников, которые не желали ни присоединяться к Токте, ни возвращаться к Ногаю. Стремясь расколоть семейство бекляри-бека, мятежники обратились к его сыну Теке, предложив ему принять начальство над ними и стать правителем собственного улуса. Когда же тщеславный царевич приехал, тысячники тут же схватили его и посадили под замок. {134}

Между тем, обстоятельства складывались так, что Ногай даже не предпринял попытки спасти сына. Вероломные действия его сыновей против близких родичей, каковыми являлись сыновья Курмиши, привели к тому, что от Ногая стали бежать и другие военачальники. Трое влиятельных нойонов, Маджи, Сутан и Сангуй, перешли к Токте вместе со своими войсками. А вскоре их примеру стали следовать и другие нойоны, военачальники и даже простые воины. Среди перебежчиков оказался и нойон Мунджук – отец Таза, новоиспеченного зятя Ногая.

В то же время вассальные государства Ногая стали одно за другим выходить из повиновения ему. В Болгарии между 1296 и 1298 гг. скончался царь Смилец, и бояре не спешили отправлять посланцев к Ногаю, предпочитая получить нового царя-марионетку от византийского императора Андроника II, а не от мятежного бекляри-бека. В 1299 г., воспользовавшись раздорами в лагере Ногая, бежал сербский заложник, королевич Стефан, по возвращении которого его отец, краль Милутин, немедленно отказался признавать власть Ногая и даже захватил вассальные ему Видин и Браничев. {135} Выход Болгарии и Сербии из-под контроля Ногая означал, что он не мог рассчитывать на их войска в борьбе с Токтой.

В результате к концу 1299 г. Токта оказался во главе куда больших сил, чем Ногай, и сам решил перейти в наступление, воспользовавшись смутами в улусе бекляри-бека. В отчаянии Ногай решился на крайнее средство: он направил послов к персидскому ильхану Газану, сыну Аргуна, которому напоминал, что его сын Тури женат на тетке ильхана и просил принять его, Ногая, в подданство вместе со всеми своими людьми и владениями. Однако Газан оказался на редкость благоразумным правителем и, к тому же, уже успел заключить мир с Токтой, а потому ответил на просьбу Ногая увещеванием: «Я не вхожу в ваши междоусобные дела и не пользуюсь вашими неблагоприятными обстоятельствами. Если бы вы еще поладили друг с другом, то было бы хорошо и похвально». {136} Итак, к своим мятежным действиям Ногай добавил еще и более серьезное преступление – сговор с внешним врагом. Потерпев неудачу в переговорах с ильханом, он был вынужден выступить навстречу Токте со всеми силами, оставшимися в его распоряжении. Войска противников встретились на реке Ак-су (Южный Буг).

Понимая, что сражение неизбежно, Ногай попытался в очередной раз прибегнуть к коварству. Помня, как удачно сработала его уловка в отношении хана Тула-Буги, он снова решил притвориться смертельно больным, приказал уложить себя на арбу и, напустив на себя самый несчастный вид, начал слать к хану гонцов с предложениями мира. Бекляри-бек старался убедить Токту, что вовсе не собирался воевать против него, а лишь выступил против мятежников, и теперь, когда узнал, что законный государь прибыл лично, он, Ногай, намерен целиком и полностью ему покориться. Завершал бекляри-бек свое послание такими словами: «Если и произошел какой-нибудь пустяк, то это было по вине сыновей. Вся надежда на милость государя, что он соизволит простить эту вину». А тем временем эти самые сыновья уже переправлялись во главе части войск через Ак-су, чтобы нанести по ханским войскам удар с тыла…

Токта, несмотря на перевес, все же опасавшийся сил Ногая, также не решался напасть на него и надеялся использовать любую возможность, чтобы решить дело миром. Поэтому, получив послание Ногая, он вступил с ним в переговоры, тем самым поддавшись на хитрость мятежного бекляри-бека. Однако хитроумный замысел Ногая был нарушен в последний момент в результате случайности: передовым воинам Токты удалось захватить в плен то ли разведчика, то ли перебежчика из войск бекляри-бека, и пленник выдал хану его планы. Токта немедленно прервал переговоры и приказал своим войскам начинать наступление. {137}

Войска Ногая были наголову разбиты, а их остатки рассеяны. Джуки и Тури удалось бежать, а сам бекляри-бек, возле которого осталось всего семнадцать воинов, был окружен воинами Токты, ранен и взят в плен русским ратником из ханской армии. Ногай назвал себя и потребовал отвести к хану, однако русский не прислушался к его словам и убил бекляри-бека, а голову его с торжеством доставил хану Токте. Выдающийся ордынский «делатель королей» погиб на рубеже 1299-1300 гг. {138}Согласно свидетельствам современников, под конец жизни это был высокий и тучный старик со столь мохнатыми бровями, что они закрывали ему глаза. {139}

Карта 3. Государство Батуидов на рубеже XIII и XIV вв. (автор – Астайкин А. А.).

1 Владения Дании, 2 Видинское княжество, 3 Тырновское царство, 4 Княжество Феодоро, 5 Владения Генуи, 6 Герцогство Афинское, 7 Владения Венеции, 8 Киликия, 9 Трапезундская империя, 10 Западное Грузинское царство. 11 Восточное Грузинское царство, 12 Государство мамлюков, Улус Хорезм – отдельные впадения в государстве Батуидов. Границы государств нанесены на 1300 г.

Загрузка...