Царская невеста, или По щучьему веленью!

13.

Пожар затушили давно, но воздух всё гарью попахивал, зыбкий свет золотистый округу заливал, колыхались тени призрачные, и видно было не то чтобы как днём, но вполне себе отчётливо.

Это светильники на поляне расставили. Верно, Гостята распорядился, чтобы царевичу с невестой своей беседовать удобно было.

Укрыли холопы Яромиру плечи кафтаном расшитым. И зачем, спрашивается, красоту спрятали? Расстелили под дубом скатерть узорчатую, чарки с напитком медовым поставили, блюда с пирогами, частью мясными, частью ягодными, да с блинами, чёрной и красной икрой начинёнными.

Чаша с икрой заморской, баклажанной, среди переполоха и разгрома всеобщего чудом уцелела. Её к дубу поближе передвинули, а к чаше скамеечку примостили, подушкой бархатной укрытую.

Поворчал Акусилай, что ёдово несвежее, но с сука соскочил, вспрыгнул на подставку и морду в икру сунул.

Миля напитка медового хлебнула — сладко, приятно и горячит чуточку. С градусом, видно. Как бы не захмелеть с голодухи.

Проглотила она пирожок, мёдом запила.

И нахмурилась:

— Не понимаю, почему Василиса просто всех не расколдовала?

— Умна больно потому что, — громко чавкая, съязвил кот. — И нечего на меня цыкать! Что, не прав я? Чары-то у Морены не простые, а обменные, и иначе, как через обмен, снять их невозможно. Но мы же добренькие, у нас же принципы, понимаешь ли…

— Да причём здесь принципы, — поморщился Яромир.

Миля вдруг обнаружила, что сидят они не по разные стороны дерева, а вполне себе рядышком, чуть плечами не касаются. Как так получилось? Вроде и она с места не двигалась, и царевич не шевелился, только чарку медовую пригубил да обратно поставил. А поди ж ты… чудеса!

— Морены-то в нашем мире нет, — объяснил Яромир. — Матушка и захотела бы против воли с ней обменяться, да не выйдет. А у батюшки дела вовсе плохи…

Бурундучок на ветке печально свистнул.

— Не сумела матушка тело его ото сна пробудить. А с бесчувственным куда ж меняться?

— Вот я и говорю, — вмешался кот, не переставая чавкать. — Не подумала государыня наша премудрая о таком раскладе, не учла, что называется, всех нюансов — отпустила Морену. И хватит очами перуны метать! Это я тебе, величество, и тебе, высочество, говорю. Не боюсь я вас. Царей и царевичей кругом пруд пруди, а кот учёный на свете один. Кто для вас книгу читать будет — Нестор Летописец? Или этот, как его... Пушкин?

— Ну и скотина ты бессовестная, Куська, — только и смогла вымолвить Миля.

— Приму это как комплимент, — важно заявил кот и облизнулся. — Однако изволь зарубить себе на носу, что имя моё — Акусилай. Самой-то, небось, не по нраву, когда Емелькой кличут.

— Лучше помолчи, — шикнул на кота Яромир и снова к Миле поворотился: — Поняли мы с матушкой, что выход тут один: надобно зеркало у Морены отнять, в наш мир возвратить и разбить на мелкие осколки, так чтоб не собрать и не склеить.

— Это не вы поняли, — возмутился кот, — это я вам ответ в книге вычитал! Не станет зеркала, и чары его тёмные силу утратят. Государь Василий в собственном теле от забытья пробудится, государыня Василиса красу свою заново обретёт… Но как Морену сыскать, а события к итогу должному привести?

Лизнул Акусилай лапу, причмокнул и продолжил неспешно, с довольством сытым:

— Стала царица книгу спрашивать. Три дня и три ночи мне покоя не давала, и так вопросы ставила, и этак, хоть какую-то ниточку к Морене искала. И нашла тебя, Эмилия. Сказано в книге, что придёт к нам девица красная из другого мира, из того, в котором Морена укрылась. К жизни нашей девица непривычная, посему ждут её беды и трудности, и темна её участь конечная… Тут Василиса и спрашивает: а что, ежели мы девице немножко подсобим? Подсказочку дадим и в стольный град направим? Так, от вопроса к вопросу и условия нужные выявили, и надобный порядок действий установили.

Слушает Миля и дивится: значит, всё подстроено было. И суровая бабкина школа работы по дому, и щука, то есть щук, будто случайно в ведро угодивший… А как упрашивал в воду его отпустить, как жалостливо в глаза заглядывал — притворщик!

Хотела Миля обидеться, но в этот самый момент взял Яромир её за руку, и таким прикосновение его оказалось приятным да ласковым, что всякая охота обижаться испарилась.

— Выходило по книге, что пропадёшь ты без колдовской помощи и до града стольного не доберёшься, — молвил царевич. — Думали мы шапку-невидимку тебе подбросить. Книга сказала: без толку. А волшебный клубок если? Или, положим, гусли-самогуды? Да меч-кладенец, на худой конец! Опять не то. Может, щука наша волшебная тебе поможет? Книга в ответ: поможет, да не сбережёт и сама на сковороду угодит. Я уж спросил, не лучше ли мне самому тебя встретить да под защиту взять? Лучше, согласилась книга, но до поры да времени. А потом паду я неминуемо жертвой коварства чёрного, заговора злодейского, а ты, Эмилюшка, в темнице сгинешь.

— В общем, — подхватил кот деловито, — перебрали они все варианты и пришли к такой комбинации. Государыня тебя, глупую, опекает да наставляет, щука чудесами помогает, Ярилка, герой наш, от ошибок остерегает да на верный путь направляет, но себя до поры не раскрывает и в то же самое время в стольном граде пребывает да боярина Воибуду от себя ни на шаг не отпускает. Уф, еле выговорил! Поняла теперь?

Миля только и смогла, что головой помотать. Нет, про щуку она и правда поняла, и про государыню догадалась, а вот с Яромиром — сплошная путаница.

— Всё просто, — улыбнулся царевич. — Замысел наш мог удастся только при одном условии. Если щукой буду я.

Миля снова ахнула:

— Так ты, значит, добровольно...

— Матушка против была. Слишком рискованно. Но мы с щукой потолковали и решили, что оно того стоит. Всё-таки законы мира на нашей стороне. Мир-то у нас сказочный, а в сказке добро всегда побеждает.

— Вообще-то, — зевнул кот, — условие победы было не одно. Их было два, притом второе поважнее первого, и это условие — ты, красавица.

— Как это? — изумилась Миля.

— А так. Никто же не знал, что у тебя за душой. И книга о таких вещах помалкивает. Будешь доброй, смелой и преданной, пожертвуешь силой чудесной, жизнью рискнёшь, чтобы Ярилка опять человеком стал — может, что путное и выйдет. Оплошаешь — и сама пропадёшь, и царевич с тобой заодно. Да и мало ли что? Вот пустила бы ты, по неразумию, наследника престола на уху, тут и сказочке конец, — кот то ли хихикнул, то ли мяукнул противным голосом. — То-то Василиса и противилась этому плану, всё другой искала, меня вопросами мучила. А эти двое, одна — рыба безмозглая, другой — царевич без царя в голове, за спиной её сговорились и по щучьему веленью друг в друга перекинулись. Пришлось царице-матушке смириться. Она же их обратно супротив воли превратить не могла. Добренькая потому что! Посмотрел бы я на её величество, кабы остался сынок в щучьей личине, с плавниками и хвостом. Или кабы боярин жаберки ему клещами выдрал...

— Ты говори да меру знай, — одёрнул Яромир наглеца лохматого. — Не то хвост оторву. В книгу заглядывать и без хвоста можно.

И привстал даже, будто хотел сей же миг угрозу свою исполнить. Да Миля помешала. И не потому вовсе, что хвоста кошачьего пожалела. Леший с ним, с хвостом этим!

— Почему ты молчал? — напустилась она на царевича. — Я бы сразу тебе пожелала человеком стать. И рисковать не надо было!

— В том-то и дело, что непременно надо, — возразил Яромир со странной улыбкой. — Сказано в книге: "Никто не знает желаний своих. Сперва узнай, потом желай". Ты должна была осуществить моё самое заветное желание, не имея о нём никакого понятия. У этого дуба, у этого пруда, этой самой ночью, не раньше. Я думал, что знаю, чего хочу. Но нынче, понимая, что сейчас умру, я желал только одного и жалел об одном. Что мне не удастся...

— Что? — прошептала Миля. Сердце у неё замерло.

— Вот это.

Царевич потянулся к Миле и легонько поцеловал её в уголок рта. А потом отодвинулся — осталось только эхо духа медового.

Сердце в Милиной груди отмерло и забилось часто-часто, будто бабочка, которую поманили светом и теплом да тут же огонёк и прикрыли.

— Только это? — спросила Миля, и собственный голос показался ей отчаянно звонким. — Или, может быть, это тоже?

Встала она на колени, взяла в руки лицо Яромира и припала губами к его губам. И он обнял её, и прижал к себе, и стало ей жарко и сладко...

— Эй, бесстыдники! — окликнул Акусилай. — Вы тут не одни!

Миля и царевич оторвались друг от друга, смущённые, но довольные. Кот нагло ухмылялся, бурундучок издавал довольное цоканье.

А у Мили вдруг улетучилась вся радость.

— Значит, ваша Морена — это наша Марина. И неизвестно, что она сделала с моим папой.

— Мы спасём его, — сказал Яромир. — Акусилай, ты можешь спросить книгу...

— И не подумаю, — отозвался вредный зверь.

Сел он к Миле и царевичу спиной, к бледнеющим звёздам нос задрал. Да больше притворялся, чем важничал.

— Ни к чему это, — бросил через плечо. — Ответ мне и так ведом. Дело-то проще простого. Ты назад вернуться пробовала? — спросил он Милю.

— Пробовала.

— Каким манером?

— Да всяким. Миллионом разных способов.

— А задом наперёд?

— Зачем это? — опешила Миля.

— Как зачем? Вошла ты в наш мир передом, а выйти должна наоборот. Только и всего.

— А я с ней пройти смогу? — забеспокоился Яромир.

— Только ты должен передом идти, потому как она выходит, а ты входишь.

Царевич прищурился:

— Ой, смотри, Куська. Если врёшь…

И пальцем погрозил.