Царский сплетник и шемаханская царица

25

Царский сплетник шел по Великореченску, погруженный в свои мысли. Встречный люд, увидев на его голове лихо сбитую набекрень боярскую шапку, начинал земно, в пояс кланяться. Виталик чисто автоматически приветственно кивал в ответ, не останавливая движения.

— Большой человек, а к простым людям с уважением, — краем уха слышал сплетник шепот за своей спиной.

— Это да… Пешочком не брезгует пройтись, не то что наши бояре, каждому карету со свитой подавай!

Виталик на эти перешептывания внимания не обращал. Он целенаправленно двигался к термам, сунув под мышку боярский посох. При этом юноша, опять-таки чисто автоматически, придерживал его одной рукой, словно боевой шест, готовый в любой момент зарядить им в лоб любому, кто осмелится напасть на второе, по мнению Кощея, лицо в государстве. Царский сплетник прокручивал в голове все, что с ним случилось с момента появления тухлого осетра на крыше терема Янки Вдовицы. Его не покидало ощущение, что он что-то пропустил в суматохе последних дней. Что-то очень и очень важное. Но это что-то постоянно ускользало от него, хотя юноша чувствовал, что оно, это что-то, лежит на самом виду. Надо только нащупать его и нанести по нему сокрушительный удар, одним махом разрушив заговор. И еще он знал, можно даже сказать, печенками чувствовал, что, пока до конца не разберется в ситуации, никаких карательных мер против шемахан начинать нельзя, если он не хочет поставить под удар царскую семью. Есть во всей этой истории какая-то хитрость. И то, что шемаханы так стремительно развернулись в Великореченске, говорит о том, что они действительно долго готовились.

За размышлениями время летит незаметно, и Виталик скоро уперся в закрытые ворота банного комплекса.

— А еще говорили: мы уже открылись, — фыркнул парень, уставившись на корявую надпись «Санитарный день», начертанную мелом на металлических воротах банного комплекса. — Откуда только слова-то такие знают? Неужели я опять по пьяни чего-нибудь наговорил?

Тем не менее царского сплетника такая формулировка не устроила, и он начал долбиться в закрытые ворота.

— Да тише ты, — прошипел кто-то с другой стороны ворот, — не видишь, что ли? Занято…

— Вы что здесь, нужник, что ль, устроили? — разозлился Виталик.

— Тут это… в смысле, уборка помещений… Ой! Это же голос шефа… Кэп, это ты?

— Я, я, открывай скорей.

Загремел засов, ворота приоткрылись, и как только юноша просочился внутрь, тут же захлопнулись за его спиной.

— Что тут у вас происходит? — сердито спросил сплетник Василия, накладывающего на ворота изнутри засов.

— Дык… ты ж сам сказал… — Василий поозирался и поманил шефа за собой.

Виталик послушно двинулся вслед за банщиком. Отойдя от ворот на достаточное расстояние, чтоб их не слышали с улицы, Василий зашептал:

— Ты ж сам сказал, шеф, чтоб про царя никто не знал из посторонних.

— Ну?

— Ну нам и пришлось здесь все прикрыть. Купчишек да бояр, что ночью отдыхать сюда приперлись, подпоили и по домам отправили. А то царь-батюшка, как проснулся, все в народ рвался…

— Понял. Молодцы. Так здесь сейчас никого лишних?

— Никого. Только наши люди да Гордон с казначеем.

— Очень хорошо, — облегченно выдохнул Виталик. Его люди работали на удивление грамотно. — Слушай, расскажи подробней, как вам удалось заполучить клиентов в первый же день?

— Так, говорю ж, слух по базару пустили, что для состоятельных клиентов открываются термы, в которых чуть царя-батюшку не замочили. А на базаре завсегда полно слуг купцов да бояр всяких. Вот после полуночи состоятельный клиент и потянулся. А уж после часу ночи вообще косяком пошел.

— А почему именно после полуночи? — заинтересовался Виталик.

— Это мы уже знаем, — гордо сказал Василий. — Тут в посольской слободе шемаханы какой-то игровой клуб открыли для местных богатеев. Самых состоятельных людей туда пригласили. Вот те, кто не все до конца там спустил, к нам после полуночи остатки пропивать и заворачивали.

— А царь? Как при таком скоплении народа он незамеченным остался?

— Царские номера мы с самого начала решили держать только для Гордона. Так, на всякий случай. Ну а когда он появился, сразу в них его и провели. Для него же отдельный вход предусмотрен.

— Да? А я и не знал.

— Ну вот, царь-батюшка первым делом потребовал вина…

— И вместе с казначеем отрубился, — закончил за банщика Виталик. — Значит, народу ночью было много?

— Полно.

— Отлично. Значит, наше заведение начинает приносить доход. А в плане ЦРУ есть результаты? Бояре да купцы меж собой ни о чем интересном не говорили?

— Говорили.

— Что?

— Что царь-батюшка у шемахан крупно проигрался.

— Крупно — это как? Озвучь цифру.

— Сто тысяч золотом продул.

— Ох и ни фига себе! — ахнул Виталик.

В голове царского сплетника возник вполне естественный вопрос: если державный столько шемаханам продул, то почему тогда до сих пор жив? При патологической жадности Гордона, навеянной вражеским заклятием, он после такого проигрыша просто обязан был удавиться.

— Веди меня к нему, — приказал Виталик.

Василий поспешил распахнуть перед ним двери парадного входа комплекса и повел его за собой. Царь оказался в своих апартаментах. В окружении полуголых девиц он блаженствовал в обнимку с початой бутылкой водки, одновременно попыхивая кальяном, и, судя по всему, был уже наполовину в нирване. Тем не менее сквозь узкие щелки припухших век сумел разглядеть Виталика.

— О! Царский сплетник! — заорал он и начал пинать дрыхнувшего неподалеку на шелковых подушках казначея. Абрам Соломонович пару раз хрюкнул во сне, но просыпаться категорически отказался. — Э… — досадливо махнул рукой державный. Из зажатой в руке бутылки во все стороны полетели брызги. — Хлипкий народ! Совсем пить не умеет. Не то что мы! Помнишь, сплетник, как мы трое суток с тобой…

— Из запоя не выходили? Помню, — успокоил царя Виталик, обвел грозным взглядом полуголых девиц, повернулся к Василию. — Всех лишних отсюда вон. И этого тоже, — ткнул он пальцем в казначея. — Мне с царем-батюшкой ряд вопросов приватно перетереть надо.

Приказание было исполнено молниеносно. Девиц как ветром сдуло, а казначея Василий легко, как мешок с картошкой, перекинул через плечо и потащил его к выходу. Из кармана Абрама Соломоновича выпала золотая пластинка. Пропуск-визитка в шемаханский клуб. Василий, не заметив этого, скрылся со своей ношей за дверью и аккуратно закрыл ее за собой.

— Нет, как прикажешь все это понимать? — начал возмущаться Гордон. — Кто тут у нас царь: я или ты?

— Вот и я об этом думаю, — сердито откликнулся Виталик, которого уже фокусы державного достали. — Ты что вытворяешь, царь? Супруга твоя все глаза проплакала. Кормилец опять пропал, а ты тут, как последний алкаш, с бабами водку пьянствуешь? — начал напрягать он Гордона. — Ну расслабиться иногда можно. Как мужик я тебя понимаю, но казну-то государственную на хрена по ветру пускать? Сто тысяч за один вечер продул!

— Подумаешь! — фыркнул Гордон. — Какие-то жалкие сто тысяч. Да я щас пару указов нарисую, бояре в десять раз больше в казну принесут. Али налоги подниму…

Царь мутными глазами посмотрел на зажатую в руке бутылку, одним махом добил ее содержимое, откинулся на подушки и захрапел.

— Охренеть… — Воспитательная работа закончилась, едва начавшись. Разговор с державным оказался на удивление коротким.

Однако это было что-то новенькое. Царь-батюшка в одночасье превратился из жмота в мота. Наложенное на него заклятие либо полностью спало, либо заработало в другую сторону. Скорее всего, второе. Вряд ли нормальный царь будет так относиться к собственной казне. Юноша поднял с пола золотую пластинку казначея, засунул ее в карман. Покосился на царя. Обшаривать карманы державного не хотелось. Да и смысла особого не было. Первое лицо государства в клуб запустят и без визитки. Это ведь самый денежный клиент на Руси. А значит, надо сделать так, чтобы он в этот клуб не попал ни при каких обстоятельствах, по крайней мере до тех пор, пока его верный слуга царский сплетник с шемаханами конкретно не разберется.

Юноша покинул апартаменты, сердито захлопнув за собой дверь.

— Василий!

Из соседней комнаты царских апартаментов выскочил банщик.

— Что, кэп?

— Глаз с него не спускать! — приказал царский сплетник. — Девочек сюда побольше, и пару компаньонов, чтобы с ним и казначеем беседы умные вести по типу «ты меня уважаешь?».

— На такие беседы у нас все завсегда готовы, — оживился Василий.

— Самим не нажираться! Главное, подливайте казначею и царю. Себе меньше, им больше. Надо, чтоб они отсюда не вышли и чтобы их никто из посторонних не увидел впредь до особого распоряжения.

— Чьего?

— Конечно, моего!

— А если он упрямиться начнет, на волю рваться? Его это… — Василий сжал правую руку в кулак и стукнул им по раскрытой ладони левой.

— С ума сошел? Очень на кол хочется? Это же оскорбление действием царя. Даже я себе такого не позволяю. Говорю же тебе, подливайте чаще, беседы умные ведите, и куда он тогда в таком состоянии после этого пойдет? Ну, а на самый крайний случай, пусть его наши девки в постель затащат и сделают ему эротический массаж. Это не страшно. Мы Василисе ничего не скажем. Главное, чтобы он раньше времени отсюда не ушел. Все понял?

— Ага, — кивнул Василий.

— Тогда проводи меня. Запрешь за мной ворота. И никого сюда не пускать. На время прекращаем деятельность нашей бани.