Царский сплетник и шемаханская царица

5

До тюрьмы царского сплетника везли с шиком, в его собственной карете, украшенной разбитой на две части надписью «АВТОРИТЕТ». Сиденье в ней было такое мягкое, а везли его так деликатно, что он успел заснуть уже на полпути, а потому не слышал ругани бояр с отрядом стрельцов, перегородивших дорогу.

— Ничего не знаем, — упрямо твердил чей-то голос, — царица-матушка приказала везти его прямо во дворец и вам, бояре, следовать туда!

— Я сейчас за царя! — буйствовал боярин Буйский.

— Я тебе дам «за царя»! — резко ответил ему грубый голос войскового воеводы боярина Кондыбаева. — Уж больно скор ты, боярин. Подозрительно скор. Я вот думаю: а не ты ли к делу сему черному руку приложил? Не пора ли тебя к Малюте на дыбу?

— Что?!! — взревел Буйский.

— Ничего! Пока царица-матушка добро не дала, ты есть холоп ее! — отрезал Кондыбаев. — Сотник, заворачивай во дворец!

— Есть во дворец! — отрапортовал явно обрадованный Федот.

Карету развернули, и она неспешно потрусила в обратную сторону.

Следом за ней спешили бояре, на ходу потрясая посохами, а между ними и каретой ехали на лошадях стрельцы, отсекая их от дрыхнувшего внутри кареты арестанта. Царица встретила их во дворе неподалеку от палат царских.

— Как посмели без моего ведома арестовывать мужа государственного? — гневно вопросила она бояр. — Как посмели из повиновения выйти? Что? На плаху захотели?

— Царица-матушка! Тать он!

— Ты, хоть и царица, а все равно женщина. А женщины, они все без разумения, ничего не понимают!

— Вона на карете чего написано: «АВТОРИТЕТ!»

— Он, изверг, супруга твово верного извел!

— Помнишь, он вчерась хвастался, как легко из клетки уйтить можно? Так оно и получилось. Тати, что царя-батюшку в термах римских убить норовили, с тюрьмы ночью сбежали. Его работа, не иначе. Вот с ними он кормильца нашего и порешил!

— С Кощеем снюхался, с Доном снюхался, тать он! На плаху его, вражину!

— Да ты на одежку его посмотри! Пират натуральный!

— Вы что, с ума сошли, бояре? — Голос Василисы подрагивал от ярости. — А кто недавно царя-батюшку от верной смерти спас? Вы или царский сплетник?

— Да он енто покушение и устроил небось чтоб апосля в доверие втереться!

— А ить байку-то какую вчерась загинал! Черепахи! Ассасины опоенные! Какие ассасины? Тюремщиков поутру опоенных нашли, а татей и след простыл. Все по-евойному получилось! Енто он знак кому-то байкой давал! Начинайте, дескать! У меня все готово! Ентой ночью царя-батюшку будем изводить!

— Где тюремщики? — хмуро спросила царица.

— Здеся! Тоже суда праведного ждут.

К Василисе подтащили едва держащихся на ногах тюремщиков с мутными глазами.

— Как случилось, что тати из тюрьмы сбежали? — спросила их царица.

— Мы дверь откры-ы-ыли-и-и, — растянул рот до ушей один из тюремщиков.

— А они как ломану-у-ули… — добавил второй.

— Видала, матушка? — завопили бояре. — Все, как царский сплетник баял вчера!

— И царя-батюшку он похитил!

— Нету кормильца нашего!

— Нету родимого!

— Казнить лиходея!

— Сначала я хочу царского сплетника услышать! — оборвала увлекшихся бояр Василиса.

— Извини, царица-матушка, — поклонился ей в пояс Федот, — вряд ли от него сейчас толк будет. Он вчера, видать, так хорошо боярство отмечал, что его сейчас лучше не тревожить. Он и в тюрьму-то согласился ехать, чтобы вокруг не галдели и дали ему там толком отоспаться.

— Согласился? — невольно усмехнулась царица.

— Ну да. А ежели бы не согласился, плохо б нам пришлось.

— Быть по сему. Вези его в тюрьму, Федот, в темницу самую надежную определи. Пусть проспится. И поставь на охрану команду своих самых надежных стрельцов. Никого к темнице не подпускать, кроме меня. Всех, кто к ней приблизиться посмеет, в шею гони.

— Но, царица… — застонала боярская дума.

— Боярина без царя судить нельзя! А в отсутствие царя его судить можно только полным составом боярской думы! — отрезала Василиса. — А у вас здесь далеко не полный состав.

— Так это мы мигом…

— И боярин должен иметь возможность отвечать на поставленные вопросы, — добавила царица. — Вези его, Федот, в тюрьму. Ты, я надеюсь, все понял?

— Все понял, матушка.

— Исполнять! — властно приказала Василиса.

— Слишком уж ты добрая к татям, царица! — не выдержал боярин Буйский.

— Добрая, злая… главное, за кем армия, — мрачно сказала царица. — Козьма, — обратилась она к боярину Кондыбаеву, — поднимай войско! Ежели кто из бояр смуту затеять посмеет, вязать и к Малюте в пыточную волочить либо казнь вершить на месте без суда и следствия по законам военного времени. Страже стрелецкой, — повернулась царица к боярину Засечину, — усиленные наряды на улицах нести, и любую смуту, особливо со стороны бояр…

— Но, царица-матушка… — протестующее взревел стрелецкий воевода.

— Лишаю тебя воеводства! — рявкнула царица. — Федот! Городскую стражу и разбойный приказ под твою руку отдаю!

— Есть! — вытянулся сотник.

— А ты, Буйский, чтоб к полудню боярскую думу в полном составе в палатах царских собрал. Не соберешь, пеняй на себя. Я не Гордон. Скипетром никого охаживать не буду. Боярскую шапку долой, удел в казну, голову на плаху. Козьма, уделы боярские обложить войсками со всех сторон!

— Будет сделано, царица-матушка, — кивнул войсковой воевода. — Без твоего приказа никто из них со своего подворья носа не высунет, кроме тех, кому на заседании боярской думы быть. Ну, чего ждете? По домам, бояре, вас здесь только к полудню ждут.

Как только ропщущие бояре покинули царский двор, Козьма Кондыбаев склонился к уху Василисы:

— Как бы чего не вышло, царица-матушка. Под моей рукой войск, конечно, много, но и у них людей хватает.

— Знаю. Обложить лишь те уделы и подворья, что ближе к Великореченску. Силы не распылять.

— Так ить с дальних уделов подтянуть могут.

— Что предлагаешь?

— Гордона искать надо. Только он междоусобицу остановить может. Не верю я, что сгинул наш кормилец.

— Я тоже не верю. Федот, а ты чего застыл?

— Ждал, когда бояре разойдутся, — ответил сотник, поглаживая рукоять сабли. — Мало ли чего…

Царица усмехнулась:

— Вези его в тюрьму, исполняй приказ. Да распорядись, чтоб квасу да рассолу ему в камеру побольше поставили и чего-нибудь поесть. Стрельцам, что в карауле стоять будут, пищали выдай. Пусть палят по любому, кто в камеру царского сплетника прорваться надумает. Кто бы ни пришел, боярин, не боярин, никого, кроме меня и Гордона, близко не подпускать! Пока вина не доказана — сплетник не виновен! И всех стрельцов предупреди, что боярин Засечин им теперь не указ.

Федот поклонился, запрыгнул в седло и дал знак кучеру трогать. Карета в окружении стрельцов тронулась в обратный путь по направлению к городской тюрьме, мерно стуча колесами по булыжной мостовой.

— Ах, как все это не вовремя, — пробормотала Василиса, глядя вслед карете. — Шемаханское посольство на подходе, а моего непутевого опять куда-то занесло. Нет, с этим надо что-то срочно делать…

Виталик сидел на охапке сена, периодически прикладываясь к жбану с холодным квасом. Как только жажда утолялась, юноша прикладывал жбан к голове.

— Мм… это ж надо было так надраться! Ну все. Больше ни грамма! Ни за какие коврижки! Ни царь, ни Дон, ни Кощей ни на одну рюмочку меня больше не уговорят. Я в завязке! А что вчера вообще было?

Царский сплетник помнил почти все, но строго до определенного момента. Помнил, как Кощей пришел в трактир с этим придурком в маске, помнил, как сидели, помнил, как гуляли, потом вроде куда-то еще поехали. В другой ресторан… у Трофима, кажется, все закончилось. А вот дальше ничего не помнил, и, как оказался на подворье Янки Вдовицы, мог только догадываться, а уж каким образом умудрился замочить Гордона и где их пути пересеклись, юноша вообще в упор не знал. Да и замочил ли? Вот в чем вопрос. Как говорят законники его родного мира: нет тела — нет убийства. Да и зачем ему мочить Гордона? Классный мужик, хотя и с придурью. И вообще, он же просто пропал! Может, у вдовушки какой завис, а тут такой кипеж подняли. Все-таки мудро продуман этот вопрос в его родном мире. В том, который в Рамодановске… блин! В котором Рамодановск! Виталик оторвал жбан от головы, приложил его к губам и еще раз отхлебнул. Заявления о пропаже принимаются только спустя трое суток. А тут и суток не прошло, и все уже на ушах. Виталик прикинул, что бы творилось в первопрестольной, если б из поля зрения охраны исчез президент… ну, хотя бы на пятнадцать минут.

— Да, неудачный пример.

Голубая тень, выскользнувшая из стены, заставила царского сплетника вздрогнуть. Он потряс головой, сделал еще один длинный глоток. Тень не исчезла.

— Допился. Глюки пошли. Белая горячка. Белка. — Виталик откинул в сторону опустевший жбан, яростно потер глаза. Голубой сгусток продолжал висеть в воздухе и исчезать не собирался. — Нет, на белку ты не похож. Колер не тот. И на охрану не тянешь. Стражники обычно через дверь заходят. Будем думать дальше: кто ж ты можешь быть? А может, сам подскажешь? В голове шумит. Не будем в шарады играть.

— Привидение, — обиженным тоном сказала тень. — Мог бы и сам догадаться.

— Ну и чего тебе надо, привидение?

— Испугать хочу.

— Знаешь, я так устал после вчерашнего, что пугаться сил нет, — тяжко вздохнул Виталик. — Да и чем меня испугаешь? Оборотня видел, бесов с чертями видел, с Кощеем вчера на брудершафт водку жрал. И чего мне после этого бояться? Тебя, воздушного, плевком перешибить можно. Так что иди, сердешный, не до тебя мне сейчас.

— Да что ж такое! — захныкал призрак. — Почему меня никто не боится? Эти, в черном, тут сидели не боялись, а теперь ты!

— В черном? — насторожился Виталик.

— Ага. Я к одному симпатичненькому попытался пристроиться, а он мне в глаз! Знаешь, как обидно!

— Ассасины… — дошло до царского сплетника. — А зачем ты к нему пристраивался?

— Так я ж голубое привидение, — проникновенно сказал призрак.

Вот тут Виталику действительно стало страшно, но он постарался виду не подать.

— Попробуй только рядом сесть, — набычился сплетник. — Если я дам в глаз, тебе не только обидно будет.

— Ну хоть бы один нормальный узник попался, — заскулил призрак. — Такой, как я. Правильной ориентации.

— Приблизишься — я тебя с твоей ориентацией оживлю, еще раз убью и здесь же закопаю! — пригрозил Виталик.

— Откуда знаешь, что меня убили? — удивился призрак.

— Все привидения не сами закончили земной путь. Как правило, им в этом помогали. — Заметив, что призрак между делом словно невзначай подплывает все ближе и ближе, юноша выудил из-за пазухи нательный крест. — Учти, если я буду бить, то с молитвой. Так что привидение ты или нет, но фингал тебе гарантирован.

— Противный! — отскочил назад призрак. — Вот и те той ночью с молитвой саданули. — Виталий присмотрелся. Под глазом привидения действительно темнел фингал. — А сами вон в тот угол забились и верещат: «Пихай, пихай!» «Куда пихай! Ты же не в ту дырку суешь!»

— Стоп! — оторопел сплетник. — Ну-ка с этого момента поподробней. Что-то я ничего не понял. Если они тебе отказали, то чем они там занимались?

— Вот и я о том! Я ж к ним со всей душой, а они от нормального общества отказываются. Оргию без меня устроили. И ведь чуть на волю не пропихались, а потом какая-то сволочь пришла и всех их выпустила. И опять я тут один сижу. Хорошо тебя ко мне подсадили.

— Стоп! Не мельтеши. Кто их вывел?

— А я откуда знаю? Стрелец какой-то.

— Узнать сможешь?

— Не знаю. Темно было. Но если ты мне его на ночку оставишь, то я его точно опознаю. Особенно если ты его раком поставишь.

Виталик коротко рассмеялся.

— А раком зачем?

— Да он, когда этих в черных одеждах от дырки оттаскивал, так встал, — мечтательно вздохнул призрак, — так встал! В этой позе точно опознаю.

Как ни трещала у Виталика башка, но он заржал еще сильнее.

— Ты чего? — обиделось привидение.

— Да вот представил себе процедуру опознания. Весь стрелецкий приказ раком…

— Давай! — азартно потер голубенькие ручки призрак.

— Обсудим это позже. Значит, выпустил ассасинов стрелец, говоришь?

— Ага. Через дверь, и камешек за ними заложил.

— Какой камешек? — вскинулся сплетник.

— Вон тот, — указал призрак куда-то в угол камеры.

И тут до Виталика дошло. Он подошел к указанному месту и сразу увидел неровную трещину в стене. Зацепив ее пальцами, потянул на себя. Под ноги ему упал камень. Царский сплетник засунул в образовавшуюся дыру руку, пошарил там.

— Н-да-с… старательные ребята, эти ассасины, — хмыкнул он. — Какие-то жалкие четыре дня землеройных работ, и они почти на метр приблизились к свободе. Так вот чего они здесь пихались. Разом в одну дыру протиснуться пытались. Радуйся! Они тебя все-таки испугались!

— Правда? — расцвело голубое привидение.

— Зуб даю!

— Глупые они, — махнуло ручкой голубое привидение. — Противные и глупые. Обратились бы ко мне, я бы их сразу выпустил.

— Это как? — заинтересовался Виталик.

— А ты во-о-о-он на тот камешек нажми. — Голубое привидение указало на неприметный камень неровной кладки узилища чуть не под самым потолком всего в двух метрах от дырки, прорытой ассасинами.

Виталий встал на цыпочки и послушно нажал. Каменная плита плавно отошла в сторону, открывая черный зев подземного хода. Он, как и ход ассасинов, был не особенно велик, длиной всего три-четыре метра, зато кончался зыбким маревом портала, призывно мерцающего черными ртутными волнами, по которым изредка пробегали золотые искорки.

— Мой люби-и-имый для меня сделал, — ностальгически вздохнуло голубое привидение.

— Опаньки! — обрадовался царский сплетник. — И куда этот портал ведет?

— Откуда я знаю? На привидения портал не действует.

— Стоп, а зачем твой возлюбленный его для тебя делал, если на привидения портал не действует?

— Я тогда еще не был привидением, — грустно вздохнул призрак. — А вот как этот придурок ошибся на три метра со своим порталом, такой взрыв был, что меня тут и прихлопнуло. Вот теперь я вокруг этой камеры и брожу. Узников иногда посещаю. Раньше хоть Кеша заходил…

— Кеша — это кто?

— Возлюбленный мой. Он, после того как меня своим порталом прибил, долго горевал. Вход сюда окультурил. Если камера от узников свободна, сразу через портал ко мне, а я его уже тут дожидаюсь. А последние сто лет, как Кеша умер, так скучно стало!

— Если подскажешь, как эту плиту потом за собой закрыть, я тебя развеселю.

— Как?

— Подскажу начальнику тюрьмы, чтоб в эту камеру почаще узников подсаживали. Как правильной, так и неправильной ориентации. Одних будешь пугать, других иметь. У Малюты сразу работы убавится. Все еще до дыбы сознаваться начнут. А уж об испанском сапоге я и не говорю.

— Ой, противный! — жеманно изогнулось голубое привидение. — Я на тебя молиться буду! С той стороны есть такой же камешек. Вот этот.

Призрак скользнул в подземный ход и указал на аналогичный камень, который должен был закрыть проход.

— Спасибо, друг, за мной не заржавеет.

Царский сплетник раздумывал недолго. Голова, хоть и плохо, но уже работала, и что-то говорило ему, что на свободе гораздо проще отстаивать свою правоту и доказывать невиновность, чем в тюрьме, а потому он поднял с пола шубейку с царского плеча и решительно нырнул в подземный ход. Каменная плита пришла в движение и аккуратно встала на место, закрывая проход.