… Еще одна глава про стадион им Кирова Нравы, условия, их ызывают на тройки.
И оттуда их развозят
Слухи …
Анечку Олег выручил самолично. Прилетел за ней в редакцию, когда там уже вовсю хозяйничали НКВД под началом капитана Чистякова. Сосканировал ее и утащил. Потом они сидели на берегу речки, ели мороженое и он рассказывал ей обо всем в общих чертах, так, чтобы не повредить слабое женское сознание.
– Понимаешь, они запрограммированы на то, чтобы наказывать только виноватых. Я разрабатывал для них схему оценки, по которой они фильтруют население таким образом, чтобы на перевоспитание попадали только те, кто согрешил перед народом и страной, кто украл, кто хапнул… Поэтому, тебя не должны бы были послать на перевоспитание, но я на всякий случай.
– Спасибо, милый, – Анечка улыбнулась своей от природы честной и обезоруживающей улыбкой, – ты меня спас.
– Получается, что спас.
– А ту?
– Кого – ту? – глупо переспросил Олег, прекрасно понимая, кого, которую такую "ту" она имеет в виду.
– Ту, из за которой ты на все это решился…
– Я тебе тогда все неправильно рассказал.
– Тогда в машине ты был откровенен.
– Откровенность не есть признак близости к истине.
– Что?
– Ну понимаешь, человек может добросовестно заблуждаться относительно своих чувств и… как бы сказать – ценностей и приоритетов. Можно со слезами в горле, с рыданиями искренно говорить о себе неправду и не потому что лжешь, а потому что сам заблуждаешься относительно самого себя. Говорить – "я без нее не могу", потому что в этот момент тебе так действительно кажется, а на самом деле, если знать себя истинно – это все не так…
– Ну?
– О чем?
– Ее ты ходил спасать?
– Нет.
– Ну тогда иди сейчас. Я тебя об этом очень прошу.
И у Олега вдруг из глаз потекли слезы. Он задрожал и всхлипнул, так, как последний раз с ним было лет тридцать пять тому, когда учеником в школе он пожалел умершую учительницу.
– Хорошо, я обещаю. Но и ты мне пообещай.
– Что?
– Что выйдешь за меня замуж.