Царь Борис

Сейчас народ повалит из церквей!

Вмешайтеся в толпу; глаза и уши

Насторожить! Сегодня панихида

Царевичу Димитрию идет,

Отрепьева ж клянут; так будут толки!

Какие толки! Всяк теперь боится

Промолвиться.

А мы на что? Зачем

Двойную нам награду обещал

Семен Никитич? Зачинайте смело

Тот с тем, тот с этим разговор, прикиньтесь,

Что вы к Москве Отрепьевым тем тайно

Подосланы; когда ж кто проболтнется –

Хвать за ворот его! А если будет

Кому из вас нужна подмога – свистом

Подать маяк! Ну, живо, рассыпайтесь!

Идет народ!

Великий грех служить

Живому человеку панихиду!

Тяжелый грех!

А кто же тот Отрепьев,

Кому они анафему гласили?

Монах какой-то подвернулся.

Что ж,

Какое дело до того монаха

Царевичу Димитрию?

Молчи!

Нас слушают.

О чем вы, государи,

Ведете речь?

Да говорим: дай Бог

Изменщика, Отрепьева того,

Что Дмитрием осмелился назваться,

Поймать скорей!

Гм! Эти-то с чутьем!

Подходят несколько других.

Вишь, изворот затеяли какой!

Безбожники!

Знать, плохо им пришлось,

Губителям!

Романовы в тюрьму

Посажены.

Помилуй Бог, за что?

Боятся их за то, что много знают!

Проходят.

Проваливай, бабье! От вас ни шерсти,

Ни молока!

Федюха! А Федюха!

Смотри, у энтого какая сзади

Коса болтается! Чай, из духовных?

Божественный, должно быть, человек.

Покажем лист ему!

Нешто, покажем!

Отец родной, позволь тебя спросить:

Ты грамотный, никак?

Господь сподобил.

Так сделай Божескую милость: вот

Какой-то лист нашли у подворотни;

Прочти его, родимый!

Предъяви!

«Мы, Божиею милостью, Димитрий

Иванович, царь и великий князь

Всея Руси, ко всем русийским людям:

Господним неким превеликим чудом

Сохранены и спасены…» Гм, гм!

«И первых тех, которые навстречу

Со хлебом-солью к нам придут, тех первых

Пожалуем». Эй, люди, говорите:

Кто дал вам лист?

Нашли под воротами,

Ей-Богу-ну!

Под самой подворотней!

А кто подкинул?

Видит Бог, не знаем!

Не знаете?

Хватайте этих двух!

В застенок их!

Отец родной, за что?

За что, помилуй?

Вам в застенке скажут!

Да что, почтенный, что за торг у нас?

Себе в наклад ведь продаем сегодня.

А с немцов пошлин половину снял!

Какой тут торг!

Так, так, родимый: сами

Концов свести не можем. Разоренье

Пришло на нас!

Одна надежда ноне –

Царь Дмитрий Иоаннович. Не терпит

Ни немцов он, ни англичан. Пусть только

Пожалует!

А что?

Подметный лист

Попался мне: всех, говорит, купцов

От пошлин свобожу!

Подай-то Бог!

Так вот ты как! Так ты стоишь за вора?

Эй, наши! Эй!

Да что вы! Бойтесь Бога!

За что его?

А вы чего вступились?

Хватай их всех!

Раздайтесь! Место! Место!

Боярин князь Василь Иваныч Шуйский!

С чего, миряне, подняли вы шум?

Грех вам мутиться!

Опомнитесь, миряне. Царь Борис

Феодорыч так приказал. Он знает,

Кого хватать. А вы пройти мне дайте

До Лобного до места; по указу

По царскому я речь скажу.

Нет, этот

Не вступится!

Да, не чета Иван

Петровичу!

Какую ж речь он скажет?

А вот послушаем.

Народ московский!

Вам всем: гостям и всем торговым людям,

Всем воинским, посадским, и слободским,

Митрополичьим всем, и монастырским,

И вольным, и кабальным всяким людям,

Я, князь Василь Иваныч Шуйский, бью

Напред челом!

Вам ведомо, что некий

Еретик злой, расстрига, чернокнижник

И явный вор, Отрепьев Гришка, Бога

Не убоясь, диаволу в угоду,

Дерзнул себя царевичем покойным,

Димитрием Иванычем назвать…

И с помощью литовской рати ныне

Идет к Москве, а с ним немало наших…

Из Северской земли…

Слышь, с ним и наши!

Изменников. И хочет он, расстрига,

Великого, почтенного от Бога

Царя Бориса Федорыча свергнуть,

И церковь православную попрать,

И вовлекти в латинскую нас ересь.

Что ведая, великий государь

Мне повелел вам повестить сегодня

Все, что своими видел я очами,

Когда, при Федоре-царе, посылан

Я в Углич был, чтоб розыск учинить:

Как там царевич Дмитрий Иоанныч

Упал на нож и закололся.

Знаем!

Слыхали то!

И по приезде мы,

С Андреем со Петровичем, в собор

Отправились, с Луп-Клешниным, и там

Увидели младенца бездыханна,

Пред алтарем лежаща, и его

Пресечена была гортань.

Да кто же

Младенец был?

Что Гришка же Отрепьев

Не Дмитрий есть, а некий беглый вор,

От церкви отлученный и проклятый, –

В том я клянусь и крест на том целую,

И не видать мне царствия небесна,

И быть на Страшном Божием суде

Мне прокляту, и в огнь идти мне вечный,

Когда солгал!

Да в чем же он клянется?

Что Дмитрий не Отрепьев.

Без него

Мы знаем то!

Постой, он говорит!

И ведомый еретик тот и вор

Великого, почтенного от Бога

И милосердного царя Бориса

Кусательно язвит, а от себя

Вам милостей немало обещает,

И Юрьев день обратно вам сулит.

И вам велит великий государь

Тому расстриге веры не давать;

А кто поверит или кто посмеет

Сказать, что он есть истинный Димитрий, –

Великий царь тому немедля вырвать

Велит язык. Я все сказал – простите!

Вот те и речь!

К чему он вел ее?

Знать, близко тот.

И наших с ним довольно.

И милости, слышь, обещает нам.

Да, Юрьев день, слышь, отдает.

Так что же?

А то, что, слышь, язык свой береги.

Побережем.

А не идти ль туда?

Куда туда?

Навстречу-то?

Ну, ну,

Чай, подождем.

Да долго ль ждать?

А здесь-то

Спужались, чай.

Да, есть с чего спужаться:

Ведь тот-то прирожонный!

Подождем!

Ну, подождем.

И вправду подождем.

Четырнадцать минуло долгих лет

Со дня, как ты, мой сын, мой ангел Божий,

Димитрий мой, упал, окровавленный,

И на моих руках последний вздох

Свой испустил, как голубь трепеща!

Четырнадцать я лет все плачу, плачу,

И выплакать горючих слез моих

Я не могу. Дитя мое, Димитрий!

Доколь дышу, все плакать, плакать буду

И клясть убийцу твоего! Он ждет,

Чтоб крестным целованьем смерть твою

Я пред народом русским утвердила –

Но кто б ни был неведомый твой мститель,

Идущий на Бориса, – да хранит

Его Господь! Я ни единым словом

Не обличу его! Лгать буду я!

Моим его я сыном буду звать!

Кто б ни был он – он враг тебе, убийца, –

Он мне союзник будет! Торжество

Небесные ему пошлите силы,

Его полки ведите на Москву!

Иди, иди, каратель Годунова!

Сорви с него украденный венец!

Низринь его! Попри его ногами!

Чтоб он, как зверь во прахе издыхая,

Тот вспомнил день, когда в мое дитя

Он нож вонзил! Но слышатся шаги –

Идут! Меня забила дрожь, и холод

Проникнул в мозг моих костей – то он!

Убийца тут – он близко, матерь Божья!

Дай мне владеть собой! Притворством сердце

Исполни мне – изгладь печаль с лица –

Перероди меня – соделай схожей

Коварством с ним, чтоб на моих чертах

Изобразить сумела бы я радость

О мнимом сыне, возвращенном мне!

Царица Марья Федоровна, бью

Тебе челом!

Пострижена царица

По твоему указу. Пред тобой

Лишь инокиня Марфа.

Твой обет

Не умаляет званья твоего.

Я пред тобой благоговею ныне,

Как некогда благоговел, когда

Сидела ты с царем Иваном рядом.

Благодарю.

Царица, до тебя

Уж весть дошла…

Что сын мой отыскался?

Дошла, дошла! Благословен Господь!

Когда его увижу я?

Царица,

В уме ли ты? Твой сын, сама ты знаешь,

Четырнадцать уж лет тому, в недуге

Упал на нож…

Зарезан был. Ты то ли

Хотел сказать? Но я лишилась чувств,

Когда та весть достигла до меня –

Его я мертвым не видала!

Но

Он мертв, царица, – он убился, в том

Сомнений нет…

Так мнила я сама…

Его весь Углич мертвым видел…

Я

Не видела его!

На панихиде

Ты у его молилась трупа…

Слезы

Мои глаза мрачили; я другого

За сына приняла. Теперь я знаю,

Димитрий жив! Приметы мне его

Все сказаны – он жив, он жив, мой Дмитрий!

Он жив, мой сын!

Возможно ль? Радость блещет

В твоих очах? Ужель ты вправду веришь,

Что жив твой сын? Ужель мне сомневаться?

Ужели был и Клешниным и Шуйским

Обманут я?

Не прогневись, Борис

Феодорыч. Твой разговор с царицей

Я слышала за дверью. Невтерпеж,

Свет-государь, мне стало: поклониться

Царице Марфе захотелось.

Земно

Тебе я, матушка-царица Марфа

Феодоровна, кланяюся. Слышу:

Царевича ты мертвым не считаешь?

Так, стало, тот, кто в Угличе убился,

Тебе не сын?

Не знаю, кто убился, –

Димитрий жив! От ваших рук он Божьим

Неведомо был промыслом спасен!

Хвала творцу и матери пречистой,

Мой сын спасен!

Царица, если веришь

Ты истинно тому, что говоришь, –

Поведай мне: кто подменил его?

Кем он и как из Углича похищен?

Где он досель скрывался? Чтобы веру

Тебе я дал, я должен ведать все!

Какое дело мне, ты веришь, нет ли?

Верь или нет – довольно: жив мой сын –

Не удалось твое злодейство!

Нет!

Не может быть! Неправда! Быть не может!

Как спасся он?

Дрожишь ты наконец!

Как спасся он? Царица, берегися –

Тебя могу заставить я сказать

Всю правду мне!

Свет-государь Борис

Феодорыч, быть может, обойдемся

Без пытки мы! Ты, матушка-царица,

Его убитым не видала?

Нет!

А полно, так ли, матушка? Подумай.

Могла ль его убитым видеть я,

Когда убит он не был?

А посмотрим.

Войди, голубка!

Входит Волохова.

Знаешь ты ее?

Она! Она! Прочь, прочь ее возьмите!

Возьмите прочь!

Что, матушка, с тобой?

Что взволновалася ты так? Зачем

Тебя приводит в ужас Василиса?

Прочь! Прочь ее! Кровь на ее руках!

Кровь Дмитрия! Будь проклята вовеки!

Будь проклята!

Довольно, Василиса,

Ступай себе.

Ну, батюшка Борис

Феодорыч? Уверился теперь,

Что нет в живых ее царенка? То-то!

Уж ты за пытку было! Ты умен,

А я простая баба, дочь Малюты,

Да знаю то, что пытки есть иные

Чувствительней и дыба и когтей.

Чего ж ты, свет, задумался? Забыл ли,

Зачем пришел?

Опомнися, царица!

Опомнись, мать. Ну, государь?

Царица,

Ты выдала себя. Теперь мы знаем,

Не можешь ты за сына почитать

Обманщика, дерзнувшего назваться

Димитрием. Как ни погиб царевич –

Хотя б о том мне ложно донесли, –

Но он погиб. Твоя печаль, поверь,

Почтенна для меня, и тяжело

Мне на душу твое ложится горе.

Я б много дал, чтоб прошлое вернуть,

Но прошлое не в нашей власти. Мы

Должны теперь о настоящем думать.

Великую, царица, можешь ты

Беду от царства отвратить: лишь стоит

Перед народом клятву дать тебе,

Что Дмитрий мертв и погребен. Согласна ль

На это ты?

Я выдала себя –

Мой сын убит. Но как о том народу

Я повещу? Ты в том ли мне велишь

Крест целовать, что на моих глазах

Тобою купленная мамка сына

Убийцам в руки предала?

Клянусь,

Я не приказывал того!

Мой сын

Тобой убит. Судьба другого сына

Послала мне – его я принимаю!

Димитрием его зову! Приди,

Приди ко мне, воскресший мой Димитрий!

Приди убийцу свергнуть твоего!

Да, он придет! Он близко, близко – вижу,

Победные его уж блещут стяги –

Он под Москвой – пред именем его

Отверзлися кремлевские ворота –

Без бою он вступает в город свой –

Народный плеск я слышу – льются слезы –

Димитрий царь! И к конскому хвосту

Примкнутого тебя, его убийцу,

Влекут на казнь!

Пророчит гибель нам

Твоя гортань?

Так подавись же, сука!

Отчаянью прощаю твоему.

Размыслишь ты, что месть твоя не может

Царевича вернуть, но что в твоей,

Царица, власти помешать потокам

Кровавым течь и брату встать на брата.

Не мысли ты, что до Москвы без боя

Дойдет тот вор! Нет, он лишь чужеземцев

К нам приведет! Раздор лишь воспалит он!

Утраченный тебе твой дорог сын;

Но менее ль тебе, царица, дорог

Покой земли? Молчанием своим

Усобице откроешь ты затворы,

Тьма бед, царица, по твоей вине,

Падет на Русь! За них пред Богом будешь

Ты отвечать. О том раздумать время

Даю тебе – прости! Свети мне, Марья!

Ушли – и жало жгучее уносят

В своих сердцах! Я ранила их насмерть,

Я, Дмитриева мать! Теперь их дни

Отравлены! Без сна их будут ночи!

Лишь от меня спасения он ждал –

Я не спасу его! Пусть занесенный

Топор падет на голову ему!

Прости, мой сын, что именем твоим

Я буду звать безвестного бродягу!

Чтоб отомстить злодею твоему,

На твой престол он должен сесть; венец твой

Наденет он; в твой терем он войдет;

Нарядится он в золото и в жемчуг –

А ты, мой сын, мое дитя, меж тем

В сырой земле ждать будешь воскресенья,

Во гробике! О Господи! Последний

Ребенок нищего на Божьем солнце

Волен играть – ты ж, для венца рожденный,

Лежишь во тьме и в холоде! Не время

Твои пресекло дни! Ты мог бы жить!

Ты вырос бы! На славу всей земле

Ты б царствовал теперь! Но ты убит!

Убит мой сын! Убит, убит мой Дмитрий!

Не легче королевичу?

Увы,

Великий царь, припадки стали чаще!

Надежда есть?

Не много, государь.

Но чем он так внезапно заболел?

Неведомые признаки сбивают

Нас с толку, царь.

Послушай! Жизнь его

Мне собственной моей дороже жизни!

Сокровища не знаю я такого,

Которого б не отдал за него!

Скажи своим товарищам, скажи им –

И помни сам, – нет почестей таких,

Какими бы я щедро не осыпал

Спасителя его!

Великий царь,

Не почести нам знанья придадут.

По долгу мы служить тебе готовы;

Награда нам не деньги, а успех.

Но случая подобного ни разу

Никто из нас не встретил.

Воротись

К нему скорей. Блюди его; науку

Всю истощи свою! Во что б ни стало

Спаси его! Скажи другим: пределов

Не будет благодарности моей!

Ступай, ступай!

Ужели нас Господь

Еще накажет этою потерей!

Он то звено, которым вновь связал бы

Я древнюю, расторгнутую цепь

Меж Западом и русскою державой!

Через него ей возвратил бы море

Варяжское! Что Ярослав стяжал,

Что под чужим мы игом потеряли –

Без боя то, без спора возвратил бы

Я вновь Руси! Со смертию его

Все рушится. А Ксения моя!

Чем чистая душа ее виновна,

Что преступленье некогда свершил

Ее отец? Ты, бедная! Легко

Жилось тебе, и понаслышке только

Ты ведала о горестях людских.

Ужели их на деле испытать

Так рано ты осуждена? Ужели

Все беды съединятся, чтобы разом

На нас упасть? Здесь умирает зять,

А там растет тот враг непостижимый –

Моя вина, которой утвердить

Навеки я хотел работу жизни,

Она ж тяжелой рушится скалой

На здание мое!

Великий царь…

Какую новую беду еще

Ты мне принес?

То не беда, а дерзость,

Великий государь; к тебе писать

Осмелился тот вор…

Подай сюда,

Вид царской грамоты имеет сверток;

И царская привешена печать…

Искусно все подделано. Прочти!

«Великий князь и царь всея Русии

Димитрий Иоаннович, тебе,

Борису Годунову! От ножа

Быв твоего избавлены чудесно,

Идем воссесть на царский наш престол

И суд держать великий над тобою.

И казни злой тебе не миновать,

Когда приимем наши государства.

Но если ты, свою познавши мерзость,

До нашего прихода с головы,

Со скверный своея, сам сложишь

Наш воровски похищенный венец,

И в схиму облечешься, и смиренно

Во монастырь оплакивать свой грех

Затворишься, – мы, в жалости души,

Тебя на казнь не обречем, но милость

Тебе, Борису, царскую мы нашу

Тогда явим. Путивль, осьмого марта».

Тебя кручинит этот дерзкий лист?

Не оттого, что после всех трудов

И напряженья целой жизни тяжко

Лишиться было б мне венца! Всегда

Я был готов судьбы удары встретить.

Но если он мне милость предлагает,

Рассчитывать он должен, что вся Русь

Отпасть готова от меня! И он,

Быть может, прав. Те самые, кто слезно

Меня взойти молили на престол,

Они ж теперь, без нуды и без боя,

Ему предать меня спешат! И здесь,

Здесь, на Москве, покорные наружно,

В душе врагу усердствуют они!

А что я сделал для земли, что я

Для государства сделал – то забыто!

Мне это горько.

Государь, что может

Тот наглый вор?..

Таким его считал я,

Таким считать велит его рассудок –

Но после всех невзгод моих невольно

Сомнения рождаются во мне.

Свидетеля мне надо, кто бы видел

Димитрия умершим!

Но царица

Созналася…

Сознание ее

Могло испугом вынуждено быть.

Я ведаю, что было покушенье,

Но знать хочу: была ли смерть?

Его

Василий Шуйский мертвым видел…

Шуйский!

Могу ли верить я ему?

Тогда

Вели призвать Андрея Клешнина.

Он схиму принял, Богу отдался,

Он не солжет.

Послать за ним! Но тайно

Пусть он придет. И говорить ни с кем

Чтобы не смел!

Великий государь,

Врачи тебе прислали повестить:

Отходит королевич!

Боже правый!

Нет никого – войди, сестра!

Как мне

Наедине с тобою быть хотелось!

Что ты узнал о нем?

Не допустили

Меня к нему; но я у двери слушал:

Тебя зовет с собою громко он

В Норвегию и то же обвиненье

Твердит о нашем об отце…

Ужасный,

Ужасный бред!

Бред, говоришь ты?

Как?

Ты думаешь, он вправду верит?

Ксенья,

Когда б одно лишь это мог я думать!

Но что ж еще?

Нет, нет, об этом знать

Ты не должна! Не спрашивай меня!

Брат, слышишь?

Что?

На половине той

Забегали!..

Отец идет сюда…

Мне страшно, Федор!

Ксения моя…

Отец, что там случилось?

Будь тверда –

Крепися, Ксенья!

Пощади ее!

Да, я тверда! Я все могу услышать –

Надежды нет? Нет никакой? Скажи!

Все кончено!

Ксения шатается и падает.

Господь с тобою, Ксенья!