Царь царей...

XXIV

Сон путешественников продолжался недолго.

Первым проснулся охотник: ему почудилось, будто он заблудился в глухую полночь в горах среди пропастей; внизу под ногами его и далеко впереди перекликаются и радостно-злобно грохочут какие-то дикие голоса. С сильно бьющимся сердцем он открыл глаза и поднял отяжелевшую голову.

Черная мгла висела кругом; вдали слышался неясный гул как бы от многочисленной толпы.

Гул увеличивался; через какие-нибудь полминуты ухо Свирида Онуфриевича, еще не вполне различавшее действительность от сна, — уловило глухой топот бегущих тяжелых ног. Картина вырвавшихся из земли чудовищных зверей, виденных им на стене и несшихся теперь на них стихийной волной, разом встала перед его глазами.

Ужас наполнил его душу.

— Вставайте!! — крикнул он не своим голосом, вскакивая и тормоша ближайшего соседа.

Перепуганные путешественники поднялись с пола; все сбились в тесную кучу; Михаил Степанович едва отыскал спички, и желтый свет фонаря слабо осветил подземелье.

На охотнике лица не было; бледный, с мокрыми от пота волосами, он стоял, устремив блуждающие глаза во тьму впереди.

— Что, что такое? — сыпались вполголоса вопросы.

Свирид Онуфриевич молча вытянул вперед руку.

Грозный гул ответил за него: казалось, будто курьерский поезд с грохотом и шумом влетел в черный туннель и мчался, еще невидимый, на путешественников. Пол дрожал под ногами их.

— Землетрясение… — проговорил палеонтолог. — Надо скорее уходить отсюда: коридор того и гляди рухнет весь!

— Но куда же идти? — воскликнул старый ученый. — Впереди смерть!

— Позади тоже, но еще худшая! — спокойно ответил Павел Андреевич. — Будем мужественны до конца, что бы ни случилось: мы увидим то, чего не видал еще никто в мире — работу огня под землей!

Спокойствие и твердость духа Павла Андреевича несколько ободрили и остальных путешественников. Поспешно оделись все и, забрав сумки, зашагали дальше.

Жар становился все невыносимее; то один, то другой из путешественников вынимали платки и закрывали ими лица.

— Свет! — вдруг сказал шедший рядом с Михаилом Степановичем палеонтолог.

Словно электрический ток пронизало это слово путешественников; надежда на спасение разом воспрянула во всех.

На левой стороне прохода впереди ярко вырисовывалась широкая кровавая полоса от пола до потолка; багровый отсвет стоял в той части коридора. Красная полоса на стене двигалась и переливалась; на ней то и дело появлялись белесоватые и черные налеты.

Путешественники пустились бегом, но едва попадали в освещенную часть, как один за другим отшатывались: сквозь громадную расщелину в двухсаженной толще правой стены дышало адом; за стеной клокотало бело-красное море.

Ослепленные ярким огнем путешественники несколько минут стояли, ничего не видя: в глазах у всех вертелись синие, желтые и красные круги.

Павел Андреевич завернул себе лицо и голову всеми имевшимися у него платками и полотенцами и, оставив только маленькие отверстия для глаз, смело подошел к расщелине.

За нею вставал громадный и высокий огненный грот; поверхность расплавленной массы, вскидывавшей вверх языки пламени, находилась значительно ниже пола коридора; нет-нет и жгучее красное море вдруг выбрасывало вверх разноцветный фонтан; раздавался взрыв, и гул потрясал раскаленные докрасна, как бы прозрачные своды грота.

Павел Андреевич закрыл от нестерпимой рези глаза; и бросился мимо расщелины.

Путешественники уже все пробежали за его спиной.

— Ну местечко! — проговорил, ощупывая лицо, охотник. — Опалило как свинью перед Рождеством!!

Длинный правый ус его сильно пострадал от огня.

— Ничего не вижу, — сказал палеонтолог, вытянув как слепой вперед руки, — где вы, господа? Дайте воды скорее!

Антон помочил полотенце и подал ему.

Палеонтолог быстро освободил закутанную голову и стал освежать болевшие глаза.

Через несколько минут боль утихла, и ученый стал различать кое-что.

Медлить из-за этого не приходилось. Свирид Онуфрие-вич подхватил его под руку и быстро повлек за двинувшимися в путь товарищами.

Не прошли они и сорока сажен, как зоркие глаза Михаила Степановича различили в левой стене какую-то черную впадину; он поднес к ней фонарь и увидел новый, узкий и низкий коридор.

Путешественники остановились. Надо было решить, продолжать ли путь по старому ходу или свернуть в новый.

Михаил Степанович предложил всем присесть отдохнуть, а сам с Павлом Андреевичем, непременно желавшим идти, отправился вперед по старому пути.

По мере удаления их от перекрестка жар делался все нестерпимее; справа за стеной и еще сильней из черной глубины впереди доносились время от времени грозные раскаты взрывов: бог Аздомайя совершал непрерывную работу.

Глубокий мрак в коридоре сменился сумерками; сквозь толстые подошвы сапог ноги исследователей испытывали почти ожоги; вместе с тем с каждым новым поворотом становилось все светлее; и вдруг за одним из ним открылась даль, наполненная красным сиянием. Пол, свод, стены — все было раскалено и казалось огненно-прозрачным. Сделать хоть шаг вперед было немыслимо.

— Во мне кровь спекается! — хрипя, проговорил палеонтолог; лицо его побагровело, он зашатался и чуть не прислонился к дышавшей жаром стене.

Михаил Степанович, у которого от невыносимой температуры кровь била в виски и потемнело в глазах, обхватил Павла Андреевича, и оба, делая нечеловеческие усилия, чтобы не упасть, повернули обратно.

— Ад!.. — едва мог сказать Михаил Степанович, — вход… в геенну огненную!..

Точно пьяные, в полусознательном состоянии добрели они до оставленных товарищей и как мешки повалились на землю.

Свирид Онуфриевич и Иван Яковлевич кинулись расстегивать им воротники курток и обмахивать лица платками. Михаил Степанович отстранил руку старого ученого и указал глазами на лежавшего в обмороке Павла Андреевича.

— Ему… нужнее… — проговорил он.

Антон помочил виски палеонтолога; вода и освежающее обмахивание привели его в чувство.

— Воздуха… воздуха… — пробормотал он, задыхаясь и судорожно хватая пространство руками. Воспаленные глаза палеонтолога налились кровью и вышли из орбит; багровое лицо стало принимать синий оттенок.

Свирид Онуфриевич схватил его за пояс.

— Беритесь скорее! — распорядился он, видя, что еще несколько минут, и Павла Андреевича хватит удар. — Подымайте его!

Иван Яковлевич и Антон ухватили палеонтолога с другой стороны, и все трое повлекли грузное тело его во вновь открытый проход. Ноги палеонтолога волочились по земле.

Михаил Степанович поднялся сам и оперся о стену, но тотчас же отшатнулся прочь: горячие камни обожгли его. Дрожавшие ноги плохо повиновались ему. Стараясь не уронить фонаря и удержать равновесие, он медленно поплелся за товарищами, желтый огонек которых то светился невдалеке перед ним, то вдруг исчезал за частыми поворотами.

Дышать стало легче. Михаил Степанович потрогал стены и убедился, что они далеко уж не так горячи, как в оставшемся позади коридоре.

Головокружение и связанная с ним слабость стали проходить, и вскоре оправившийся почти совсем Михаил Степанович догнал товарищей.

Они отдыхали; пришедший в себя Павел Андреевич си-дель посреди них, отдуваясь как мех и беспрерывно помахивая платком на лицо себе.

— Свежее ведь стало! — сказал Свирид Онуфриевич, завидев подходившего Михаила Степановича. — Как думаете — добрый знак, пожалуй?

— Как знать… — едва проговорил Михаил Степанович. Жажда мучила его до того, что горло сводили судороги; спекшийся язык не шевелился во рту.

То же самое испытывали и остальные. Антон бережно нацедил всем драгоценной влаги.

— Полбутылки-с осталось всего… — заметил он, поджав губы.

Несколько секунд он подержал бутылку в руках, колеблясь, выпить или нет и ему, но сила воли одержала победу: старый слуга плотно закупорил бутылку и уложил ее опять в сумку.

Минут через двадцать оправился и Павел Андреевич. Торопивший всех охотник помог ему подняться и под руку с ним зашагал дальше. Коридор круто подымался в гору.

— Мы были отравлены какими-то газами! — сказал Павел Андреевич шедшему позади Михаилу Степановичу.

— Вероятнее всего, углекислотой. Еще немного — и не увидали бы мы с вами никого из них! — он кивнул головой на спутников.

Подъем продолжался бесконечно. Трещины на полу и на стенах исчезли совершенно. Бурые и красные слои песчаника стали прорезываться полосами базальта; наконец проход, местами несомненно пробитый руками человека, превратился в узкую и высокую естественную щель в сплошной черной массе базальта.

— Господа, а ведь стены-то совершенно холодные! — заявил Михаил Степанович.

— Я чувствую течение воздуха… — заметил Иван Яковлевич.

— И свежего! — добавил палеонтолог, останавливаясь и жадно дыша всей грудью. — Боже, как хорошо!

Михаил Степанович обогнал значительно больше, чем он, истомившихся товарищей и почти бегом пустился вперед.

— Счастливчик! — проговорил вслед ему палеонтолог.

— Я завидую ему: как он еще молод!

Громкий крик послышался спустя некоторое время из тьмы впереди.

Путешественники бросились на помощь к товарищу.

Крик повторился, и в то же мгновенье вдали показался огонек фонаря Михаила Степановича. Он крутил им в воздухе, рискуя ежесекундно разбить его вдребезги о стену.

— Урра! — неистово крикнул Михаил Степанович, завидев встречный огонек. — Господа, мы спасены! Ура!

Он повернулся и исчез опять в темноте с тем же далеко отдавшимся криком.

Усталость отлетела от путешественников; как окрыленные, дружно бросились они вперед, теснясь в узкой расщелине.

За первым же поворотом дальнейшие услуги фонарей оказались излишними: слабый свет брезжил в проходе, обрисовывая выступы и неровности стен; еще несколько минут, и путешественников обдала волна света: они очутились в довольно большой, походившей на храм буро-красной пещере; с правой стороны от них в имевшее вид готического окна отверстие синело небо.

Михаил Степанович стоял у окна.

Путешественники подбежали к нему; перед ними развернулась необъятная даль; на неизмеримой глубине внизу ширилась зеленая степь; горы, встававшие местами на ней, казались курганами. Ближе к скале, вмещавшей пещеру, чернела базальтовая площадь, вся изрытая впадинами; на ней синела узкая как лента горная река, по берегу которой прибыли путешественники; маленькими пятнышками на зеленом фоне белели две палатки их. Чистый прохладный воздух вливался в пещеру потоком.

Восторг охватил путешественников. Небо, солнечный свет, зелень травы — все казалось ярким, бесценным и новым. Будто выпущенные на свободу узники, с истомленными, землистого цвета лицами, они кинулись в объятия друг друга, жали друг другу руки и поздравляли со свободой.

Главное наслаждение для всех был воздух; никто не мог вдоволь надышаться им.

— Настоящий ведь, настоящий-с! — твердил палеонтолог, расстегнув на себе все, что было возможно, и заняв своей тушей всю ширину окна.

Несколько овладев собой после приступов радости, Михаил Степанович отправился со Свиридом Онуфриевичем отыскать наружный выход из пещеры. Вглядываясь в каждый закоулок, медленно обошли они стены и встретились у противоположной окну.

Выхода не было. Зато отыскалось другое, имевшее огромный интерес для них.

— Иван Яковлевич! — послышался зов Михаила Степановича.

— Что? — отозвался отдыхавший у окна ученый.

— Пожалуйте-ка сюда! Здесь много надписей есть.

Иван Яковлевич был уже на ногах и торопливо зажигал фонарь, потушенный экономным Антоном.

— Какие, какие? — спросил он, спеша по направлению голосов.

— Наши иероглифы! — ответил Михаил Степанович.