Целительница моей души

ГЛАВА 6. СТИПЕНДИАТЫ

День седьмой. Воскресенье

— Угощайтесь, — предложила я трём мужчинам, вышедшим из портала несколько минут спустя.

На меня посмотрели с удивлением, потом на тарелку в моих руках — еще более удивлённо.

— Вы что, ограбили королевскую оранжерею? — поинтересовался Миллард, подозрительно посмотрев на меня, не прикасаясь к угощению.

— В королевской оранжерее нет вишни, — возразил ему блондин, рассматривая одну из вишенок. Потом забросил в рот, не торопясь прожевал, высоко поднял брови. — Потрясающе. От настоящей не отличишь.

— Она настоящая, — я была удивлена и реакцией, и словами. Не тем, что как минимум одному из них отлично известно, что есть, а чего нет в королевской оранжерее, я и так давно поняла, что люди они далеко не простые, а кое-чем иным: — У короля что, нет мага растений?

— Есть, и не один, — продолжил хмуриться Миллард. — Но вишня — не то растение, которое достойно королевской оранжереи.

— Ясно, — тут я, пожалуй, с ним соглашусь. Там, наверное, сплошная иноземная экзотика растёт. — Но обычный-то сад при дворце должен быть. Что, и там вишни нет?

— Есть, — снова блондин, забрасывая в рот на этот раз малину и одобрительно жмурясь. Мой брюнет всё это время помалкивал, внимательно следя за разговором и не прикасаясь к угощению, Миллард, кстати, тоже. — Но сейчас не сезон, вишня давно сошла.

— Это понятно. Но второй-то урожай вырастить можно.

— Второй урожай? — у блондина даже рука с черешней в воздухе застыла. — Но деревья не дают урожай дважды в год.

Теперь уже застыла я. Они серьёзно? Да что же у них здесь за маги такие? Может, зря я детей в академию отдала? Впрочем, без диплома хорошей работы им не найти, хотя бы ради этого нужно учиться.

— Вы хотите сказать, что кто-то может вырастить на дереве два урожая за сезон? — Миллард смотрел так, словно у меня вместо носа третье ухо выросло.

Я молча показала глазами на тарелку. Вот на самом деле — если тепличную клубнику сейчас ещё можно где-то купить, то как насчёт остального?

— Это сделал кто-то из ваших племянников? — подал голос брюнет. После того, как блондин перепробовал всё, мною предложенное, и «незаметно» кивнул, он тоже съел пару ягод.

— Да, — я развела руками. — Они самоучки и не знали, что так не делают. И вот… сделали.

– Οни? — уточнил брюнет, в то время как блондин тихонько хихикал, уж не знаю, что смешного он услышал в моих словах. Миллард продолжал сверлить меня недоверчивым взглядом и к угощению не прикасался.

— Тройняшки. Они все — маги растений, только сам дар несколько… отличается. Сегодня у студентов увольнительная, вот они и обустроили наш новый сад. Всё вот это, — я слегка приподняла тарелку, — оттуда.

— Это невозможно! — стоял на своём Миллард. Вот же упрямец!

— Хотите лично убедиться? — не хотелось бы пускать постороннего в свой сад, но он меня за живое задел. И за тройняшек обидно.

— Нет, — покачал головой брюнет. — Я вам верю. Это, — он показал на светлый след на своей щеке, пристально глядя на Милларда, — тоже считалось невозможным.

— Простите, — шатен легонько поклонился и отошёл к стульям. Это прозвучало абсолютно неискренне, но ясно же — начальство приказало, он подчинился.

И вот надо мне было их угощать? С чего бы? Сама толком не пойму — хотела сделать людям приятное или похвастаться достижениями своих ребятишек? Кажется, и того, и другого понемногу. Решив, что и так слишком задержалась, я молча сунула тарелку блондину и указала пациенту на кабинет.

И снова привычная тишина, снова взгляд мужчины в потолок, мой — на его палец, над которым я сегодня колдовала. Мизинец порадовал слегка отросшим ногтём. На первый взгляд там ничего не изменилось, но я-то не только глазами смотрела, и поняла — всё работает. Вот и отлично.

Спустя два часа, когда безымянный палец обрёл новую кожу, и я собиралась закругляться — остальное завтра доделаю, в понедельник вновь вставать рано, — брюнет, словно это почувствовав, открыл глаза и взглянул на меня.

— Могу я увидеть ваш сад?

— Конечно, — вопрос меня удивил, но я же сама недавно предлагала, и он отказался. Или… он сказал «нет» тому, что бы сад смотрел Миллард? Ладно, неважно, мне не жалко, и да, признаюсь хотя бы себе — немножечко хотелось похвастаться. — Пойдёмте.

Мужчина вслед за мной прошёл сквозь кухню — я мимолётно порадовалась, что там порядок, — и застыл, разглядывая сказочный уголок с цветами. Потом оглядел сад, снова разноцветные розы.

— И это сделали студенты? — я кивнула. — Сами? За выходные? И вот эти цветы тоже? — снова кивок. Про то, что это сделано за несколько часов, я уточнять не стала. — А деревья — такие маленькие, но усыпаны плодами! Невероятно. Сколько же им лет?

— По шестнадцать.

— Сколько? — мужчина явно был в шоке. — Первый курс?! И они уже могут… вот это? — он обвёл рукой то, что видел.

— Они это лет с восьми могут, — пожала я плечами. — Точнее — выращивать деревья мальчики могли и раньше, а вот делать их карликовыми Льюла додумалась, когда мы пару лет промучились, собирая урожай со старых деревьев. Просто сейчас они могут больше и быстрее — сила-то растёт. А умеют давно.

— Самоучки. Не знали, что так не делают — и сделали, — пробормотал брюнет себе под нос, задумчиво кивая. — Я так понимаю, это именно Льюла заступилась за сестру?

— Да, — кивнула я. Мне понравилось, как он это сказал — не «та, что ударила лорда», а вот так — «заступилась за сестру». Он и правда одобрял её поступок. Я, кстати, тоже, а что толку? В академии-то осудили.

Мужчина ещё раз окинул взглядом сад и уже традиционно вложил мне в ладонь монеты. Мне показалось, или он задержал мой кулачок в своих ладонях чуть дольше, чем прежде? Я вышла вместе с ним в приёмную, и обнаружила, что тарелка с ягодами, которую держал блондин, всё еще полна.

— Могу я взять это… для детей? — переглянувшись с моим пациентом, поинтересовался он, перехватив мой удивлённый взгляд на ягоды.

— Конечно, — я снова пожала плечами, кажется, в десятый раз за сегодня. — Тарелку завтра принесёте… — начала я, но увидев, как он выкладывает на маленький столик в углу, который мы перенесли сюда из кладовой, золотой, осеклась, а потом закончила, — а можете и не приносить.

Он обалдел? Тарелка ягод, пусть даже таких, которых сейчас и в королевской оранжерее не найдёшь, но всё равно, всего лишь ягод — и золотой? Впрочем, может, для него этот золотой, что для меня медяшка? В любом случае, возражать я не стала. Мне ещё детей поднимать.

— До завтра, — как обычно, попрощался брюнет и шагнул в открывшийся портал, остальные изобразили лёгкий поклон и последовали за ним.

— До сегодня, — так же привычно шепнула я в сторону закрывшегося портала.

Следующие несколько дней прошли без каких-то особых событий. Дети отправились в школу, и им там, кажется, понравилось, они радостно рассказывали, что учителя так много знают, и почти на все вопросы отвечают, и еще есть библиотека, а там просто куча книг!

Правда, в первый же день дети появились домой встрёпанные и в запылённой одежде — кажется, трое одноклассников решили после уроков устроить Бейлу что-то вроде проверки на прочность. Вот только не ожидали, что придётся иметь дело вместо одного мальчишки с четырьмя бойцами, вставшими плечом к плечу против них, троих. Впрочем, девочек они сначала всерьёз не восприняли, не ожидали, что те ринутся в бой наравне с братьями. До Льюлы им, конечно, далеко, но постоять за себя мои младшенькие тоже отлично умели.

В общем, ничего особо страшного не произошло — устроили кучу-малу, покатались по земле, перепачкались в пыли, но когда Ава отправила телекинезом главного задиру на крышу навеса над крыльцом — драка прекратилась сама собой, почти не начавшись. Во всяком случае, синяков или ссадин я у ребят не обнаружила. Зато теперь их в школе зауважали, противники зла не затаили и приняли в свою компанию — слабаками и нюнями мои ребятишки не оказались, ябедничать не побежали, в общем, проверку прошли. У Авы вообще нарисовалось аж целых два ухажёра — так их впечатлили её способности. А я выдохнула — хотя бы за детей я теперь могла быть спокойна.

Несколько тачек отличного удобрения мне обошлись в один хронический бронхит, один радикулит и несколько болячек попроще, вроде синяков и ссадин, без которых при физической работе на конюшни редко обходится. Точнее, часть оплаты я взяла навозом, часть — звонкой монетой, но конюхи всё равно очень благодарили, привезли удобрения на две тачки сверх договора — вот когда пригодился проход в конце двора, — и сами, по собственной инициативе, раскидали часть его по огороду. Отлично, теперь мы можем выращивать всё, что нам нужно, не переживая, что земля истощится.

Разговоры с брюнетом вновь сошли на нет. Всю неделю, пока я колдовала над оставшимися пальцами и ладонью, он снова смотрел в потолок, а порой вообще задрёмывал. Я тоже к общению особо не стремилась и ягодами посетителей больше не угощала. Золотой — это, конечно, хорошо, но было неловко, когда мне заплатили за то, что дала просто так, от чистого сердца. Лечение — моя работа, оно денег стоит, а вот ягоды…

Я решила, что дети блондина и так не останутся без витаминов, на дворе сентябрь, рынки ломятся от фруктов, да и, как я подозреваю, в королевскую оранжерею с экзотикой доступ у него есть. А вишня? И без неё проживут.

В общем, будни особо знаковыми событиями похвастаться не могли. А вот в субботу меня ждал сюрприз. Большой сюрприз. И даже не один.

Началось всё с того, что, выйдя на минутку между пациентами в жилую часть дома, чтобы обнять своих студентов, я обнаружила среди них и Льюлу тоже.

— А мне наказание отменили, — радостно объявила она. — Представляешь, принц Вилмер в понедельник пришёл к декану и заявил, что сам спровоцировал меня и заслужил тот удар. А уйдя к целителю, не знал, что меня наказали, считал, что я всё расскажу про гадости, которые он говорил, и декан сам поймёт, что я не виновата. А я же не рассказала! Декан Сленпот спрашивал, а я только сказала: «За дело!» и всё.

— А почему не рассказала? — сумела я вставить словечко, когда Льюла остановилась, чтобы воздуха в грудь набрать.

— Я не ябеда! И потом — это же тогда пришлось бы сказать, что он Веле гадости говорил, ну, я подумала, что, ну, как-то… Словно бы это её запачкало, что ли. Если бы мне говорил — я бы, может, не смолчала. Но когда ей… Ну, не знаю. Не сказала и всё!

— Удивительно, — покачала я головой, переваривая новость. — Оказывается, принц-то, не такой и…

Продолжать не стала, всё же о венценосной персоне речь, но меня поняли. Кто-то кивнул, кто-то ухмыльнулся, Вела вообще тихо улыбалась.

— Он извинился, — встретившись со мной взглядом, она улыбнулась чуть шире. — Подкараулил после урока и извинился, представляешь!

— Вот какие чудеса подбитый глаз с хамами творит, — Льюла тщательно осмотрела свой кулак. — Может, запатентовать?

Под дружный смех детей я расцеловала своих студентов и убежала обратно к пациентам. Кстати, как я и предполагала, основной наплыв потихоньку спадал. Похоже, всех соседей-хроников я уже вылечила, они шли ко мне уже с новыми проблемами — травмы, ожоги, детские болячки, — да с более дальних улиц потихоньку народ подтягивался. Но стало заметно легче, бывали даже минутки, когда в приёмной никого не оставалось, и можно было отдохнуть.

Минут за сорок до окончания приёмных часов пациенты закончились. Выглянув на улицу и не обнаружив никого, целенаправленно двигающегося в мою сторону, я махнула рукой, заперла входную дверь и ушла на кухню — если кто-то и придёт, то позвонит.

Там меня ждал новый сюрприз. Вдоль свободной от мебели стены, там, где мы в будущем планировали разместить «зимний сундук», в рядок стояли тыквы. Именно стояли, поскольку тыквы от Льюлы тоже были прямоугольными, правда эти — исключительно для удобного хранения, ведь тыквы не должны при этом касаться друг друга, а круглые занимают слишком много места. А вот такие можно поставить буквально в сантиметре друг от друга — и условия хранения, а в данном случае просушки, соблюдены, и никто об них спотыкаться не будет.

На плите, судя по запаху, парилась тыквенная каша, Вела и Лана резали салат из свежих овощей — тоже только что с грядки, уж слишком ровненькие и аккуратненькие огурчики лежали на столе, сами по себе такие не вырастают. Ронт резал арбуз, а Бейл расставлял тарелки. Остальные дети возились во дворе, откуда и примчались, услышав, что я закончила приём.

И вот тут меня ждал последний сюрприз, самый невероятный. Проглотив первую ложку каши, Нев вдруг огорошил меня сообщением:

— А мы теперь тоже королевские стипендиаты!

— Кто? — я чуть ложку не уронила.

— Мы! — разулыбался Сев. — Тебе вернут оплату за первый семестр.

— Но… так же не делают, — я всё еще не могла поверить своим ушам.

— А для нас сделали. В четверг нас троих вызвали к ректору, он спросил, правда ли мы можем получить два урожая с дерева за сезон. Мы сказали, что хоть десять. Нас отвели в сад при академии и попросили показать. Ну, мы сказали, что нам много воды нужно, и когда позвали кого-то из старшекурсников-водников, сорвали по плоду с персика и сливы, косточки вынули и вырастили по маленькому деревцу, а потом прогнали через пять циклов.

— Нам разрешили взять себе по большущей корзине и того, и другого, — расплылся в довольной улыбке Нев. — Всем факультетом ели, ну и Рина с Велой позвали, конечно.

— А ректор смотрел на это всё вот такими глазами! — Льюла показала размер с яблоко, не меньше. — А потом прокашлялся и сказал, что он думал — мы на тех деревьях покажем, которые в этом году уже отплодоносили.

— Тогда мы ему еще и на вишне второй урожай вырастили, — пожал плечами Сев. — Нам не сложно.

— А меня он ещё спросил, не моих ли рук дело синяя роза, которую я своей бывшей соседке подарила, а она половине академии похвастаться успела. Я сказала, что это мы вместе, и мы вырастили для него зелёную розу, — добавила Льюла. — В фиолетовую крапинку.

— А вчера нас опять к ректору вызвали, — снова Нев. — И он сказал, что нет смысла ждать итогов первой сессии, и что мы заслуживаем стипендии уже сейчас, потому что очень сильные и талантливые! Вот!

— А раньше они этого не знали? — удивилась я.

– Οткуда? При поступлении силу проверяют артефактом, но там или хватает для поступления, или нет. Величина не уточняется. Загорелся зелёным — ты прошёл, отправляют уже обычные предметы сдавать, но там легкотня. Читать-считать умеешь, и достаточно.

— А потом, на занятиях?

— А что занятия? У нас ещё даже ни одной практики не было. Нас даже по специализациям не делили, всех вместе общеобразовательным предметам учат, да контролю над магией. Ну и ботаники всякой много, но тоже в теории.

– Ρектор сказал, что, если бы не остальные предметы, отправил бы нас на третий курс, а то и на четвёртый. Но там же кроме магии ещё столько всего остального! — скорчил жалобную рожицу Сев.

— Дальше будет проще, — утешил его Рин. — С каждым последующим курсом всё меньше обычных предметов и всё больше практики. Но поначалу — да, нелегко. Терпите.

А я жевала салат и думала, что, кажется, знаю, кого можно поблагодарить за стипендию тройняшек. О том, что они могут снять больше одного урожая с дерево в год, из посторонних знали лишь трое. Но что-то мне подсказывало, что ни Миллард, ни блондин отношения к этому не имеют.

И когда закончила вечерний сеанс с брюнетом, чьё молчание я не стала прерывать, и он собрался уходить, просто сказала:

— Спасибо.

— За что, — удивился пациент.

— За стипендию тройняшкам.

– Οни получили стипендию? — он довольно улыбнулся.

— А вы не знали?

— Нет. Я лишь поинтересовался у ректора Нортона — мы давно знакомы, он был куратором нашей группы, еще когда я сам учился в академии, — в курсе ли он, насколько талантливые студенты у него учатся. Видимо, ваши тройняшки его впечатлили настолько, что получили стипендию досрочно. Я рад.

— Спасибо, — повторила я.

В воскресенье мы дружно варили варенье. Пришлось несколько раз посылать старших мальчиков за банками, а потом и за сахаром — купленное в будни быстро закончилось. В итоге сахар к нам приехал в трёх мешках, в тачке, которую толкал сам торговец, а к нему прилагались жена и годовалая дочурка с заячьей губой. И хотя было воскресенье, я не отказала тому, кто приехал с семьёй на рынок из другого города буквально на день — сдать товар мелкооптовым торговцам, — и лишь от них услышал о чудо-целительнице.

С малышкой пришлось повозиться, но зато сахара нам теперь на несколько лет хватит, я даже дополнительных денег с её родителей брать не стала, мой труд был оплачен с лихвой.

Мы провозились весь день, безумно устали, хотя способности Авы нам очень помогли, зато кладовая при кабинете теперь была заставлена банками с лакомством, которое порадует нас зимой, когда свежие овощи в «зимнем сундуке» вырастить можно, а вот фрукты — уже нет.

Этим вечером я закончила возиться с кистью брюнета даже раньше полуночи, так что ещё и ногти слегка подрастила, не хотела браться за новую травму посредине сеанса. И, как оказалось, правильно сделала. Потому что, тщательно рассмотрев свою обновлённую руку и поманипулировав ею по всякому, чего, видимо, раньше не мог, мой пациент сказал:

— Великолепная работа. Завтра я принесу к вам вашего нового пациента, а к остальным шрамам вернёмся после того, как закончите с ним.

— Хорошо, — кивнула я, отметив про себя слово «принесу». Похоже, пациент травмирован настолько, что даже ходить не может. Хотя, брюнет же говорил «поставить на ноги», но тогда я подумала, что это образное выражение для выздоровления.

— Только есть одна просьба — нельзя ли перенести наши встречи на более ранее время?

— Можно, — вновь кивнула, мысленно прикидывая своё расписание. — С восьми вас устроит?

Часы приёма пациентов были до восьми, но основной наплыв был в первой половине дня, и в последние дни я освобождалась раньше конца приёма. Успею поесть, а если всё же пациенты задержатся — перекушу позже.

— Да, устраивает. С восьми до девяти, договоримся на это время.

— До девяти? Может, лучше двухчасовой сеанс? — если там всё серьёзно, то не лучше ли более активно взяться за излечение?

— Он столько не выдержит, — покачал головой брюнет.

— Я лечу без боли, — напомнила я очевидное.

— Скажем иначе — он столько не высидит. Но попробовать можно. В общем, давайте по обстоятельствам.

— Давайте, — что же там за пациент такой, что больше часа не высидит?

— И ещё одна просьба — я не хочу, чтобы вашего нового пациента видели другие посетители, которые могут оказаться в приёмной в это время. Это можно как-то организовать?

— Легко. Вот этим коридором пользуюсь только я, чтобы выйти сюда или в приёмную, — я открыла дверь, показывая помещение, которое он уже видел, когда ходил смотреть на сад. — Мои дети им теперь тоже не пользуются, у нас есть другой выход со двора, более удобный. Поэтому открывайте портал сюда.

– Χорошо, — мужчина кивнул, вложил монетки в мою ладонь и, задержав сжатый кулачок в своих руках, внимательно посмотрел мне в глаза. — Спасибо.

После чего быстро ушёл, не сказав традиционного: «До завтра». Я сказала эти слова сама, поскольку часы показывали без пяти полночь.

Уж не знаю, кого я рассчитывала увидеть, но почему-то мне и в голову не пришло, что мой брюнет принесёт ребёнка. Мальчик лет шести-семи полулежал у него на руках, завёрнутый в плед. Очаровательный малыш со светлыми, рассыпанными по плечам кудрями, насторожённо смотрел на меня тёмно-серыми отцовскими глазами. А то, что это отец и сын, было видно невооружённым взглядом, даже несмотря на разный цвет волос.

— Здравствуйте, — привычно поздоровалась я с вновь прибывшими. Двое сопровождающих коротко кивнули и отправились в пустующую приёмную, а брюнет с малышом — за мной, в кабинет.

— Эррол, познакомься, это миссис Троп. Она целительница, — мужчина привычно опустился в кресло и устроил ребёнка на коленях. — Это мой сын, Эррол, и он тоже пострадал от магического напалма.

— Не люблю целителей, — мальчик набычился, глядя на меня.

— Я не сделаю тебе больно, — пообещала я, опускаясь на корточки. Интересно, где у него шрамы. Личико было чистеньким, ручка, которой он придерживал плед у шеи — тоже, но это всё, что я могла увидеть. — Покажешь, где у тебя остались шрамы от напалма?

— Нет! — вскрикнул малыш и отпрянул от меня, крепче прижимаясь к отцу.

— Почему? — удивился тот. Похоже, такая реакция сына стала для него неожиданностью.

– Οна тётенька! — Эррол задрал голову, чтобы посмотреть отцу в лицо. — Я не буду показывать попу тётеньке, это неправильно, так мистер Лейд говорит!

— Твой гувернёр, конечно, прав, но миссис Троп сейчас не тётенька, она целительница, а целителям можно показывать всё, — с удивительным терпением и нежность увещевал его отец.

— Не буду! — мальчик замотал головой и выпятил губу, словно вот-вот расплачется.

— И не надо, — стараясь остановить намечающиеся рыдания, поспешила я. — А у тебя шрамы только на попе?

— Нет, — губа Эррола была всё еще выпячена, он всё ещё подозрительно меня глядел, но плакать вроде как передумал.

— А ты можешь показать мне что-нибудь другое?

Малыш подумал, вновь взглянул на отца, получил от него ободряющий кивок и высунул из складок одеяла другую руку, правую. А я чуть не ахнула. Если шрамы взрослого меня напугать или отвратить не могли, то при виде скрюченной лапки — иначе не скажешь, — мне захотелось разрыдаться. Не должно такого быть у детей, не должны они переносить такие страдания.

— Можно мне потрогать? — наверное, мой голос звучал как несмазанная телега, но ком в горле был размером с кулак. — Я не сделаю тебе больно, обещаю. Я лечила твоего папу, и если бы сделала ему больно, он бы не привёл тебя ко мне, верно?

— Верно, — забавно нахмурив бровки в серьёзных раздумьях, кивнул мальчик. — Ладно, потрогай.

Я аккуратно взяла в ладони крохотную скрюченную ручку с негнущимися пальчиками без ногтей, всю состоявшую из одного сплошного шрама, и, прикрыв глаза, провела диагностику. И чуть не завыла, представляя, какие муки пережил этот ребёнок.

В отличие от отца, которого лишь задело брызгами этого самого напалма, Эррола в него, похоже, макнули. Или облили. Страшнее всего пострадали ноги ниже колен, каким чудом их вообще удалось сохранить, не знаю, но ноги были. Слабые, безжизненные не только от ожогов, но и от того, что ими не пользовались — да и невозможно было, — они представляли собой один сплошной шрам спереди от колен и ниже, сзади шрамы, хотя уже не сплошные, захватывали ягодицы и часть спины.

Примерно то же было и с рукой — она была повреждена от пальцев и вверх, выше локтя. Видеть глазами я могла только кисть, потому что на Эрроле была рубашка с длинными рукавами и кружевными оборками на манжетах, но для внутреннего зрения мне не были помехой ни одежда, ни плед.

Пальцев на ногах практически не осталось, ноги не сгибались, застыв в полусогнутом состоянии, рука тоже. Но на ней хотя бы пальчики сохранились, хотя и негнущиеся. Неповреждёнными у бедного ребёнка остались голова, левая рука, верх спины, грудь, живот, пах и передняя часть бёдер.

Ходит он не мог, сидеть, наверное, мог, но с трудом, правой рукой тоже не пользовался.

— Наши целители сделали всё, что могли, — хриплым голосом сказал брюнет, когда я, открыв глаза, встретилась с ним взглядом. — Ожоги от обычного огня, обожжённые лёгкие — четверо целителей едва не выгорели, но вытянули Эррола из-за грани. Но с ожогами от магического напалма они ничего не могли поделать.

— Я смогу, — твёрдо сказала я, словно не ему, а самой себе поклялась. — Это займёт время, но я поставлю вашего сына на ноги. Обещаю.

Ничего, малыш, ты у меня еще бегать будешь.