Он был джентльменом с Юга.
Образованным джентльменом.
Теперь он стал самым изысканным джентльменом Лос-Анджелеса.
Он оставался джентльменом при любых обстоятельствах. Этакий лощеный красавчик.
Огненно-красное солнце отправилось в свой долгий неторопливый путь, плавно клонясь к Тихому океану. Доктору Уильяму Рудольфу, прогуливавшемуся по авеню Мельроз в Лос-Анджелесе, оно показалось ошеломляюще великолепным.
Этот вечер был для Джентльмена «магазинным». Он впитывал в себя все, что видел и слышал, купался в атмосфере лихорадочного возбуждения.
Уличная сценка навела его на мысль о книге одного из самых лихих детективных писателей, вероятно Раймонда Чандлера, под названием «Калифорния, универсальный магазин». Очень точно все совпадало с тем, что наблюдал он теперь.
Его взгляд в большинстве случаев задерживался на привлекательных женщинах двадцати — двадцати пяти лет. Они только что выскользнули из отупляющего служебного мира своих рекламных агентств, банков и юридических контор увеселительного района, расположенного вокруг бульвара Сенчури. Одни из них были в туфлях на высоких каблуках и платформах, в обтягивающих эластичных юбочках, другие — в подогнанных по фигуре деловых костюмах.
До слуха его время от времени доносилось соблазнительное шуршание шелка, задорное цоканье каблучков модельных туфель, громкий скрип ковбойских сапог, стоивших больше, чем какой-нибудь американский шериф заработал за всю свою жизнь. Доктор Рудольф чувствовал жар и легкое головокружение. Чрезвычайно приятное головокружение. До чего же хороша жизнь в Калифорнии! И универмаг этот — магазин его мечты.
Наступил самый приятный для него момент: интродукция к окончательному решению. Просмотр меню перед тем, как заказать блюдо. Полиция Лос-Анджелеса пока по-прежнему находится в недоумении и растерянности. Конечно, в конце концов они могут его вычислить, но едва ли. Слишком он искушен в своем деле. Джекил и Хайд своего времени.
Прохаживаясь вдоль фирменных магазинов, он вдыхал аромат мускуса и цветочных духов, ромашковых и лимонных шампуней. Кожаные сумочки и юбки тоже имели собственный и весьма отчетливый запах.
Все это беспощадно щекотало нервы, но было восхитительно. Ну разве не смешно, что эти прелестные калифорнийские лисички дразнят и возбуждают из всей огромной толпы мужчин именно его?
А ведь он всего-навсего маленький пушистоголовый мальчик-лакомка, заблудившийся в кондитерской. Разве нет? Итак, какую из запретных сладостей он выберет на сегодняшний вечер?
Может быть, вот эту маленькую дуреху в красных туфельках и без чулок, что идет под руку с тем беднягой? Или соблазнительницу в пестром черно-белом костюмчике?
Некоторые женщины и в самом деле при входе и выходе из любимых магазинов окидывали доктора Уилла Рудольфа одобрительными взглядами.
Он был, несомненно, привлекателен даже по самым высоким и требовательным голливудским меркам. Напоминал чем-то певца Боно из ирландской рок-группы «Ю-Ту». Вернее, так выглядел бы Боно, будь он преуспевающим ученым в Дублине, Корке или прямо здесь, в Лос-Анджелесе.
Самая удивительная загадка Джентльмена состояла в том, что женщины почти всегда выбирали его сами.
Уилл Рудольф забрел в «Нейтивити», один из самых популярных в последнее время, перворазрядных магазинов на Мельроз. В «Нейтивити» можно было купить модельный бюстгальтер, кожаный жакет, отделанный норкой, «антикварные» наручные часы «Гамильтон».
Разглядывая молодые гибкие тела в многолюдном магазине, он думал о том, что в Голливуде все по первому разряду: приемы, рестораны и даже магазины. Город фактически попался на крючок собственного особого статуса. И Джентльмен отлично понимал всю притягательность такого статуса. Еще бы, ведь он, Уилл Рудольф, был самым могущественным человеком в Лос-Анджелесе. Он упивался ощущением своей неуязвимости, газетной шумихой, подтверждавшей реальность его существования: он — не фикция, не плод собственного извращенного воображения. Джентльмен держал в узде весь город, причем город весьма влиятельный.
Он подошел поближе к восхитительной блондинке лет двадцати с небольшим. Она рассеянно разглядывала драгоценности. Все это ей явно наскучило. Наскучила ее роскошная жизнь. Она была, безусловно, самой красивой женщиной в «Нейтивити», но не это привлекло к ней Джентльмена.
Она выглядела безоговорочно недоступной. Даже в этом дорогом магазине, среди множества других привлекательных молоденьких женщин от нее исходили флюиды недоступности. Не подходи, словно говорила она. Даже не помышляй. Ты не достоин меня, кем бы ни был.
Он почувствовал, как в душе разразилась буря. Захотелось крикнуть во весь голос, перекрывая шум многолюдного торгового зала:
— Я могу тобой обладать! Могу! Ты понятия об этом не имеешь, но я — Джентльмен.
Губы у блондинки были полные, высокомерно изогнутые. Она понимала, что помада и тени для век ей ни к чему. Стройная, с тонкой талией. Элегантная в особом, свойственном южной Калифорнии стиле. Она была одета в цветастую хлопчатобумажную блузу, юбку с запахом и мокасины из дубленой кожи. Загар безукоризненно ровный и здоровый.
Наконец она взглянула на него. «Словно молнию метнула», — подумал доктор Уилл Рудольф.
Господи, что за глаза! Они должны принадлежать только ему. Целиком. Он бы поиграл ими, покатал в пальцах, носил бы повсюду с собой, словно талисман на счастье.
А ее взору предстал высокий, стройный, привлекательный человек лет тридцати с небольшим. Широкоплечий, атлетически сложенный. Фигура спортсмена или скорее танцовщика. Выгоревшие на солнце каштановые волнистые волосы стянуты на затылке в хвостик. Синие, как у юного ирландца, глаза. Одет в слегка помятую врачебную куртку поверх традиционной оксфордской голубой сорочки, полосатый, принятый среди клиницистов галстук указывает на его профессиональную принадлежность. Башмаки на нем были дорогие, фирмы «Доктор Мартенс» — прочнейшая обувь. Выглядел он непоколебимо уверенным в себе.
Она заговорила первой. Сама его выбрала, не так ли? Взгляд ее голубых глаз светился невозмутимостью и весьма сексуальным сознанием своей неотразимости. Она теребила пальцами позолоченную сережку.
— Я что-то от вас утаила?
Он от души рассмеялся, обрадовавшись такому зрелому чувству юмора в нелегком искусстве знакомства. «Славная предстоит ночка», — подумал он. И был заранее в этом уверен.
— Прошу прощения. Обычно не имею привычки пялиться на женщин, во всяком случае стараюсь, чтобы меня не поймали за этим занятием, — сказал он, продолжая смеяться. Смех у него был искренний, естественный. Приятный смех. Незаменимый в его ремесле инструмент, особенно в Голливуде, Нью-Йорке, Париже — излюбленных охотничьих заповедниках Джентльмена.
— Вы вполне откровенны, и на том спасибо, — ответила она и тоже рассмеялась.
Золотое ожерелье звякнуло. Он с трудом подавил желание протянуть руку, сорвать его и пройтись языком по ее груди.
Если таково его желание, каприз, прихоть — эта женщина приговорена. Но стоит ли торопиться? Может быть, еще поискать?
Кровь бурными мощными толчками забилась в висках. Нужно принимать решение. Он снова заглянул в безмятежные голубые глаза блондинки и нашел там ответ.
— Не знаю, как вы, — произнес он как мог спокойно, — но лично я уже нашел в этом магазине то, что мне чрезвычайно нравится.
— Ну что ж, пожалуй, и я тоже, — сказала она после недолгой паузы. И рассмеялась. — Как вы здесь очутились? Мне кажется, вы не здешний, или я не права?
— Родился в Северной Каролине. — Он открыл перед ней дверь, звякнул колокольчик, и они вместе вышли из дорогого магазина. — Пришлось потрудиться, чтобы избавиться от акцента.
— Вам это удалось.
Удивительно, насколько эта женщина была в восторге от собственной персоны и уверена в себе. Уверенность эта исходила от нее волнами, была частью ее существа. И ему предстоит разбить все это. Разбить вдребезги. О Господи, как жаждет он этого!
— Начали, друзья-легавые! Он выходит из «Нейтивити» с блондинкой. Идут по авеню Мельроз.
Мы вглядывались при помощи биноклей сквозь украшенную витрину «Нейтивити», пытаясь хоть что-то рассмотреть в несусветном столпотворении магазина. Кроме того, ФБР установило прямые микрофоны на доктора Уилла Рудольфа и на блондинку в модном магазине.
Это была целиком и полностью операция ФБР. Полицейское управление Лос-Анджелеса они даже не уведомили о ней. Типично фэбээровская тактика, только теперь я был в одной с ними упряжке, спасибо Кайлу Крейгу. Ребята из ФБР хотели переговорить с Кейт в Лос-Анджелесе. Кайл устроил мне поездку туда после того, как я расписал ему, чего мы уже достигли и как это может быть важно в расследовании дела Казановы.
Было ровно половина шестого: шумный суматошный час пик великолепного солнечного калифорнийского дня. Градусов двадцать пять. А пульс у нас, сидящих в машине, выбивал никак не меньше тысячи ударов в минуту.
Наконец-то мы могли поймать на крючок этого монстра, хотя бы одного из них. Во всяком случае, мы на это очень рассчитывали. Доктор Уилл Рудольф показался мне этаким современным вампиром. Весь день он провел, шатаясь по модным магазинам. Даже девушки, прохлаждавшиеся у бургерных автоматов «Джонни Рокета», выполненных в стиле пятидесятых годов, могли стать его жертвами. Он сегодня, несомненно, вышел на охоту. Выслеживает девочек. Но действительно ли он тот самый Джентльмен?
Я работал бок о бок с двумя старшими агентами ФБР. Мы засели в ничем не примечательном фургончике, припаркованном в переулке, выходящем на Мельроз. Наш переговорник был подключен к суперсовременным прямым микрофонам, установленным на двух из остальных пяти машин, следующих по пятам за возможным Джентльменом. И вот теперь решительный момент был близок.
— Мне кажется, я тоже нашла, что искала, — услышали мы слова блондинки. Она напомнила мне хорошеньких студенток, которых Казанова похищал на Юге. А может быть, это он и есть? Убийца-путешественник? Один в двух лицах?
Специалисты из ФБР здесь, на Западном побережье, считали, что способны ответить на этот вопрос. По их мнению, так называемые безукоризненные преступления на обоих побережьях совершал один и тот же мерзавец, ибо ни одно похищение или убийство не происходило одновременно в двух концах страны. К несчастью, теорий на счет Джентльмена и Казановы, по крайней мере известных мне, существовало никак не менее десятка. Но ни одна из них мне до сих пор не казалась убедительной.
— Вы давно в Голливуде? — услышали мы вопрос блондинки, обращенный к Рудольфу. Тон был игривый. Она, несомненно, с ним кокетничала.
— Достаточно давно, чтобы встретить вас. — Его голос пока что звучал вкрадчиво и почтительно. Правой рукой он слегка поддерживал ее под локоть. И это Джентльмен?
Он совсем не походил на убийцу, но зато очень напоминал Казанову, которого описывала Кейт Мактирнан. Атлет, очень нравится женщинам и доктор. Глаза синие — этот цвет Кейт удалось различить под маской Казановы.
— Этот жеребец, похоже, может играючи любую женщину заарканить, — сказал, повернувшись ко мне, один из фэбээровцев.
— Но не для того, что он собирается с ними вытворять, — ответил я.
— Это ты в точку попал.
Агент Джон Асаро был американцем мексиканского происхождения. Разраставшуюся лысину с лихвой компенсировали густые усы. Ему было, вероятно, под пятьдесят. Второго агента звали Реймонд Косгроув. Оба, похоже, неплохие ребята и профессионалы высокого уровня из ФБР. Меня до поры до времени опекал Кайл Крейг.
Я не мог отвести взгляда от Рудольфа и блондинки. Она показала в сторону сверкающего черным лаком «мерседеса» с опущенным брезентовым верхом. Он стоял там, где вдоль улицы тянулся еще один ряд дорогих магазинов. Голова блондинки с развевающимися на ветру волосами оказалась на фоне кричащей вывески с изображением ковбойского сапога восьми футов высотой.
Мы, затаив дыхание, слушали их разговор на многолюдной улице. Прямые микрофоны не упускали ни слова.
— Вон там моя машина стоит, спортивная. Рыжеволосая дама на пассажирском сиденье — моя подружка. Неужели вы в самом деле считаете, что меня можно вот так запросто заполучить?
Блондинка щелкнула пальцами, и пестрые браслеты на ее руке зазвенели, словно рассмеявшись в лицо Рудольфу.
— Отвалите, доктор.
Джон Асаро громко застонал.
— Бог мой, она его отшила! Его! Вот здорово! Только в Лос-Анджелесе такое возможно.
Реймонд Косгроув забарабанил мясистой ладонью по приборному щитку.
— Сукин сын! Она уходит. Вернись, ягодка моя! Скажи, что пошутила!
Мы поймали его. Почти поймали. У меня тошнота к горлу подкатывала от мысли, что он ускользает от нас. Его надо взять только с поличным, иначе арест невозможен.
Блондинка пересекла Мельроз и села в лоснящийся черный «мерседес». Рыжеволосая подруга ее была коротко стрижена и носила серебряные серьги в форме колец, поблескивавшие в лучах предвечернего солнца. Блондинка наклонилась и поцеловала ее.
Наблюдавший за ними доктор Уилл Рудольф вовсе не казался расстроенным. Он стоял на тротуаре, засунув руки в карманы белой куртки, и вид у него был вполне безмятежный. Как будто ничего не случилось. Может быть, перед нами маска Джентльмена?
Любовная пара махнула на прощание из «мерседеса», машина промчалась мимо, а он одарил их улыбкой, легким пожатием плеч и рассеянным кивком.
Но в микрофонах раздались произнесенные сквозь зубы слова:
— Чао, дамы. Мне бы хотелось разрезать вас обеих на кусочки и скормить чайкам на пляже. А номер вашей машины я, между прочим, запомнил, безмозглые телки.
Мы проводили доктора Уилла Рудольфа до самого его шикарного номера в пентхаусе гостиницы «Беверли-Комсток». Фэбээровцы знали, где он живет. Но с полицейским управлением Лос-Анджелеса этой информацией не поделились. Нервозность и разочарование владели всеми, кто сидел в нашей машине. ФБР затеяло с лос-анджелесской полицией опасную игру в «кошки-мышки».
Я покинул наблюдательный пункт около одиннадцати. Рудольф не выходил из гостиницы часа четыре. Назойливый неумолчный гул у меня в голове не стихал. Я все еще жил по восточному времени. Для меня сейчас было два часа ночи, и я чувствовал настойчивую необходимость лечь и поспать.
Агенты ФБР обещали позвонить сразу, если случится что-то непредвиденное или если доктор Рудольф выйдет на охоту снова. Он сегодня потерпел на Мельроз серьезную неудачу, и я предполагал, что он вскоре отправится на поиски другой жертвы.
Если это и в самом деле Джентльмен.
Меня поселили в «Холидей-Инн» на углу Сансет и Сепульведа. Кейт Мактирнан тоже там остановилась. ФБР отправило ее в Калифорнию, потому что она знала о Казанове более кого-либо другого, проходившего по делу. Мерзавец похитил ее, но она осталась в живых и теперь могла бы опознать убийцу, если он и Казанова окажутся одним и тем же лицом. Большую часть дня она провела в отделах ФБР в центре Лос-Анджелеса, отвечая на всевозможные вопросы.
Ее номер располагался на том же этаже, что и мой, через несколько дверей. Я разок стукнул, и она тут же распахнула белую дверь с черным номером 26.
— Не могла заснуть. Сгораю от любопытства, — сказала она. — Что случилось? Расскажите все по порядку.
Настроение у меня, честно говоря, после неудачной погони было препоганое.
— К сожалению, ничего не случилось. — Я сразу ответил на главный вопрос.
Кейт кивнула, но ждала продолжения. На ней была легкая голубая футболка, шорты защитного цвета и желтые шлепанцы. Сна ни в одном глазу, заведена как пружина. Я рад был видеть ее даже в половине третьего этой поганой ночи.
Я все-таки вошел, и мы поговорили об операции, затеянной ФБР, и о том, что случилось на авеню Мельроз. Я рассказал Кейт, насколько близки мы были к тому, чтобы сцапать доктора Уилла Рудольфа. Припомнил все его слова, каждый жест.
— Разговаривал как истый джентльмен и вел себя так же… до тех пор, пока блондинка его не разозлила.
— Как он выглядит? — спросила Кейт. Ей очень хотелось тоже участвовать в операции. Понятно, что она была разочарована. ФБР притащило ее в Лос-Анджелес, а затем заперло в номере на полдня и на ночь.
— Я вас понимаю, Кейт. Я разговаривал с ребятами из ФБР, и завтра с утра вы будете ездить со мной. Увидите его сами, возможно, прямо утром. Я не хочу сейчас сбивать вас с толку. Идет?
Кейт кивнула, но я понял, что она обиделась. Степень участия в деле ее явно пока не устраивала.
— Простите. Мне вовсе не хочется походить на этакого крутого детектива и командовать вами, — выдавил я наконец. — Но давайте не будем спорить.
— Чего там. Вы тут ни при чем. Так что прощаю. Пожалуй, надо поспать немного. Завтра будет новый день. И, наверное, не из легких.
— Да, наверняка не из легких. Мне правда очень жаль, Кейт.
— Я вам верю. — Она все-таки улыбнулась. — И в самом деле прощаю. Спокойной ночи. Завтра перероем весь Беверли-Хиллз и найдем негодяя.
Я наконец ушел к себе в номер. Бросившись на постель, стал думать о Кайле Крейге. Ему удалось запродать мой неортодоксальный стиль работы своим собратьям только по одной причине: однажды он сработал. На поясе у меня уже болтался скальп одного чудовища. И чтобы раздобыть его, я играл не по правилам. Кайл все понял и с уважением отнесся к результатам. И Бюро, в общем, тоже. Они явно играли здесь, в Лос-Анджелесе, по своим правилам.
Последняя полудремотная мысль была о Кейт и ее защитного цвета шортах. С ума сойти. У меня промелькнула мысль, что она может пройти по коридору и постучать — тук-тук-тук — в мою дверь. В конце концов, мы в Голливуде. Разве не так бывает в кино?
Но Кейт в мою дверь не постучала. Так что со всякими кинематографическими фантазиями пришлось распрощаться.
День в выпендрежном районе ожидался богатый событиями — охотник из охотников рыскал по Беверли-Хиллз. День наподобие того, когда поймали наконец убийцу-душителя Ричарда Рамиреса.
Сегодня мы шли по следу хищного зверя.
Было начало девятого утра. Мы с Кейт сидели в снежно-голубом «таурусе», припаркованном в полуквартале от Медицинского центра Седарс-Синай в Лос-Анджелесе. В воздухе повис какой-то электрический гул, как будто весь город работал от одного гигантского генератора. В памяти всплыла строчка из старой песенки: «Чертов город этот Лос-Анджелес».
Я не находил себе места, нервы натянуты были как струна. Конечности немели, кишки подводило. Плохой признак. Недосыпание. Слишком большое напряжение в течение слишком долгого времени. Охота за монстром от моря до моря.
— Из «БМВ» выходит доктор Уилл Рудольф, — предупредил я Кейт сдавленным шепотом, будто меня душили чьи-то сильные руки.
— Красивый, — пробормотала Кейт. — И уверенный в себе. По походке чувствуется. Доктор Рудольф.
Больше Кейт не произнесла ни слова, только внимательно следила за Рудольфом. Он — Джентльмен? И он — Казанова? Или нас всех охватило общее безумие, природа которого мне пока непонятна?
Температура воздуха с утра была где-то около пятнадцати градусов. Воздух хрустально прозрачен, как осенью на северо-востоке. Кейт была одета в старенький спортивный студенческий костюм, высокие кроссовки и не слишком дорогие солнцезащитные очки. Длинные каштановые волосы она стянула на затылке хвостиком. Вполне подходящие для засады костюм и прическа.
— Алекс, ФБР за ним следит? — спросила она, не отрываясь от бинокля. — Они здесь? Эта скотина не может невзначай улизнуть?
Я покачал головой.
— Если он только подтвердит хоть чем-нибудь, что он и есть Джентльмен, они сразу его сцапают. Им самим этот арест позарез необходим.
Но ФБР еще и мне давало в руки очень полезную ниточку. Кайл Крейг свое обещание сдерживал. Пока, во всяком случае.
Мы с Кейт наблюдали, как доктор Уилл Рудольф выходит из двухместного «БМВ», припарковав его предварительно на частной стоянке на западной стороне клиники. Он был одет в пепельного цвета костюм европейского покроя, превосходно пошитый и очень дорогой. Стоил, вероятно, столько же, сколько мой дом в Вашингтоне. Каштановые волосы по последней моде стянуты в хвостик. Роскошные в черепаховой оправе очки от солнца.
Доктор клиники для избранных из Беверли-Хиллз. Дьявольски самоуверенный. Неужели тот самый Джентльмен, пропади он пропадом, который весь город на уши поставил?
Мне мучительно захотелось броситься на стоянку, сбить его с ног прямо там и захомутать немедленно. Я так стиснул зубы, что челюсть заныла. Кейт глаз не сводила с доктора Уилла Рудольфа. Может быть, он еще и Казанова? Неужели это один и тот же зверь? Неужели?
Мы оба следили за ним неотступно, пока он шел по больничной стоянке. Шаг у него был широкий, быстрый, энергичный. Ни малейших признаков нервозности. Наконец он исчез за серебристо-стальной боковой дверью клиники.
— Доктор, — произнесла Кейт и потрясла головой. — Это так дико, Алекс. У меня все дрожит внутри.
Щелчок переговорника заставил нас вздрогнуть от неожиданности, но тут же прозвучал низкий хрипловатый голос агента Джона Асаро.
— Видели его, ребята? Неплохо смотрится. Что думает мисс Мактирнан? Каков приговор нашему шизику?
Я посмотрел на сидевшую рядом Кейт. В тот момент она выглядела на все свои тридцать один. Слегка растерянная, неуверенная. Даже лицо посерело. Главный свидетель. Она полностью понимала серьезность момента.
— Мне кажется, это не Казанова, — наконец сказала она и покачала головой. — Не такого сложения. Худее… держит себя по-другому. Не могу поручиться на сто процентов, но думаю, это не он, черт его побери. — В голосе ее проскользнула нотка разочарования.
Кейт продолжала качать головой.
— Нет, я почти уверена, что это не Казанова, Алекс. Их, видимо, двое. Два шизика.
Карие глаза напряженно вглядывались мне в лицо.
Итак, их двое. Конкурируют? Что же это за игра у них такая на разных побережьях?
Пока сидишь на стреме, только и дел, что языком почесать. Это было мне хорошо знакомо. У нас с Сэмпсоном в Вашингтоне даже поговорка была по этому поводу: «Им убивать — нам выжидать».
— Сколько он может зарабатывать врачебной практикой в Беверли-Хиллз, если дела идут хорошо? Хотя бы приблизительно, — спросил я Кейт. Мы по-прежнему следили за частной стоянкой доктора у Седарс-Синай. Делать было нечего. Знай себе разглядывай новенькую с иголочки «БМВ» Рудольфа и трепись как бывало со старым приятелем у входа в вашингтонское полицейское управление.
— Думаю, он берет по полторы-две сотни за визит. Значит, в год может выходить до пятисот — шестисот тысяч. И еще оплата за хирургические операции, Алекс. Но все это в том случае, если у него есть совесть. А мы-то знаем, что совести у него нет, так что он скорее всего берет больше.
Я недоверчиво покачал головой и потер ладонью подбородок.
— Надо будет снова частной практикой заняться. Ребенку новые башмаки нужны.
Кейт улыбнулась.
— Скучаете по своим, да, Алекс? Все время о детях говорите. Деймон и Дженни. Бильярдный шар и подлиза.
Я улыбнулся в ответ. Кейт уже знала прозвища моих ребятишек.
— Да, конечно. Они мои малыши. Мои маленькие приятели.
Кейт рассмеялась. Хорошо, что мне удается ее развеселить. Я вспомнил ее грустные и забавные рассказы о сестрах, особенно о близняшке Кристин. Смех — лучшее лекарство.
Черный двухместный «БМВ» по-прежнему стоял на своем месте, ярко поблескивая дорогими боками в лучах калифорнийского солнца. «Слежка всю душу выматывает, — подумал я, — все равно в каком месте. Даже в солнечном Лос-Анджелесе».
С легкой руки Кайла Крейга у меня здесь, в Лос-Анджелесе, появилось много концов. Гораздо больше, чем их было на Юге. И Кейт он тоже дело нашел. Но все это наверняка не за здорово живешь. Старый прохвост Кайл хотел, чтобы я допросил Джентльмена, как только его поймают, и доложил ему результаты. Было у меня подозрение, что Казанову он хочет приберечь для себя.
— Вы вправду думаете, что эти двое конкурируют? — спросила Кейт после небольшой паузы.
— Психологически это, мне кажется, имеет смысл, — сказал я. — Они могут чувствовать потребность переплюнуть друг друга. Джентльмен своими дневниками как бы говорит: «Смотри, я лучше тебя. Более знаменитый». Но до конца я еще не понял. Вероятно, когда делишься своими подвигами, острых ощущений получаешь больше, чем когда скрываешь их. Им обоим явно нравится раззадоривать себя.
Кейт посмотрела мне прямо в глаза.
— Алекс, у вас не возникает мерзкого ощущения, когда вы все это обдумываете?
Я улыбнулся.
— Именно поэтому и хочу скорее поймать обоих мерзавцев. Тогда это ощущение сразу пройдет.
Мы с Кейт оставались на своем посту до тех пор, пока Рудольф наконец не вышел из больницы. Было около двух часов пополудни. Он поехал прямо к себе в офис на Норт-Бедфорд, к западу от Родео-Драйв. Там он принимал больных. По большей части женщин. Доктор Рудольф занимался пластической хирургией. Его профессиональный долг состоял в том, чтобы «создавать» и «лепить». Женщины от него зависели. Они были его пациентками и… сами его выбирали.
Около семи вечера мы поехали вслед за Рудольфом домой. «Пятьсот — шестьсот тысяч в год, — думал я. — Больше, чем я мог бы заработать за десяток лет. Неужели эти деньги нужны ему для того, чтобы быть Джентльменом? А Казанова, интересно, тоже богат? И тоже врач? Именно благодаря этому они совершают свои „безукоризненные“ преступления?»
Вопросы, вопросы — они не давали мне покоя. Я достал из брючного кармана карточку. Уже начал составлять короткое досье на Казанову и Джентльмена. Добавлял или вычеркивал какие-то существенные детали к портрету каждого. Карточку эту все время с собой таскал.
КАЗАНОВА
Коллекционер
гарем
художник, создает разные маски… чтобы отобразить настроение или воплотиться в том или ином образе?
врач?
объясняется жертвам в «любви»
получает удовольствие от насилия
знает обо мне
конкурирует с Гэри Сонеджи?
конкурирует с Джентльменом?
ДЖЕНТЛЬМЕН
Дарит цветы — они некий сексуальный символ?
в крайней степени агрессивен и опасен
интересуется молодыми красивыми женщинами всех типов
очень собран и предусмотрителен
не изощряется в способах убийства
врач
хладнокровен и невозмутим, как убийца… мясник
жаждет признания и славы, вероятно, богат — номер в пентхаусе
окончил Королевскую медицинскую академию в 1986 году
родился и вырос в Северной Каролине
Пока мы с Кейт прохлаждались у гостиницы, я раздумывал о связи между Казановой и Рудольфом. В голову пришла мысль о психологической взаимосвязи, типичной для двойников или близнецов. Вот где может быть ключ. Именно это обстоятельство способно объяснить странные отношения между двумя чудовищами. Они вытекают из необходимости единения, которое часто возникает между двумя одинокими людьми. Стоит таким «близнецам» объединиться, как они тут же становятся единым целым, приобретают зависимость друг от друга и часто одержимы стремлением к такой зависимости. Иногда «близнецы» начинают яростно соперничать.
Их тяга друг к другу все равно что стремление к спариванию. Желание принадлежать одному гнезду, тайному клубу. Только двое и никаких паролей. Как отрицательное явление подобное «спаривание» выражается в соединении двух людей ради удовлетворения их индивидуальных потребностей, обоюдно нездоровых.
Я решил посоветоваться с Кейт. Они ведь с сестрой тоже близнецы.
— Очень часто в отношениях между близнецами кто-то верховодит, — сказал я. — А как было у вас с сестрой?
— В нашем с Кристин случае, вероятно, лидером была я, — ответила Кейт. — Я получала в школе хорошие отметки. В некоторых случаях вела себя активнее. В старших классах она даже прозвала меня Танком за мою пробивную способность. А иногда называла и похуже.
— Доминирующий близнец может взять на себя мужскую роль в структуре поведения, — объяснял я Кейт. Мы беседовали друг с другом, как профессионалы-врачи. — Хотя он вполне может быть не слишком искушен в искусстве общения.
— Как вы, наверное, догадываетесь, я кое-что читала о взаимоотношениях близнецов, — с улыбкой сообщила Кейт. — В этом случае возникает на удивление прочная структура, внутри которой взаимосвязанная пара может действовать самыми различными способами. Я верно рассуждаю?
— Верно, доктор Мактирнан. В случае с Джентльменом и Казановой каждый из них как бы имеет собственного телохранителя-пособника. Может быть, именно поэтому им так все удавалось. Безукоризненные преступления. Каждому из них обеспечена некая неотъемлемая, невероятно эффективная эмоциональная поддержка.
В голове колоколом прогудел вопрос: «Как и где они впервые встретились? В медицинской академии? Может быть, Казанова тоже там учился?» В этом был смысл. И потом эта мысль напомнила мне дело Леопольда-Лоуба в Чикаго. Двое мальчиков, очень умных и очень непростых, совершали запрещенные акты. Делились грешными мыслями и грязными тайнами, поскольку были одиноки и ни с кем больше не могли поделиться… Самое худшее, самое разрушительное проявление тяги родственных душ друг к другу.
Может быть, это начало разгадки? Так мне подумалось. Могут ли Казанова с Джентльменом быть духовными близнецами? Работают ли они и в самом деле вместе? Что же это у них за мерзкая игра на пару?
— Пошли окна перебьем, ворвемся и все загадки сразу разрешим, — сказала Кейт. Настроение у нее было такое же, как у меня. Мы оба были уже способны на все.
Нам не терпелось разделаться с этими повзрослевшими Леопольдом и Лоубом.
Пробило восемь, а наша «стрема» все продолжалась. Может быть, все-таки доктор Уилл Рудольф не Джентльмен? Бет Либерман, репортер «Лос-Анджелес Таймс», могла ошибаться. Только теперь ее ни о чем не спросишь…
Мы с Кейт обсудили все, что могли: баскетбольную команду «Лос-Анджелес Лейкерз» без игроков Мэджика Джонсона и Карима, последний альбом Арона Невилла, совместную жизнь Хиллари и Билла Клинтонов, преимущества медицинского университета Джонса Хопкинса перед медицинским факультетом университета Северной Каролины.
Между нами по-прежнему вспыхивали некие странные искры. Я неофициально провел несколько сеансов терапии с Кейт Мактирнан и один сеанс гипноза. Я понимал, что боюсь пожара, готового вспыхнуть в нас. Что со мной такое? Пора начать жизнь сызнова, перешагнуть пропасть, возникшую после утраты жены Марии. Мне казалось, что все неплохо шло с женщиной по имени Джеззи Фланаган, но опустошенность, которую я потом испытал, ничем невозможно было заполнить.
Наконец мы с Кейт добрались до тем более личного характера. Она спросила, почему я чураюсь близких взаимоотношений (потому что жена умерла, потому что последняя связь окончилась неудачей, потому что у меня двое детей?). Я спросил, отчего она так осторожно относится к определенного свойства связям (оттого, что боится умереть от рака яичников или груди, как ее сестры; боится, что могут умереть любовники или бросить ее, короче, что она будет снова терять близких?).
— Ну что ж, мы с вами неплохая парочка.
Я улыбнулся и покачал головой.
— Наверное, мы оба страшимся утрат, — сказала Кейт. — И все же любить и терять лучше, чем бояться.
Но прежде, чем мы успели углубиться в эту тему, появился доктор Уилл Рудольф. Я взглянул на часы на приборном щитке. 10.20.
Рудольф был одет в черную вечернюю пару. Блейзер в талию, водолазка, узкие брюки, шикарные ковбойские сапоги. Вместо «БМВ»-седана он теперь сел за руль белого «рэнджровера». Выглядел свежевымытым, выспавшимся. Я ему позавидовал.
— Весь в трауре наш доктор, — с натянутой улыбкой отметила Кейт. — Костюм убийцы?
— Возможно, он одет для встречи за ужином, — предположил я. — Может быть, он сначала женщину приглашает на ужин, а потом уже убивает. Чем не вариант?
— Тогда он и в дом к ним может попасть. Какая мерзость! Два отъявленных негодяя на свободе.
Я завел мотор, и мы двинулись вслед за Рудольфом. Фэбээровцев, которые должны были нас прикрывать, я не видел, но твердо знал, что они рядом.
Бюро так и не подключило к этой операции полицейское управление Лос-Анджелеса. Не слишком безопасная игра, но достаточно привычная для ФБР. Они считают себя асами во всем на свете и непререкаемым авторитетом. Решили, что это преступление федерального масштаба, стало быть, им его и раскручивать. У кого-то в Бюро на это дело сильно стояло.
— Вампиры всегда по ночам охотятся, правда? — спросила Кейт, пока мы ехали по Лос-Анджелесу в южном направлении. — Очень на это похоже, Алекс. Джентльмен-Ловелас Брэма Стокера. Документальный роман ужасов.
Я понимал Кейт и разделял ее ощущения.
— Он монстр. Но создал себя сам. Так же, как Казанова. Это еще одна общая их черта. Брэм Стокер, Мэри Шелли, они оба писали о выдуманных чудовищах в человеческом образе, бродящих по земле. А теперь перед нами шизики, воплотившие в жизнь их изощренную фантазию. Ну и страна!
— Не нравится, скатертью дорога, малыш, — растягивая слова на южный манер, произнесла Кейт и подмигнула мне.
Мне в жизни столько раз приходилось участвовать в слежке, что я успел поднатаскаться. Диплом выпускника, как мне кажется, я получил во время розыска Сонеджи. Поэтому успел оценить способности ФБР Западного побережья. Они тоже неплохо справлялись.
Агенты Асаро и Косгроув включили переговорник, как только мы снова тронулись с места. Они отвечали за группу преследования Уилла Рудольфа. Мы так до сих пор и не знали, Джентльмен ли он. Не было доказательств. Доктора Рудольфа мы пока трогать не имели права.
Теперь мы следовали за «рэнджровером» на запад. Наконец Рудольф свернул на Сансет-Драйв и дальше поехал по прямой на Тихоокеанскую автостраду. Затем он двинулся на север по Первой американской автостраде. Я обратил внимание на то, что он все время, пока ехал по Лос-Анджелесу, держал скорость в установленных пределах. Но стоило выбраться на шоссе, как он рванул, словно крылья выросли.
— Куда его несет, черт побери? У меня прямо душа в пятки уходит, — призналась Кейт.
— Все будет в порядке. Хотя ночью за ним гоняться не слишком приятно. — Мне и в самом деле казалось, будто мы остались с ним один на один. Куда же в самом деле его несет? Если следовать его схеме, то в самом скором времени он должен кого-то убить. Наверняка душа горит.
Путешествие наше оказалось долгим. Над нами в калифорнийском ночном небе сверкали звезды. Шесть часов спустя мы все еще мчались по Первой автостраде. Наконец «рэнджровер» проехал причудливый деревянный указатель, на котором помимо других была надпись: «Государственный парк „Биг-Сер“».
Дальше на дороге нам встретился древнего вида фургон с надписью на бампере: «Представьте себе промышленную катастрофу».
— Представьте себе, что доктору Уиллу Рудольфу как следует вмажут, — проворчала Кейт.
Когда мы сворачивали с шоссе, я взглянул на часы.
— Начало четвертого. Поздновато для него ввязываться в серьезную передрягу. — Я надеялся, что он поостережется это делать.
— Если и были какие-то сомнения, то теперь ясно, что он самый что ни на есть вампир-кровосос, — пробормотала Кейт. Почти все время нашего долгого пути она ехала, прижав руки к груди. — Ему не терпится залечь поспать в свой любимый гроб.
— Верно. Там-то мы и вгоним ему в сердце осиновый кол, — напомнил я.
У нас обоих уже слегка кружилась голова. Я по дороге таблетку принял. Кейт отказалась. Она сказала, что о лекарствах знает слишком много, чтобы относиться к ним положительно.
Мы оставили позади целую серию дорожных указателей: Пойнт-Сер, Пфайфер-Бич, Биг-Сер-Лодж, Вентана, Институт Исален. Уилл Рудольф выбрал направление на Биг-Сер-Лодж, Сикамор-Каньон, мотель «Ботчерз-Гэп».
— А я надеялась, что он поедет в Исален, — объявила Кейт. — Учиться медитации, чтобы общаться со своей смятенной душой.
— Что же он задумал этой ночью? — спросил я сам себя вслух. Чем они с Казановой занимаются? Пока что понять это было невозможно. — Его берлога, наверное, здесь, в лесу, Кейт, — предположил я. — Может быть, у него такой же дом ужасов, как у Казановы?
Родственные души, снова мелькнула мысль. Это все больше походило на правду. У них наверняка есть какая-то система взаимопомощи. Пути обоих монстров следуют параллельно. Но где-то ведь они встретились! Охотились когда-нибудь вместе? У меня было подозрение, что это так.
Белый «рэнджровер» трясся по холмистой и довольно извилистой дороге, отходившей на восток от океана. Древние мрачные заросли калифорнийских мамонтовых деревьев выстроились по обе стороны узкой ленты шоссе. Белая полная луна, казалось, плыла прямо над «ровером», следовала за ним по пятам.
Я позволил ему уйти довольно далеко вперед, так что теперь он совсем пропал из вида. Огромные ели, толпившиеся вдоль дороги, устремлялись нам навстречу и оставались позади. Темные призраки реальной жизни. В свете фонаря блеснул яркий желтый дорожный знак, и мы прочли:
«В сырую погоду дорога непроходима».
— Он здесь, Алекс. — Кейт слегка опоздала с предупреждением. — Он остановился.
Джентльмен, прищурившись, скользнул взглядом по нашей проскочившей мимо машине.
Он нас видел.
Доктор Уилл Рудольф свернул на ухабистую грунтовую дорогу, отходившую от главного шоссе. Вышел из «рэнджровера» и нагнулся что-то взять с заднего сиденья. Нашу машину, проехавшую мимо, он оглядел недоуменным взглядом.
Я продолжал ехать, не снижая скорости, по темному шоссе, казавшемуся еще чернее от нависших над ним сучковатых ветвей. Через несколько сот ярдов после изгиба дороги я свернул на узкую обочину и остановился у железного дорожного столба, предвещавшего впереди еще более опасные изгибы и повороты.
— Он остановился у коттеджа, — сообщил я по вмонтированному в автомобиль переговорнику. — Из машины вышел.
— Видели. Мы его засекли, Алекс, — послышался в ответ голос Джона Асаро. — Мы находимся по другую сторону коттеджа. Внутри вроде бы темно. Включает свет. El pais grande del sur.[19] Вот как испанцы в давние времена называли эти места. Тут бы его и сцапать, ублюдка.
Мы с Кейт вышли из машины. Она слегка побледнела по вполне понятным причинам. Температура воздуха была где-то около нуля. Горный воздух свеж. Но Кейт дрожала не только от холода и сырости.
— Скоро мы его возьмем, — успокоил я ее. — Он начинает совершать ошибки.
— Наверное, вы правы, — тихо сказала она, — возможно, это второй дом ужасов. — Она не мигая смотрела перед собой. С нашей первой встречи в больнице я ни разу не видел, чтобы она так нервничала. — Мне так кажется, Алекс… Очень похоже на прежние ощущения. Очень мерзкие ощущения. Героиней меня не назовешь, правда?
— Поверьте, Кейт, я тоже сейчас отвагой похвастать не могу.
Густой прибрежный туман, казалось, поселился здесь навеки. Меня подташнивало и знобило, но надо было двигаться к логову зверя.
Мы с Кейт углубились в темные заросли и направились к коттеджу. Северный ветер свистел и завывал среди мамонтовых деревьев и елей. Кто знает, что нас здесь ждет.
— Черт, — выругалась Кейт, выразив этим словом всю гамму чувств, вызванных ночным приключением. — Мне сейчас не до шуток, Алекс.
— Мне тоже.
El pais grande del sur в три часа ночи. Рудольф прибыл на заброшенный аванпост на самом краю земли. Дом Казановы стоял на юге, и тоже в густом лесу. «Исчезающий» дом, где он держал свою живую коллекцию.
Я вспомнил жуткие дневники, публиковавшиеся в «Лос-Анджелес Таймс». Может быть, Наоми по прихоти какого-то безумца привезли сюда? И теперь держат в этом коттедже или где-то поблизости?
Я внезапно остановился. От воя ветра по телу бегали мурашки и возникало гадкое, но вполне соответствующее обстоятельствам ощущение. Впереди виднелся небольшой коттедж. Розовый с белыми дверьми и оконными рамами. Вполне симпатичный летний домик.
— Он нам свет оставил, — прошептала у меня за спиной Кейт. — Казанова, я помню, любил слушать рок-н-роллы на полную громкость, когда бывал в доме.
Я понимал, насколько ей тяжело снова вызвать воспоминания о своем ужасном заключении, вновь переживать его.
— Этот дом на тот ничем не смахивает? — спросил я, стараясь сохранять внутреннее равновесие, готовя себя к встрече с Джентльменом.
— Не знаю. Я ведь тот дом видела только изнутри. Алекс, хоть бы он не исчез у нас на глазах. Будем надеяться.
— Я сейчас на многое надеюсь. Эту надежду теперь тоже в список занесу.
Коттедж, крытый двухскатной крышей, был, вероятно, выстроен для летнего отдыха или поездок на выходные дни. Судя по внешнему виду, там должно быть три-четыре спальни.
Когда мы подошли поближе, я достал свой «глок». Это оружие в наши дни незаменимо в городских условиях. Весит в заряженном состоянии чуть больше фунта и легко прячется. В el pais grande del sur он наверняка тоже сгодится.
Кейт по-прежнему оставалась у меня за спиной, когда мы вышли на полянку, служившую задним двором. Дорогу к дому освещали всего два источника. Во-первых, фонарь на крыльце и, во-вторых, окно на задней стороне дома. Я направился ко второму, более тусклому. Махнул Кейт, чтобы не ходила за мной, и она отстала.
Это может быть Джентльмен, предупреждал я себя. Не суетись. Не исключена ловушка. Здесь можно всего ожидать. С этого момента любые предсказания отменяются.
Я уже видел спальню сквозь заднее окно. Я находился всего шагах в десяти от дома и, вполне возможно, от убийцы, терроризировавшего все Западное побережье. И тогда я его увидел.
Доктор Уилл Рудольф мерил шагами небольшую, отделанную деревянными панелями комнату и разговаривал сам с собой. Мне показалось, что он чрезвычайно возбужден. Обхватил себя обеими руками. Подойдя еще ближе, я заметил, что он весь в поту. Совсем не в лучшем виде. Эта сцена напомнила мне «одиночки» в психиатрических лечебницах, где пациенты временами выговаривают вслух мучащие их проблемы и тяжелые ощущения.
Внезапно Рудольф на кого-то крикнул… но в комнате никого, кроме него, не было. Лицо его и шея побагровели, а он все кричал и кричал… ни на кого, в пустоту! Кричал изо всех сил. Казалось, что вены вот-вот лопнут.
От этого зрелища у меня мороз по коже пробежал, и я отошел от коттеджа.
Но голос его и слова, которые он выкрикивал, все еще звенели у меня в ушах: «Черт тебя побери, Казанова! Целуй девочек! Целуй теперь этих телок сам!»
— Какого черта там делает Кросс? — спросил агент Джон Асаро своего напарника.
Они находились в самой чаще леса по другую сторону коттеджа в Биг-Сер. Коттедж этот вызвал в памяти Асаро первый альбом группы «Бэнд» под названием «Музыка большой гвоздики». Ему казалось, что из тумана вот-вот выбегут всякие юные бездельники и хиппи.
— Вероятно, Кросс — «подсадная утка», Джонни. Откуда мне знать? Он знаток, специалист по психам. Человек Кайла Крейга, — пожав плечами, сказал Рей Косгроув.
— Ну и что? Значит, пусть делает, что в голову взбредет?
— Значит, так. — Косгроув снова пожал плечами. За время работы в Бюро он столько повидал всяких дурацких ситуаций, столько «спецназначений», что теперешними обстоятельствами его удивить было невозможно. — Прежде всего, — заметил Косгроув, — нравится нам это или нет, его спустили прямиком из Вашингтона.
— Меня от этого Вашингтона всегда блевать тянет, — сказал Асаро.
— Всех тянет, Джонни, а во-вторых. Кросс хотя бы настоящий профессионал, и этого у него не отнимешь. Не просто прославленный легавый. В-третьих, — продолжал старший и более опытный напарник, — и это самое главное: то, что у нас имеется на доктора Рудольфа, еще не доказывает, что это наш шизик. Иначе мы бы давно подключили полицию Л-А, армию, флот и подводников.
— Может быть, покойная мисс Либерман совершила ошибку, занеся его имя себе в компьютер?
— То, что она где-то допустила ошибку, это несомненно, Джонни. Может быть, вообще все ее догадки ошибочны.
— А не мог Уилл Рудольф быть в прошлом ее любовником? Вот она машинально и внесла его имя в компьютер.
— Сомнительно. Но возможно, — согласился Косгроув.
— Значит, мы следим за доктором Рудольфом и за доктором Кроссом, следящим за доктором Рудольфом, так? — спросил агент Асаро.
— В точку попал, приятель.
— Может быть, доктор Кросс и доктор Мактирнан хоть немного повеселят нас.
— Ну, этого заранее никогда не скажешь. — Реймонд Косгроув улыбнулся. Он думал, что все это дело похоже на охоту за химерами, и для него такое было бы не впервой, но химера — химерой, а дело все равно крупное и невероятно пакостное. Теперь оно вышло на федеральный уровень, и любую мельчайшую улику обследовали с невероятной скрупулезностью. Шутка ли, шизик орудовал от побережья до побережья!
А раз так, значит, ему, его напарнику и еще двоим агентам ФБР предстоит проторчать в темных лесах Биг-Сер всю ночь напролет до самого утра, коли надо. Они будут послушно следить за летним домиком хирурга-косметолога из Л-А, который, может быть, и есть тот самый ужасный убийца, а может быть, просто хирург-косметолог из Л-А.
Еще они будут следить за Алексом Кроссом и доктором Мактирнан и сплетничать о них. Но у Косгроува для этого было неподходящее настроение. А с другой стороны, дело все-таки крупное, как ни кинь. И если ему в самом деле удастся поймать Джентльмена, он сам станет прославленным легавым. Может быть, его даже сыграет в кино какой-нибудь знаменитый актер. Приглашают ведь кинозвезд на роли испанцев, так?
Мы с Кейт отошли от коттеджа на безопасное расстояние и спрятались за густыми елями.
— Я слышала, как он кричал, — сказала Кейт, когда мы углубились в лес. — Что вы там видели, Алекс?
— Дьявола, — ответил я, и сказал правду. — Видел совершенно безумного и насквозь порочного человека, разговаривавшего с самим собой. Если он не Джентльмен, то слишком хорошо его изображает.
Мы оба оставались на нашем наблюдательном посту у берлоги Рудольфа еще несколько часов. Таким образом, удалось немного отдохнуть. Около шести утра я встретился с ребятами из ФБР, и они передали мне карманный «уоки-токи» на случай, если мне срочно понадобится что-нибудь сообщить. Меня по-прежнему интересовал вопрос, как много они мне не рассказали из того, что знали.
Когда доктор Уилл Рудольф наконец снова появился на свет Божий, было начало второго субботнего дня. Серебристо-голубоватый нимб морского тумана к этому времени наконец рассеялся. Лесные сойки носились и вопили у нас над головами. При других обстоятельствах это место могло показаться очень милым для отдыха в горах.
Доктор Рудольф привел себя в порядок в отдельной, стоявшей во дворе за домом ослепительно белой душевой. Он был мускулист, с плоским животом, подвижный и подтянутый. Чрезвычайно привлекателен. Он прыгал и приплясывал нагишом. Но осанка его казалась слегка наигранной. Джентльмен.
— Он так невероятно уверен в себе, Алекс, — заметила Кейт, когда мы наблюдали за ним из леса. — Только посмотрите на него.
Все это выглядело очень странно, словно священнодействие какое-то. Может быть, танец — часть ритуала? Один из характерных приемов Джентльмена?
Приняв душ, он прошел через задний двор к небольшому палисаднику, заросшему лесными и полевыми цветами. Собрав букет, он понес его в дом. Цветы — неизменная принадлежность Джентльмена! Что дальше?
В четыре часа пополудни Рудольф снова вышел из задней двери коттеджа. На нем были узкие черные джинсы, белая трикотажная рубашка и черные кожаные сандалии. Он сел в «рэнджровер» и направился к Первой автостраде.
Примерно через две мили на юг по прибрежной дороге он остановился у ресторана и кафе под названием «Умиротворение». Мы с Кейт дожидались на песчаной обочине, а затем последовали за «рэнджровером» на большую переполненную стоянку. Громкоговорители, спрятанные в ветвях деревьев, развлекали посетителей мелодией Джимми Хендрикса «Электрик Ледилэнд».
— А может быть, он самый обыкновенный лос-анджелесский сексуально озабоченный доктор? — предположила Кейт, когда мы наконец въехали на стоянку и стали искать место.
— Нет. Он Джентльмен, это точно. Это наш калифорнийский мясник. — Я в это уверовал на сто процентов, понаблюдав за ним ночью и сегодня утром.
В «Умиротворении» было полно народу, в основном молодые, привлекательного вида люди лет двадцати — тридцати, но попадались и хиппи-переростки, кое-кому из которых уже перевалило за шестьдесят. «Вареные» джинсы, последние модели купальников — крик моды Западного побережья, — разноцветные шлепанцы, дорогие походные башмаки. Полная разноголосица.
Попадалось и довольно много красивых женщин. Всех возрастов и комплекций, разных этнических групп. Целуй девочек.
Я, конечно, уже слышал об «Умиротворении». Это местечко славилось в шестидесятых, но еще раньше Орсон Уэллес купил вожделенную, невероятной красоты «недвижимость» для Риты Хейворт.
Мы с Кейт наблюдали за тем, как доктор Рудольф вел себя у стойки бара. Как подобает благовоспитанному человеку. Улыбнулся бармену.
Над чем-то посмеялся вместе с ним. Осмотрелся вокруг, внимательно разглядывая красивых женщин. Но, судя по всему, ему они не показались достаточно красивыми.
Он вышел на большую каменную террасу, смотревшую на океан. Дорогие музыкальные системы разносили звуки рок-музыки семидесятых и восьмидесятых годов. Группы «Грейтфул Дэд», «Дорз», «Иглз». Теперь звучала песня «Отель „Калифорния“».
— Неплохое местечко для его целей, Алекс. Какие бы это цели ни были.
— Его цель — жертва номер семь. Шесть уже было, — сообщил я.
Далеко внизу, на недоступном пляже, разгуливали морские львы, бурые пеликаны, большие бакланы. Мне хотелось, чтобы здесь были Деймон и Дженни и тоже могли все это видеть, а еще, чтобы обстоятельства моего здесь пребывания были совсем иные.
Там, на террасе, я взял Кейт за руку.
— Давайте делать вид, что мы любовная парочка, — сказал я и подмигнул.
— А может быть, так оно и есть. — Она подмигнула мне в ответ.
Мы видели, как Рудольф подошел к яркой блондинке. Она была того типа, который предпочитал Джентльмен. Лет двадцати с небольшим. Прекрасная фигура. Красивое лицо. «Но таких и Казанова предпочитает», — подумалось мне.
Волнистые выгоревшие волосы спадали до узкой талии. На ней было цветастое, красно-желтое платье и тяжелые черные, по европейской моде, туфли. И походка хоть куда — не шла, а плыла. В руке бокал шампанского.
Я до сих пор не заметил поблизости, ни Косгроува, ни Асаро и поэтому слегка нервничал, чувствуя себя в глупом положении.
— Хороша, правда? Просто красавица, — шепнула Кейт. — Нельзя позволить ему надругаться над ней, Алекс. Нельзя допустить, чтобы с этой бедняжкой что-нибудь случилось.
— Не допустим, — пообещал я. — Но сцапать его нужно с поличным, хотя бы за похищение. Нам нужны доказательства, что он и есть Джентльмен.
В конце концов, я все-таки разглядел у главной многолюдной стойки Асаро. На нем была ярко-желтая футболка фирмы «Найк», и он вполне вписывался в окружение. Ни Косгроува, ни двух других агентов я не заметил, что было неплохим знаком.
Рудольф и молодая блондинка спелись почти мгновенно. Она оказалась весьма общительной хохотушкой. Зубы у нее были безукоризненные и улыбка неотразимая. Такую красотку нельзя не заметить даже в переполненном зале. Мозги у меня заработали на полный ход. Джентльмен за работой? Мы наблюдаем процесс?
— Он охотится… вот что. — Кейт щелкнула пальцами. — Выбирает себе любую, какую пожелает. Все, оказывается, очень просто… Они клюют на его внешность, Алекс, — продолжала она. — У него вид победителя, и он очень красив. Некоторые женщины перед такой комбинацией устоять не в силах. Она позволяет ему думать, что увлеклась его болтовней, но на самом деле только его неотразимой рожей.
— Так, значит, она сама его выбрала? — спросил я. — Нашего неотразимого убийцу.
Кейт кивнула. Она не могла отвести взгляда от этой пары.
— Она выбрала Джентльмена. Он, конечно, хотел этого сам. Вот именно так он их и подбирает, и поэтому его трудно поймать.
— А ведь Казанова не так работает. Верно?
— Может быть, Казанова некрасив? — Кейт повернулась ко мне. — И поэтому носит маски. Может быть, он уродлив, безобразен и стыдится своего вида.
У меня было другое мнение, иная теория насчет Казановы и его масок, но я не хотел пока ничего говорить.
Джентльмен и его новая подруга заказали по булочке с амброзией[20] — фирменное блюдо. Мы с Кейт тоже. Уж раз попали в рай… Они проторчали в кафе часов до семи, а потом собрались уходить.
Мы с Кейт тоже поднялись из-за стола.
Если не учитывать жутких обстоятельств, я, можно считать, прекрасно проводил время. Стол наш стоял так, что мы видели океан. Там, внизу, волны разбивались о груду черных скользких валунов, и до нас доносился громкий лай морских львов.
Я заметил, что по дороге к автомобильной стоянке наши вновь испеченные любовники друг до друга ни разу не дотронулись. Такое наблюдение, заставило меня предположить, что один из них в глубине души стеснителен.
Доктор Уилл Рудольф учтиво открыл перед блондинкой дверь «рэнджровера», и она со смехом скользнула внутрь. Он изобразил легкий элегантный поклон. Джентльмен.
«Она выбрала его», — думал я. Пока это еще не похищение. Пока еще последнее слово остается за ней.
Нам не за что было его арестовывать. Нечего предъявить.
Безукоризненные преступления.
На обоих побережьях.
Мы следовали за «рэнджровером» на приличном расстоянии вплоть до самого коттеджа. Я остановил машину примерно в четверти мили дальше по дороге. Сердце стучало громко и настойчиво. Настал момент истины, занавес поднимался.
Мы с Кейт пробежали обратно к коттеджу по лесу и нашли укромное местечко менее чем в пятидесяти ярдах от берлоги доктора Рудольфа.
Нам даже слышно было музыкальное треньканье ветряных колокольчиков. С моря наплывал холодный сырой туман, и у меня начинали мерзнуть ноги.
Джентльмен в коттедже. Готовится. Но к чему? Кишки у меня в животе сжались в тугой комок. Мне не терпелось застукать доктора Уилла Рудольфа за его мерзким занятием. И я не желал сейчас думать о том, сколько раз он раньше предавался ему. Увозил куда-то молодых женщин. Увечил их. Забирал с собой домой ступни, глаза, пальцы, сердца. Сувениры убийцы.
Я взглянул на часы. Рудольф находился в коттедже с блондинкой из «Умиротворения» всего несколько минут. По другую сторону коттеджа я заметил в лесу какое-то движение. Фэбээровцы на месте. Напряжение возрастало.
— Алекс, а вдруг он ее убьет? — спросила Кейт. Она стояла совсем близко, я даже чувствовал жар, исходивший от ее тела. Она знала, что значит оказаться пленницей дома ужасов. Она понимала опасность лучше кого бы то ни было.
— Он своих жертв сразу не убивает. Следует заведенному порядку, — объяснил я. — Всех своих прежних жертв он держал по целому дню. Поиграть любит. И от правил своих не отступится.
Мне хотелось в это верить, но сказать наверняка я не мог. Может быть, доктору Рудольфу известно, что мы поблизости?.. Может быть, он желает быть пойманным? Может быть, может быть, может быть…
Мне припомнилась облава на сумасшедшего Гэри Сонеджи. Очень трудно не ворваться сейчас же в дом. Воспользоваться моментом немедленно. Ведь мы вполне могли обнаружить там свидетельства других убийств. Например, пропавшие части тела. Он может совершать свои убийства именно здесь, в Биг-Сер. Или готовит нам какой-нибудь сюрприз. События разворачивались всего в пятидесяти ярдах.
— Я попробую подобраться поближе, — сказал я наконец. — Надо посмотреть, что там происходит.
— Правильно, — прошептала Кейт. Но разговор наш был прерван душераздирающим воплем, донесшимся из коттеджа.
— Помогите! Помогите! Кто-нибудь, помогите! — кричала блондинка.
Я со всех ног рванулся к ближайшей двери. То же самое сделали с другой стороны коттеджа еще как минимум пять человек в темно-синих ветровках. Среди них я заметил Асаро и Косгроува.
На ветровках были буквы «ФБР». Клеенчатые, желтые на синем.
В Биг-Сер разверзлась преисподняя. Настал момент встречи с Джентльменом.
Я добрался туда первым, во всяком случае, мне так показалось. Бросился со всего размаху на дощатую заднюю дверь коттеджа, но она не поддалась. Со второй попытки рама треснула, и дверь распахнулась, болезненно крякнув. Я ворвался в дом с пистолетом наготове.
С того места, где я очутился, просматривалась маленькая кухня и узкий коридор во всю длину вплоть до входа в спальню. Блондинка из «Умиротворения» лежала на боку, обнаженная, на старинной латунной кровати, усыпанной цветами. Руки были скованы за спиной наручниками. Она корчилась от боли, но, по крайней мере, была жива. Джентльмена поблизости не оказалось.
Снаружи донеслась оружейная пальба. С полдюжины выстрелов, один за другим, — настоящий фейерверк.
— Ради всего святого, только не убивайте его! — завопил я и выскочил из коттеджа. В лесу творилось черт знает что! Когда я оказался снаружи, «рэнджровер» задним ходом уже мчался на всей скорости прочь. Двое фэбээровцев лежали на земле. Один из них оказался агентом Косгроувом. Остальные палили вслед удирающему «рэнджроверу».
Боковое стекло взорвалось, и в дверце образовались зияющие дыры. Джип заметался из стороны в сторону, колеса забуксовали в песке и гравии.
— Брать живым! — снова заорал я, но никто в этом диком хаосе даже внимания на меня не обратил.
Я помчался лесом в надежде перехватить Рудольфа, если он направится на запад, обратно к Первой автостраде. Я оказался там как раз в тот момент, когда «рэнджровер» с визгом выворачивал на дорогу. Следующим выстрелом разнесло второе стекло. Здорово! Ребята из ФБР теперь обстреливали нас обоих.
Я вцепился в дверь со стороны пассажирского сиденья и дернул на себя. Заперта. Рудольф попытался поддать газу, но я словно прилип к двери. «Ровер» снова завилял, не успев выбраться из рыхлой смеси песка с гравием у выезда на шоссе. Эта задержка дала мне возможность ухватиться свободной рукой за багажник на крыше и вскарабкаться туда.
Рудольфу наконец удалось выскочить на бетонное покрытие, и он тут же вдавил педаль газа в пол. На полной скорости промчался ярдов семьдесят, а затем ударил по тормозам.
Я старался предугадать его действия, и это мне удалось, во всяком случае последний маневр. Я лежал, прижавшись лицом к железу, еще теплому от долгой стоянки под солнцем у «Умиротворения», раскинув руки и ноги. Я словно прилип к крыше, как походная раскладушка фирмы «Самсонит», и слезать оттуда не собирался. Не мог, даже если бы очень захотел. Он уничтожил как минимум полдюжины женщин в Лос-Анджелесе, и я должен был выяснить, жива ли еще Наоми. Он знал Казанову и знал все о Липучке.
Рудольф снова дал газу, и «рэнджровер» взревел и затрясся в попытке скинуть меня. Машина зигзагами металась по шоссе. Деревья и допотопные телефонные столбы, сливаясь друг с другом, со свистом пролетали мимо на огромной скорости. Сосны, Мамонтовы деревья, горный виноград, сменяли друг друга, словно в калейдоскопе. Растительность была в основном бурого цвета и колючая, как виноградники в Напа-Вэлли. Я взирал на мир с необычной точки обзора.
Надо сказать, что любоваться пейзажем, открывавшимся с моего насеста на «рэнджровере», не представлялось возможным. Все силы уходили на то, чтобы удержаться.
Рудольф мчался по извилистой дороге на скорости семьдесят — восемьдесят там, где и пятьдесят выжимать опасно.
Фэбээровцы, во всяком случае то, что от них осталось, не могли нас догнать. Куда им! Они ведь должны были еще добежать до своих машин, так что отстали не меньше, чем на несколько минут.
На подъезде к Тихоокеанской автостраде навстречу стали попадаться другие машины. Водители провожали нас недоуменными взглядами. Мне было очень интересно, о чем в этот момент думает Рудольф. Он больше не делал попыток меня сбросить. Каковы тогда его намерения? В первую очередь меня занимала его ближайшая цель.
Нам обоим сейчас грозил «шах». Но проиграть — по-крупному и очень скоро — должен был кто-то один. Уилл Рудольф был всегда чрезвычайно осмотрителен в своих действиях. И, конечно, никак не ожидал, что его теперь поймают. Но как все же он собирается выпутываться?
До меня донеслось яростное рычание дизеля фургона «фольксваген». Я увидел, как к нам на страшной скорости приближается его задний борт. Мы промчались мимо, будто он стоял на месте.
По мере приближения к шоссе, ведущему на пляж, поток встречных машин нарастал. Больше всего было за рулем подростков, выбравшихся на послеполуденную прогулку. Кое-кто из них показывал пальцем на «рэнджровер» и смеялся, думая, что это шутка. Какой-то полный придурок из Сера напился, мол, до белых чертей и теперь развлекается. Старый пердун текилы нализался или у двадцатилетнего любителя повеселиться ЛСД из ушей полезло. Тронутый чувак на крыше «рэнджровера», въезжающий на скорости семьдесят миль в час на автомобильную стоянку, — живописная картинка получилась бы.
Так все-таки что он собирается делать, черт его подери?
Рудольф не сбавлял скорость на извилистом перегруженном шоссе. Водители машин, ехавших навстречу, яростно гудели. Но никто даже не сделал попытки нас остановить. А что, собственно, они могли? Что мог я? Только держаться изо всех сил и молиться!
Ярко-синее, с налетом седины, пятно океана блеснуло сквозь завесу елей и мамонтовых деревьев. Со стороны медленно ползущего впереди ряда автомобилей донесся грохот рок-музыки. Полный набор стилей — рэп сороковых годов, дрянные лабухи Западного побережья, психоделический рок тридцатилетней давности.
И снова ударила в глаза океанская синева. Заходящее солнце золотило пушистые ели. Неторопливые чайки и крачки кружили над верхушками деревьев. И тогда я увидел впереди Тихоокеанскую автостраду во всей ее бесконечности.
Что же он, черт его дери, собирается делать? Не может ведь вот так, запросто, вернуться в Лос-Анджелес. Или такой псих, что решится на это? Но когда-нибудь у него должен кончиться бензин. Что тогда?
Лишь немногие машины на шоссе двигались в сторону севера; основной поток устремлялся в южном направлении. «Рэнджровер» по-прежнему несся со скоростью более шестидесяти миль в час, то есть куда быстрее, чем разрешается на извилистой второстепенной дороге, в особенности там, где она подходит к главной, гораздо более многолюдной.
Но Рудольф, подъезжая к автостраде, скорости не снизил! Шоссе было заполонено «дачами на колесах», автомобилями с откидным верхом, джипами. Обычное столпотворение на калифорнийском северном побережье в субботу вечером, но главное безумие было еще впереди.
До автострады нам оставалось ярдов пятьдесят. Он ехал все с той же скоростью, если не быстрее. Руки у меня онемели. В горле пересохло от выхлопных газов. Я не представлял себе, сколько еще смогу продержаться. Но внезапно меня осенило, что он намеревается предпринять.
— Сукин сын! — заорал я, но только для того, чтобы отвести душу, и еще сильнее прижался всем телом к крыше.
Рудольф экспромтом сочинил план побега. До автострады оставалось не более десяти — пятнадцати ярдов. Как только «ровер» добрался до крутого поворота на автостраду, Рудольф резко ударил по тормозам. Радиальные покрышки издали страшный визг, показавшийся с моего местонахождения особенно оглушительным.
Проезжавший мимо в разноцветном мини-фургоне бородач завопил:
— Расслабься, придурок!
«Придурок, это кто? — подумал я. — Если имелся в виду я, то мне расслабиться просто не терпится».
Груженный мною «рэнджровер» пролетел по инерции еще несколько ярдов, затем рванулся направо, потом налево, снова направо.
Какой тут поднялся бедлам! Все автомобили на шоссе засигналили одновременно. Водители и пассажиры не верили своим глазам, не могли понять, что такое на них несется с боковой дороги.
Рудольф намеренно крутил рулевое колесо только так, как этого делать нельзя. Он хотел, чтобы машину занесло.
Колеса визжали, словно истязаемые животные, «рэнджровер» развернуло капотом на юг, но двигаться он при этом продолжал на запад, прямо в кучу автомобилей. Затем его развернуло задом вокруг оси.
Теперь нам предстояло врезаться в общий поток задним ходом. Разобьемся неминуемо. Я не сомневался, что нам обоим конец. В сознании вспыхнули лица Деймона и Дженни.
Я не мог сообразить, с какой скоростью мы движемся, когда «ровер» врезался боком в серебристо-голубой мини-фургон. Я даже не пытался цепляться за бортики крыши. Наоборот, старался расслабиться, приготовившись к сокрушающему, вероятнее всего смертельному удару, который должен был состояться через несколько секунд.
Я завопил, но вопль мой потонул в яростном скрежете железа, вое автомобильных гудков и криках зрителей.
Сорвавшись с крыши, я чудом перелетел через встречную полосу. Рев автомобильных гудков усилился. Я летел по воздуху легко, как птица. Морской ветер холодил и одновременно обжигал лицо. Мое приземление должно было окончиться катастрофой.
Я влетел в голубоватую туманную дымку, осаждавшуюся между Тихим океаном и Тихоокеанской автострадой, и влепился в толстую ель. Падая вниз сквозь колючие цепкие еловые ветви, я понимал, что Джентльмен сейчас даст деру.
Прыжок. Рывок. Кувырок вперед через голову! У меня были сильные ушибы и синяки после аварии и падения, но, судя по всему, кости остались целы. Деловые ребята из «Скорой помощи» осмотрели меня на месте происшествия и хотели отвезти в ближайшую больницу для обследования, но у меня на вечер были другие планы.
Джентльмен вырвался на свободу. Он реквизировал машину, направлявшуюся на север. Машину нашли. Но без доктора Рудольфа. Он остался вне досягаемости. Пока, во всяком случае.
Прибыв на место происшествия, Кейт сразу взвилась. Тоже стала требовать, чтобы я отправился в местную больницу. Агент ФБР Косгроув был уже там. Мы пошумели, поспорили, но в конце концов оба вылетели последним местным рейсом «Эйр-Вест» из Монтрея. Обратно в Л-А.
С Кайлом Крейгом я уже переговорил дважды. Команда ФБР устроила засаду у квартиры Рудольфа, но никто на самом деле не верил, что он туда вернется. Теперь проводили обыск. Мне хотелось быть там, с ними. Не терпелось увидеть своими глазами, как он живет.
Во время перелета Кейт продолжала выказывать озабоченность моим состоянием здоровья. Она уже выработала особую манеру поведения, свойственную сиделкам, — была чуткой, нежной, даже на «ты» перешла, но при этом на удивление непреклонной, принимая во внимание такого упрямого пациента, как я.
Разговаривая со мной, она ладонью слегка придерживала мне голову под подбородком. Тон был настойчивым.
— Алекс, ты должен лечь в больницу, как только мы вернемся в Лос-Анджелес. Я говорю абсолютно серьезно. Ты меня знаешь, я к неприятностям привыкла относиться с юмором, но тут другое дело. Ты отправишься в больницу сразу с аэродрома. Эй! Ты хотя бы меня слушаешь?
— Я слушаю тебя, Кейт. И даже согласен с тобой. В принципе.
— Это не ответ, Алекс. Это чушь собачья. Я понимал, что Кейт права, но сегодня вечером времени на клиническое обследование не было. След доктора Уилла Рудольфа еще не простыл, и поэтому мы могли бы в ближайшие несколько часов выследить его и сцапать. Шанс невелик, но к утру он станет еще меньше. Тогда следы Джентльмена остынут безнадежно.
— У тебя может быть внутреннее кровотечение, о котором ты даже не подозреваешь. — Кейт продолжала гнуть свою линию. — Ты можешь умереть прямо здесь, в самолете, не сходя с кресла.
— У меня, конечно, жуткие синяки и кровоподтеки по всему телу, ушибы и все кругом болит. Правый бок, которым я приложился, в страшных ссадинах. Но при всем этом у меня имеется непреодолимое желание увидеть его нору прежде, чем ее разберут по частям. Я должен видеть, как живет эта сволочь.
— Более полумиллиона в год? Можешь мне поверить, живет он прекрасно, — снова взялась за меня Кейт. — А вот у тебя, напротив, все далеко не так распрекрасно. Когда люди прикладываются, это плохо для них кончается.
— Очень даже ошибаешься. Черные люди научились этому приему в целях выживания. Прикладываемся к земле и тут же вскакиваем.
Но Кейт моей шутке не рассмеялась. Сложив руки на груди, она уставилась в маленький иллюминатор. За последние несколько часов она разозлилась на меня во второй раз. А это может означать, что я ей не безразличен.
Она знала, что права, и не собиралась сдаваться. И мне нравилось, что она проявляет обо мне заботу. Мы были на самом деле друзьями. Невероятное явление для мужчины и женщины в девяностых годах. Мы с Кейт Мактирнан стали друзьями в тяжелые для нас обоих времена. А теперь трудились над составлением списка наших совместных испытаний. Недурной списочек получался.
— Знаешь, я рад, что мы с тобой приятели, — сказал я наконец, заговорщицки понизив голос. Я не боялся говорить ей всякие забавные глупости, не стеснялся дурачиться почти так же, как со своими детьми.
Отвечая мне, она от окна не отвернулась. Все еще злилась. Ну что ж, ее право. Я заслужил, наверное, ее гнев.
— Если бы ты действительно был моим другом, черт побери, то послушался бы меня, раз я так беспокоюсь и нервничаю. Несколько часов назад ты попал в автомобильную катастрофу. И пролетел ярдов тридцать по очень крутому склону оврага, приятель.
— Сначала я ударился о дерево. Тогда она повернулась и ткнула мне пальцем в сердце, как кол вогнала.
— Вот именно. Послушай, Алекс, я очень беспокоюсь о тебе, упрямая ты черная задница! Беспокоюсь так, что у меня живот подводит.
— Таких приятных вещей мне давным-давно никто не говорил. Однажды, когда в меня стреляли, Сэмпсон проявил искреннюю заботу. Но длилась она примерно минуты полторы.
Ее карие глаза смотрели на меня в упор сердито и строго.
— Я позволила тебе помочь мне в Северной Каролине. Позволила себя гипнотизировать, Господь тому свидетель. Почему ты не даешь мне помочь тебе здесь? Разреши, Алекс.
— Этому мне еще надо научиться. — Я не кривил душой. — Настоящим полицейским приходится обтяпывать нелегкие дела. И мы терпеть не можем, когда нам помогают. Мы ужасно уверены в себе. И в большинстве случаев нас такое положение вещей устраивает.
— Ах, прекратите нести эту психологическую чушь, доктор! Все это пустые оправдания, они показывают вас не с лучшей стороны.
— А я и есть теперь не с лучшей стороны. Как-никак пережил ужасную катастрофу.
Вот так мы перебранивались во время полета в Лос-Анджелес. Но под конец пути я задремал, положив голову на плечо Кейт. Никаких осложнений. Никакого лишнего багажа. Очень, ну просто очень приятно.
К несчастью, в Калифорнии еще не стемнело, что для всех участников дела не сулило ничего хорошего. Когда мы прибыли в номер Рудольфа в пентхаусе гостиницы «Беверли-Комсток», повсюду суетились люди из полицейского управления Л-А. Из ФБР представителей тоже хватало. Короче, полицейский базар.
Красно-синие сигнальные мигалки заметны были за несколько кварталов. Местная полиция справедливо заимела зуб на фэбээровцев за то, что они так долго держали их в неведении. Ситуация неприятная, вздорная и нервозная. ФБР не впервые столкнулось с местной полицией. На моей памяти такое и в Вашингтоне случалось. И не раз.
Пресса тоже была тут как тут и в полном объеме. Газеты, местное телевидение, радио, даже несколько кинопродюсеров. Я не слишком радовался тому, что многие репортеры узнали меня и Кейт в лицо.
Они бросились к нам, когда мы пробирались сквозь строй полицейских и заграждения.
— Кейт, всего несколько минут!
— Несколько слов, прошу вас!
— Доктор Кросс, скажите, Рудольф это Джентльмен-Ловелас?
— Что случилось в Биг-Сер?
— Это квартира убийцы?
— Пока никаких комментариев, — отвечал я на все вопросы, стараясь не поднимать головы и глаз.
— Я тоже ничего сказать не могу, — добавила Кейт.
Полиция и ФБР впустили нас в квартиру Джентльмена. Оперативники мельтешили во всех комнатах дорогого номера. Мне показалось, что лос-анджелесские сыщики выглядят несколько дороднее, пижонистой и богаче, чем легавые в других городах.
Комнаты имели несколько пустынный, почти нежилой вид. Мебель по большей части кожаная, но с большим количеством хромированной и мраморной отделки. Никаких округлостей, сплошные углы. Живопись на стенах современная и весьма невыразительная. Что-то под Джексона Поллока и Марка Ротко.[21] И вообще апартаменты походили на музей, только с огромным количеством зеркал и сияющих поверхностей.
Было несколько деталей, вероятно, характерных для Джентльмена.
Я все подмечал. Отмечал. Запоминал.
Буфет в столовой был забит столовым серебром, английским фарфором, настоящей керамикой, дорогими полотняными салфетками. Джентльмен знал толк в сервировке.
На письменном столе лежала стопка гербовой писчей бумаги и конверты с изящным серебристым орнаментом. Всегда и во всем джентльмен.
На кухонном столе я заметил «Карманную винную энциклопедию» Хью Джонсона.
Среди десятка дорогих костюмов висели два смокинга. Шкаф был очень небольшой, узкий и такой аккуратный, что тошнило смотреть. Не шкаф, а храм одежды.
Наш загадочный, загадочный Джентльмен.
Я подошел к Кейт после примерно часовой экскурсии по жилью Джентльмена. Рапорты местной полиции я уже читал. Поговорил с большинством оперативников. Пока что им ничего не удалось обнаружить. Нам всем это казалось совершенно невероятным.
Из центра Лос-Анджелеса привезли самое новомодное лазерное устройство. Рудольф должен был оставить хоть какие-то следы. Но он их не оставил! И в этом до сей поры он более всего походил на Казанову.
— Как ты? — спросил я Кейт. — Мне, наверное, на целый час пришлось предоставить тебя самой себе.
Мы стояли у окна, выходившего на бульвар Уилшайр, а также на лос-анджелесский «Кантри-клаб». Темное пятно площадки для гольфа обрамлял свет множества автомобильных фар и освещенных окон жилых домов. Чуть дальше по улице бросалась в глаза реклама, изображавшая обнаженную модель на кушетке. На вид девочке было лет четырнадцать. «Наваждение», кричала реклама. «Только для муж чин».
— У меня открылось второе или даже третье дыхание, Алекс, — сказала Кейт. — Все ужасы этого мира сразу. Хоть что-нибудь нашли?
Я покачал головой, глядя на наше отражение в темном стекле.
— С ума сойти можно. Рудольф тоже совершает «безупречные» преступления. Криминалисты могут в конечном итоге найти волокна его одежды на каком-нибудь из мест преступлений, но при всем том Рудольф невероятно осторожен. Мне кажется, он знаком с системой судебной экспертизы.
— Об этом теперь немало пишут, большинство врачей отлично усваивает любую техническую информацию.
Я согласился с этим замечанием полностью, потому что и сам уже об этом думал. У Кейт все задатки настоящего детектива. Выглядела она усталой. «Интересно, — подумал я, — как выгляжу я сам? Если так же, как себя чувствую, то дело плохо».
— Даже не говори мне об этом. — Я изобразил улыбку. — В больницу я теперь не поеду. Но и здесь, как мне кажется, делать больше нечего. Мы его упустили, будь все трижды проклято. Мы упустили их обоих.
Из номера Уилла Рудольфа мы вышли только в начале третьего ночи. По нашему времени это пять утра. Я был совсем без сил. Кейт тоже. Мы сами себя называли «братьями по синякам». Обоим досталось.
Слабость, измождение, возможно, внутренние травмы — всего хватало. Я не мог припомнить, чтобы когда-то чувствовал себя ужаснее, да и не желал этого вспоминать. Добравшись до «Холидей-Инн» в Сансет, мы ввалились в первую из наших комнат.
— Ну, как себя чувствуешь? Сказать по правде, ты мне не слишком нравишься. — Кейт снова, как, впрочем, и следовало ожидать, влезла в шкуру больничной сиделки. Кроме того, она была прирожденным оратором. На лбу у нее появлялись морщинки, и вид сразу становился чрезвычайно серьезный, умудренный и устрашающе профессиональный.
— Еще не умер. Но смертельно устал. — Я со стоном опустился на край удобной мягкой постели. — Задницу в конторе отсидел.
— Какой же ты упрямый, Алекс. Вечно строишь из себя крутого столичного сыщика. Ну что ж, тогда я сама тебя осмотрю. И не пытайся мне помешать, иначе сломаю тебе руку и глазом не моргну.
Из одной из своих дорожных сумок Кейт достала стетоскоп и сфигмоманометр. Никакие мои «нет», «не стоит» и даже «ни в коем случае» не помогли бы.
Но все же я вздохнул и попытался:
— Прямо сейчас и тем более здесь никаких осмотров не желаю. — Я изо всех сил старался произнести эти слова как можно решительнее, насколько это вообще было возможно, учитывая обстоятельства.
— Это мы все уже слышали. И видели тоже. — Кейт закатила глаза, нахмурилась… а потом улыбнулась. Нет, даже рассмеялась. Доктор улыбается, у доктора тонкое чувство юмора. Только представьте себе. — Снимайте рубашку, следователь Кросс, — приказала Кейт. — Настал мой час. Час ночи, если точнее.
Я стал стягивать рубашку через голову и взвыл. Даже такое простое дело вызвало жуткую боль. Вероятно, я и вправду здорово покалечился.
— Вы просто неотразимы, мужчина хоть куда, — с язвительной ухмылкой произнесла доктор Мактирнан. — Посмотрите на него, даже рубашку снять не способен.
Она близко подвинулась ко мне — ближе некуда — и принялась с помощью стетоскопа выслушивать. А мне никакого аппарата не надо было, чтобы слышать, как бьется ее сердце рядом с моим. И это было очень приятно.
Кейт помяла мне лопатку, заставила подвигать взад-вперед рукой, и я снова почувствовал боль. Может быть, я приложился сильнее, чем представлял. Но скорее всего она, осматривая меня, не слишком нежничала.
Затем она ощупала мой живот и ребра. У меня искры из глаз посыпались, но я не проронил ни звука.
— Больно? — спрашивала она таким тоном, каким врачи всегда разговаривают с пациентами. Сугубо профессиональным.
— Нет. Может быть. Немного. Довольно-таки. О-о! Тут не слишком. О-о!
— Чтоб здоровеньким остаться, лучше в пропасть не бросаться, — объявила она и поосторожнее надавила мне на ребра.
— Это не входило в мои планы. — Единственное, что я мог сказать в свое оправдание.
— А что входило?
— Прежде всего я думал, что он знает, где Наоми, и поэтому не хотел его упустить. Главная моя задача была найти Наоми. Была и остается.
Кейт обеими руками ощупывала мою грудную клетку. Давила при этом, но не слишком. Спросила, больно ли дышать.
— По правде говоря, мне все это даже нравится, — сказал я. — У тебя очень приятное прикосновение.
— Понятно. А теперь штаны, Алекс. Подштанники можешь оставить, если тебе так спокойнее. — В речи снова зазвучала привычная певучесть выговора.
— Подштанники? — переспросил я с улыбкой.
— Трусики из магазина «Джентльмен Куортерли», если тебе так больше нравится. Короче то, что там сегодня на тебе надето. Позволь мне осмотреть твои прелести, Алекс. Хочу увидеть немного плоти.
— Не обязательно при этом так откровенно радоваться. — У меня внезапно усталость как рукой сняло. Мне и вправду доставляли удовольствие прикосновения Кейт. Удовольствие, пожалуй, не то слово. Искры из глаз продолжали сыпаться, но уже совсем другого свойства.
Штаны я снял, но до носков дотянуться не смог. Никоим образом.
— М-м-м, неплохо, совсем неплохо, — высказала она свое мнение о чем-то ведомом лишь ей одной.
Мне стало жарко, нестерпимо душно в этом гостиничном номере. Учитывая обстоятельства, конечно.
Кейт осторожно ощупывала мои бедра, затем крестец. Попросила поднять по очереди ноги, лежа на постели, а сама при этом крепко сжимала бедренные суставы. Потом прошлась легкими движениями пальцев по ногам, от паха до ступней. Мне это тоже очень понравилось.
— Много ссадин, — сказала она. — Жаль, что у меня нет бацитрациновой мази. Это антибиотик.
— Я как раз тоже об этом подумал.
Наконец Кейт покончила со всеми прощупываниями и простукиваниями и отошла от меня. Нахмурилась, поморщилась, покусала верхнюю губу. У нее был сосредоточенный вид светила медицины. Ни дать ни взять — главный хирург.
— Кровяное давление слегка повышено, но переломов, по-моему, нет, — объявила она. — Правда, мне не слишком нравится покраснение в области живота и левого бедра. Завтра почувствуешь сильную боль и онемение, так что все равно придется поехать в Седрас-Синай и сделать рентген. Договорились?
Честно говоря, после осмотра и заключения, что я не умру немедленно, этой же ночью, я почувствовал себя гораздо лучше.
— Договорились. Иначе наша программа будет не до конца выполнена. Спасибо за труд, доктор. Спасибо, Кейт.
— Не за что. Почла за честь. — Она наконец улыбнулась. — Знаешь, ты немного смахиваешь на Мохаммеда Али. Великого.
— Это мне уже говорили. В его лучшие годы, — отшутился я. — И порхаю по рингу как бабочка.
— Не сомневаюсь. А я жалю, как пчела. — Она подмигнула мне и снова сморщила нос. Очень милая привычка.
Кейт тоже прилегла на кровать. И я остался лежать рядом. Близко, но не настолько, чтобы дотронуться. Между нами оставалось расстояние как минимум в целый фут. Странно. Но приятно. Я уже скучал по ее прикосновениям.
Несколько минут мы лежали молча. Потом я взглянул на нее. Даже более чем взглянул — посмотрел внимательно. Она была одета в черную юбку, черные колготки и красную блузу. Синяки у нее на лице почти сошли. Я попытался представить себе, как обстоит дело с синяками на теле, и у меня перехватило дыхание.
— Я не Снежная королева, — тихо сказала она. — Вполне нормальная женщина, можешь мне поверить. Веселая, живая, немного сумасбродная. Во всяком случае, была такой месяц назад.
Я удивился. Неужели она думает, что я считаю ее холодной недотрогой? Она лежала рядом. Теплая, близкая.
— Ты прекрасна, Кейт. По правде говоря, ты мне страсть как нравишься. — Слава Богу, сказал. Хотя и не все, что на самом деле чувствовал.
Мы поцеловались. Нежно, мимолетно. Но казалось, что именно так надо. Мне было приятно ощущать прикосновение ее губ. Мы поцеловались снова, как будто в доказательство того, что первый поцелуй не был ошибкой, или наоборот.
Мне казалось, что я способен целовать Кейт всю ночь напролет, но мы осторожно отодвинулись друг от друга. Вероятно, это было сверх того, что мы могли в тот момент вынести.
— Ты восхищен моей выдержкой? — с улыбкой спросила Кейт.
— И да, и нет.
Я снова натянул шерстяную рубашку. Это потребовало некоторых усилий и вызвало жуткую боль. Завтра, пожалуй, и правда пойду на рентген. Кейт заплакала и уткнулась лицом в подушку. Я повернулся к ней и обнял за плечи.
— Эй! Ты что?
— Прости. Нервы сдали, — прошептала она, стараясь взять себя в руки. — Я просто… Я знаю, по мне этого не скажешь, но я не в себе, Алекс. Совсем чокнулась. Столько ужасов навидалась. Это дело такое же жуткое, как твое последнее? С похищением ребенка в Вашингтоне?
Я нежно прижимал ее к себе. Я и вправду никогда не видел ее такой беззащитной. И никогда еще она так откровенно не признавалась в своей слабости. Между нами сразу рухнула невидимая стена.
Я зашептал ей на ухо:
— Это дело такое же страшное, как любое другое. Но для меня страшнее, потому что оно касается Наоми и тебя. Я хочу добраться до него больше, чем тогда до Гэри Сонеджи. Обоих монстров желаю заполучить.
— Когда я была совсем маленькой девочкой и жила с родителями… — тоже шепотом сказала Кейт. — Я тогда только училась говорить. Месяца четыре мне было… — Она улыбнулась собственной ошибке. — Нет, конечно, года два. Мне хотелось, чтобы меня обнимали, когда я мерзла. И тогда я объединяла два слова и просила: «Обнигрей меня». И это означало: «Обними меня и согрей». Друга можно об этом попросить?
— Друга нужно об этом просить, — шепнул я в ответ.
Мы лежали, обнявшись, поверх одеял, целовались еще некоторое время, а потом заснули.
Я проснулся первым. На гостиничном будильнике было одиннадцать минут шестого утра.
— Ты не спишь, Кейт? — шепотом спросил я.
— М-м-м. Теперь уже не сплю.
— Мы возвращаемся в номер Джентльмена. Но сначала я позвонил дежурному агенту ФБР и сообщил, где искать и что именно.
Былой безукоризненный порядок в номере доктора Уилла Рудольфа исчез как не бывало. Трехкомнатные апартаменты превратились в настоящую криминалистическую лабораторию. Мы с Кейт прибыли на место в начале седьмого. Меня терзали догадки.
— Тебе что, во сне Джентльмен снился? — допытывалась Кейт. — Осенило?
— Угу. Обрабатывал информацию. И обработал наконец.
Человек пять фэбээровцев и полицейских из лос-анджелесского управления были по-прежнему на месте. Где-то по радио вопила группа «Пирл Джэм» — гвоздь сезона. Солиста, казалось, терзали дикие боли. Широкоэкранный телевизор доктора Рудольфа «Мицубиси» работал, но с выключенным звуком. Один из криминалистов поедал с засаленного обрывка бумаги бутерброд с яйцом.
Я отправился на поиски агента по имени Фил Бектон, специалиста-психолога, состоявшего на службе у ФБР. Очень крупного специалиста. Его вызвали из Сиэтла и поручили собрать всю имевшуюся в наличии информацию о Рудольфе, а затем сопоставить ее с известными данными по делам других психопатов. Такой специалист — если он и впрямь знаток своего дела — ценится на вес золота в подобных расследованиях. Кайл Крейг говорил, что Бектон свое дело «знает туго». Раньше он преподавал общественные науки в Стэнфорде.
— Ты уже проснулся? Готов приступить? — спросил он, когда я наконец отыскал его в спальне хозяина квартиры. Ростом он был примерно шесть футов четыре дюйма и еще дюйма на три стояла дыбом рыжая жесткая шевелюра. По всей комнате валялись пластиковые пакеты и бумажные конверты с уликами. На носу у Бектона восседала одна пара очков, а на цепочке на шее висела другая.
— Не уверен, что проснулся окончательно, — признался я Бектону. — Познакомься, это доктор Мактирнан.
— Рад встрече. — Бектон пожимал Кейт руку, внимательно разглядывая ее. Она тоже была для него объектом изучения. У этого человека профессия в крови. Как будто родился с ней вместе. — Смотри туда, — сказал он, указывая пальцем в другой конец комнаты. Фэбээровцы уже успели разобрать гардероб Джентльмена. — Ты оказался совершенно прав. Мы за этим тощим шкафом доктора Рудольфа Гесса[22] обнаружили фальшстенку. Там еще фута полтора свободного пространства.
«Гардероб Джентльмена слишком уж узок, — вот какая мысль посетила меня во время странного состояния полузабытья. — Именно там должен быть тайник. Шкаф конечно же храм, но не дорогой одежды».
— Так вот где он хранит свои сувениры! — весьма кстати догадался я.
— Точно. Там стоит небольшой морозильник. А в нем его коллекция. — Бектон указал на запечатанные пакеты. — Ступни Санни Озавы. Чьи-то пальцы. Два уха с разными сережками — от двух жертв.
— Что еще вы обнаружили в этой коллекции? — спросил я Фила Бектона. Смотреть на ступни, уши и пальцы я не торопился. Его трофеи от охоты на молодых лос-анджелесских женщин.
— Тебе, наверное, уже известно из протоколов осмотра мест преступления, что он еще любит коллекционировать нижнее белье, надетое на них в тот момент: трусики, лифчики, колготки, есть женская майка с надписью «Соня и Скромница» — до сих пор пахнет духами «Опиум». Фотографии, несколько локонов рыжих волос. Такой, видишь ли, аккуратист. Каждая вещь в отдельном полиэтиленовом пакете. Пронумеровал их. От одного до тридцати одного.
— Этакие пакеты для бутербродов, — пробормотал я, — чтобы запахи сохранить.
Бектон кивнул и тупо ухмыльнулся, словно накурившийся до одури подросток. Кейт смотрела на нас, как на слегка тронутых. Какими мы, впрочем, и были в той ситуации.
— Хочу тебе еще кое-что показать. Думаю, тебе понравится. Пошли ко мне в кабинет.
На простом деревянном столе рядом с кроватью тоже лежали трофеи и сувениры Джентльмена. Большинство вещей уже было промаркировано. Чтобы поймать убийцу-аккуратиста, требуется не меньшая аккуратность.
— Роскошная штука. — Фил Бектон вытряс из одного конверта размером пять на семь дюймов фотографию.
На снимке был изображен молодой человек лет двадцати с небольшим. Состояние фотографии и одежда мужчины позволяли предположить, что сделана она была несколько лет назад. Лет восемь — десять, быстро сообразил я.
У меня на затылке волосы встали дыбом. Я прокашлялся.
— И кто это может быть?
— Вам знаком этот человек, доктор Мактирнан? — Фил Бектон повернулся к Кейт. — Доводилось его видеть раньше?
— Я… н-не знаю, — пробормотала Кейт. И судорожно сглотнула.
В спальне Джентльмена воцарилась тишина. За окном наступавшее утро окрашивало улицы Лос-Анджелеса огненно-красным светом.
Бектон достал из нагрудного кармана металлический пинцет и протянул мне.
— Переверни и все узнаешь. Как фотокарточки знаменитых бейсболистов, которые в детстве собирают. Мы, во всяком случае, собирали в Портленде.
Я подумал, что Бектону доводилось в жизни собирать не только фотокарточки бейсболистов. И осторожно перевернул фотографию.
Надпись была сделана аккуратным почерком. Мне вспомнилось, как надписывала все фотографии в нашем доме мама Нана. «Иногда люди забываются, Алекс. Даже те, что сфотографированы с тобой вместе, — говорила она. — Сейчас ты мне не веришь, но пройдет время, и сам убедишься».
Едва ли Уилл Рудольф мог забыть человека, изображенного на снимке, но тем не менее надпись сделал. У меня даже голова закружилась. Наконец-то в нашем безнадежном деле появилась зацепка. И теперь я держал ее криминалистическим пинцетом у самого своего носа.
«Доктор Вик Сакс», — было написано на обратной стороне снимка.
Доктор, подумал я. Снова доктор. Это же надо!
«Дарем, штат Северная Каролина», — продолжалась надпись.
Значит, он из Университетского треугольника. С Юга.
«Казанова», — закончил надпись Рудольф.