Цену жизни спроси у смерти

Глава 5 На суше и на море

– Эй, подруга! – Лиля провела перед лицом Милены растопыренной пятерней тем жестом, которым гипнотизеры выводят своих клиентов из транса. Для верности пощелкала пальцами и окликнула снова: – Э-эй! Очнись.

Милена сердито отвела Лилину руку в сторону и сунула в рот сигарету, которая приклеилась к ее напомаженной нижней губе. Поднесла к сигарете зажигалку, затянулась, закашлялась:

– Фу, гадость!

– Ты фильтр подкурила, – пояснила Лиля, наблюдавшая за подругой.

– Без тебя знаю! – Обугленная сигарета полетела в сторону мусорного ведра и упала на пол, спугнув крупного черного таракана с проворными мускулистыми лапками.

В сочинской квартире, где совместно проживали Милена и Лиля, водилась целая пропасть этих черных страшилищ, хотя их обычных рыжих собратьев, конечно, встречалось все-таки больше. Обосновавшаяся в кухне мышь, возможно, наличествовала здесь в единственном экземпляре, но зато она умела пугать девушек похлеще всех тараканов, вместе взятых, черных и рыжих. Стоило посидеть тихонько каких-нибудь пять минут, и – здрасьте! Только что на голову не садилась нахальная маленькая тварь. Поэтому, являясь в кухню поодиночке, девушки давно взяли за обыкновение без всякой нужды покашливать, шаркать по полу ногами, звякать посудой. Ни одной, ни другой не хотелось неожиданно наткнуться взглядом на мышь, примостившуюся, например, на подоконнике, в полуметре от тарелки с едой.

Главной трусихой в их маленьком коллективе была Милена. В любой момент была готова запрыгнуть на табурет и пронзительно заверещать. Поэтому даже чашку кофе она не могла выпить без Лили, тянула ее за собой.

Но сегодня не кофейком девушки баловалась, а «Мадерой» с медальками на этикетке. Лиля только пригубила вино и отставила чашку подальше. Милена же причащалась каждые пять минут. И теперь белки ее глаз порозовели, а губы никак не желали складываться в прямую линию, разъезжаясь на лице как попало.

– Ты не сачкуй, ты пей, – капризно произнесли эти губы, оставив вишневый отпечаток на подбородке. – Я в одиночку не люблю.

Лиля неодобрительно хмыкнула:

– Что-то не похоже.

– Ой, только не надо мне мораль читать. Хочу пить и буду. И ты будешь.

Можно было бы с последним утверждением поспорить, но покладистая Лиля не стала.

– Давай лучше поспим, – мягко сказала она, наперед зная, что ее предложение не будет принято.

Так оно и вышло.

– Успеется, – отрезала Милена, выцедив очередную порцию мадеры и прикурив новую сигарету. – Вот дозвонюсь Журбе, тогда и ляжем.

– Он же мент. Опер. Его до вечера на месте может не быть. Волка ноги кормят. – Лилины пальцы пробежались по столу, изображая проворно шагающего человечка.

– Это нас ноги кормят. – Милена невесело усмехнулась. – А волки кормятся нами, Красными Шапочками. Давай выпьем за то, чтобы они нами однажды подавились.

– Давай. – Лиля подняла свою чашку, сделала вид, что отпила, и поставила ее на место.

Она недавно искупалась под душем. Разумеется, под холодным, потому что горячую воду в Сочи подавали только по ночам, украдкой. Теперь на ее голове красовался несколько скособоченный тюрбан из полосатого полотенца, а дополняли это нехитрое облачение старенькие хлопчатобумажные трусики с поблекшей розой на фасаде. А может быть, с кокетливым сердечком. Какая разница – Лиля давно не была той наивной пятнадцатилетней девочкой, которая умела радоваться подобным дешевым обновкам, красным розочкам и сердечкам.

Милена еще не сменила свой выходной наряд на что-нибудь домашнее. Обтягивающее черное платье, скроенное на манер смелой комбинации, плетеные босоножки на легкой пористой платформе, янтарный браслет, золотая цепочка с медальоном в виде козерога. Плюс боевая раскраска, выглядевшая при дневном свете достаточно пугающе. Лиле, когда она смотрела на подругу, казалось, что они все еще отрабатывают ночную смену, и это мешало ей расслабиться по-настоящему.

– Сходи помойся, переоденься, – сказала она. – Сразу полегчает, вот увидишь. Какой смысл переживать? Что было, то прошло.

– Не прошло! – разозлилась Милена. – Я, конечно, не крутая вумен, но и не подстилка уличная, чтобы об меня ноги вытирать.

– Да ладно тебе. Забудь. Если все помнить, то и жить не захочется.

Ничего на это не ответив, Милена нажала на дистанционной телефонной трубке кнопку повторного дозвона, дождалась, пока на другом конце провода скажут «алло», и быстро попросила:

– Журбу пригласите, пожалуйста… Ага, Вячеслава Игнатьевича… Кто спрашивает? Так, знакомая… Нет, вы мне его заменить не сможете. Нет, спасибо. – Она отключила трубку и выругалась: – К-козел! Клинья он подбивает, мент поганый!

– Тебя они на чем прихватили? – спросила Лиля. Ей вдруг захотелось напиться тоже, и она в один присест опустошила свою чашку.

– «Колеса», – коротко вздохнула Милена. – Экстази. Решила купить по дешевке, чтобы на дискотеке потом толкнуть, вот и нарвалась. Журба трое суток в обезьяннике промариновал, а потом предложил: или садишься, красавица, за хранение и распространение, или пишешь заяву, что желаешь работать у нас добровольным осведомителем. Написала, а куда же денешься. – Милена опять вздохнула, теперь уже протяжно, потому что уж очень много пустоты в груди накопилось. – Вот и выкручиваюсь теперь как могу. – Перехватив внимательный взгляд подруги, она повысила голос: – Но ты же знаешь, Ли, я ни на кого из своих не стучу. Ни одного человека еще зря не заложила. Веришь мне?

– Да верю, верю. Успокойся. – Лиля набулькала в чашку вина и, морщась, выпила.

– Успокоиться? Хрена с два! Пока этих вчерашних дебилов не накажу, не успокоюсь. Журба минут через пятнадцать появится, его к начальству вызвали. Вот дождусь его, побеседую, а потом завалюсь спать с чистой совестью.

– Не знаю, не знаю, – с сомнением протянула Лиля, все еще не спеша поддержать подругу. – Зашвырнув влажное полотенце в коридор, она разлила остатки вина по чашкам и спросила: – Жрать не захотела еще, Ми? В холодильнике сыр есть, ставрида копченая, крабовые пало… – На последней фразе голос девушки осекся.

– Вот только крабовых палочек мне сегодня и не хватает! – Опрокинув табурет, Милена вскочила и топнула ногой.

Лиля виновато отвела глаза. Не стоило поминать крабов сегодня. Это как сыпать соль на рану.

Вчера они, как обычно, работали на пару в новой гостинице «Бриз». Предложение подняться в номер поступило от двух приезжих парней, благоухавших дорогой туалетной водой в два раза сильнее, чем потом. Если они не врали, то тот, который повыше, был Кузей, а его коренастого кореша звали Гогой. Кто мог предположить, что у них есть еще и третий, безымянный, товарищ? Громадный краб, весь блестящий, словно покрытый лаком. Он жил в закупоренной раковине умывальника, куда Кузя с Гогой налили свежей морской воды. В раковине кисли какие-то объедки, брошенные туда специально, но краб к пище не прикасался. Лежал на дне, подвернув под себя страшные черные клешни, как будто дремал.

Им полюбовались и выбросили из головы. Девушки угостились красным шампанским, парни подымили папиросками, набитыми пахучей травой, уговорили на двоих литровую бутылку фруктовой водки. Тут бы покувыркаться по-быстрому и разбежаться по-хорошему, так нет, дернул черт Лилю попросить включить музон повеселее.

По музыкальному каналу хип-хоп как раз крутили, причем просто улетный. В клипе чернокожие собратья по разуму давали жизни, зажигали так, что чертям в аду тошно было. Вау! Йо! Короче, полный отпад.

Воодушевленный Гога тут же изъявил желание сбацать брейк, который, по его словам, освоил в ранней юности. Отодвинули столик с выпивкой и закуской, убрали коврик. Дальше началась потеха. Повихлявшись немного для разминки, Гога с размаху сел на шпагат, отчего штаны его лопнули по шву с неприличным треском. Лиля моментально уткнулась в свой стакан, пряча улыбку в шампанском, а Милена не выдержала, расхохоталась во весь голос. За что и поплатилась.

Ее не били, нет, хотя при откровенно бандитской наружности Кузи и Гоги этого следовало ожидать в первую очередь. Но сами они Милену даже пальцем не тронули. Просто заставили ее раздеться, разложили на койке и приволокли мокрого краба, который с готовностью растопырил свои ужасные клешни. Даже страшно подумать, что он мог бы натворить ими там, куда его время от времени подносили со смехом и прибаутками. Милена это себе очень хорошо представляла. Ее плачущий голос до сих пор стоял у Лили в ушах.

Мальчики, не надо, пожалуйста, мальчики… Я для вас все сделаю, только уберите этого краба… Пожалуйста. Ну, прошу вас…

Дальше Лиле вспоминать не хотелось. Ни как пресмыкалась перед своими мучителями Милена, напуганная до смерти, ни как тряслась она сама, каждую секунду ожидая, что черед дойдет и до нее. Но все кончилось относительно благополучно. Девушкам за визит заплатили, даже помахали им на прощание ручками, выпроваживая поутру из номера. Так что совершенно напрасно Милена теперь бесилась. Ну, унизили, с кем не бывает. Можно подумать, проститутки существуют для того, чтобы их превозносили до небес.

– Послушай, Ми, – заговорила Лиля, вертя в руках пустую чашку. – Давай проедем эту тему, а? С ментами связываться – себе же дороже выйдет.

– Забыть и простить, так? А ты видела, как эти подонки надо мной измывались? Видела? – Милену, которая присела было за стол, опять подбросило и распрямило во весь рост. – Тебе хорошо рассуждать, ты в сторонке отсиживалась. А каково было мне? Ты сними трусы, а я возьму ножницы и немного ими у тебя между ног пощелкаю, чтобы доходчивее было. Хочешь?

Лиля предпочла не экспериментировать. Заглянув в чашку и убедившись, что там ничего, кроме липкого осадка, не осталось, она нерешительно сказала:

– Можно просто нашим пожаловаться. Пусть разберутся с этими юными натуралистами.

– Пожаловаться-то можно, а толку? Нас не тронули, рассчитались, как положено… Не-ет! – Милена решительно тряхнула искусно мелированными волосами. – Я все-таки позвоню Журбе.

– А ему что за дело до краба?

– Ты дура или прикидываешься? Не слышала, о чем Гога с Кузей толковали, пока водку лакали? Краба этого вонючего они с утопленника сняли. Я потому и перепугалась. Как представила, что эта тварь жрет человечину, так мне и дурно стало.

– Враки это все, – неуверенно произнесла Лиля. – Рисовались пацаны, выеживались, цену себе набивали.

– А мне плевать! – крикнула Милена, подбоченившись. – Пусть теперь отвечают за свой базар! Журба меня уже давно напрягает за то, что пользы от меня – ноль целых ноль десятых. Вот и выдам ему полезную информацию. Кузе с Гогой в ментовке полезно попариться. А загремят по-настоящему – туда им и дорога. Вместе с их крабом членистоногим!

Выговорившись, Милена схватила трубку и опять принялась дозваниваться в милицию. На этот раз ей повезло: ответил сам Журба.

– Ты? – В голосе его не прозвучало ни удивления, ни приветливости. – Что надо? Опять кого-нибудь с детским пугачом сдать мне хочешь? Или клиент тебя через контрабандный презерватив поимел? Ох, доиграешься, красавица. Я тебя от зоны отмазал, и что имею в благодарность? Сплошная лапша разварная.

– На этот раз дело серьезное. – Милена покрепче стиснула трубку.

– Выкладывай. – Голос Журбы стал деловитым.

– Утопленник.

– Что? Не понял.

– Утопленник, – повторила Милена громче.

– Их летом, как грязи. Какого именно ты имеешь в виду? – Голос Журбы слегка исказился, словно помехи пошли по кабелю.

– В гостинице, где я работаю, – заговорила Милена, – проживают двое парней, они приезжие. У них в ванной комнате живет краб.

– Краб?

– Угу.

– А, случаем, не чудище это… как его?.. Лос… лох… Лоховское, что ли?

– Нет. Краб.

– Ты нажралась с утра, что ли? – взорвался Журба. – Клепать мой болт! Что за идиотские байки ты мне тут рассказываешь, тварь продажная? Да я тебя за такие шуточки наизнанку выверну, блядь! Шкуру с тебя сдеру и надувную куклу для секс-шопа сделаю!.. Голову она мне будет морочить!..

– Вы сначала дослушайте, – заторопилась Милена, перебросив трубку из одной руки в другую. – Этого краба парни сняли с утопленника, они сами хвастались по пьянке. Труп находится где-то за городом. Парни из Киева приехали, звать их Гога и Кузя, проживают они в 260-м номере гостиницы «Бриз».

– Ты ничего не путаешь?

– Ничего, – твердо сказала Милена. – Я же собственными ушами все слышала. Оба имеют самое прямое отношение к утопленнику, это было ясно по их разговору. Они и их вонючий краб. Потому что…

– Стоп! – рявкнул Журба. – Про краба потом расскажешь, при встрече. Все с самого начала, до мельчайших подробностей.

Милена не устояла с трубкой на месте, принялась нервно прохаживаться по квартире.

– Ничего больше я не знаю, – сказала она. – Только то, что вы уже от меня слышали.

– Это тебе кажется, красавица. – Тон Журбы потеплел. – Я задам тебе пару наводящих вопросов, и ты сама не заметишь, как вспомнишь еще много чего любопытного. Дело-то серьезное, согласна?

– Ну, согласна, – неохотно признала Милена. Она уже жалела, что ввязалась в эту историю. И сон ей накануне нехороший снился – про клубок земляных червей в тарелке.

– Вот видишь! – обрадовался Журба. – Главное, красавица, никому больше об этом деле не трепись, если не хочешь неприятностей.

– А я и не треплюсь. – Желая себя подбодрить, Милена заглянула в кухню, подмигнула Лиле и сказала в трубку: – Никто, кроме нас с вами, ничего не знает. Если не считать Гоги с Кузей.

– Прекрасно, клепать мой болт, просто прекрасно. – Голос Журбы выражал вовсе не радость, а сплошную задумчивость. Казалось, в этот момент он смотрит в окно и кусает губы, принимая какое-то важное решение. Наконец он заговорил снова: – Значится, так: сиди дома, не высовывайся и помалкивай. Сейчас у меня кое-какие дела, но ближе к вечеру я к тебе загляну, потолкуем.

– У меня заказ на семнадцать ноль-ноль, – предупредила Милена.

– Где?

– В гостинице.

– Ну да, – усмехнулся Журба. – Куда же ты без гостиницы, а гостиница без тебя… И когда думаешь освободиться?

– Часиков в шесть. Клиент сегодня уезжает вечерним поездом, у него времени будет в обрез.

– Понятненько… Прощальная гастроль, значится… Так-так… Угу… Ладно, жди меня в шесть. Скажем, на пляже гостиницы. Возможно, я буду на машине. Прокатимся куда-нибудь вдвоем.

– Никуда я не поеду! – Милене стоило больших трудов удержаться от крика. – Что, на пляже поговорить нельзя?

– Почему нельзя? – удивился Журба после секундного колебания. – Еще как можно. Совместим, так сказать, приятное с полезным. Короче, жди меня в шесть часов. – Его голос понизился почти до шепота. – И не вздумай увиливать. Ты же не хочешь, чтобы я за тобой опергруппу послал, верно?..

Гудки отбоя предупредили все возможные возражения. Слушая их, Милена стояла в прихожей, прислонившись спиной к стене, и пыталась понять, закончились ли ее неприятности или только начинаются.

– Тебя как зовут? – спросил мужчина, откатившись на свободную половину койки.

– Карина, – заученно произнесла Милена. – Вы каждый раз спрашиваете одно и то же.

– Все надеюсь, что ты проговоришься. – Мужчина, имя которого она вообще не помнила, кряхтя, поднялся, избавился от мокрого презерватива и принялся рыться в карманах брюк, брошенных на спинку стула.

– Зачем вам мое настоящее имя? – спросила Милена. Ее всегда удивляла эта настырность клиентов. Какая им разница, как называть девушек, которых они имеют? Кукла Даша, кукла Маша…

– Ты мне понравилась, – признался мужчина с чувством. – Очень. – Он начал отсчитывать сотенные купюры, но на пятой неожиданно застопорился. – Послушай, мне ведь, наверное, положена скидка? Я же твой постоянный клиент.

Милена вскочила с кровати, протянула руку и выхватила из его пальцев все пять сотен, которые ей причитались.

– Скидки не предусмотрены, – строго сказала она, зажав деньги в кулаке.

– Жадная какая. – Мужчина осуждающе покачал головой. – Тебе сколько лет?

– Девятнадцать.

– Моей дочери столько же. Она в Англии учится, на модельера.

– Передавайте ей привет, – процедила Милена.

Она сунула в яркий пакет скомканные трусики, извлекла оттуда белый купальник.

– Разве ты не хочешь принять душ? – удивился мужчина.

Он стоял перед ней, свесив чуть ли не до колен свой грязный хобот, который был готов сунуть в любую дырку, и толковал о гигиене!

– В море ополоснусь, – отрезала Милена.

Через минуту, натянув поверх бикини шорты и малиновую маечку, она уже занималась ремешками своих босоножек. Мужчина перетаптывался рядом и что-то бубнил про свою умницу-дочь, но Милена старалась его не слушать. Всякий раз, когда деньги были получены, она начинала ненавидеть своих клиентов в два раза сильнее, чем в момент знакомства. А тех, которые расхваливали своих жен и деток, она вообще была готова удушить собственными руками. Ишь, папулечки какие выискались!

– В сентябре я вернусь, – многозначительно сообщил мужчина, почесав низ живота. – Увидимся?

– А как же! – Милена открыла дверь и, не оглянувшись, захлопнула ее за собой.

Выйдя из номера, она облегченно вздохнула и зашагала по длинному коридору, сверкающему чистотой, как новенькая копейка. У столика дежурной притормозила, сунула ей традиционную десятку и спросила:

– Позвонить можно?

– Не положено! – ответила коридорная. Лицо у нее было такого же цвета, как овсяное печенье, которое она жевала. Желто-коричневое и на вид такое же черствое.

– Вот, возьмите. – Милена протянула ей еще один червонец.

– Звони, детка. – Столь скрипучим голосом трудно выражать благожелательность, но у коридорной это получалось, когда она хотела.

Придерживая одной рукой телефон, норовящий повиснуть на витом проводе трубки, Милена набрала домашний номер и принялась нетерпеливо притопывать ногой, дожидаясь, пока ей ответит сонный голос Лили:

– Алло… Слушаю вас.

– Я освободилась, – сообщила Милена. – Сейчас иду на пляж.

– Загорать? – Лиля протяжно зевнула.

– Не только. – Покосившись на коридорную, Милена понизила голос. – Разговор о крабе, помнишь?

– Ну да. – Зевок наконец завершился. Кашлянув, Лиля хрипло спросила: – Потом перезвонишь мне, подруга?

– Какой смысл? Увидимся в баре в восемь, как обычно. Тогда все и расскажу.

– А зачем тогда сейчас звонишь?

– Не знаю, – призналась Милена. – Боязно мне что-то. Тревожно на душе. У тебя такое бывает?

– Угу. – Лиля снова зевнула. На этот раз коротко, словно вскрикнула шепотом: – Ах!

– Ладно, досыпай, – сердито сказала Милена, бросила трубку и пошла к лифту.

Взгляд коридорной подталкивал ее в спину, как ветер.

Но на ярком солнце все тревоги и опасения показались глупыми, совершенно беспочвенными и напрасными. Отовсюду доносились музыка, смех, веселые голоса отдыхающих. Купив у лоточника мороженое, Милена сразу отхватила зубами верхушку и, смакуя на языке холодную сладость, начала спускаться к пляжу. По обе стороны лестницы росли кусты с такими яркими и плотными листьями, что они казались пластмассовыми. От цветов исходил одуряющий аромат.

Вскоре под подошвами Милены захрустела галька. На пляже было уже не очень многолюдно – народ постепенно стягивался к выходу, готовясь предаться вечерним развлечениям, самым главным из которых являлся плотный ужин.

Она не стала выискивать себе местечко поудобнее, решив расположиться прямо напротив лестницы, чтобы Журба ее сразу заметил. Осторожно, чтобы не оголиться ненароком до предела, стянула с бедер тесные шорты, сбросила через голову маечку. А когда наклонилась за брикетиком мороженого, который примостила у своих ног, обнаружила его исчезновение и растерянно выпрямилась.

– Привет, – раздался насмешливый голос за ее спиной.

Это был Журба собственной приземистой персоной. Кряжистый, кривоногий, мохнатый, напоминающий гигантского паука-птицееда, он с аппетитом жевал мороженое и обтирал пальцы о свои полосатые плавки. Милена бросила взгляд на его губы, заляпанные белым, и отвела глаза. Почему-то ей подумалось, что его милицейская профессия во многом схожа с ее собственной.

– Здравствуйте, – сказала она.

– Пойдем, красавица. – Журба скомкал липкую обертку от мороженого и бросил ее себе под ноги.

– Куда? – Милена напряглась. По ее коже пробежал холодок, соски отвердели под белой тканью купальника.

– Ты же хотела со мной пошушукаться, так? – усмехнулся Журба и неожиданно облизнулся, как кот, наевшийся сметаны.

Милена посмотрела по сторонам. Ей не хотелось никуда уходить с пляжа, усеянного людскими телами.

– В принципе я уже все вам рассказала, – нерешительно произнесла она. – Парней зовут Гога и Кузя. Они проживают…

– Тс-с! – Журба нахмурился. Качнув головой в направлении серого мола, выдающегося в море, он предложил: – Давай прогуляемся туда, где не будет лишних глаз и ушей. Ты же не хочешь, чтобы кто-нибудь узнал о наших с тобой отношениях?

Нет, Милена не хотела. Но и на пустынный мол ее тоже не тянуло. Там, кроме одинокого рыболова с удочкой, никого не было, да и тот, похоже, уже собирался восвояси. У берега плескалось еще довольно много народу, но любители понырять с мола давно разошлись.

Не дожидаясь согласия Милены, Журба решительно зашагал вперед, впечатывая желтые мозолистые пятки в прибрежную гальку: хрум-хрум-хрум. Девушка побрела за ним следом, стараясь ставить ноги на плоские камни, что удавалось ей через раз. Когда под подошвами оказался пористый бетон, Журба обернулся и насмешливо спросил:

– Нежные у тебя пяточки, а, красавица?

– Какие есть, – раздраженно отозвалась Милена. Она представила себе, как выглядела со стороны, когда неуклюже ковыляла по камням, и с вызовом спросила: – Мы что, пришли сюда мои пятки обсуждать?

– Нет, – засмеялся Журба, – конечно, нет. Пятки твои милицию интересуют в самую последнюю очередь. Выкладывай, что там у тебя приключилось, я тебя слушаю.

С этими словами он зашагал по молу дальше, и Милене пришлось его догонять, адресуя свой рассказ равнодушной волосатой спине. О том, что в гостиничном номере присутствовала Лиля, она опять решила не упоминать. Золотое женское правило: если уж начала лгать, то стой на своем во что бы то ни стало. Хуже не будет, а лучше – очень даже может быть.

Когда Милена закончила сбивчивый доклад, они стояли на самом краю мола. В его тени вода была темной, холодной на вид. Зато дальше весело плясали солнечные блики. Позади пляж, усеянный человеческими фигурками. Впереди только безбрежное море с далеким-далеким пароходиком на горизонте.

Журба на белом пароходе взгляд не задержал. Он просто вертел головой по сторонам с отсутствующим выражением лица. Что-то высматривал. Что именно?

– Вы хотели задать какие-то вопросы, Вячеслав Игнатьевич, – напомнила Милена. – Наводящие.

– Вопрос только один, клепать мой болт! – Взгляд милиционера наконец перестал метаться из стороны в сторону и остановился на груди девушки. – Ты никому не болтала про эту историю?

Милене показалось, что его глаза просвечивают ее насквозь как рентгеновские лучи. Машинально поправив лифчик купальника, она сказала:

– Я же вам уже говорила по телефону…

– Да или нет?

Милене показалось, что Журба готов ее ударить. Он когда-то предупреждал ее, что горяч на руку и часто наказывает своих осведомителей за оплошности. Незаметно отступив на шаг, она покачала головой:

– Нет. Никто ничего не знает.

– Это хорошо. – Журба оскалился. – Айда в воду.

Посмотрев вниз, Милена отрицательно помотала головой. Самые светлые пряди в ее волосах были белоснежными. Самые темные – цвета майского меда. Когда волосы колыхались, они красиво переливались на солнце. Милена знала об этом, но сейчас это ее не радовало. Она оглянулась и тоскливо посмотрела в сторону пляжа.

– Я не спрашиваю тебя, сучка, хочешь ли ты купаться, – веско произнес Журба. – Если сказано: полезай в воду, то через секунду ты должна плескаться там, как заправская утка. – Он хохотнул. – Ты ведь и есть утка. Просто утка.

Что Милену ошеломило в этой тираде больше всего, так это то, что взрослый мужчина, матерый мент, способен шутить, как пацан-малолетка, да и еще веселиться при этом.

– Ладно, – сказала она, направляясь к лесенке, ведущей в воду. – Я могу и искупаться. Только зачем вы меня оскорбляете? Вместо того, чтобы спасибо сказать, вы…

– Спасибо ты должна мне говорить, – перебил ее Журба на полуслове. – С утра до ночи. Пять лет свободы тебе подарено, не забывай… Так что не рассуждай, а делай, что тебе велено, клепать мой болт. Марш в воду! Я за тобой.

Милена развернулась к морю спиной и, держась руками за лесенку, начала спускаться вниз. Вода неприятно холодила ее ноги, осторожно нащупывающие перекладины. Когда прохладный мокрый обруч замкнулся на талии Милены, она подняла голову и посмотрела на Журбу. Снизу он выглядел сложенным непропорционально, карикатурой на самого себя. Малюсенькую голову почти заслонял выпуклый живот, тяжело нависший над Миленой. Наткнувшись взглядом на откровенно бугрящиеся плавки, она сомкнула веки, разжала пальцы и опрокинулась в воду спиной. Обычно в таких случаях Милена взвизгивала, но теперь почему-то не решилась подать голос. Проплыв метров десять вперед, она обернулась на голос Журбы:

– Возвращайся сюда. Скоренько.

Теперь он стоял на лестнице по грудь в воде, лицом к ней. И непонятно улыбался.

– А можно, я еще поплаваю? – крикнула Милена, ощущая во рту знакомую солоноватую горечь.

– Некогда!

– Разве мы куда-нибудь спешим?

– Я спешу. Просто сгораю от нетерпения. Смотри. – Он вскинул руку и, как флагом, призывно помахал своими полосатыми плавками. Мокрые, они шлепнулись на мол. – Так что скорее плыви ко мне, рыбка моя золотая. – Журба тихо засмеялся.

Догадаться, что от нее требуется, было несложно. Осмотревшись по сторонам, Милена убедилась, что никого рядом не наблюдается. Мол надежно заслонял их от любопытных глаз, особенно когда она приблизилась к нему вплотную и очутилась в полуметре от Журбы, мерно шевеля в воде руками и ногами. Теперь его поведение перестало казаться странным, и недавнее напряжение, владевшее Миленой, исчезло. Мент захотел немного женской ласки, вот и все. Ничего удивительного. Удивительно лишь то, что он не потребовал обслуживать его еще в начале знакомства.

Развернувшись в воде вертикально, как поплавок, Милена проворно задвигала ногами, а руки забросила на затылок, выискивая под намокшими волосами завязку купальника.

– Это лишнее, – быстро сказал Журба. – Просто нырни и докажи мне, что ты не зря свой хлеб жуешь. – Он красноречиво пошевелил губами и показал пальцем в воду перед собой. – Ну? Ныряй. Сделай дяде милиционеру приятное.

Верхняя половина его туловища, освещенная вечерним солнцем, напоминала цветом и фактурой волосатый ствол пальмы. То, что находилось под водой, выглядело бледным, не слишком приятным на вид. Но работа Милены заключалась не в том, чтобы привередничать. Набрав полную грудь воздуха, она погрузилась в море с головой. Ее руки нашли бедра Журбы. Рот, выпустив вереницу серебристых пузырей, по-рыбьи открылся. Ну, где этот пресловутый милицейский болт недоклепанный?

Когда сильные пальцы сдавили ее шею, Милена еще не успела испугаться по-настоящему. Ужас пришел, когда плотные мужские ляжки обхватили и стиснули ее голову, не давая вынырнуть на поверхность. Ее ноги взбивали на воде белую пену, скрюченные пальцы цеплялись за все, что под них попадалось, но сосуды уже лопались один за другим от невыносимого напряжения, а легкие судорожно вбирали в себя море.

И не было этому морю ни конца, ни края.