Церковная история народа англов

I. Как Эдильвальд, наследник Кутберта в трудах отшельнической жизни, смирил бурю своими молитвами, когда его братья боролись с волнами.

II. Как епископ Иоанн исцелил своим благословением глухого.

III. Как он своими молитвами исцелил больную девушку.

IV. Как он излечил святой водой больную жену комита.

V. Как он молитвой вернул к жизни слугу комита.

VI. Как своими молитвами и благословением он спас от смерти клирика, пострадавшего от падения.

VII. Как Кэдвалла, король западных саксов, прибыл в Рим для крещения и о том, как его наследник Ине также посетил гробницы блаженных апостолов.

VIII. Как после смерти Теодора архиепископом сделался Бертвольд и как среди многих посвященных он поставил ученейшего Товия епископом церкви Хрофа.

IX. Как святой муж по имени Эгберт хотел отправиться с проповедью в Германию, но не был туда допущен; и как Виктберт попал туда, но не добился успеха и вернулся в Ибернию, откуда он прибыл.

X. Как Виллиброрд проповедовал во Фризии и обратил многих ко Христу и как его спутники Хевальды стали мучениками.

XI. Как достопочтенные Свидберт и Виллиброрд были посвящены в епископы Фризии, один в Британии, а другой в Риме.

XII. Как некий муж в Нортумбрии восстал из мертвых и рассказал о многих увиденных им вещах, как пугающих, так и радостных.

XIII. Как, напротив, другому мужу, стоящему на пороге смерти, демоны показали книгу, где были записаны его прегрешения.

XIV. Как еще один муж накануне смерти увидел место будущих своих адских мучений.

XV. Как большинство церквей скоттов приняли католическую Пасху по настоянию Адамнана и как последний написал книгу о святых местах.

XVI. Что он написал в этой книге о местах рождества Господа, Его страстей и Его воскрешения.

XVII. Что он писал о месте вознесения Господа и о гробницах патриархов.

XVIII. Как южные саксы получили в епископы Эдберта и Эоллана, а западные саксы Даниэля и Альдхельма и о писаниях упомянутого Альдхельма.

XIX. Как Кенред, король мерсийцев, и Оффа, король восточных саксов, окончили жизнь в Риме в монашеском звании и о жизни и кончине епископа Вилфрида.

XX. Как Альбин наследовал аббату Адриану, а Акка — епископу Вилфриду.

XXI. Как аббат Кеолфрид послал в королевство пиктов строителей храмов и отправил с ними письмо о католической Пасхе и о тонзуре.

XXII. Как монахи Ии и подчиненных им монастырей начали праздновать католическую Пасху по научению Эгберта.

XXIII. Нынешнее состояние народа англов и всей Британии.

XXIV. Хронологическое оглавление всего труда; также о его авторе.

I.

Кутберту, человеку Божьему, наследовал в его отшельнической жизни на острове Фарне достопочтенный Эдильвальд[915] прежде, чем стал епископом. Сделавшись священником, он много лет освящал свою должность в монастыре, называемом Инрип, делами, достойными его сана. Чтобы показать его достоинства и благость жизни, которой он жил, я сообщу о чуде, пересказанном мне одним из братьев, среди которых и к благу которых оно совершилось, почтенным служителем и священником Христовым по имени Гудфрид[916]; позже он сделался аббатом над братией Линдисфарнской церкви, куда был переведен.

“Я приплыл, — рассказывал он, — с двумя братьями на остров Фарне, желая поговорить с достопочтеннейшим отцом Эдильвальдом. Освежившись его речами и взяв у него благословение, мы возвращались домой и были в самой середине моря, когда внезапно тихая погода сменилась ненастьем и разразилась такая свирепая буря с ветром, что мы не могли двигаться ни под парусом, ни на веслах и не ожидали ничего другого, кроме как смерти. После долгой бесплодной борьбы с ветром и морем мы обернулись назад, чтобы взглянуть, нельзя ли, по крайней мере, вернуться на покинутый нами остров. Но мы были окружены бурей со всех сторон и не имели надежды спастись собственными силами. Однако мы увидели, что Эдильвальд, возлюбленный Богом, покинул свое жилище на острове Фарне и смотрит на нас; очевидно, он услышал рев бури и ярость океана и вышел посмотреть, что с нами случилось. Увидев наше отчаянное положение, он встал на колени и стал молить Отца нашего Господа Иисуса Христа[917] о нашей жизни и спасении. Едва закончилась его молитва, бушующие волны смирились[918]; свирепая буря стихла, и попутный ветер быстро донес нас по тихому морю домой. Едва мы причалили и вытащили наше суденышко на берег, как буря, утихшая ради нас, началась снова и продолжала бушевать весь день; из этого видно, что эта короткая передышка была дарована небом ради нашего спасения в ответ на молитву божьего человека”.

Эдильвальд оставался на острове Фарне двенадцать лет и там же умер; но похоронили его в церкви блаженного апостола Петра на острове Линдисфарне, рядом с телами упомянутых уже епископов. Эти события произошли в правление короля Альдфрида, который наследовад своему брату Эгфриду и правил нортумбрийцами девятнадцать лет.

II.

В начале царствования Альдфрида умер епископ Эта, преемником которого в Хагустальденской церкви стал святой муж по имени Иоанн[919]. О нем рассказывали много чудесного знавшие его, в особенности же преподобнейший и правдивейший Бертгун, когда-то его диакон, а ныне аббат монастыря, называемого Индеравуда, что значит “В лесу Дейры”[920]. Мы сочли подобающим сохранить память о некоторых из этих чудес.

Невдалеке от Хагустальденской церкви, примерно в полутора милях, находилось уединенное жилище, окруженное валом и редким лесом и отделенное от церкви рекой Тин[921]. Там был климитерий[922], посвященный святому Михаилу Архангелу, в котором человек Божий вместе с другими часто посвящал себя молитвам и чтению, когда представлялась возможность, а особенно в дни Великого поста. Однажды, когда он пребывал там в начале поста, он попросил своих спутников найти какого-нибудь бедняка, больного или нуждающегося, чтобы тот провел с ними эти дни, питаясь от их милости; таков был его постоянный обычай. В ближней деревне жил немой юноша, которого епископ знал и часто подавал ему милостыню, но никогда не мог добиться от него ни единого слова. Кроме того, на голове его было столько парши и перхоти[923], что на макушке не росли волосы, кроме нескольких пробившихся по краям слипшихся прядей. Епископ велел привести этого юношу и выстроить для него близ жилища хижину, где он мог бы жить и питаться. На второе воскресенье поста он призвал бедняка к себе и велел ему высунуть язык. Потом он взял его за подбородок и начертал на его языке знак святого креста; после этого он попросил его спрятать язык и сказать что-нибудь. “Скажи что-нибудь, — настаивал он, — скажи “ге” (на языке англов это слово означает утверждение и согласие, то есть “да”[924]). Юноша тут же сказал то, что просил епископ, и узы, сковывавшие его язык, развязались. Тогда епископ добавил названия букв; “скажи «а»”, — попросил он, и юноша сказал; “скажи «бэ»”, — сказал и это. Когда он повторил за епископом названия всех букв, тот перешел к слогам и словам и велел юноше повторить и их. Тот повторил их все, одно за другим, и тогда епископ научил его произносить длинные фразы. После этого те, кто был там, рассказывали, что юноша говорил день и ночь, пока мог бодрствовать, и поведал им все свои сокровенные мысли и желания, чего никогда не делал прежде. Он был как тот хромой, который, будучи исцелен апостолами Петром и Иоанном, начал ходить и вошел с ними в храм, ходя и скача, и хваля Бога[925], и радуясь хождению, которого он столь долго был лишен. Епископ с ним вместе радовался его исцелению и велел лекарю вылечить его запаршивевшую голову. Тот сделал, как было сказано, и с помощью благословений и молитв епископа кожа юноши исцелилась, и голова его густо поросла волосами. Так он обрел приятный вид, ясную речь и прекрасные вьющиеся волосы, хотя прежде был уродлив, убог и нем. Радуясь своему возрожденному здоровью, он предпочел отправиться домой, хотя епископ предлагал ему остаться в собственном его доме.

III.

Бертгун поведал и о другом чуде, сотворенном епископом. Когда преподобный Вилфрид после долгого изгнания вновь стал епископом Хагустальденской церкви[926], упомянутый Иоанн после смерти Бозы, мужа великой святости и смирения, стал вместо него епископом Эборака. Однажды он по какой-то надобности отправился в женский монастырь в месте, именуемом Ветадун, где аббатиссой тогда была Херебурга[927]. “После нашего прибытия, — рассказывал он, — сестры радостно встретили нас, а аббатисса поведала, что одна из монахинь, собственная ее дочь по плоти[928], поражена тяжким недугом. Недавно ей пускали кровь из руки, и, еще не излечившись, она начала вдруг испытывать острую боль, которая все возрастала. Раненая рука так распухла, что ее с трудом можно было обхватить двумя руками; девушка все время лежала в постели и вот-вот должна была умереть от жестокой боли. Аббатисса попросила епископа навестить ее и благословить, веря в то, что от его благословения или прикосновения состояние больной сразу улучшится. Тогда он спросил, когда девушке пускали кровь, и, услышав, что это случилось в четвертый день луны, воскликнул: “По глупости и невежеству вы пускали ей кровь в четвертый день луны; я помню, как блаженной памяти архиепископ Теодор говорил, что очень опасно пускать кровь больному, когда луна бледна и океанский прилив нарастает. Что теперь я могу сделать для этой девушки, когда она на краю смерти?” Но аббатисса начала еще настойчивее умолять его помочь дочери, которую она очень любила и собиралась сделать своей преемницей[929]; наконец она упросила его навестить больную. Взяв меня с собой, он пошел туда, где лежала девушка, страдающая, как я уже говорил, от жестокой боли в руке, которая так распухла, что ее нельзя было согнуть в локте. Он встал рядом, прочел над ней молитву, благословил ее и вышел. После, когда мы в урочный час сели за стол, кто-то вошел и позвал меня, сказав: “Квенбурга, — так звали ту девушку, — просит тебя немедля прийти к ней”. Я так и сделал и нашел ее куда более бодрой и явно выздоравливающей. Когда я сел, она спросила: “Могут нам принести попить?” Я ответил: “Конечно, и я очень рад тому, что ты хочешь пить”. Принесли сосуд, и когда мы оба попили, она сказала мне: “Когда епископ помолился за меня, благословил меня и вышел, я сразу же почувствовала себя лучше, и хотя я еще полностью не оправилась, боль покинула мою руку, где она была сильнее всего, и все мое тело, словно епископ забрал ее с собой, хотя опухоль еще осталась”. После нашего отъезда ужасающая опухоль пропала вслед за болью, и девушка, избавленная от страданий и смерти, вознесла хвалы своему Создателю и Господу вместе с другими Его слугами, жившими там”.

IV.

Аббат Бертгун рассказывал также еще об одном чуде упомянутого предстоятеля, немногим отличающемся от предыдущего[930]. Он сказал: “Невдалеке от нашей обители, менее чем в двух милях, стоял дом некоего комита по имени Пух, жена которого в течение сорока дней страдала от тяжкой болезни, и уже три недели ее не могли даже вынести из комнаты, где она лежала. В то время комит призвал человека Божьего освятить церковь и после освящения пригласил его пообедать к себе домой. Епископ отказался, сказав, что должен вернуться в расположенный неподалеку монастырь. Но комит стал настаивать и пообещал, что раздаст милостыню бедным, если только епископ согласится войти в его дом и разделить с ним трапезу. Я присоединился к нему и тоже пообещал пожертвовать на благо бедных, если епископ пообедает в доме комита и благословит его. Нескоро и с трудом мы уговорили его и пошли обедать. Епископ же послал одного из пришедших с нами братьев за святой водой, которой он освящал церковь, и велел отнести ее больной женщине. Он также приказал дать ей выпить немного воды, а остатком омыть то место, где боль была сильнее всего. Когда это было сделано, женщина тотчас встала исцеленной и не только избавилась от своей долгой болезни, но и вновь обрела давно оставившую ее силу; она поднесла чашу епископу и всем нам и обносила нас питьем, пока обед не кончился. В этом она уподобилась теще блаженного Петра, которая лежала в горячке, но встала и служила им, восстановив свои здоровье и силу касаньем руки Господней[931]”.

V.

В другой раз комит по имени Адди также позвал его освятить церковь. Когда он закончил свое дело, комит попросил его войти в дом и навестить одного из слуг, который лежал тяжело больной, так, что из членов его ушла вся сила, и он вот-вот должен был умереть. Уже был сделан гроб, чтобы его похоронить. Комит со слезами просил его пойти и помолиться за слугу, о жизни которого он весьма беспокоился; он верил, что если епископ возложит на больного руки и благословит его, тот скоро исцелится. Епископ пошел и обнаружил его на краю смерти, в окружении плачущих родных, с лежащим рядом гробом, в котором его должны были похоронить. Он прочитал молитву, благословил его и вышел, добавив обычные слова утешения: “Выздоравливай скорее”. Позже, когда они сидели за столом, юноша послал за хозяином и попросил вина, так как захотел пить. Хозяин очень обрадовался тому, что его слуга может пить, и послал ему чашу вина с благословением епископа. Тот выпил и, стряхнув сонливость и слабость, встал, оделся, вышел из комнаты и пошел поблагодарить епископа и его спутников, сказав, что был бы рад поесть и выпить с ними[932]. Они пригласили его отобедать с ними и порадовались его выздоровлению; он сел за стол, ел, пил и веселился вместе со всеми прочими гостями. После этого он прожил еще много лет, наслаждаясь отменным здоровьем, полностью восстановленным. Хотя сам аббат не присутствовал при этом чуде, ему подробно рассказали об этом бывшие там.

VI.

Не могу я обойти молчанием и чудо, о котором рассказал служитель Христов Херебальд, с которым это чудо и совершилось. В то время он был одним из клириков епископа, теперь же в звании аббата управляет монастырем в устье реки Тин[933]. “Живя с ним, — говорил он, — и хорошо изучив его образ жизни, я увидел, что он во всем достоин епископского сана, насколько может судить человек; я также понял по опыту других и особенно по собственному, как велики его заслуги в глазах Того, кто зрит сердцем, поскольку именно его молитвами и благословениями я, так сказать, был возвращен из пределов смерти на путь жизни. В ранней юности я жил рядом с ним и занимался изучением писаний и пением псалмов, хотя душа моя еще не отвлеклась всецело от удовольствий юности. Однажды, когда мы путешествовали вместе с ним, мы выехали на ровную и сухую дорогу, подходящую для того, чтобы пустить наших коней вскачь. Бывшие с епископом юноши, в основном миряне, стали просить его позволить им устроить конное состязание[934]. Сперва он отказывался, считая это праздным занятием, но в конце концов уступил их общему настоянию и сказал: “Делайте как хотите, но не позволяйте Херебальду состязаться с вами”. Однако я стал просить его отпустить меня с ними, поскольку был уверен в силах прекрасного коня, которого он сам дал мне; но я не мог добиться его согласия.

Мы с епископом смотрели, как кони скачут туда и обратно по дороге; наконец дух гордыни обуял меня, и я не смог удержаться; невзирая на его запрещение, я устремился к состязавшимся и поскакал рядом с ними. Я услышал, как сзади он сказал со вздохом: “О, как мне жаль, что ты так скачешь!” Но я вновь не послушался, и вскоре мой норовистый конь перескочил выбоину в дороге, я упал и лишился всех чувств и способности двигаться, как будто умер. Оказалось, что в том месте на дороге лежал камень, прикрытый тонким слоем земли; больше камней не было на всем поле. Получилось ли это случайно или по Божьему промыслу, чтобы наказать меня за непослушание, но я ударился о него головой и рукой, которой заслонился, когда падал. Мой большой палец сломался, а череп треснул, и я, как уже сказано, лежал подобно мертвецу. Поскольку меня нельзя было нести, надо мной разбили шатер, и в нем я пролежал от часа пополудни, когда это случилось, до самого вечера, когда я немного ожил и мои спутники отвезли меня домой. Всю ночь я пролежал бессловесный, и иногда меня рвало кровью, поскольку при падении я отшиб себе внутренности. Епископ был весьма опечален случившимся со мной, поскольку испытывал ко мне особую привязанность. В ту ночь он не пошел спать к клирикам, как обычно, но бодрствовал и, как я полагаю, молил Господа о моем выздоровлении. Рано утром он пришел ко мне, прочел надо мной молитву и позвал меня по имени. Я проснулся, как мне показалось, от тяжелого сна, и он спросил, знаю ли я, кто говорит со мной. Я открыл глаза и сказал: “Да, это ты, мой возлюбленный предстоятель”. “Будешь ли ты жить?” — спросил он, и я ответил: “Буду, благодаря твоим молитвам и если того захочет Господь”. Возложив руку мне на голову со словами благословения, он вернулся к своей молитве; когда он вскоре вновь пришел ко мне, я уже сидел и мог говорить. Побуждаемый, как вскоре выяснилось, Божьим промыслом, он начал спрашивать, уверен ли я в том, что был крещен. Я сказал, что знаю наверняка, что меня омыли в водах крещения во оставление грехов, и даже назвал имя священника, крестившего меня. Епископ сказал: “Если тебя крестил он, то ты крещен неправильно, поскольку он, когда принимал сан, обладал таким неповоротливым умом, что не мог научиться проповедовать или же крестить; поэтому я велел ему не совершать этот обряд, чтобы он не исполнил его неверно”. Сказав так, он взялся просвещать меня; когда он сделал это и изгнал из меня зло, я сразу почувствовал себя лучше. Потом он позвал врача и велел осмотреть и перевязать мой разбитый череп. После его благословения мне стало еще лучше, и на следующий день я сел на своего коня и поехал с ним дальше; очень скоро я окончательно исцелился и после этого омылся в воде жизни”.

Он был епископом тридцать три года, а потом отошел в Небесное Царство и был похоронен в капелле святого Петра в его монастыре, называемом “В лесу Дейры”, в год от воплощения Господа 721-й. Когда по причине старости он не мог уже исполнять обязанности епископа, он посвятил в епископы Эборакской церкви своего священника Вилфрида[935] и удалился в монастырь, где и провел остаток своей угодной Богу жизни.

VII.

В третий год царствования Альдфрида король западных саксов Кэдвалла[936], со славой правивший своим народом два года, оставил трон из любви к Господу и отправился в Рим для стяжания вечного Царства. Он жаждал особой чести быть омытым в источнике крещения у порога блаженных апостолов, поскольку узнал, что одно лишь крещение способно помочь людскому роду сподобиться небесной жизни. В то же время он надеялся, что сразу после крещения он освободится от уз плоти и очищенным воспарит к вечной радости; с Божьей помощи все так и случилось. Он прибыл в Рим, когда папой был Сергий[937], и был крещен в день святой Субботы перед Пасхой, в год от воплощения Господа 689-й; не успев снять белых одежд[938], он был сражен болезнью и в десятый день до майских календ[939] освободился от оков плоти и примкнул к обществу блаженных на небесах. В крещении папа Сергий дал ему имя Петр, чтобы он мог именем соединиться с блаженнейшим предводителем апостолов, к святейшему телу которого он явился из дальних пределов земли, движимый горячей любовью. Он и погребен был в храме того же имени, и по приказу понтифика на его гробнице высекли эпитафию, чтобы память о нем сохранилась навсегда и те, кто прочтет или услышит о нем, учились на его примере рвению в делах веры. Вот что там написано[940]:

Здесь покоится Кэдвал, иначе Петр, король саксов, тридцати примерно лет, похороненный в двенадцатый день до майских календ[944], во второй индиктион, в царствование благочестивейшего правителя императора Юстиниана[945], в четвертый год его консульства, во втором году понтификата апостольского правителя папы Сергия”.

Когда Кэдвалла отправился в Рим, трон унаследовал его родич Ине[946]. После тридцати семи лет правления западными саксами он также оставил королевство наследникам и прибыл в город блаженных апостолов в понтификат Григория, чтобы провести остаток земной жизни в паломничестве по святым местам и быть потом с большей радостью встреченным святыми на небесах. В то время многие англы, знатные и простые, миряне и клирики, мужчины и женщины, стремились сделать то же самое[947].

VIII.

В год после смерти Кэдваллы в Риме, а именно в год от воплощения Господа 690-й, блаженной памяти архиепископ Теодор умер в возрасте восьмидесяти восьми лет, сделавшись стар и насыщен днями. Он давно уже предсказывал, что проживет именно столько, ибо это было открыто ему во сне. Он оставался епископом двадцать два года и был похоронен в храме святого Петра, где покоятся все архиепископы Дорувернские. О нем и о прочих архиепископах по праву можно сказать, что “тела их погребены в мире, и имена их живут в роды”[948]. Говоря кратко, церковь англов при его архиепископстве духовно продвинулась больше, чем когда-либо прежде. Эпитафия на его гробнице состоит из тридцати четырех героических стихов и открыто и ясно говорит всем о его личности, жизни, годах и кончине. Вот ее первые строки:

А вот последние:

Ему наследовал Бертвальд[950], бывший аббатом монастыря в Ракульфе[951], что к северу от устья реки Генлады[952]. Он глубоко знал Писание и был весьма учен в церковных и монашеских науках, но, однако же, не мог сравниться со своим предшественником. Его избрали епископом в год от воплощения Господа 692-й, в первый день июля, когда в Кенте правили Виктред и Свебхард[953]. Посвящен он был в следующем году, в воскресенье перед сентябрьскими календами, галльским епископом-митрополитом Годвином[954]. Среди многих посвященных им епископов был Товий[955], ставший после смерти Гефмунда епископом Хрофа. Товий был мужем великой учености, знавшим латинский, греческий и саксонский языки.

IX.

В то время почтенный слуга Христа и священник Эгберт, кому подобает всяческая честь, жил, как уже говорилось, отшельником в Ибернии, чтобы стяжать небесное отечество. Он желал принести благословение многим народам, свершив апостольский труд проповеди Слова Божьего тем народам, которые о нем еще не ведали. Он знал, что в Германии обитают многие народы, от которых ведут свой род англы и саксы, ныне живущие в Британии; по этой причине их соседи-бритты до сих пор искаженно зовут их “гарманами”[956]. Среди этих народов — фризы, ругины, даны, гунны, древние саксы и боруктуары[957]; много и других народов в той же стране, которые до сих пор следуют языческим обычаям и к которым воин Христа намеревался отправиться, обойдя Британию по морю, чтобы попытаться избавить их от Сатаны и привести ко Христу. В случае неудачи этого дела он намеревался отправиться в Рим и поклониться там могилам блаженных апостолов и мучеников Христовых.

Но высшее откровение и вмешательство предохранило его от исполнения всех этих планов. Он уже избрал самых смелых спутников и тех, кто по своей добродетели и учености более всего подходил для проповеди Слова; все было приготовлено для путешествия. Однажды утром к нему пришел один из братьев, который некогда служил в Британии у возлюбленного Богом священника Бойсила[958], бывшего, как уже говорилось, приором Мелрозского монастыря при аббате Эте. Он сообщил Эгберту о видении, бывшем с ним ночью, и сказал: “Когда вечерняя молитва закончилась, я лег в постель и уснул, и мне привиделся мой прежний господин и возлюбленный учитель Бойсил, который спросил меня, узнаю ли я его. “Да, ты Бойсил”, — ответил я, и он продолжал: “Я принес Эгберту весть его Господа и Спасителя, которую ты должен ему передать. Скажи ему, что он не может отправиться в задуманное путешествие и вместо этого должен идти и наставлять обители Колумбы”. Колумба же был первым учителем веры у пиктов, что живут за северными горами, и основателем монастыря на острове Ии, который до сих пор почитается многими среди пиктов и скоттов. Некоторые зовут Колумбу Колумкилл, соединяя слово “келла” и имя Колумба[959]. Услышав об этом видении, Эгберт велел рассказавшему о нем брату никому не повторять свой рассказ из опасения, что видение может оказаться наваждением. Сам он молча обдумывал весть и боялся, что она может оказаться правдивой, ибо он не хотел прекращать подготовку к путешествию ради просвещения язычников.

Через несколько дней тот же брат вновь пришел к нему и сказал, что ночью, сразу же после окончания вечерни, Бойсил опять явился ему и сказал: “Почему ты передал мое послание Эгберту столь небрежно и теплохладно[960]? Иди же и скажи ему, что, хочет он того или нет, он должен отправиться в обители Колумбы, поскольку они идут по кривой борозде, и он должен направить их на правильный путь”. Услышав это, Эгберт вновь попросил брата никому не говорить; хотя теперь он был уверен в истинности видения, он тем не менее собирался начать путешествие вместе с братьями. Но после того как они погрузили все необходимое для путешествия на борт и несколько дней прождали благоприятного ветра, однажды ночью разыгралась сильная буря, которая смыла с корабля все припасы и оставила его лежать на боку в воде. При этом все, что принадлежало Эгберту и его спутникам, было спасено. Так по слову пророка: “Ради меня постигла вас эта великая буря”[961], он отказался от задуманного и вместо этого остался дома.

Среди его спутников был некий Виктберт[962], известный как отвержением мира сего, так и своей ученостью. Много лет он странствовал по Ибернии, живя отшельником в великом совершенстве. Он сел на корабль и, достигнув Фризии, два года проповедовал Слово жизни тому народу и их королю Радбоду[963], но не получил никакого плода своих трудов от слушавших его варваров. Поэтому он вернулся к излюбленному месту странствий и там вновь посвятил себя Господу в уединении и молчании; хотя ему и не удалось обратить чужеземцев к вере, он более помог собственному народу примером своих добродетелей.

X.

Так Эгберт, человек Божий, увидел, что ему не позволено самому идти и проповедовать народам, но он может принести иную пользу святой церкви, как то было предсказано пророчеством. Хотя Виктберт не добился успеха, когда отправился в те области, Эгберт все же решил послать туда для проповеди Слова святых и деятельных мужей; среди них как саном, так и заслугами выделялся священник Виллиброрд[964]. Когда они, в числе двенадцати, переплыли море, их милостиво принял дукс франков Пипин[965], который только что изгнал короля Радбода из ближней Фризии и захватил ее; туда он и послал их проповедовать. Он поддержал их своей властью, так что никто не смел мешать им во время проповеди; также он пообещал многие блага тем, кто согласится принять веру. Благодаря этому в соединении с Божьей милостью они в короткий срок обратили многих от идолослужения к вере Христовой.

Следуя их примеру, двое английских священников, долго живших в Ибернии из любви к их вечному отечеству, явились в провинцию древних саксов в надежде своей проповедью обратить кого-либо из ее жителей ко Христу. Они пылали одинаковым рвением и носили одно имя, поскольку обоих звали Хевальд; различали их по цвету волос, поэтому одного называли Хевальдом Черным, а второго Хевальдом Белым. Оба они были полны благочестия, но Хевальд Черный лучше знал святые писания. Добравшись до той земли, они остановились в доме некоего старосты и попросили его проводить их к вышестоящему сатрапу[966], которому они должны были передать важное послание. Древние саксы не имеют короля, но только нескольких сатрапов, которые управляют народом и в случае войны бросают жребий, подчиняясь на время войны тому, на кого он падает. Когда же война кончится, они снова становятся сатрапами, равными по власти[967]. Итак, староста принял их и обещал проводить к тому сатрапу, которому подчинялся, но вместо этого продержал их у себя несколько дней.

Вскоре варвары увидели, что они постоянно предаются пению псалмов, молитвам и принесению спасительных жертв Господу (ибо они привезли с собой священные сосуды и освященную доску вместо алтаря[968]), и поняли, что они принадлежат к другой вере. Они испугались, что Хевальды, явившись к сатрапу и поговорив с ним, отвратят его от прежних богов и приведут к новой, христианской, вере и так постепенно всю провинцию заставят сменить старую веру на новую. Поэтому они внезапно схватили их и предали смерти. Хевальда Белого быстро убили мечом, но Черного долго мучили и разорвали на куски самым ужасающим образом; тела же их бросили в Рейн. Когда об этом услышал сатрап, которого они хотели видеть, он весьма рассердился на то, что прибывшим не дали повидать его; поэтому он приказал убить всех жителей того селения, а само селение сжечь. Эти священники и слуги Христовы пострадали в пятый день до октябрьских нон[969].

Их мученичество не обошлось без небесных чудес. Когда, как уже говорилось, язычники бросили их мертвые тела в реку, течение отнесло их почти на сорок миль к месту, где находились их спутники. Каждую ночь на место их пребывания сходил с небес сияющий луч света, который видели даже погубившие их язычники. Один из братьев явился в ночном видении своему товарищу по имени Тилмон, мужу достойнейшему и благородному даже в земном своем звании, который был воином и стал монахом[970]. Видение показало ему, что их тела находятся в том месте, куда с небес сходил сияющий свет. Так и случилось; тела их были найдены и погребены с почестями, подобающими мученикам, а дни их смерти и нахождения их тел стали отмечаться в тех краях. Славнейший дукс франков Пипин, узнав о случившемся, велел доставить их тела к нему и похоронил их с великой честью в храме города Колонии, что на Рейне[971]. Говорят, что на месте, где их убили, из-под земли забил источник, который до сих пор снабжает ту округу водой.

XI.

После прибытия во Фризию Виллиброрд получил позволение проповедовать и тут же поспешил в Рим, где апостольский престол занимал папа Сергий, с разрешения и одобрения которого он хотел начать евангельское просвещение того народа. В то же время он надеялся получить реликвии блаженных апостолов и мучеников Христовых, чтобы после уничтожения идолов у народа, к которому он шел проповедовать, основать на их месте храмы и поместить там реликвии святых, посвятив каждый храм тому святому, реликвии которого будут там храниться. Также он хотел о многом узнать и получить многое из необходимого для столь великой задачи. Добившись всего, что хотел, он вернулся к своей проповеди.

В то время братья, занятые служением Слову во Фризии, выбрали епископом одного из них, мягкосердечного и смиренного мужа по имени Свидберт[972]. Они послали его в Британию, где по их просьбе его посвятил преподобнейший епископ Вилфрид, который в то время был изгнан из своей родины в мерсийские земли. В Кенте же тогда епископа не было, поскольку Теодор умер, а сменивший его Бертвальд отправился за море для посвящения и еще не вернулся на свою кафедру.

Когда Свидберт получил сан епископа и вернулся из Британии, он вскоре прибыл к народу боруктуаров[973] и многих из них обратил на путь истины своим учением. Однако вскоре боруктуары были разбиты древними саксами, и принявшие Слово оказались рассеяны там и тут. Поэтому епископ вместе с прочими вернулся к Пипину, который по просьбе его супруги Блитриды[974] поселил его на острове посреди Рейна, который на их языке звался Прибрежным[975]. Там он выстроил монастырь, где до сих пор живут его преемники; там он жил некоторое время в великом воздержании и после умер.

Когда пришедшие из Британии уже провели некоторое время во Фризии, Пипин с их согласия послал достопочтенного Виллиброрда в Рим, где понтификом все еще был Сергий, для посвящения в архиепископы народа фризов. Это было совершено по просьбе Пипина в году 696-м от воплощения Господа[976]. Его посвятили в церкви святой мученицы Цецилии, в день ее праздника, и папа дал ему имя Климент. Через четырнадцать дней после прибытия он отправился назад в свое епископство.

Пипин дал ему место для епископской кафедры в прославленной крепости, которая на древнем языке того народа называлась Вилтабург, то есть “город вилтов”; на языке же галлов она звалась Траектум[977]. Там преподобный епископ выстроил церковь и стал повсюду проповедовать слово веры, избавив многих от их заблуждений. Также он построил много храмов в соседних областях и основал несколько монастырей. Вскоре он поставил епископами в тех областях братьев, явившихся с ним или пришедших после для проповеди. Некоторые из них уже усопли в Господе, но сам Виллиброрд, называемый также Климентом, еще жив и славится своими годами, управляя епископством тридцать шесть лет[978]. Выдержав много битв в небесной брани, он ныне всей душой стремится к небесному воздаянию.

XII.

В то время в Британии случилось замечательное чудо, подобное происходившим в древности. Чтобы пробудить живых от смерти духовной, некий уже умерший муж вернулся к жизни и поведал о многих примечательных вещах, которые видел; полагаю, что о некоторых из них следует кратко упомянуть здесь. Это был отец семейства, живший со своими родными благочестивой жизнью в области Нортумбрии, называемой Инкуненинг[979]. Он был сражен телесным недугом, который день ото дня усиливался, пока он не достиг предела и не умер в первых часах ночи. Однако с рассветом он вновь возвратился к жизни и внезапно сел, так что все, кто сидели вокруг и оплакивали его, были безмерно напуганы и бежали, кроме его жены, которая весьма любила его и потому осталась, хоть и дрожала от страха. Муж успокоил ее, сказав: “Не бойся, ибо я поистине спасся от смерти, которая уже держала меня в своих оковах, но мне было позволено и дальше жить среди людей. Однако после этого я должен жить не как прежде, а совсем иначе”. Он встал, пошел в деревенскую молельню и там молился до рассвета. Потом он поделил все, чем владел, на три части: одну часть он отдал жене, другую сыновьям, а третью оставил себе[980], чтобы тут же раздать ее бедным. В скором времени он освободился от забот этого мира и удалился в Мелрозскую обитель[981], почти окруженную изгибом реки Твид. Получив постриг, он удалился в тайное убежище, данное ему аббатом. Там до дня своей смерти он жил в таком телесном и душевном воздержании, что, даже если бы он хранил молчание, сама его жизнь доказала бы, что он видел многие страшные или радостные вещи, скрытые от других людей[982].

Виденное он описал в таких словах: “Меня встретил муж сияющего облика в белых одеждах. Мы в молчании двигались в сторону того, что казалось мне восходом солнца во время солнцестояния. На пути мы подошли к глубокой и широкой долине бесконечной длины; она лежала слева от нас, и один край ее был объят страшно бушующим пламенем, а другой казался не менее ужасным по причине свирепой бури и падавшего повсюду снега со льдом[983]. Оба края были полны человеческих душ, которые постоянно перемещались с одного края на другой, словно гонимые вихрем. Когда проклятые души не могли больше выносить ярость ужасающего жара, они бросались в самую середину смертельного холода, но, не найдя и там облегчения, кидались назад, чтобы вновь гореть в негаснущем пламени. Неисчислимое множество несчастных духов мучилось в этом средоточии скорби повсюду, куда доставал мой взор, без всякого перерыва, и я подумал, что это, должно быть, ад, о непереносимых муках которого я так часто слышал. Но мой спутник, шедший за мной, ответил моим мыслям. “Не верь себе, — сказал он, — это не ад, как ты думаешь”.

Когда он повлек меня дальше, я, устрашенный этим зрелищем, увидел, что впереди нас стало темнеть, пока темнота не покрыла все вокруг. Мы вошли в эту тьму, и она мгновенно сделалась такой густой, что я не видел ничего, кроме фигуры моего провожатого и его одеяния. Когда мы двигались сквозь тень долгой ночи[984], перед нами вдруг возникли громады бушующего пламени, встающие будто из некоей бездны и вновь падающие в нее. Подведя меня ближе, мой спутник внезапно исчез и бросил меня одного во тьме перед этой ужасающей сценой. Я видел, как огненные шары беспрестанно вздымались и снова падали на дно пропасти; языки пламени были полны человеческих душ, которые, как искры с дымом, поднимались вверх и вместе с пламенем падали обратно в бездну. Из глубин ее вместе с испарениями поднималось неописуемое зловоние, наполнявшее все это средоточие тьмы. Когда я долгое время оставался там в великом ужасе, не зная, что делать, куда деваться и что меня ждет, я вдруг услышал за спиной громкие и горестные жалобы, сопровождаемые хриплым смехом, будто грубая чернь издевалась над плененными ею врагами. Когда звуки сделались яснее и наконец приблизились ко мне, я различил толпу злых духов, с шутками и смехом влекущих пять человеческих душ, кричащих и стенающих, в самое сердце тьмы. Я увидел у одного из них тонзуру клирика; еще были там некий мирянин и женщина. Злые духи влекли их в пылающую бездну; когда они спустились ниже, я уже не мог ясно различать людские жалобы и смех демонов, и в ушах моих стоял только неясный шум. Тут несколько темных духов вырвались из пламени и набросились на меня, окружив меня сверканием глаз и грозя мне буйным пламенем, вырывавшимся из их пастей и ноздрей. Они пытались ухватить меня грозного вида щипцами[985], которые держали в руках, но только пугали меня, не осмеливаясь коснуться. Окруженный со всех сторон врагами и кромешной тьмой, я устремлял взор повсюду, пытаясь отыскать где-нибудь помощь или путь для бегства; тут на дороге, по которой я пришел, показалось нечто вроде яркой звезды, мерцавшей в темноте. Она все время росла и двигалась прямо ко мне, и при ее приближении все злые духи, пытавшиеся схватить меня щипцами, рассеялись и исчезли.

Их обратил в бегство тот, кто сопровождал меня прежде; повернув вправо, он повел меня в направлении восхода зимнего солнца и быстро вывел из темноты к ясному свету. Двигаясь рядом с ним в воздухе, я увидел впереди громадную стену, длина и высота которой казались бесконечными. Я удивился, зачем мы приближаемся к этой стене, поскольку я не видел в ней никаких ворот, окон или ступеней. Добравшись до стены, мы внезапно каким-то образом оказались на ее вершине. За ней была широчайшая прекрасная равнина, полная благоуханием цветов; их сладостный аромат быстро прогнал окутавшее меня гнусное зловоние исчадий тьмы. Так ярок был свет, пронизавший всю это местность, что он казался ярче дня или лучей полуденного солнца. По равнине гуляли бесчисленные множества людей в белых одеждах, а многие сидели вокруг; пока он влек меня сквозь скопления радостных обитателей, я подумал, что это, быть может, Царство Небесное, о котором я часто слышал. Но он ответил на мои мысли: “Нет, это не Царство Небесное, как тебе представляется”.

Когда мы миновали это обиталище блаженных духов, я увидел впереди еще более дивный свет, чем прежде; из него доносились сладчайшие звуки поющих голосов. Так прекрасно было доносившееся оттуда благоухание, что прежний аромат, показавшийся мне сперва невиданным, теперь представлялся самым обычным; и дивное сияние над полем цветов в сравнении с тем светом, что я увидел сейчас, казалось тусклым и слабым. Я начал надеяться, что сейчас мы войдем в это чудесное место, но тут мой спутник внезапно остановился и, быстро повернувшись, повлек меня обратно тем же путем.

Когда мы достигли радостного жилища духов в белых одеждах, он спросил меня: “Знаешь ли ты, что означают все эти вещи, которые ты видел?” “Нет”, — ответил я. Тогда он сказал: “Долина с ужасным пылающим огнем и леденящим холодом, которую ты видел — это место, где мучаются души тех, кто пренебрег исповедью и карается теперь за грехи, совершенные прежде смертного часа. Однако все они раскаялись и исповедались, пусть и на смертном ложе, и попадут после Судного дня в Царство Небесное; также и молитвы еще живущих, их благие дела, посты и особенно заупокойные службы помогут многим из них освободиться еще до дня суда. А огнедышащая зловонная бездна, которую ты видел после — это самая пасть геенны, в которой все упавшие туда пребудут вечно. Цветущее поле, где ты видел прекрасных и юных людей, радостных и светлых ликом — это место, где обитают души тех, кто умер, сотворив многие добрые дела; однако они не так совершенны, чтобы сразу же попасть в Царство Небесное. Но все они после дня Суда прейдут пред лицо Христа, к небесным радостям. Те же, кто совершенен в каждом слове, деле и помышлении, едва покинув тело, попадают в Царство Небесное; оно находится там, где ты слышал звуки сладостного пения среди дивного благоухания и света славы. Ты должен сейчас вернуться в тело и снова жить среди людей; но если ты будешь лучше следить за собой и хранить свои пути и слова в праведности и целокупности сердца, ты после смерти также окажешься в радостном обществе блаженных духов, которых ты видел. Когда я оставил тебя на время, я сделал это затем, чтобы узнать, какое тебе суждено будущее”. Едва он закончил говорить, как я вернулся в свое тело с большой неохотой, поскольку был зачарован сладостью и красотой того места, которое видел, и теми, кто населял его. Я не смел ничего спросить у своего провожатого и вдруг, не знаю как, оказался снова живым в этом мире людей”.

Человек Божий не говорил об этом и о других вещах, которые видел, тем, кто жил праздной и беззаботной жизнью, но только тем, кто страшился адских мук или же был очарован надеждой на вечную радость и был готов использовать его слова как средство для духовного возвышения. Например, недалеко от его кельи жил монах по имени Хэмгисль, знаменитый священник, добрые дела которого были достойны его сана. Он еще жив, уединенно обитает в Ибернии и питает свои идущие под уклон годы черствым хлебом и холодной водой. Он часто навещал того человека и, подробно расспрашивая его, узнал о том, что он видел, находясь вне тела; из его рассказов я узнал то, что кратко описывается здесь. Также он рассказал о своих видениях королю Альдфриду, мужу ученейшему во всех отношениях, который выслушал его радостно и внимательно; по настоянию короля он был принят в упомянутый уже монастырь и увенчан тонзурой. Когда бы король не посещал ту область, он всякий раз приезжал послушать его. В то время монастырем управлял аббат и священник Эдильвальд[986], муж благочестивой и скромной жизни. Ныне он сделался епископом на кафедре Линдисфарнской церкви, и дела его вполне достойны сана.

Этому человеку было даровано тайное жилище в монастыре, где он мог бы всецело отдаваться служению Создателю в постоянной молитве; поскольку это жилище находилось на берегу реки, он пользовался этим для смирения плоти, часто заходя в воду. Там он стоял без движения, читая молитвы и псалмы, в то время как вода доходила ему до пояса, а иногда и до горла. Выйдя из воды, он никогда не снимал холодную, мокрую одежду, пока не высушивал ее теплом своего тела. Когда зимой вокруг него плавали куски льда, который он сам разбивал, чтобы расчистить в реке место для себя, видевшие его говорили: “Брат Дриктельм (таково было его имя)[987], как ты можешь сносить этот жестокий холод?” Он отвечал им просто, поскольку был человеком простым и немногословным: “Я видел холод пострашнее”. Когда же ему говорили: “Удивительно, как ты выносишь такую суровую, полную лишений жизнь”, — он отвечал: “Я видел и посуровее”. И так до дня своего ухода в неугасающей жажде небесных милостей он смирял свою стареющую плоть ежедневным постом и многих привел к спасению словом и всей своей жизнью.

XIII.

Напротив, был в Мерсийском королевстве некий муж, чьи видения и слова, но не поступки, принесли благо всем, кроме него самого. Жил он во времена Кенреда, наследника Эдильреда[988], и был мирянином из военного сословия; он так же радовал короля внешним прилежанием, как и огорчал его внутренним своим небрежением. Постоянно король побуждал его исповедаться, покаяться и отречься от греха, пока внезапная смерть не лишила его всякой возможности раскаяния и исправления. Однако, несмотря на частые предупреждения, он отвергал этот спасительный совет и всегда обещал, что покается как-нибудь потом. Тем временем он заболел и слег в постель, мучаясь жестокой болью. Любивший его король пришел к нему и вновь начал побуждать хотя бы перед смертью очиститься от неправедности. Он же ответил, что исповедуется не сейчас, а лишь когда оправится от болезни, иначе товарищи обвинят его в том, что из-за страха смерти он сделал то, чего не желал делать в добром здравии. Думал он, что говорит смелые слова, но, как выяснилось впоследствии, всего лишь поддавался козням демонов.

Когда ему стало хуже, король снова пришел к нему и попытался образумить. Но он тотчас ответил печальным голосом: “Что ты еще хочешь? Зачем ты пришел? Ты ничем уже не можешь помочь мне или спасти”. Ответил король: “Не говори так; прояви же наконец разумность”. “Я не безумен, — сказал воин, — но я узнал о худшем и ясно увидел его”. “Что же это?” — спросил король. “Недавно, — сказал он, — в мой дом вошли два прекраснейших юноши и сели рядом со мной, один у изголовья, а другой в ногах. Первый из них достал красивейшую книгу весьма малого размера и дал мне прочесть. В ней я нашел записанными все добрые дела, которые когда-либо совершил, но они были малы и незначительны. Они забрали у меня книгу и ничего не сказали. Тут внезапно явилась толпа злых духов с ужасными лицами; они окружили дом, заполнили его весь и тоже уселись вокруг меня. Потом тот, кто казался их предводителем, судя по его темному и угрюмому лицу и по тому, что он занял лучшее место, достал ужасного вида том громадного размера и почти неподъемного веса и велел одному из своих подать этот том мне для чтения. Там я нашел все свои грехи, записанные четкими, хоть и безобразными буквами[989] — не только грехи дела и слова, но даже мимолетные мои мысли. И он сказал славным мужам в белых одеждах, сидевшим рядом: “Почему вы сидите здесь, если знаете, что человек этот, без сомнения, наш?”[990] Те ответили: “Увы, ты говоришь правду; уводи же его прочь, чтобы пополнить число проклятых”. С этими словами они сразу же исчезли. Тут же двое нечистых духов взяли в руки кинжалы[991] и поразили меня — один в голову, а другой в ноги. Теперь эти кинжалы пронзают мне внутренности с великой болью, и когда они встретятся, я тотчас умру, и эти демоны схватят меня и утащат в адские темницы”.

Так сказал этот проклятый в отчаянии и вскоре после этого умер. Теперь он терпит вечные и безнадежные муки в наказание за то, что отказался произнести краткие слова покаяния, которые могли бы принести ему прощение. Из всего сказанного ясно, что, как писал о некоторых людях блаженный папа Григорий[992], это видение явилось ему не ради его пользы, поскольку ему оно ничем не помогло, но ради блага других, чтобы они, узнав о его судьбе, страшились откладывать срок покаяния, пока оно еще возможно, и подвергнуться внезапной смерти и смертному нераскаянию. Что до книг, которые показывали ему добрые и злые духи, то это был знак Провидения, чтобы мы помнили, что наши мысли и деяния не бросаются на ветер, но все хранятся, чтобы предстать перед великим Судьей, и в конце жизни показываются нам дружественными ангелами или же нашими врагами. Сперва ангелы показали белую книгу, потом демоны — черную; ангелы — очень маленькую, демоны же громадную; нужно заметить, что в детстве он совершил некоторые добрые дела, которые позже затмил злом, сотворенным в юности. Но если бы он в юности озаботился исправить ошибки детства, скрывая их от глаз Господа добрыми делами, он смог бы примкнуть к обществу тех, о ком псалмопевец сказал: “Блажен, кому отпущены беззакония и чьи грехи покрыты!”[993]

Я счел возможным пересказать эту историю просто, как я и услышал ее от почтенного предстоятеля Пектельма[994], ради блага тех, кто прочтет или услышит ее.

XIV.

Я сам знал брата (а можно сказать, что не знал), чье имя упомянул бы, если бы в том была польза. Он жил хоть и в славном монастыре, но бесславной жизнью; часто братья и старшие той обители упрекали его и пытались вернуть на путь более строгой жизни. Он не слушал их, но они все же терпели его ради его внешней службы, ибо был он искусен в ремесленном мастерстве[995]. Однако он был весьма подвержен пьянству и прочим удовольствиям праздной жизни; день и ночь он проводил в своей мастерской вместо того, чтобы идти в церковь с братьями, петь псалмы, молиться и слушать Слово жизни. Люди, случалось, говорили ему, что тот, кто не захочет прийти к вратам церкви смиренно и по доброй воле, будет против воли приведен к вратам ада и навеки проклят. И вот его одолела болезнь; перед самым концом он призвал братьев и, стеная, как будто уже проклятый, начал говорить о том, что видел разверстый ад и Сатану в бездне Тартара[996], рядом с Каиафой[997] и прочими убийцами Господа, в окружении языков пламени. “Рядом с ними, — сказал он, — я увидел место вечных мучений, приготовленное для меня, злосчастного грешника”. Услышав это, братья даже тогда, пока он еще не покинул тело, начали побуждать его покаяться, но он в отчаянии ответил: “Теперь мне поздно менять жизнь, поскольку я уже видел приготовленное для меня наказание”.

С этими словами он умер, не получив спасительного отпущения, и его тело было похоронено в отдаленном углу монастыря; никто не стал служить за него мессы, петь псалмы или даже молиться. О, сколь мудр был Бог, отделивший свет от тьмы! Блаженный первомученик Стефан, преданный смерти за исповедание истины, увидел небеса отверстые, и славу Божью, и Иисуса, стоящего одесную Бога[998]. Еще до смерти взор его души был устремлен туда, куда он сам попал после смерти, потому и умирал он легко. Но тот ремесленник, человек темный душой и делами, на краю смерти увидел отверстый ад и проклятие дьявола с его подручными. Несчастный увидел также место собственного заточения с тем, чтобы смерть его была еще более горестной, а оставшиеся на земле примером его погибели побудились бы к своему спасению. Так и случилось после в Берницийской провинции, поскольку эта история стала широко известна и побудила многих без промедления покаяться в своих грехах. Пусть же те, кто прочтет наш рассказ об этом, последуют их примеру!

XV.

В то время милостью Божьей большая часть скоттов в Ибернии и некоторые из бриттов в Британии приняли верное и каноническое исчисление времени Пасхи[999]. Священник Адамнан[1000], который был аббатом у монахов монастыря Ии, был послан с миссией к королю англов Альдфриду и оставался в той стране некоторое время, изучая канонические обычаи церкви. Многие люди, знавшие более него, убеждали его, что он и малое число его последователей, живущих в отдаленнейшем краю мира, не должны идти против правил вселенской церкви в исчислении Пасхи и в других вопросах. Он настолько поддался этим убеждениям, что с готовностью предпочел обычаи, о которых узнал в церквах англов, тем, которых придерживались он и его сторонники. Он был добрым и разумным мужем, глубоко знавшим святые писания.

По возвращении домой он решил привести своих людей на Ии и в других обителях, подчиненных этому монастырю, на путь истины, которую он сам узнал и принял всем сердцем; но он не смог этого сделать. Поэтому он отправился в Ибернию и стал проповедовать там и объяснять истинное исчисление Пасхи. Он исправил их старинные заблуждения и привел почти всех во владениях Ии к католическому единству, побудив их праздновать Пасху в надлежащее время. Отпраздновав каноническую Пасху в Ибернии, он вернулся на свой остров и предложил монастырю принять католическое исчисление даты Пасхи, но сам этого не дождался, поскольку оно было принято лишь через год после его ухода из мира. Так Божьей милостью этот муж, возлюбивший единение и мир, был призван к жизни вечной как раз перед Пасхой, чтобы не спорить впредь с теми, кто не последовал за ним на путь истины.

Этот муж написал книгу о святых местах, принесшую пользу многим читателям; его труд основан на том, что продиктовал ему галльский епископ Аркульф, который посетил Иерусалим и увидел святые места[1001]. Он обошел всю землю обетованную и побывал также в Дамаске, Константинополе, Александрии и на многих морских островах. Возвращаясь морем в свою страну, он был выброшен яростной бурей на западное побережье Британии. После многих приключений он прибыл к служителю Христа Адамнану, который открыл в нем ученость в Писании и хорошее знакомство со святыми местами. Адамнан принял его весьма радушно и с готовностью слушал его рассказы; он взял за труд записать все, достойное памяти, что Аркульф видел в святых местах. Из этого он составил книгу, которая, как я уже говорил, принесла пользу многим и особенно тем, кто находится далеко от мест, где жили патриархи и апостолы, и могут узнать о них только из книг. Книгу он привез королю Альдфриду, по милости которого она была отдана для чтения малым сим[1002]. Писатель же был отправлен назад на родину со многими дарами. Думаю, что для пользы читателей следует включить некоторые отрывки из книги в эту «Историю».

XVI.

Вот что он написал о месте рождения Господа:

“Вифлеем, град Давидов, расположен на узком хребте, окруженном с обеих сторон долинами; он тянется с запада на восток на милю и обнесен низкой стеной без башен, построенной у края гор. В восточной части его находится естественная полупещера, внешняя часть которой и считается местом рождения Господа; внутренняя же ее часть — Господни ясли. Вся пещера облицована внутри дивным мрамором, а над тем местом, где, как говорят, родился Господь, выстроен большой храм святой Марии”.

А вот что написано о месте Господних страстей и воскресения:

“Входящий в град Иерусалим[1003], первейшее из святых мест, с севера видит на пересечении улиц храм Константина или Мартирий. Император Константин воздвиг его в величественном и царственном стиле на том месте, где его мать Елена нашла Крест Господень. К западу находится храм Голгофы, где еще видна скала, на которой стоял крест с пригвожденным к нему телом Господа. Теперь на скале водружен большой серебряный крест, над которым помещен бронзовый диск с прикрепленными к нему светильниками. Под Господним Крестом в скале вырезана крипта с алтарем, на котором совершается служба в память о самых именитых умерших, однако тела их при этом остаются снаружи. К западу от храма находится церковь Анастасия или Воскресения Господня — круглое здание, окруженное тремя стенами и поддерживаемое двенадцатью колоннами. Между стен проделан широкий проход, в котором в трех местах — на юге, севере и западе, — у центральной стены установлены три алтаря. В трех стенах, друг против друга, находятся восемь дверей или входов, из которых четыре обращены на юго-восток, а четыре на восток. В центре расположена круглая гробница Господа, высеченнная в скале; стоящий внутри нее человек может рукой коснуться потолка. У восточного выхода стоит еще один большой камень; до сего дня внутри пещеры сохранились следы от железных орудий. Гробница до самого потолка целиком покрыта мрамором, а крыша ее украшена золотом и увенчана большим золотым крестом. На северной стороне монумента находится гроб Господень, тоже вырезанный в камне, семи футов длиной и высотой в три ладони от пола. Входят туда с юга, где день и ночь горят двенадцать светильников — четыре внутри гробницы и восемь над ней, с правой стороны. Камень, закрывавший вход в гробницу, теперь расколот надвое, и меньшая половина установлена у гробницы наподобие квадратного каменного алтаря, в то время как большая образует другой алтарь, расположенный с восточной стороны храма и покрытый тканью. Цвет гробницы и гроба — белый в сочетании с красным”.

XVII.

Вот что пишет автор о месте вознесения Господа:

“Масличная гора[1004] равна по высоте горе Сион, но превосходит ее шириной и длиной. Кроме винограда и олив, там почти нет деревьев, зато растет много пшеницы и ячменя, ибо почва там не болотистая, но хорошо подходящая для трав и цветов. На вершине, откуда Господь вознесся на небеса, стоит круглая церковь, окруженная тремя капеллами со сводчатой крышей. Сама же церковь не имеет ни свода, ни крыши, так как из нее вознеслось тело Господа. На востоке находится алтарь, закрытый узким пологом, а в центре церкви видны следы ног Господа, оставшиеся после Его вознесения и открытые небу. Хотя земля ежедневно уносится верующими, она до сих пор еще хранит следы Его ног. Эти следы окружены бронзовой оградой, достающей человеку до шеи, а над ней укреплен на блоке гигантский светильник, который горит день и ночь; входят туда с востока. В западной стене церкви проделаны восемь окон, а против них подвешены лампы, свет которых сквозь стекло виден до самого Иерусалима. Говорят, что их лучи наполняют сердца всех, кто их видит, благочестием и покаянием. Каждый год в день Вознесения Господня после окончания мессы по церкви проносится сильный порыв ветра, который валит с ног всех, кто там находится”.

О Хевроне и могилах патриархов[1005] он пишет:

“От Хеврона, некогда бывшего городом и столицей царства Давидова, ныне остались лишь руины. В стадии к востоку, в долине, находится двойная пещера с могилами патриархов, обращенными головой на север; с четырех сторон она окружена стеной. Каждая могила покрыта одним камнем, имеющим форму базилики — у трех патриархов белым, а у Адама темным и хуже обработанным; он лежит недалеко от них, в дальнем углу у северной стены. Там находятся также меньшие размером и более бедные могилы трех их жен. В миле к северу от могил находится Мамврийский холм с плоской вершиной, поросший цветами и травой. На северной его стороне стоит дуб Авраама, от которого остался только ствол вдвое выше человеческого роста; вокруг дуба возведена церковь”.

Я добавил к истории для пользы читателей отрывки из этой книги, передающие ее смысл, но лишь кратко и сжато. Если кто-либо желает узнать больше, ему следует обратиться к самой книге или к сделанному мной ее изложению.

XVIII.

В год от воплощения Господа 705-й умер Альдфрид, король Нортумбрии, правивший почти двенадцать лет. Ему наследовал сын Осред, мальчик восьми лет, который правил одиннадцать лет[1006]. В начале его царствования отошел в жизнь вечную Хэдда, епископ западных саксов[1007]. Он был мужем добрым и праведным, чья жизнь и епископское учение более следовали его любви к добродетели, нежели книжной премудрости. Преподобный епископ Пектельм[1008] (о нем будет сказано в надлежащем месте), долго бывший диаконом и монахом у наследника Хэдды Альдхельма, сообщал о многих чудесах исцеления, случившихся в месте смерти Хэдды по причине его святости. Он рассказывал, что жители провинции брали землю с того места и растворяли ее в воде для лечения больных и что люди и коровы, которым давали пить или обрызгивали их этой водой, исцелялись. Они выкопали столько святой земли, что в том месте образовалась большая яма.

После смерти Хэдды епископство той провинции было разделено на две парухии. Одну дали Даниэлю, который управляет ею до сего дня, а другую Альдхельму, который деятельно управлял ей четыре года[1009]. Оба они были вполне сведущи в делах церкви и в науке Писания. Например, Альдхельм, еще будучи священником и аббатом монастыря в городе Майлдубе[1010], написал по настоянию своего синода примечательную книгу об ошибках бриттов в исчислении Пасхи и в других вещах, противных чистоте правила и миру в Церкви; посредством этой книги он убедил многих бриттов, подвластных западным саксам, принять католическое исчисление Господней Пасхи[1011]. Он написал также превосходнейшую книгу о девственности в гекзаметрических стихах и в прозе, создав по примеру Седулия двойную работу[1012]. Будучи мужем обширных знаний, он написал и несколько других книг. Он обладал гладкостью стиля[1013] и, как мы уже говорили, был известен своей эрудицией как в церковных, так и в общих науках. После его смерти епископом вместо него стал Фортхер[1014], также весьма сведущий в Святом Писании.

Пока они управляли кафедрой, собор решил, что провинция южных саксов, подчинявшаяся до того епископу Венты, которым тогда был Даниэль, должна получить своего собственного епископа. Первым ее епископом стал Эдберт, аббат монастыря блаженной памяти епископа Вилфрида в месте под названием Селасей[1015]. Когда он умер, епископом стал Эолла, который тоже ушел из жизни несколько лет назад, и с тех пор епископство остается незанятым.

XIX.

В четвертый год царствования Осреда Кенред, с честью правивший некоторое время Мерсийским королевством, отказался от трона ради еще большей чести. Он отправился в Рим во время понтификата Константина, принял постриг и стал монахом в апостольском городе, где оставался до конца жизни, занятый молитвами, постом и благотворительностью. Ему наследовал Кеолред, сын того Эдильреда, что был предшественником Кенреда[1016]. С ним отправился также Оффа[1017], сын упомянутого уже Сигхера, короля восточных саксов; он был столь достойным и прекрасным юношей, что весь народ умолял его остаться и принять царский скипетр. Он же, побуждаемый благочестием, оставил жену, земли, родных и отечество ради Христа и ради благовествования, чтобы получить во сто крат более в этой жизни и в веке грядущем жизни вечной[1018]. Он также, достигнув святых мест в Риме, принял постриг, окончил жизнь в монашестве и сподобился лицезреть блаженных апостолов в небесах, о чем так долго мечтал.

В том же году, когда они покинули Британию, в Инундальской провинции[1019] окончил свои дни прославленный предстоятель Вилфрид[1020], бывший епископом сорок пять лет. Его тело положили в гроб и отвезли в его монастырь, называемый Инрип, где похоронили в храме блаженного апостола Петра с почестями, подобающими такому понтифику. Вернемся назад, чтобы кратко изложить некоторые события его жизни. Еще в детстве он имел добрый нрав и был не по годам разумен; во всем он отличался такой скромностью и благоразумием, что взрослые любили и почитали его, словно он был одним из них. Достигнув возраста четырнадцати лет, он предпочел монашескую жизнь мирской. Когда он сказал об этом отцу, ибо мать его уже умерла, тот одобрил благое намерение мальчика и всячески ободрял его в этом достойном начинании. Так он явился на остров Линдисфарн, где посвятил себя служению монахам, стремясь поскорее научиться жить в чистоте и благочестии, как они. Со своим быстрым умом он скоро изучил псалмы[1021] и многие другие книги; хотя он еще не принял постриг, он в полной мере был отмечен добродетелями смирения и послушания, которые куда важнее тонзуры; за это его возлюбили как старшие монахи, так и его ровесники. Прослужив Богу в том монастыре несколько лет, он с его трезвым умом скоро понял, что традиционный путь благочестия, которому следовали скотты, не вполне совершенен, и решил отправиться в Рим, чтобы изучить там церковные и монашеские обычаи апостольского престола. Когда он поведал об этом братьям, они одобрили его план и настояли на его исполнении. Тогда он направился к королеве Энфледе, поскольку она знала его, и именно по ее совету и настоянию он был принят в монастырь; ей он поведал о своем желании посетить порог блаженных апостолов. Она восхитилась благим намерениям юноши и послала его к своему кузену, кентскому королю Эрконберту, с просьбой доставить Вилфрида в Рим. В то время архиепископом там был Гонорий, один из учеников блаженного папы Григория, глубоко преданный делу Церкви. Некоторое время пытливый юноша провел в Кенте, прилежно изучая все, что видел, пока туда не прибыл другой юноша, упомянутый уже Бископ или Бенедикт из знатного английского рода, который также стремился попасть в Рим.

Король дал Вилфриду в спутники Бископа и велел им отправляться в Рим. Когда они достигли Лугдуна, Вилфрида задержал епископ этого города Дальфин[1022], в то время как Бископ продолжил свое путешествие. Епископ был поражен разумными речами юноши, его красотой, трудолюбием и трезвостью суждений. Поэтому до конца пребывания он щедро снабжал Вилфрида и его спутников всем необходимым и даже предлагал дать ему в управление значительную часть Галлии, отдать в жены свою незамужнюю племянницу и сделать его своим приемным сыном. Вилфрид поблагодарил его за доброту к чужеземцу, но сказал, что он следует иным путем, ради которого оставил родину и отправился в Рим.

Когда епископ услышал это, он отпустил его в Рим, дал проводника в дорогу, снабдил всем необходимым для путешествия и попросил, чтобы при возвращении в его страну он выбрал тот же путь. По прибытии в Рим Вилфрид, как и намеревался, день за днем посвящал молитвам и изучению церковных наук. Он сдружился с архидиаконом Бонифацием, святейшим и ученейшим мужем, который также был советником папы. Под его руководством он изучил по очереди все четыре евангелия и узнал о правильном способе исчисления Пасхи, а также о многих иных церковных делах, неведомых в его стране. Проведя несколько месяцев в этих радостных занятиях, он вернулся к Дольфину в Галлию, где прожил три года, принял постриг и был так любим епископом, что тот хотел сделать его своим наследником. Этому помешала жестокая смерть епископа; поистине, Вилфрида хранили для того, чтобы он стал епископом у своего народа, то есть у англов. Королева Балдхильда[1023] велела своим воинам казнить епископа; Вилфрид, как один из его клириков, последовал за ним к месту казни и вознамерился умереть вместе с ним, хотя сам епископ противился этому. Но когда палачи узнали, что он чужеземец из народа англов, они пощадили его и отказались предать смерти вместе с понтификом.

Вернувшись в Британию, он стал другом короля Альдфрида, который всегда стремился соблюдать обеты и католические правила церкви. Узнав, что Вилфрид тоже католик, он тут же даровал ему десять фамилий земли в месте под названием Станфорд[1024], а потом и монастырь с тридцатью фамилиями в месте, именуемом Инрип[1025]. Сперва король дал это место тем, кто следовал обычаям скоттов, чтобы они построили там монастырь. Однако после, поставленные перед выбором, они предпочли покинуть обитель, чтобы не принимать католическую Пасху и другие правила Римской апостольской церкви; поэтому он отдал монастырь тому, кто придерживался более верных правил и обычаев.

В то время по приказу короля он был посвящен в сан в Инрипе упомянутым уже епископом гевиссеев Агильбертом, так как король пожелал, чтобы муж таких знаний и благочестия постоянно находился рядом с ним, как его духовник и наставник. В скором времени, когда, как уже объяснялось, секта[1026] скоттов была изобличена и изгнана, Альдфрид по совету и согласия своего отца Освиу отправил Вилфрида в Галлию, чтобы тот же Агильберт, теперь уже предстоятель города Паризии, посвятил его в епископы. Вилфриду тогда было тридцать лет. Церемония посвящения прошла с большой торжественностью, и кроме Агильберта на ней присутствовало еще одиннадцать епископов. Поскольку Вилфрид задержался за морем, по приказу короля Освиу в епископы Эборака был посвящен, как уже говорилось, святой муж по имени Хад. Он превосходно управлял церковью три года, а после удалился в Лестингейский монастырь, и Вилфрид стал епископом всей Нортумбрийской провинции.

Позднее, в царствование Эгфрида, Вилфрид был изгнан из епископства, и на его место, как уже было сказано, поставили других предстоятелей. Намереваясь отправиться в Рим и изложить свое дело апостольскому папе, он сел на корабль и был отнесен западным ветром в Фризию, где его с почетом встретили варвары и их король Альдгисль[1027]. Он проповедовал им Христа и, просветив многие тысячи их словом веры, омыл их от запятнавших их грехов в источнике Спасителя. Так он начал труд обращения, завершенный впоследствии с великим рвением преподобнейшим понтификом Христовым Виллибрордом. Зиму он провел в радости с этим новым Божьим народом, а после продолжил путешествие в Рим. Его дело было рассмотрено в присутствии папы Агафона и многих епископов, и сообща они решили, что он осужден несправедливо и достоин епископского сана.

В то время папа Агафон созвал в Риме собор 125 епископов для осуждения тех, кто провозгласил, будто в нашем Господе Спасителе действует лишь одна воля[1028]. Он приказал Вилфриду занять место среди епископов и исповедовать свою веру, как и веру провинции и острова, откуда он прибыл. Узнав, что он и его народ придерживаются католической веры, собравшиеся решили поместить в деяния собора такие слова: “Возлюбленный Богом Вилфрид, епископ города Эборака, обратился к апостольскому престолу со своим делом и был очищен им от всех обвинений, высказанных и невысказанных, и приглашен судить на собор со 125 прочими епископами, и исповедал истиную и католическую веру всей северной части Британии[1029] и Ибернии, островов, населенных народами англов и бриттов вместе со скоттами и пиктами, и скрепил это своей подписью”.

После этого Вилфрид вернулся в Британию[1030] и обратил провинцию южных саксов из идолослужения в веру Христову. Также он послал проповедников Слова на остров Векту; во втором году Альдфрида, наследника Эгфрида, он по приглашению короля вернулся в свое епископство. Однако пять лет спустя он вновь был обвинен и изгнан королем и несколькими епископами.[1031] Отправившись в Рим, он получил возможность защитить себя перед папой Иоанном и многими епископами в присутствии своих обвинителей. Общим согласием было решено, что обвинения против него, по крайней мере часть их, были ложными[1032]; папа написал королям англов Эдильреду и Альдфриду и велел им вернуть Вилфриду епископство, поскольку он был несправедливо обвинен.

Его оправданию во многом помогло чтение деяний собора блаженной памяти папы Агафона, во время которого Вилфрид был в Городе[1033] и восседал на совете с епископами, как уже было сказано. Когда по приказу апостольского папы деяния собора несколько дней подряд зачитывались перед знатью и большой толпой народа, они нашли там такую запись: “Возлюбленный Богом Вилфрид, епископ города Эборака, обратился к апостольскому престолу со своим делом и был очищен им от всех обвинений, высказанных и невысказанных” и так далее, как приведено выше. Когда это прочли, все слушатели изумились и после окончания чтения стали спрашивать друг друга, кто таков этот епископ Вилфрид. Тогда советник папы Бонифаций и другие, видевшие его во времена папы Агафона, сказали, что это епископ, неправедно обвиненный своими собратьями и пришедший недавно в Рим искать справедливости у апостольского престола. “Этот человек, — сказали они, — давно еще являлся сюда по такому же поводу; тогда блаженной памяти папа Агафон быстро разрешил дело и спор между двумя сторонами и вынес решение, по которому лишение его кафедры было незаконным. Папа удостоил его такой чести, что велел присутствовать на совете епископов как мужу нерушимой веры и честной души”. Услышав это, они склонили папу объявить, что такой славный муж, бывший епископом почти сорок лет, не может быть осужден, но должен вернуться к себе с честью, полностью очищенный от всех обвинений.

Когда он по пути в Британию достиг Галлии, ему внезапно стало плохо и делалось все хуже, и в конце концов он не мог уже ехать верхом, и слугам пришлось нести его на носилках. Он добрался до галльского города Мельда[1034], где пролежал как мертвый четыре дня и ночи, лишь слабым дыханием возвещая, что он еще жив. Все эти четыре дня и ночи он провел без пищи и питья, не говоря и не слыша, а в начале пятого дня очнулся и сел, словно восстав от долгого сна. Открыв глаза, он увидел вокруг себя братьев, которые пели псалмы и плакали; тогда он тихо вздохнул и спросил, где священник Акка. Акка немедленно пришел и увидел, что больному лучше и он может говорить; вместе со всеми братьями он пал на колени и вознес хвалы Господу. Некоторое время они сидели и говорили с трепетом о высшем суде, потом он попросил всех выйти и сказал священнику Акке: “Я только что видел устрашающее видение, о котором ты должен услышать, но держи это в тайне, пока будет на то Господня воля. Передо мной предстал дивный обликом незнакомец в сияющих одеждах, который возвестил, что он архангел Михаил, и добавил: “Я послан спасти тебя от смерти, ибо Господь даровал тебе жизнь в ответ на твои молитвы и слезы твоих учеников и братьев, а также по заступничеству Его блаженной матери, приснодевы Марии. Я говорю тебе, что ныне ты исцелишься от своей болезни, но готовься, ибо через четыре года я вновь явлюсь тебе. Ты вернешься на родину, получишь большую часть отнятых у тебя владений и окончишь свои дни в покое и мире[1035]”.

Так епископ выздоровел, и все, узнав об этом, возрадовались и вознесли хвалы Богу; он продолжил путь и вскоре прибыл в Британию. Прочитав письма папы, архиепископ Бертвальд и Эдильред, который был королем, а после стал аббатом, с готовностью приняли его. Эдильред велел Кенреду, которого он сделал королем вместо себя, жить с епископом в дружбе, и тот послушался. Альдфрид, король Нортумбрии, не хотел пускать его обратно, но он прожил недолго, а при его наследнике Осреде на реке Нидд был созван собор, и его участники, выслушав обе стороны, решили вернуть ему епископство в его церкви[1036]. Там он жил в мире четыре года до дня своей смерти. Умер он в своем монастыре в провинции Ундаль, которым тогда управлял аббат Кутбальд; братья отвезли его в первый его монастырь Инрип и похоронили в храме блаженного апостола Петра на южной стороне от алтаря, как уже говорилось. Над ним была начертана следующая эпитафия:

XX.

В следующий год после кончины отца Вилфрида, то есть в пятом году царствования Осреда, преподобнейший отец Адриан, аббат, сотруждавший в Слове Божьем блаженной памяти Теодору, умер и был похоронен в его монастыре, в храме блаженной Матери Божьей, спустя сорок один год после того, как папа Виталиан послал его с Теодором, и спустя тридцать девять лет после его прибытия в Британию. Одним из многих свидетельств его и Теодора учености служит то, что его ученик Альбин[1041], сменивший его во главе монастыря, был так сведущ в искусстве письма, что хорошо знал греческий язык, а латынь изучил не хуже родного своего языка англов.

Вместо Вилфрида епископом Хагустальдена стал его священник Акка[1042], муж весьма деятельный и прославленный перед Богом и людьми. Он украсил свой храм, посвященный блаженному апостолу Андрею, всяческими сооружениями и дивными работами мастеров. До сих пор он тратит много сил, собирая повсюду реликвии блаженных апостолов и мучеников Христовых, воздвигает для их прославления алтари и строит в храме капеллы. Он также устроил крупнейшую и славнейшую библиотеку, где собраны истории о страстях мучеников и другие церковные книги. Еще он заботливо приобретает для украшения дома Божьего священные сосуды, светильники и тому подобные вещи. Более того, он пригласил знаменитого певца по имени Мабан[1043], обученного искусству пения кентскими наследниками учеников блаженного папы Григория, чтобы учить его самого и его людей. За двенадцать лет тот научил их незнакомой им церковной музыке, а знакомой, которая исказилась от долгого использования или от небрежения, вернул первоначальный вид. Епископ Акка и сам был весьма опытным певцом и ученейшим богословом, неколебимым в исповедании католической веры и хорошо знакомым с обычаями церкви; таким он будет всегда, пока не стяжает награду за свои благочестие и ревностность. С детства он жил среди клириков святейшего Бозы, епископа Эборакского, и учился у них. Потом он пришел к епископу Вилфриду в надежде найти лучший путь жизни и продолжал служить ему до самой его смерти; с ним он отправился в Рим и узнал там о многих установлениях святой церкви, о которых не мог добыть сведений у себя на родине.

XXI.

В то время Нейтон[1044], король пиктов, которые жили в северных областях Британии, прилежно изучал церковные писания, желая исправить ошибку, которой он и его народ до тех пор придерживались в исчислении Пасхи; после он побудил весь народ праздновать вместе с ним католический день Господня Воскресения. Чтобы сделать переход более легким и подкрепить его большим авторитетом, он обратился за помощью к англам, которые, как он знал, давно уже следуют в своих обычаях веры примеру святой Римской апостольской церкви. Поэтому он отправил посланцев к достопочтенному Кеолфриду, аббату монастыря блаженных апостолов Петра и Павла, часть которого находится в устье реки Виур, а другая часть — у реки Тина, в месте под названием Ингирвум[1045]. Кеолфрид со славой управлял этим монастырем после упомянутого уже Бенедикта[1046]. Король попросил аббата сообщить ему в письме сведения, которые помогли бы посрамить тех, кто предпочитает праздновать Пасху в неверное время, а также сведения о форме и виде тонзуры, которую должны носить клирики; он задавал вопросы, хотя и сам немало знал об этих делах. Также он просил прислать ему строителей, чтобы они выстроили в его стране каменную церковь по римскому обычаю[1047], которую он обещал посвятить блаженному предводителю апостолов. Он также писал, что он и его народ всегда будут преданы обычаям святой Римской апостольской церкви, если только смогут узнать их, находясь в таком отдалении от римлян и их языка. Аббат Кеолфрид удовлетворил эти смиренные пожелания и просьбы, послав к королю строителей вместе с письмом[1048], в котором написано следующее:

“Величайшему и славнейшему господину королю Нейтону шлет приветствие в Господе аббат Кеолфрид.

Со всей готовностью мы попытаемся объяснить тебе, преданный Богу король, по твоему желанию и просьбе способ католического исчисления праздника святой Пасхи, как мы узнали его от апостольского престола. Ведь мы знаем, что стремление правителей учиться, учить и хранить истину — это дар, посланный небом святой Господней Церкви. Некий светский писатель истинно сказал, что мир был бы счастлив, если бы короли были философами, а философы королями[1049]. Но если житель этого мира может правдиво судить о мирской философии и о мирских делах правления, то жители нашего небесного дома, ныне странствующие в этом мире, должны уповать и молиться, чтобы чем могущественнее был человек, тем больше стремился он следовать велениям Судьи нашего, что царит надо всем, и своим примером и властью побуждал и подданных следовать этим велениям.

Вот три правила исчисления Пасхи, завешанные нам Святым Писанием, с которым не может спорить никакое человеческое разумение; два из них содержатся в законе Моисея, а третье добавлено благовествованием после страстей и воскрешения Господа. Закон гласит, что Пасха должна отмечаться в первый месяц года, в третью его неделю, то есть с пятнадцатого по двадцать первый день месяца. Апостольское правило из Евангелия добавляет, что в эту третью неделю мы должны дожидаться Господня дня и с него начинать празднование Пасхи. Если же ты желаешь узнать это детально и более полно, то в Исходе написано, что когда детям Израиля было приказано праздновать их первую Пасху после освобождения из Египта, “сказал Господь Моисею и Аарону в земле Египетской, говоря: “Месяц сей да будет у вас началом месяцев, первым да будет он у вас между месяцами года. Скажите всему обществу сынов Израилевых: в десятый день сего месяца пусть возьмут себе каждый одного агнца по семействам, по агнцу на семейство”. И далее: “И пусть он хранится у вас до четырнадцатого дня сего месяца; тогда пусть заколет его все собрание общества Израильского вечером”[1050]. Из этих слов ясно следует, что в исчислении Пасхи хоть и упоминается четырнадцатый день, но нигде не говорится, что Пасху следует праздновать именно в этот день. Сказано, что агнца следует закласть вечером четырнадцатого дня, то есть в пятнадцатый день лунного месяца, когда с появлением луны и начинается третья неделя; ведь именно в ночь пятнадцатой луны были повержены египтяне, и Израиль освободился из долгого рабства. Сказано: “Семь дней ешьте пресный хлеб”[1051]; эти слова прямо указывают, что следует праздновать всю третью неделю первого месяца. Чтобы мы не подумали, что эти семь дней занимают промежуток от четырнадцатого до двадцатого дня, дальше добавлено: “С самого первого дня уничтожьте квасное в домах ваших, ибо кто будет есть квасное с первого дня до седьмого дня, душа та истреблена будет из среды Израиля”. И далее: “ибо в сей самый день Я вывел ополчения ваши из земли Египетской”[1052].

Так Он сам называет первый день опресноков днем, в который Он вывел их ополчения из Египта. Ясно, что они были выведены из Египта не в четырнадцатый день, в который вечером был заклан агнец и который справедливо именуется Пасхой или “прохождением”[1053], а в пятнадцатый день, как ясно указывается в книге Чисел: “из Раамсеса отправились они в первый месяц, в пятнадцатый день первого месяца; на другой день Пасхи вышли сыны Израилевы под рукою высокою”[1054]. И так семь дней опресноков, в первый из которых народ Господень был выведен из Египта, тянутся, как мы уже сказали, от начала третьей недели, то есть пятнадцатого дня первого месяца, до конца двадцать первого дня того же месяца. Четырнадцатый день отличается от них самим именем Пасхи, что ясно показано в Исходе; после слов: “В сей самый день Я вывел ополчения ваши из земли Египетской”, — сразу же следует продолжение: “наблюдайте день сей в роды ваши, как установление вечное. С четырнадцатого дня первого месяца с вечера ешьте пресный хлеб до вечера двадцать первого дня того же месяца; семь дней не должно быть закваски в домах ваших”[1055]. Всякий может увидеть, что это не семь дней, а восемь, если включать четырнадцатый день в их число. Но более внимательное изучение истины Писания доказывает, что хотя в промежутке между вечером четырнадцатого и вечером двадцать первого вечер четырнадцатого дня отмечен началом пасхальной трапезы, весь праздник занимает лишь семь ночей и такое же количество дней. Поэтому мы определяем, что время Пасхи отмечается в первый месяц года, в третью неделю, и это именно третья неделя, поскольку она начинается вечером четырнадцатого дня и заканчивается вечером двадцать первого.

Но поскольку Христос является нашей Пасхой, закланной за нас[1056], и Он сделал Господень день, который у древних был первым днем недели, днем Своего воскресения, апостольская традиция внесла это в праздник Пасхи, но также установила, что время Пасхи, установленное законом, нельзя ни ускорять, ни отменять. Она определила, что по правилам закона мы должны ждать первого месяца года, четырнадцатого дня этого месяца и вечера этого дня. Если этот день придется на субботу, то должны все мужи по домам и семействам взять агнца и вечером закласть его, что в церквах всего мира, образующих единую католическую Церковь, означает приуготовление хлеба и вина к таинству плоти и крови незапятнанного Агнца, взявшего на себя грех мира[1057]. После должных пасхальных обрядов, молитв и церемоний они должны принести все это Господу в надежде на грядущее искупление. Ибо это ночь, в которую сыновья Израиля кровью агнца были выведены из Египта, и также ночь, в которую Воскресением Христовым весь народ Божий избавлен был от вечной смерти. Потом, на рассвете Господнего дня, им следует отметить первый день пасхального праздника, поскольку в этот самый день Господь явил славу Своего Воскресения, когда ученики Его возрадовались Божественному откровению. Также это первый день опресноков, о чем ясно сказано в Левите: “В первый месяц, в четырнадцатый день месяца Пасха Господня; и в пятнадцатый день того же месяца праздник опресноков Господу; семь дней ешьте опресноки. Первый день да будет у вас славнейшим и святым”[1058].

Если бы Господень день всегда приходился на пятнадцатый день первого месяца или на пятнадцатую луну, мы всегда бы праздновали Пасху в то же время, что и древний народ Божий; хотя природа жертвы иная, но приносится она с той же самой верой. Но поскольку этот день не совпадает с движением луны, апостольская традиция, основанная в Риме блаженным Петром и подтвержденная в Александрии его переводчиком, евангелистом Марком, установила, что с приходом первого месяца и вечера его четырнадцатого дня мы должны ждать воскресенья, которое приходится между пятнадцатым и двадцать первым днями месяца. И Пасха по праву отмечается в тот из этих дней, на который выпадает, поскольку это один из семи дней, на которые приходится праздник опресноков. Так получается, что наша Пасха никогда не случается прежде или после третьей недели месяца, но отмечается все семь указанных дней опресноков или хотя бы часть их. Но даже если Пасха включает всего один из них, а именно седьмой, то это день, который Писание ценит столь высоко, говоря: “Седьмой день да будет славнейшим и святым; никакой работы не работайте”[1059]. Никто не сможет утверждать, что мы неверно празднуем Пасху в день, отнесенный Евангелием к третьей неделе первого месяца, как того требует закон.

Теперь, когда ясен католический способ исчисления, становится ясно и то, как неправы те, кто без надобности предпочитают опережать пределы, установленные законом, или отставать от них. Ибо те, кто считают, что пасхальное воскресенье должно приходиться между четырнадцатым днем первого месяца и двадцатым днем луны, без необходимости опережают срок, отмеченный в законе; поскольку они начинают празднование святой ночи вечером тринадцатого дня и таким образом делают этот день началом их Пасхи, не согласуя это с законом. Когда они отказываются праздновать Господню Пасху в двадцать первый день месяца, то ясно, что они обделяют славой день, который закон не раз называет более славным, чем прочие. По такому превратному толкованию они порой весь праздник относят ко второй неделе, и в то же время он никогда не приходится на седьмой день третьей недели. Те же, кто считает, что Пасха должна отмечаться с шестнадцатого дня того же месяца до двадцать второго дня, не менее неправы, сворачивая с прямого пути истины в противоположном направлении и избегая кораблекрушения у Сциллы лишь затем, чтобы потонуть в водовороте Харибды[1060]. Они учат, что Пасха начинается с восходом шестнадцатого лунного дня первого месяца, то есть вечером пятнадцатого дня, и таким образом полностью исключают четырнадцатый день луны, который закон именует первым и наиглавнейшим. Соответственно они едва затрагивают вечер пятнадцатого дня, в который народ Божий был освобожден из египетского рабства и в который Господь Своею кровью освободил мир из тьмы греха и был погребен, оставив нам надежду на блаженный отдых после смерти. Эти люди в самих себе получают возмездие за свое заблуждение[1061], относя день Пасхи на двадцать второй день луны и нарушая тем самым его законные пределы, поскольку начинают Пасху вечером того дня, когда по установлению закона она должна быть закончена и завершена; также и первый день Пасхи они относят ко дню, о котором ничего не говорится в законе, а именно к первому дню четвертой недели. К тому же те и другие ошибаются как в определении и исчислении возраста луны, так и в нахождении первого месяца.

Этот спор, впрочем, куда обширнее, чем может или должно вместить письмо. Скажу лишь, что по весеннему равноденствию всегда можно безошибочно определить, какой месяц первый, а какой последний в соответствии с движением луны. По мнению всех восточных народов и особенно египтян, которые в вычислениях держат пальму первенства[1062] среди всех ученых, обычно равноденствие приходится на двадцать первое марта, что показывают и наблюдения солнечных часов. Луна, ставшая полной перед равноденствием, то есть в четырнадцатый или пятнадцатый день луны, принадлежит последнему месяцу предыдущего года и не подходит для празднования Пасхи. Но луна, которая становится полной после равноденствия или в сам его день, принадлежит уже первому месяцу, и в этот день, как нам точно известно, древние отмечали Пасху; мы же должны отмечать ее в следующее воскресенье. Причина этого указана в Бытии: “И создал Бог два светила великие: светило большее для управления днем и светило меньшее для управления ночью”[1063], — или в другом варианте: “светило большее начинает день, и светило меньшее начинает ночь”[1064]. Как солнце, восходя на востоке, своим появлением впервые возвещает о равноденствии, а на закате его также с востока появляется луна, так год за годом первый лунный месяц следует в том же порядке, и полнолуние в нем случается не перед равноденствием, но в сам день равноденствия, как было в начале, или же после него. Но если полнолуние хоть на один день предшествует равноденствию, то приведенные нами причины ясно показывают, что это полнолуние приходится не на первый месяц нового года, но на последний месяц старого и, как мы сказали, не подходит для празднования Пасхи.

Если ты желаешь знать также мистическую причину этого, то мы отмечаем Пасху в первый месяц года, который называется также месяцем нового, потому что празднуем таинство Воскресения Господня и нашего освобождения, когда наши души и сердца обновляются небесной любовью. В третью неделю месяца мы отмечаем ее потому, что сам Христос, обещанный прежде закона и во времена закона, пришел со славою в третьем возрасте мира[1065], чтобы быть закланным за нас, как наша Пасха; и потому, что после Его страстной смерти он восстал из мертвых на третий день, и велел назвать его Господним днем, и пожелал, чтобы каждый год в этот день отмечался пасхальный праздник Его воскресения; и еще потому, что мы лишь тогда истинно празднуем, когда стремимся встретить Пасху, то есть Его переход от мира к Отцу, с Ним — с верою, надеждой и любовью. Мы помещаем полнолуние пасхального месяца после равноденствия, что означает, что сперва солнце должно сделать день длиннее ночи, а потом луна может явить миру свой полный круг, потому что “Солнце правды с исцелением в крылах Его”[1066], то есть Господь Иисус, превозмог всю тьму смертную триумфом Своего воскресения. Так, взойдя на небеса, он основал Свою Церковь, которую часто уподобляют луне, полной глубинным светом милости, и ниспослал ей Дух Свой. Этот замысел нашего спасения имел в виду пророк, сказавший: “Солнце и луна остановились на месте своем”[1067].

Те же, кто считают, что пасхальное воскресенье может случиться прежде полнолуния, не соглашаются с учением Святого Писания относительно празднования великих таинств и соглашаются с теми, кто верит, что может спастись без охраны милости Христовой, и кто предпочитает считать, что мог бы достичь совершенной праведности, даже если бы истинный Свет никогда не побеждал тьму мира, умирая и воскресая вновь[1068]. И так, миновав восход равноденствия и полнолуние первого месяца в должном порядке, в соответствии с законом, мы после завершения четырнадцатого дня месяца все же ждем Господня дня третьей недели, как велит Евангелие. Наконец мы радостно празднуем день Пасхи, не затем, чтобы вслед за древними отмечать освобождение от уз египетского плена, но чтобы с верой и любовью прославить искупление всего мира, которое, будучи предсказано освобождением древнего народа, завершилось Воскресением Христа; мы также объявляем, что с радостью уповаем на наше собственное воскресение, которое, как мы верим, тоже случится в Господень день.

Исчисление Пасхи, следовать которому мы учим тебя, состоит из девятнадцатилетнего цикла, который начал применяться церковью давно, во времена апостолов, особенно в Риме и Египте, как уже было сказано. Трудами Евсевия[1069], прозванного по имени блаженного мученика Памфилом[1070], цикл этот был сведен в простую систему; с тех пор все церкви ежегодно получали от патриарха Александрийского удобный для использования список дат четырнадцатой луны. Александрийский патриарх Феофил[1071] по просьбе императора Феодосия сделал вычисления на сто лет, а его наследник Кирилл[1072] составил таблицу на девяносто пять лет или пять циклов по девятнадцать лет каждый. После этого Дионисий Малый[1073] добавил много новых таблиц тех же девятнадцатилетних циклов, которые доведены до наших дней. Эти таблицы когда-то кончатся, но сейчас столько математиков, что даже в наших церквах в Британии найдутся несколько человек, которые помнят древние правила египтян и легко могут продлить пасхальные циклы на бесконечное множество лет и даже на пятьсот тридцать два года[1074], если пожелают; после этого времени весь порядок следования солнца, луны, месяцев и недель вернется в то же положение. Мы не посылаем вам эти циклы на будущие годы, поскольку вы хотели лишь узнать о причинах пасхального исчисления, а значит, у вас имеются католические пасхальные таблицы.

Коротко изложив до этого пункта учение о Пасхе, как вы просили, я теперь призываю вас убедиться, что тонзура, о которой вы также спрашиваете, находится в полном соответствии с правилами Церкви и с христианской верой. Мы знаем, что не все апостолы использовали одну и ту же тонзуру, и ныне католическая церковь, хоть и согласна в единых вере, надежде и любви Божьей, пользуется во всем мире разными формами тонзуры. Например, если оглядываться назад, во времена патриархов: Иов, образец терпения, когда испытания пали на него, обрил голову[1075], доказав тем самым, что в дни процветания он отращивал волосы, однако Иосиф, прославленный своей премудростью и наделенный целомудрием, смирением, благочестием и прочими добродетелями, обрил голову, когда был освобожден от рабства[1076], и значит, он не срезал волос, находясь в темнице. Так каждый из этих мужей Божьих различался обычаем, хотя все они были похожи благодатной своей добродетельностью.

Но хотя мы считаем, что различие в тонзуре не опасно для тех, чья вера в Бога неколебима, а любовь к ближнему искренна — ведь мы нигде не читали о том, чтобы католические отцы спорили относительно тонзуры, как это было по поводу вопросов веры или празднования Пасхи, — тем не менее, среди всех тонзур, которые мы встречаем в Церкви или в роде человеческом, нет более достойной для подражания и принятия, нежели носимая тем, о чьем исповедании Господь сказал: “Ты — Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее; и дам тебе ключи Царства Небесного”[1077]. Также и никакая тонзура не может быть более отрицаема и отвергаема, нежели носимая человеком, который желал купить милость Святого Духа, и о котором Петр сказал: “Серебро твое да будет в погибель с тобою, потому что ты помыслил дар Божий получить за деньги. Нет тебе в сем части и жребия”[1078]. Тонзуру в форме короны мы носим не только потому, что ее носил Петр, но потому, что Петр носил ее в память о Страстях Господних, и мы, чая избавления Его Страстями, носим с Петром знак Страстей на макушке, которая есть наивысшая часть тела. Ты видишь, что вся Церковь, которая сделалась Церковью благодаря смерти Того, кто дал ей жизнь, носит на челе знак Его святого креста и постоянным предохранением этого знака защищается от происков злых духов, а постоянным его свидетельством напоминает, что она должна распять плоть со всеми страстями и похотями[1079]. Также и те, кто принимают монашеский обет или священный сан, должны ради Господа связывать себя более строгими узами воздержания и поэтому носят на головах в виде тонзуры подобие тернового венца, который Он в своих страстях носил на челе, а ныне так же носит или, скорее, вырывает и искореняет волчцы и терние наших грехов. Так они показывают своим видом, что готовы добровольно и радостно принять любые насмешки и поругания ради Него; так они свидетельствуют, что всегда ждут венца вечной жизни, “который обещал Господь любящим Его”[1080], и ради него отрекаются от смут этого мира и от его богатств. Что до тонзуры, которую, как говорят, носил Симон Маг[1081], то разве, спрошу я вас, не должен верующий отрицать и отвергать самый вид ее вместе с его магией? И по праву: если на лбу вы видите подобие короны, то на затылке, где вы также ожидаете ее увидеть, она оказывается срезанной; так можно отличить симониака от христианина. В настоящей жизни они могут лелеять мысль, что достойны славы вечной короны; но в жизни грядущей они не только лишатся всяких надежд на корону, но и будут осуждены на вечные муки.

Но не думайте, что я простираю это утверждение так далеко, чтобы утверждать, что все, кто носит эту тонзуру, виновны в нарушении католического единства веры и дел; напротив, я готов признать, что многие из них были людьми святыми и достойными в глазах Бога. Среди них и Адамнан, славный аббат и священник сообщества святого Колумбы, который был послан своими с миссией к королю Альдфриду и пожелал увидеть нашу обитель; словом и делом он выказывал дивные благоразумие, смирение и благочестие. Во время нашей беседы я сказал ему, в числе прочего: “Святейший брат, ты стремишься к короне жизни бесконечной, зачем же ты носишь на голове несовершенную корону, не согласную с твоей верой? И если ищещь ты общества блаженного Петра, зачем ты подражаешь тонзуре, которую он отверг?” Он отвечал: “Ты знаешь, возлюбленный брат, что хоть я и ношу по обычаю своей родины тонзуру Симона, я всем сердцем ненавижу и отвергаю порок симонии и стараюсь следовать в этом по мере слабых своих сил блаженному предводителю апостолов”. Я сказал: “Верю, что это так; но в знак того, что ты согласен в сердце своем со всеми установлениями Петра, ты мог бы и внешность свою привести в соответствие его требованиям. Я уверен, что в мудрости своей ты видишь, что для тебя, уже посвятившего себя Богу, будет лучше как можно менее походить на того, кого ты ненавидишь всей душой и чей отвратительный облик отвергаешь. С другой стороны, следуя делам и учению того, кто может стать твоим заступником перед Богом, ты должен следовать и его внешнему обличью”. Так я сказал тогда Адамнану, который извлек пользу из лицезрения нашей церкви, поскольку, вернувшись в Скоттию, он многих из своего народа обратил к католическому исчислению Пасхи. Однако монахов Ии, законным главой которых он был, он так и не смог направить на лучший путь; будь его влияние на них сильнее, он бы также исправил их тонзуру.

Но тебя, о король, я побуждаю в твоем благоразумии ввести эти установления, согласующиеся с единством католической и апостольской церкви, для себя и своего народа, над которым тебя поставил Господь Господствующих и Царь царей[1082]. Благодаря этому, когда сложишь ты власть над временным своим царством, блаженный предводитель апостолов с радостью отворит врата Небесного Царства для тебя и твоих ближних, как для всех избранных. Теперь же, мой возлюбленный сын во Христе, пусть милость вечного Царя позволит тебе править в мире еще много лет и принесет мир всем нам”.

Когда это письмо было прочитано в присутствии короля Нейтона и многих ученых мужей и точно переведено на его родной язык теми, кто мог его понять, он был настолько впечатлен услышанным, что встал среди собравшихся вождей[1083] и преклонил колени, благодаря Бога за то, что он удостоился получить такой дар из земли англов. И сказал он: “Я и прежде знал о правильном исчислении Пасхи, но теперь я так ясно вижу причины выбора именно этой даты, что все известное мне прежде кажется незначительным во всех отношениях. Поэтому я публично объявляю и провозглашаю перед всеми, что я со всем своим народом буду отмечать Пасху только в это время, и велю всем клирикам в моем королевстве принять ту форму тонзуры, которая, как мы узнали, настолько совершенна”. Эти слова он подкрепил своей королевской властью и велел разослать девятнадцатилетние пасхальные циклы по всем провинциям пиктов для переписывания, изучения и подражания, в то время как неверные двадцатичетырехлетние циклы были повсеместно запрещены. Все алтарные служители и монахи приняли тонзуру в форме короны; и исправленный народ был рад подчиниться вновь установленному учительству Петра, блаженнейшего предводителя апостолов, и прийти под его покровительство.

XXII.

В скором времени монахи из народа скоттов, жившие на острове Ии, были вместе с подчиненными им монастырями приведены Господним промыслом к каноническим обычаям по поводу исчисления Пасхи и формы тонзуры. В год от воплощения Господа 716-й, когда был убит Осред и Нортумбрийским королевством стал править Кенред[1084], возлюбленный Богом Эгберт, отец и священник, которому подобает всяческая честь и о котором я часто упоминал, прибыл на Ии из Ибернии и был принят с честью и радостью. Будучи терпеливейшим наставником и ревностнейшим исправителем всех, кого он учил, он охотно слушал всех; постоянными наставлениями он отвратил их от глубоко укорененных заблуждений их предков, к которым можно отнести слова апостола: “Имеют ревность по Боге, не по рассуждению”[1085]. Он, как уже говорилось, научил их отмечать главный праздник по католическому и апостольскому обычаю и носить на головах образ вечной короны[1086]. Ясно, что произошло это чудесным соизволением Божественной благодати, поскольку тот народ добровольно и без злого умысла взял за труд передать англам свои знания и понимание Бога; теперь же благодаря народу англов они встали на более правильный путь жизни в делах, в которых они заблуждались. С другой стороны, бритты, не возвестившие англам свое знание веры Христовой, все еще упорствуют в своих заблуждениях и следуют ложными путями, поскольку на головах у них нет тонзуры, и праздники Христа они отмечают в иные дни, чем все братство Церкви Христовой, в то время как англы не только уверовали, но и полностью посвящены в правила католической веры.

Монахи Ии приняли католические обычаи по научению Эгберта, когда аббатом у них был Дунхад[1087], через восемьдесят лет после того, как они послали епископа Айдана проповедовать народу англов. Эгберт, человек Божий, еще тринадцать лет оставался на острове, приведенном им ко Христу, просвещая его и далее дивным светом дружества и мира. В год от воплощения Господа 729-й, когда Пасха выпала на восьмой день до майских календ, он отслужил мессу в память Господнего Воскресения и в тот же день отошел к Господу. Так он начал радостно отмечать величайший из праздников с братьями, которых привел к благодати союза, и завершил или, скорее, продолжил бесконечное празднество с Господом, Его апостолами и другими жителями небес. Божественное провидение распорядилось, чтобы не только почтенный муж отошел к Отцу из мира сего в день Пасхи, но и чтобы Пасха в том году пришлась на день, в который она никогда еще не отмечалась в тех краях[1088]. Братья возрадовались возможности узнавать дату Пасхи по католическим правилам и были рады получить заступника в лице отца, который исправил их и отошел к Господу; Эгберт также был рад видеть своих учеников празднующими Пасху в тот день, который они прежде упорно отвергали. Так преподобнейший отец, убедившись в их обращении, смог увидеть день Господень и, увидев его, возрадовался[1089].

XXIII.

В году от воплощения Господа 725-м, на седьмом году правления короля Нортумбрии Осрика[1090], который был наследником Кенреда, в девятый день до майских календ[1091] умер король Кента Виктред. Он был сыном Эгберта и оставил королевство, которым правил тридцать четыре с половиной года, троим сыновьям — Эдильберту, Эдберту и Альрику[1092]. В следующем году умер Товий, епископ церкви Хрофа и ученейший муж, о котором уже говорилось. Он был учеником блаженной памяти наставников, архиепископа Теодора и аббата Адриана. Кроме знания церковной и общей литературы он изучил латынь и греческий так хорошо, что они были известны и знакомы ему так же, как его родной язык. Он был похоронен в капелле святого апостола Павла, которую он воздвиг в церкви святого Андрея для собственного погребения. Ему наследовал епископ Алдвулф[1093], посвященный архиепископом Бертвальдом.

В год от воплощения Господа 729-й вокруг солнца появились две кометы, наводя на всех великий ужас. Одна из них предшествовала солнцу, когда оно вставало на востоке, а другая следовала за ним, когда оно садилось на западе; казалось, они предвещают ужасные бедствия как востоку, так и западу[1094]. Одна комета появлялась днем, а другая ночью, что означало, что беды ожидают человечество днем и ночью. У них были длинные хвосты, обращенные к северу и похожие на факелы, грозящие зажечь огонь; появились они в январе месяце и оставались на небе почти две недели. В это время ужасная сарацинская напасть[1095] принесла жестокое опустошение в Галлию, но немного спустя они в той же провинции были сполна наказаны за свою нечестивость. В том году Эгберт, святой человек Божий, отошел к Господу в день Пасхи, как уже говорилось; вскоре после Пасхи, в седьмой день до майских ид[1096], эту жизнь покинул король Нортумбрии Осрик, правивший одиннадцать лет и завещавший престол Кеолвулфу[1097], брату своего предшественника Кенреда. И начало, и продолжение его правления полны столь многих серьезных событий и изменений, что пока невозможно рассказать о них или предугадать, каков будет их итог.

В году от воплощения Господа 731-м, за день до январских ид[1098] умер в преклонных годах архиепископ Бертвальд, занимавший кафедру тридцать семь лет, шесть месяцев и четырнадцать дней. В том же году вместо него архиепископом стал Татвин из Мерсийской провинции[1099], который был священником в монастыре под названием Бриудун[1100]. Он был посвящен в десятый день июня, воскресенье, в городе Доруверне достопочтенными епископами Даниэлем Вентанским, Ингвальдом Лондонским, Элдвином Лиситфельдским и Элдвулфом Хрофским. Был он прославлен религиозностью и мудростью и весьма учен в святых писаниях.

Ныне над церквями Кента предстоят епископы Татвин и Элдвулф, над провинцией восточных саксов — епископ Ингвальд[1101], над восточными англами — епископы Элдберт и Хатулак[1102], над западными саксами — епископы Даниэль и Фортхер, над Мерсийской провинцией — епископ Элдвин. Епископ Валкстод управляет жителями земель к западу от Сабрины[1103], епископ Вилфрид — провинцией Хвисса[1104], а епископ Кинеберт — провинцией Линдисфарнской. Епископство острова Векта управляется епископом города Венты Даниэлем. В провинции южных саксов, несколько лет остающейся без епископа, епископские обязанности исполняет предстоятель западных саксов. Все эти провинции с их королями, как и прочие области юга до самой Сабрины, подчиняются королю Мерсии Эдильбальду[1105]. Сейчас в королевстве Нортумбрия, управляемом Кеолвулфом, четыре епископа: Вилфрид в Эборакской церкви, Эдильвальд в Линдисфарнской, Акка в Хагустальденской и Пектельм в месте под названием Белый Дом, где число верующих так умножилось, что была основана епископская кафедра, и Пектельм стал первым епископом[1106].

Пикты ныне заключили мирный договор с англами и радуются единению со Вселенской церковью в католическом мире и истине[1107]. Скотты, живущие в Британии, довольствуются своими землями и не замышляют никаких козней или вероломства против народа англов[1108]. Хотя большая часть бриттов все еще испытывает кровную вражду к народу англов и ко всей католической церкви из-за своей неверной Пасхи и дурных обычаев, они ни в чем не могут добиться желаемого. Хотя часть их управляется собственными правителями, часть все же осталась подчинена англам[1109].

В эти благоприятные времена мира и процветания многие из народа нортумбрийцев, как знатные, так и простые, отложили оружие и приняли постриг, предпочтя вместе с детьми принести монашеский обет, а не упражняться в искусстве войны. К чему это приведет, увидят будущие поколения[1110].

Таково состояние всей Британии в настоящее время, через 285 лет после прибытия в Британию англов, в году от воплощения Господа 731-м. Пусть возрадуется земля в Его вечном царствии, и возрадуется Британия в Его вере, и пусть многочисленные острова возвеселятся[1111] и вознесут хвалы в память о Его святости[1112].

XXIV.

Здесь следует для подкрепления памяти кратко перечислить уже изложенные события, каждое под своим годом[1113].

В шестидесятом году до воплощения Господа Гай Юлий Цезарь первым из римлян пришел с войной в Британию и победил, но не смог закрепить свою власть.

В году от воплощения Господа 46-м Клавдий, вторым из римлян пришедший в Британию, подчинил большую часть острова и также присоединил к Римской империи Оркадские острова.

В году от воплощения Господа 167-м Элевтерий стал первосвященником Рима и управлял церковью со славой пятнадцать лет. Король Британии Луций прислал ему письмо, прося сделать его христианином, и добился желаемого.

В году от воплощения Господа 189-м Север стал императором и правил 17 лет. Он перегородил Британию валом от моря до моря.

В году 381-м Максим, сделавшийся императором в Британии, переправился в Галлию и там умертвил Грациана.

В году 409-м Рим был сокрушен готами, после чего римское правление в Британии прекратилось.

В году 430-м папа Целестин послал Палладия первым епископом к скоттам, верующим во Христа.

В году 449-м Маркиан и Валентиниан семь лет совместно управляли империей. В то время англы явились в Британию по приглашению бриттов.

В году 538-м, в тринадцатый день до мартовских календ с первого часа до третьего происходило солнечное затмение[1114].

В году 540-м, в двенадцатый день до июльских календ случилось солнечное затмение, и после трех часов в течение получаса были видны звезды.

В году 547-м начал царствовать Ида[1115], от которого берет начало королевский род Нортумбрии. Он оставался у власти 12 лет.

В году 565-м священник Колумба прибыл из Скоттии в Британию для просвещения пиктов и основал монастырь на острове Ии.

В году 596-м папа Григорий послал Августина с несколькими монахами в Британию проповедовать народу англов Слово Божие.

В году 597-м упомянутые учителя прибыли в Британию, приблизительно через 150 лет после прихода в Британию англов.

В году 601-м папа Григорий послал в Британию Августину, который уже был посвящен в епископы, паллий, а также нескольких служителей Слова, среди которых был Паулин.

В году 603-м битва при Дегсастане.

В году 604-м восточные саксы при короле Саберте приняли христианскую веру от предстоятеля Меллита.

В году 605-м скончался Григорий.

В году 616-м умер Эдильберт, король Кента.

В году 625-м Паулин был посвящен архиепископом Юстом в предстоятели Нортумбрии.

В году 626-м дочь короля Эдвина Энфледа была крещена вместе с двенадцатью другими накануне Троицына дня.

В году 627-м на Пасху был крещен король Эдвин вместе со своим народом.

В году 633-м король Эдвин был убит, и Паулин вернулся в Кент.

В году 640-м скончался Эдбальд, король Кента.

В году 642-м был убит король Освальд.

В году 644-м отошел к Господу Паулин, сначала бывший предстоятелем в Эбораке, а после в городе Хрофе.

В году 651-м был убит король Освин и умер епископ Айдан.

В году 653-м срединные англы с их государем Пэдой были посвящены в таинства веры.

В году 655-м погиб Пенда, и мерсийцы стали христианами.

В году 664-м случилось затмение. Умер кентский король Эрконберт, и епископ Колман с прочими скоттами вернулся к своим. Появилась чума. Хад и Вилфрид были посвящены в епископы нортумбрийцев.

В году 668-м Теодор был посвящен в епископы.

В году 670-м скончался Освиу, король Нортумбрии.

В году 673-м скончался Эгберт, король Кента. В Херутфорде в присутствии короля Эгфрида и под председательством Теодора состоялся собор, принявший десять канонов.

В году 675-м король Мерсии Вулфхер умер после 17 лет правления, оставив королевство своему брату Эдильреду.

В году 676-м Эдильред опустошил Кент.[1116]

В году 678-м появилась комета. Епископ Вилфрид был изгнан королем Эгфридом со своей кафедры. Вместо него предстоятелями были сделаны Боза, Эта и Эдхед.

В году 679-м убит Элфвин.

В году 680-м на Хэтфельтском поле под председательством архиепископа Теодора состоялся собор по поводу католической веры, на котором присутствовал аббат Иоанн из Рима. В том же году в Стренескальке скончалась аббатисса Хильда.

В году 685-м был убит король Нортумбрии Эгфрид. В том же году скончался король Кента Хлотхер.

В году 688-м король западных саксов Кэдвальд совершил путешествие из Британии из Рим.

В году 690-м скончался архиепископ Теодор.

В году 697-м королева Осфрида была убита своими, то есть мерсийскими, знатными людьми.

В году 698-м Бертред, дукс короля Нортумбрии, был убит пиктами.

В году 704-м Эдильред, правивший мерсийцами 31 год, сделался монахом и оставил королевство Кенреду.

В году 705-м умер Альдфрид, король Нортумбрии.

В году 709-м король Мерсии Кенред после пяти лет правления отправился в Рим.

В году 711-м префект Бертфрид воевал с пиктами.

В году 716-м был убит король Нортумбрии Осред и умер король Мерсии Келред. Эгберт, человек Божий, привел монахов Ии к католической Пасхе и исправил их церковную тонзуру.

В году 725-м скончался Виктред, король Кента.

В году 731-м скончался архиепископ Бертвальд. В том же году Татвин стал девятым епископом Дорувернской церкви на пятнадцатом году царствования короля Мерсии Эдильбальда.

Вот церковная история Британии и в особенности народа англов, взятая из древних писаний, из рассказов старших или же из собственных сведений автора, а составил ее с Божьей помощью Беда, служитель Христа и священник монастыря блаженных апостолов Петра и Павла в Виремуде и Ингирве[1117]. Родился он в пределах того монастыря и в семь лет стараниями родных был отдан для обучения преподобнейшему аббату Бенедикту, а потом Кеолфриду. С тех пор он всю жизнь провел в этом монастыре[1118], целиком посвятив себя изучению писаний; он исполнял правило и ежедневно пел в храме, но особенно всегда любил учиться, учить и писать. В девятнадцать лет он был посвящен в диаконы, а в тридцать — в священники; оба раза по велению преподобнейшего епископа Иоанна аббату Кеолфриду. С тех пор, как стал священником, до пятьдесят девятого года жизни для собственного блага и для пользы братии он делал краткие изложения писаний преподобных отцов и добавлял к ним собственные записи для прояснения их смысла и содержания[1119]:

Начало Бытия до рождения Исаака и изгнания Измаила; четыре книги.

О скинии, ее сосудах и священнических облачениях; четыре книги.

Первая книга Самуила, доведенная до смерти Саула; четыре книги.

Об аллегорическом значении возведения храма и о прочем; две книги.

О Книге Царств; тридцать вопросов[1120].

О Притчах Соломоновых; три книги.

О Песни Песней; семь книг.

Об Исайе, Данииле, 12 пророках и части Иеремии; выдержки из глав трактата блаженного Иеронима.

О Ездре и Неемии; три книги.

О Песни Аввакума; одна книга.

О книге блаженного отца Товии и ее аллегорическом объяснении касательно Христа и церкви; одна книга.

Также сборник комментариев на Пятикнижие Моисея, на Иисуса и Судей, на книги Царств и Слов Дневных[1121], на книгу блаженного отца Иова, на Притчи, Экклезиаста, Песнь Песней, на пророков Исайю, Ездру и Неемию.

На Евангелие от Марка; четыре книги.

На Евангелие от Луки; шесть книг.

Евангельские гомилии[1122]; две книги.

На Апостола; здесь я перевел по порядку то, что нашел в трудах блаженного Августина[1123].

На Деяния апостолов; две книги.

На семь католических посланий[1124]; по одной книге.

На Апокалипсис святого Иоанна; три книги.

Также сборник комментариев на весь Новый Завет, исключая евангелия.

Также книга писем к разным людям: одно о шести возрастах мира[1125]; одно о местах отдыха детей Израилевых; одно о словах Исайи “И будут они заключены в темницу, и после многих дней будут наказаны”[1126]; еще одно о необходимости високосного года и одно о равноденствии по Анатолию.

Также истории святых: книга о житии и страстях святого Феликса Исповедника, в которой я переложил прозой метрические стихи Паулина; книга о житии и страстях святого Анастасия, плохо переведенная с греческого неким невеждой, которую я исправил, как мог, чтобы прояснить ее смысл[1127]. Также я описал житие святого отца Кутберта, монаха и предстоятеля, сначала в героических стихах, а потом в прозе[1128].

История аббатов монастыря, в котором я имею радость служить благочестию, а именно Бенедикта, Кеолфрида и Хветберта[1129]; в двух книгах.[1130]

Церковная история нашего острова и народа в пяти книгах.

Мартиролог праздников святых мучеников, в которой я прилежно попытался изложить все, что мог найти не только о том, в какой день, но и о том, каким образом и при каком судье они покинули мир.

Книга гимнов в различных размерах и рифмах[1131].

Книга эпиграмм в героическом и элегическом размере[1132].

Две книги, одна о природе вещей, другая о временах, и еще одна книга о временах большего размера[1133].

Книга о правописании, расположенная согласно порядку букв алфавита.

Книга об искусстве стихосложения, к которой добавлена другая меньшая книга о фигурах речи или тропах касательно оборотов, которые встречаются в святых писаниях[1134].

Молю Тебя, милостивый Иисус, ниспослать мне сладкое дуновение мудрости Твоего Слова и щедро одарить меня, чтобы мог я наконец прийти к Тебе, источнику всяческой мудрости, и пребывать пред лицом Твоим вовеки.