Чара силы

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Златогорка открыла глаза и сразу почувствовала, что ее страстно целует мужчина. Именно его поцелуй вырвал ее из объятий сна. Пробудившись, она тут же ясно вспомнила последние минуты перед сном и поняла, что ее обманули. Этот шарлатан наврал ей с три короба про судьбу и ждущего в вечности жениха, чтобы погрузить девушку в сон, а затем воспользоваться ее беспомощностью. Страсть, с какой мужчина ее целовал, прямо говорила об этом. Неизвестно, сколько времени она уже пробыла в его власти, но, по счастью, меньше, чем он рассчитывал. Что ж, второй раз ее не обмануть!

Не открывая глаз, Златогорка размахнулась и ударила.

Поцелуй прервался, потому что мужчина отлетел в сторону. Не давая ему времени прийти в себя, девушка резко села, подалась вперед и — застыла на месте.

Глазам ее предстали своды старой пещеры, совсем не похожей на покои чародея, предложившего ей свою магию. Снаружи доносился гул ветра и далекий шум моря — а ведь моря там не было. Она сидела на ложе, устроенном в огромном продолговатом камне, от которого исходил сладкий запах трав. Только этот камень и был ей знаком, но сейчас девушка не подумала о нем, обернувшись к людям, что стояли над нею.

Их было трое, и все они оказались незнакомыми. У стены застыли в удивлении двое юношей — один чуть помоложе, глядевший растерянно, другой — темноволосый, с бледным лицом жителя подземелий, был настроен гораздо решительнее. Он держал наготове саблю и не сводил вопросительного взгляда с мужчины, стоявшего близ ложа.

Именно он ее и целовал — сразу поняла Златогорка, разглядев на щеке незнакомца алое пятно. Что ж, это научит его вести себя как подобает!

Никто из них не двигался, давая возможность девушке осмотреться. Их молчание одновременно успокоило и насторожило ее.

— Кто вы? — быстро спросила она. — И где я? Что тут происходит?

Незнакомец поднес руку к пятну на щеке, ощупывая его, и вдруг улыбнулся неожиданно мягко.

— Прости мой порыв, не кори за несдержанность, — спокойно и чуть растягивая слова, словно напевая, заговорил он. — Я не причиню тебе зла. Имя мое Даждь Сварожич, а это друзья мои — Агрик и Падуб. По моей вине нарушен твой сон. Я чуть не стал виновником твоей смерти, разбив крышку твоего ложа. Но старший брат меня надоумил, как исправить ошибку. Я тебе жизнь спас, а потому не сердись. — Он опять погладил щеку. — А рука у тебя тяжелая!..

Он рассмеялся, но Златогорке было не до смеха. Она села, собираясь покинуть ложе, и Даждь тут же оказался рядом, подав ей руку.

— Обойдусь — не дитя, — отрезала Златогорка и не приняла помощи, легко спрыгнув на пол.

Она оказалась высока ростом и стройна — под стать Даждю, который почему‑то отступил в сторону я поспешил убрать от ее ног Грааль, так и забытый им у ложа. Падуб принял из его рук чару, но девушка даже, не заметила этого. Она внимательно осматривалась, и в глазах ее закипало возмущение.

— Так, значит, ты меня здесь нашел, Даждь Сварожич? — молвила она. — А знаешь ли ты, кто я?

Все знаю, Златогорка Виевна, — почтительно ответил Даждь удивленной девушке. — Я брата твоего знавал, самого Святогора Виевича — он с моим отцом, Сваргом Родовичем, побратимом был…

Красивые брови Златогорки изогнулись.

— Где он? — воскликнула она. — Где Святогор?

— Его нет в живых — годы вышли… Слышал я, под конец жизни он женился, но вскорости жену с детишками оставил, в пещеру удалился. Там я его и нашел, да потом наши дорожки разошлись, и где он смерть встретил, про то мне неведомо…

Он осекся, увидев, что на ресницах девушки дрожат слезы. Она еле сдерживалась — мешала заплакать гордость.

— Умер, — прошептала она, хрустнув пальцами. — Сколько ж лет миновало… И ты Сваргов сын…

— Старший, но до меня у него на стороне сколот[6] был…

Златогорка не слушала Даждя. Она снова развернулась к нему, уже не сдерживая своих чувств — на сей раз ее переполняла ярость.

— Ты! — воскликнула она. — Ты сам сказал, что знал все обо мне — кто я, кто моя родня!.. Но тогда ты должен знать, почему я пошла на это, что меня заставило так рисковать! Ты знал все, я несмотря на это…

— Прости, — повторил Даждь, подходя. — Каюсь — я знал, что ты здесь ждала своего суженого, единственного, кому назначена по душе и силе. Но не смог я уберечь твоего сна, не смог позволить тебе встретить суженого. Прости меня за то, что вы разминулись, прости! У меня не было иного выхода…

Златогорка вдруг заплакала, не сдерживаясь, и Даждь нежно привлек ее к себе, гладя по вздрагивающим плечам. Девушка рыдала, причитая сквозь слезы, и то ли умоляла помочь, то ли укоряла Даждя за ошибку. Он и сам понимал: все вышло не так, как ожидал он сам и как предсказывал Хорс. Не зная, чем успокоить девушку, он поднял ее заплаканное лицо и быстро поцеловал мокрые глаза, губами осушая слезы.

— Не плачь, не рви сердца, солнышко мое, — шептал он. — Ты жива и будешь еще счастлива. Я верю — ты найдешь его, своего суженого. Он ищет тебя, по свету бродят, у людей выспрашивает. Вы встретитесь не сейчас, позже! Верь мне!

Заглянув в оказавшиеся небесно–синими бездомные глаза, он вдруг почувствовал к этой девушке которая вполне могла быть его дочерью, такую нежность, что сам испугался. Он опять привлек ее к себе, но Златогорка вдруг вырвалась и отскочила в сторону. В руке ее блеснул Даждев двуручный меч.

— Ты дважды оскорбил меня! — воскликнула девушка. — За одно ты уже получил от меня, и я была готова тебя простить. Но ты, зная обо мне все, разрушив мою жизнь! Я жила, надеялась, что встречу того единственного. а ты пришел и помешал мне! Я теперь погибну одна, а ты... ты... Ты тоже умрешь! Защищайся!

Даждь еле успел отпрянуть, уклоняясь от прямого выпада. Он вскинул было руки, показывая, что у него нет оружия, но Златогорка словно ослепла и атаковала снова.

Падуб и Агрик, не сговариваясь, бросились к нему, протягивая свое оружие. Даждь принял меч и саблю — против тяжелого двуручного меча у него не было иного способа выстоять. Обороняясь, он еле успел скрестить их над головой — три лезвия столкнулись с громким визгливым лязгом.

Отступив к стене, Агрик и Падуб во все глаза смотрели на схватку. Даждь был опытнее девушки, но проигрывал ей в оружии, а потому отступал, ведя ее вокруг опустевшего ложа. А возможно, причина была в чем‑то ином.

Обогнув камень, Даждь продолжал пятиться к выходу из склепа. Внешний мир мог отвлечь внимание поляницы, и тогда ее можно будет одолеть.

Агрик и Падуб выбежали вслед за сражающимися. Они поняли замысел Даждя, но поняли также и то, что план не удался.

Оказавшись на свету, Златогорка не растеряла боевого пыла. Наоборот, в нее словно вливались от солнца и ветра новые силы. Даждь продолжал отступать, следя только за тем, чтобы не споткнуться на узком карнизе.

Отступая вдоль края, Даждь понимал, что это его единственный шанс. Он был искусным бойцом, но не мог заставить себя в полную силу сражаться с женщиной, которую только что держал в объятиях. Отвлекшись на мгновение, он почувствовал, что земля уходит у него из‑под ног.

Изогнувшись в отчаянном стремлении удержаться на краю, он поднырнул под взлетевшим над ним мечом, выставил саблю — и сам не понял, как оказался обезоружен. Златогорка выбила из его руки оружие каким‑то неизвестным ему приемом и с видом победительницы приставила клинок к горлу Даждя.

— Я побежден, — признал он, отводя в сторону бесполезную теперь саблю. — Но убить меня моим же мечом? Это что‑то новое!

— Ты умрешь, — пообещала Златогорка, — если не поклянешься жизнью, что исправишь свою ошибку. Ты это сделал — тебе и ответ держать!

Даждь понял, что она имеет в виду.

— Я не столь могучий чародей, как ты думаешь, — сказал он. — Все дело в чаре и особом камне, из которого она сделана… Но мой брат знает и умеет больше меня. Если хочешь, провожу тебя к нему, сама с ним поговори.

— И поговорю, — ответила Златогорка, — но сначала я с тебя зарок возьму, чтоб ты слова своего не нарушил!

Она всего на миг отвела взгляд — и этого оказалось достаточно, чтобы подле нее появился белый волк. Зверь вздыбил шерсть на загривке и обнажил клыки.

Девушка не закричала — она просто шагнула назад, отводя меч от горла Даждя. Волк сделал движение — и она отпрянула еще дальше, к обрыву.

— Назад! — приказал Даждь.

Зверь замер, но ничего не понявшая Златогорка тоже сделала шаг, куда велели. Она покачнулась чувствуя, что падает, но не успела ни закричать, ни отпрыгнуть, как Даждь оказался рядом и подхватил ее за талию.

Меч выпал из руки девушки. Обхватив руками шею спасителя, она взглянула на камни внизу, далекий морской прибой и прижалась к Даждю.

— Что ж ты прыгаешь‑то, как коза? — ласково упрекнул ее Даждь. — Не приметила, что это горы? С ними ухо востро держать надобно. Не ровен час… Я в горах родился, сызмальства к ним привычен!

— И я — тоже… — тихо ответила девушка, не сводя глаз с открывавшихся далей. — Просто забылась…

— Забылась. — Даждь погладил ее по голове. — А с тобой оказалось не просто совладать. Ты, верно, лишь с женихом своим будешь ласковая да смирная! — Тело девушки напряглось в его руках, она гневно вскинула голову, и Даждь поспешил добавить: — А слово я сдержу — свожу тебя к брату. Может, он что присоветует. А нет — так не обессудь!

Отпустив девушку, он подобрал оружие и первым стал спускаться вниз, к лошадям. За ним, даже не взглянув на Златогорку, поспешили Агрик и Падуб. Девушка стояла на краю, сжав кулаки, но потом последовала за ними.

Никто не мог, отправившись в путь, миновать одинокую пророчицу и волхву Макошь. Ее дом в скале над ручьем был неподалеку — в двух днях пути — и находился как раз по дороге на север.

После битвы Даждь почему‑то стал относиться к Златогорке с уважением, которого удостаивались только испытанные воины. Он величал ее по имени-отчеству, обращался почтительно и ласково, ни разу не молвил слова поперек и предпочитал отмалчиваться, если у поляницы было дурное настроение. Нрав у девушки оказался не такой мирный, как можно было ждать, памятуя ее брата, но именно это в ней и привлекало. В отличие от Марены, Златогорка никогда не скрывала, что у нее на уме. Выслушав предложение Даждя посетить Макошь, девушка заявила, что не доверяет предсказаниям, так как однажды ее уже обманули, — и при этом многозначительно посмотрела на витязя. Но Даждь был само терпение — только хмыкнул, отведя глаза, — и она Согласилась.

Падуб каким‑то полузвериным чутьем угадывал в ней нечто особое. Он без спора уступил ей своего коня и пересел на заводного. Таким образом под Златогоркой оказалась кобыла, к великой радости Хорса, который теперь сам, не слушая повода, держался поближе к ней и ее всаднице. Наступала весна, все в мире тянулось друг к другу, и две лошади тоже обрадовались встрече. Златогорке это не нравилось хотя бы потому, что Даждь теперь постоянно был рядом. По его лицу и прядям седины в волосах сразу можно было угадать его возраст, и, хотя по его фигуре, голосу и глазам трудно было счесть его стариком, все же было ясно, что он гораздо старше девушки.

Весенний лес радовал глаза набухающими почками, распустившимися сережками на кустах, золотистыми звездочками первоцветов и молодой зеленой травкой. Сугробы еще лежали в низинах и в тени, но почти всюду открылась бурая, еще прохладная и полусонная земля. Чудом выжившие бабочки мелькали над проталинами, а воздух звенел от голосов ранних птах. Речки ломали лед и выплескивались из берегов.

Соскочив с коня на ходу, Даждь сорвал ярко–золотой цветок и вернулся к Златогорке. Не успела она спросить, зачем ему это, как он ловко воткнул его девушке в волосы.

— Как раз для тебя, — улыбнулся он, — по твоему имени…

— Не люблю, когда рвут цветы, — отозвалась девушка, — особенно,., для этого!

— Хорошо, больше не буду, — послушно сказал Даждь, трогая коня.

Проехав еще десяток шагов, они увидели Макошь. Встав на колени над разлившимся ручьем, пророчица раскинула руки в стороны и что‑то шептала, обратив лицо к небу. Глаза ее были закрыты, ветер трепал распущенные волосы — волхва была совершенно нагой.

— Это она? — шепнула Златогорка Даждю. — Что‑то не похожа!

Макошь тут же открыла глаза и встала, как ни в чем не бывало направившись к развешанной на ветках ивы одежде.

— А ты, девонька, не гляди на лик‑то, — молвила она, одеваясь, — а не то проглядишь главное!

Одевшись, волхва вброд, как была, босиком перешла ручей и поравнялась со всадниками.

— Ишь ты! — усмехнулась она. — Четыре дорожки в кон‑то веки вместе сошлись! Хорошо, что пока не разбежались… А, это ты! — кивнула она Даждю как старому знакомому. — С Кощеем пока что не сталкивался?

— А как ты узнала? — ахнул Даждь.

— Да был он тут по осени, — ворчливо объяснила женщина, — тоже о будущем пытать приезжал.. Злой умчался!

— Ты назвала ему мое имя? — Даждь свесился с седла.

Макошь смерила его прищуренным глазом.

— Назвала, — загадочно ответила она, — отчего не назвать, коль правда?.. А хочешь — тебе его имя повторю, потому как забыть о нем — смерть для тебя! Пока помнишь — жив и счастлив будешь, а забудешь — тут и конец тебе!

— Ты говори, да не заговаривайся! — вспылили разом Падуб и Агрик. — Никак, смерть пророчишь?

Пекленец уже выхватил саблю, но Макошь смерила и его таким же взглядом, и он сник, как зачарованный.

— А почему бы и не напророчить ее бессмертному? — вкрадчиво сказала она. — Дважды смерть его касалась — ан нет ведь, жив и здоров, а потерпит еще немного — и счастлив будет! Дважды ты уже умирал, — строго добавила она, глядя в лицо Даждю. — Смотри, как бы третий раз последним не стал!

Даждь выпрямился в седле, стискивая вспотевшие вдруг ладони. Сбоку ему в лицо заглядывали встревоженные Агрик и Падуб, даже Златогорка, но он не замечал ничего. А Макошь спокойно повернулась к нему спиной и пошла вверх по склону, отводя руками ветки.

Она преодолела половину расстояния, когда Даждь наконец очнулся. Он знал, что пророчества Макоши сбываются всегда, даже когда она сама этого не хочет, но она же и не предрекла ему, где и когда ждет его смерть. Значит, все еще обойдется! Он двинул коня следом.

— Погоди! — окликнул он женщину. — Не за моей судьбой мы к тебе приехали!

— А я знаю, — откликнулась волхва, не останавливаясь. — Подъезжайте к дому!

Всадники послушались, переправляясь вслед за хозяйкой на другой берег ручья и въезжая на склон.

На поляне у входа в пещеру две девочки играли печеными «птичками». Завидев всадников, они вскочили и наперегонки бросились в дом.

Не успели всадники спешиться, как сестрички появились снова — уже с птичками для гостей. Толкаясь и весело крича, они кинулись к ним, протягивая угощение. Златогорка первая подхватила младшую красивую девочку на руки, принимая у нее печенье. Обрадованная таким вниманием, та вертелась у девушки на руках, счастливо щебетала и совала угощение всем подряд.

Даждь стоял, издалека любуясь Златогоркой и своими молодыми спутниками. С девочкой на руках Златогорка казалась такой счастливой, такой красивой и желанной, что Даждь сам не заметил, как нежность заполнила все его существо. Он почувствовал, что должен прямо сейчас сказать ей о своей любви. Он уже сделал к ней шаг — но поймал взгляд Макоши.

Волхва стояла на пороге дома, сложив руки на животе, и не сводила с него глаз. Сварожич понял, что она знает о его чувствах, и смешался, опуская глаза. Златогорка — невеста другого, она моложе его почти в Два раза, она из другого мира, из другой жизни. Он не должен…

Взгляд Даждя упал на вторую дочку Макоши. Некрасивая девочка, явно обиженная тем, что предпочтение отдали ее сестре, стояла, надув губки, и собиралась заплакать. Желая утешить малышку, Даждь поднял ее на руки и улыбнулся ей. Та сначала отпрянула, собираясь зареветь в полный голос, но когда он, усадив ее на руку, подмигнул ей, успокоилась.

— Ты это мне принесла? — весело сказал он, протягивая руку за печеньем.

— Тебе, — застенчиво прошептала малышка, вкладывая ему в ладонь угощение. — Оно вкусное. Ешь!

— Спасибо.

Падуб вдруг обернулся и увидел всю картину. Его взгляд обежал всех — Макошь, не верящую своим глазам, Даждя с девочкой на руках, Златогорку и Агрика со второй дочкой волхвы — и вдруг решительно шагнул к витязю, протягивая руки.

— А ко мне пойдешь? — спросил он нарочито весело, принимая малышку из рук Даждя.

Девочка было закапризничала, уцепившись за шею витязя, но Падуб чуть не силой взял ребенка себе и принялся успокаивать.

Макошь решительно подошла и забрала дочерей. Опустив их на землю, она что‑то сказала им тихо, и девочки послушно убежали.

— Вы сюда за судьбой своей приехали, — молвила волхва, — вы ее сами и выбрали. А тебе, — она взяла Падуба за плечи, — слово особое. Ты не просто дорогу избрал — ты чужую ношу решил на плечи взвалить. Удержи!

Не прибавив более ни слова, Макошь повела гостей в дом, где их поджидало угощение.

Разговорились снова только вечером, сидя на пороге дома. Девочки возились Под увешанными лентами и полотенцами деревьями, в темнеющем небе свистели крылья спешащих к северу птиц. Волхва строгала веточку, выделывая древко для стрелы. Взглянув на ее работу, Даждь поздно спохватился, что не взял с собой положенного подношения.

— Мне твоих даров не надобно, — ответила волхва. — Не до них тебе было, не до них и будет. Твоя дорожка дальше прочих — другие отстанут, а тебе все бежать и бежать…

— Не говори загадками, — взмолился Даждь. — Прямо скажи!

Макошь хитро прищурилась:

— Как же я прямо скажу, когда ты знать не желаешь?.. Мне‑то судьба твоя вся ведома — разве что последнего часа за далью не видно, но ответить я могу, только когда ты спросишь. А ведь не спрашиваешь!.. Боишься иль считаешь, что человеку свое будущее знать необязательно?

— Коль ты все ведаешь, — заговорил Даждь, — то должна знать, что не за своей долей я сюда приехал! Мне моя судьба известна, а что скрыто — то в свое время узнаю. Про других скажи.

— Скажи мне! — вдруг воскликнул Агрик.

Женщина обернулась к отроку и смерила его с ног до головы пристальным взором. Он покраснел до корней волос, но сдержался.

— Что я скажу? — вздохнула она. — Тоже ведь ничего путного спросить не желаешь — все вы вечно вокруг да около ходите. А о себе ты завтра вон у него все узнаешь. — И она кивнула в сторону Даждя.

Агрик вскинулся, ища взглядом витязя, но тот успел перевести разговор на иное:

— Я Златогорке слово дал ошибку свою исправить и хочу о ней спросить — будет ли она счастлива?

— А что ж она молчит?

Поляница открыла было рот, чтобы вмешаться, но Даждь уже ответил:

— Я виновен, мне и ответ держать!

— О ее счастье, стало быть, печешься, а о своем помыслить не хочешь? — улыбнулась Макошь. — — Ну что ж, раз она молчит, я тебе и скажу: не виновен ты ни в чем! Пришла ей пора вернуться, снова жизнь обрести. Конечно, можно ее снова упрятать в пещеру, да только этот сон последним для нее окажется — коль уснет, не проснется более!

— Это что же, — ахнула девушка, — значит, я никогда…

— Наоборот, очень скоро, — перебила ее волхва, — коль глаза будешь держать открытыми, а сердце — чистым, чтоб не проглядеть своего счастья. Потому как не сумеете его удержать — будет оно недолгим. А тебе я еще скажу, — Макошь обняла Златогорку за шею и прошептала ей на ухо: — Родишь сына, да смотри — коль родишь воина, не быть тебе в живых!

— Я умру? — воскликнула девушка. — Но почему?

Макошь не успела и рта раскрыть — над нею встал Даждь, сжимая кулаки. Глаза его блестели от гнева.

— Ты, колдунья, брось пророчествовать! — крикнул он в лицо волхве. — Я ее для жизни воскресил, для любви и радости, для счастья ребенка взрастить да на ноги поставить! Она и жизни не видела, а ты ей смерть сулишь! Жаль, что не вернуть твоих слов — иначе я заставил бы тебя горько пожалеть о каждом из них!

Златогорка смотрела на Даждя так, словно впервые увидела, — а Макошь и бровью не повела.

— Что ты взвился, сокол? — насмешливо заговорила она. — Я ей разве смерть от родов предсказала?.. Вовсе нет! И разве ее погибель так уж неизбежна? Знаю, даже я не могу изменить то, что раз сказано, но сам посуди — разве все люди, что женщинами рождены, — воины? Подумай над словами моими, когда придет пора самому сына на руки брать!

Даждь задохнулся от ее слов и замолчал, опустив голову, а пророчица встала и ушла в дом.

Наутро прощались сухо. Златогорка молчала, опустив голову. Даждь не сводил с нее тоскливого взора, Агрик и Падуб понимающе переглядывались. Макошь не вышла их проводить, и всадники поспешили прочь из леса.

Узкая извилистая тропа вывела их на холмистую луговину. Вдалеке сизой дымкой вставали еще какие‑то леса, сбоку за горизонт уходили к морю невысокие старые горы. Равнину пересекала речушка. К ней всадников и вывела дорога ближе к полудню.

Через реку был мост — несколько камней, перегородивших русло. Вода отекала их, а ниже река так мелела, что проглядывало дно — здесь лошадям было самое большее по брюхо.

Вдоль реки шла еще одна дорога, пересекавшая у моста первую. На перепутье стоял камень, испещренный стертыми временем знаками. Остановив коня, Даждь внимательно рассмотрел их и обернулся к своим спутникам.

— Там, — указал он на другую сторону реки, — моя родина, северные горы. От века положено, что самовольно простым людям путь туда заказан. Мы со Златогоркой одного племени, вы двое — нет. Но вы едете со мной, и вас пропустят… Только вот что, Агрик!

Отрок мигом оказался рядом.

— Слушай меня, — медленно заговорил Даждь. — Мы с тобой целый год вместе, много всего Повидали, я тебя учил и с мечом обращаться, и силы свои понапрасну не расходовать. Ты знаешь все, что нужно. А потому должен ты прежде одну мою просьбу исполнить.

— Все, что прикажешь, хозяин!

— Возьми чару, —-Даждь полез в тороки, — да спрячь хорошенько. Отвези куда‑нибудь, где ее не сыщут. В ней какая-то сила скрыта. Сейчас она спит, а вдруг пробудится? Мы с нею можем и не совладать. Срок настанет — найдут ее люди, с силой сладят, а до тех пор чару сию должно скрыть. Увези ее!

Агрик бережно принял чару и спрятал ее в мешок у седла.

— Свези ее куда пожелаешь, — продолжал Даждь. — А чтобы вера в свои силы тебя не оставляла, на, прими!

Отрок не нашелся что сказать и потянулся ущипнуть себя — Даждь протягивал ему свой двуручный меч!

— Это мне? — наконец выдавил он. — Но как же…

— Бери! — Даждь вложил оружие в руки отрока. — Со своим благословением даю его тебе. Для добрых дел, для славных подвигов, чтоб имя твое в веках прославилось!

Юноша был потрясен. Благоговейно приняв меч, он взглянул на лезвие, любуясь гладким металлом и игрой бликов, потом закрепил у седла и поклонился, прижав руку к сердцу.

— Я не посрамлю твоего дара, Тарх, — воскликнул он дрожащим голосом. — И верну его, как только пожелаешь… А взамен прими мой меч!

Златогорка не выдержала и усмехнулась, но Даждь с серьезным видом взял меч отрока и ответил:

— Добро. Коль решишь свою дорогу с моей связать, приезжай на это же место через год. Ну, а коли к тому времени свою дорогу найдешь — что ж, неволить не стану!

— Я вернусь, — воскликнул Агрик. — Вернусь, Тарх!

Взмахнув на прощание рукой, он развернул коня и поскакал прочь.

Проводив отрока взглядом, Падуб обернулся на Даждя.

— А я? — тихо спросил он, — Мне некуда идти, хозяин!

— А я разве тебя гоню? — отозвался Даждь. — Ты мне нужен!

Пекленец просиял.

Они уже переправились на другой берег реки и направились на север, приближаясь еще к одному лесу, что стеной вставал впереди; Все молчали, Златогорка исподтишка бросала на Даждя недоверчивые взгляды.

— Ловко ты разделался с Агриком, — нарушила она молчание. — Он стал тебе не нужен, и ты отправил его с трудным поручением куда глаза глядят, а чтобы парень поверил в твое чистосердечие, всучил ему свой меч. Какой же ты воин, если так легко расстаешься с оружием?

— Я сделал для Агрика то, что должен был сделать, — ответил Даждь. — Он молод. За год узнает себя, найдет свое место в мире, и я предчувствую — в его руках мой меч принесет больше пользы. Он принесет победу не только Агрику, но и другим, кто через века возьмет его в руки. Имя же Агрика войдет в легенды — разве это плохо?

Он взглянул на Златогорку, и поляница не нашлась что возразить.