Чаша с ядом

Глава восьмая, в которой коронер Джон снова встречается с сестрой Maдж

В отличие от прошлого вечера, когда Джон примерно в девятом часу утра прибыл в зал центральной башни замка Рогмонт, там было полно народу. Он не пошел туда прямо из монастыря, а, следуя разумному предложению Несты, завернул сначала в свой дом на Мартин-лейн. Его любовница, всегда заботившаяся о нем, даже если это означало улучшение его отношений с супругой, чувствовала, что он может воспользоваться последней драмой, чтобы отвлечь Матильду от ее нынешней вендетты против него. Оба прекрасно знали, что она буквально помешана на местной аристократии и на других представителях знати по всей стране. Неста подозревала, что известие о внезапной и загадочной смерти одной из де Курси, да еще помолвленной со старшим сыном лорда Феррарса, может вывести Матильду из ее нынешнего озлобленного состояния.

Она оказалась права. Джону пришлось собрать все свое мужество, чтобы подняться по наружной лестнице в светелку, а потом и войти туда, однако стоило ему без обиняков рассказать последние новости своей супруге, как ее мрачное настроение развеялось без следа. Она отбросила в сторону вышивание и принялась выпытывать у него все подробности. Хотя конкретной информации у Джона было очень мало, он приукрасил то, что могло представлять интерес для нее.

Матильда буквально пришла в восторг от случившейся трагедии.

— Адель де Курси! Мы встречались с ней в ратуше два месяца назад, на перевыборах городских старшин. Ты должен ее помнить.

Ее супруг согласился, что да, действительно он помнит, хотя на самом деле в памяти у него сохранился лишь ее отец, который изрядно перебрал в тот вечер, вероятно, на радостях от предстоящего союза его дочери с богатой и влиятельной династией Феррарсов. Джон позволил Матильде еще какое-то время восторженно нести чепуху, чтобы закрепить ее вернувшееся расположение. Она углубилась в генеалогию двух хорошо известных семейств и подчеркнула, что все женское население Эксетера с нетерпением ожидало самой знаменитой свадьбы года, которая должна была состояться в соборе.

— Ну что же, их ждет большое разочарование, — сказал он, не подумав, — потому что бедная невеста лежит окоченелая в кладовке монастыря Святого Николаса!

Его супруга поджала губы, заслышав такое публичное посрамление, но сознание того, что она стала первой леди Эксетера, которая узнала об этом происшествии, позволило ей оставить без внимания промах супруга;

— Кладовка! Ее нужно как можно быстрее перенести в какое-нибудь достойное место. У них есть городской дом на Курри-стрит, так что она должна лежать там. Разве что они захотят перевезти ее в Шиллингфорд.

В Шиллингфорде, в нескольких милях к западу от Эксетера, в направлении Дартмура, находилось поместье де Курси. — А семья уже знает о ее смерти? — допытывалась Матильда. — Я немного знакома с ее матерью — она иногда посещает молитвы у Святого Олафа. Бедная женщина! Она такая скучная личность, одевается, как мастеровой, но у нее добрая душа.

Джон попятился к выходу из светелки, успешно реализовав стратегические замыслы Несты.

— Еще никто не знает о ее смерти, даже ее семья. Я иду рассказать обо всем Ричарду. Он захочет узнать все подробности как можно быстрее, ведь в деле замешаны знатные особы.

Он сбежал, пока жена не сменила милость на гнев, и направился в замок. Там кишела обычная толпа просителей, которым нужно было увидеться с шерифом по тому или иному вопросу. Бедные рыцари, надеющиеся на повышение по службе, купцы с жалобами на конкуренцию на рынке или с заявками на проведение ярмарок, обеспокоенные клерки, сжимающие в руках пергаментные свитки, — все они стремились опередить друг друга и получить доступ в покои шерифа. Кроме того, сегодня здесь было необычно много посыльных и слуг, что объяснялось предстоящим через два дня визитом Главного юстициария. Однако Джон воспользовался своим положением второго по значимости королевского служащего в графстве и направился прямиком к измученному стражу у дверей Ричарда. При виде облаченной в черное шестифутовой фигуры, надвигавшейся на него подобно какой-то хищной птице, у стражника перехватило дыхание и его протестующий возглас умер, еще не родившись, так что коронер прошел мимо, даже не взглянув в его сторону.

Внутри ставни на оконных проемах были открыты, давая дорогу свету и морозному воздуху. Шериф сидел за своим заваленным бумагами столом, завернувшись в накидку и надев шерстяную шапочку. Он что-то быстро диктовал клерку, который судорожно царапал на пергаменте список гостей, приглашенных на следующей неделе на празднование в замок Рогмонт в честь архиепископа Кентерберийского — юстициария Хьюберта Уолтера.

При виде коронера лицо Ричарда выразило знакомое болезненное удивление, но голос не дрогнул, и он продолжил свой монолог для писца. Джон в нетерпении подошел к окну и стал смотреть на внутренний двор замка, чтобы убить время. Глазам его предстала обычная суета дворовой жизни- месили грязь повозки, запряженные волами и нагруженные овощами и кормом для скота, сержант занимался строевой подготовкой с взводом солдат. Около хижин, приютившихся возле вала, окружавшего стены, сновали женщины, одни несли дрова или горшки с дымящимся варевом, другие выплескивали на землю помои. Некоторые орали на своих отпрысков и подхватывали на руки голых малышей, бродящих перед понуро стоящими тяжеловозами- знакомая картина для человека, который добрую половину своей жизни провел в солдатских лагерях.

Голос де Ревелля вывел его из этого созерцательного состояния.

— Итак, Джон, я надеюсь, тебя привело сюда не очередное противоречивое заключение о деле мисс Риффорд?

Саркастическое замечание заставило коронера повернуться лицом к шерифу. На сей раз он с каким-то извращенным удовольствием предвкушал, как сотрет с лица Ричарда издевательское снисхождение.

— Нет, Ричард, нечто намного более важное. У нас опять мертвая женщина.

— Но ведь для коронера это не в новинку. И с чего это вдруг «у нас»? Я думал, что ты пытаешься отрицать мое право вмешиваться в твои дела?

— А я думаю, что именно эта леди как раз и затрагивает твои интересы. Это дочь Реджинальда де Курси — та самая Адель, которая была обручена с сыном Гая Феррарса.

Уде Ревелля отвисла челюсть. Он спохватился и закрыл рот.

— Ты уверен?

Коронер подошел к столу и уперся в него кулаками, вплотную приблизив свое лицо к лицу Ричарда.

— Более чем когда-либо. Я еще не знаю, как и отчего она умерла, но нижняя часть тела у нее в крови.

Шериф резко встал из-за стола, оказавшись на полголовы ниже своего зятя.

— О Господи, только не еще одно изнасилование! Эти скоты подмастерья, это по-прежнему может быть один из них. Когда она умерла?

Джон пожал плечами.

— К сегодняшнему утру она уже окоченела. Полагаю, это случилось ночью или вчера вечером. Может, и раньше, но тела не было там прошлым вечером: прислуга священника выбрасывала мусор на кучу и ничего там не заметила.

Глаза шерифа расширились от ужаса.

— Мусор? При чем здесь мусор?

Джон терпеливо пересказал ему всю историю в том виде, в каком она была известна ему самому.

Ричард обессилено опустился на скамью и обхватил голову руками.

— Матерь Божья, что происходит в этом городе? Вот-вот приедет Хьюберт Уолтер, у нас изнасилована дочь городского старшины, а высокородная леди найдена мертвой под кучей мусора!

Джон сел на табуретку, освободившуюся после ухода клерка с пергаментными свитками.

— Ты разве не арестовал нынче утром этих подмастерьев, как собирался?

Ричард поднял голову, и на лице у него появилось какое-то робкое, даже глуповатое выражение.

— Нет, я передумал. По крайней мере, собирался бросить их в темницу замка, но с ними пришел Годфри Фитцосберн, чтобы просить об их освобождении.

— Никогда бы не подумал, что ему есть дело до благополучия своих слуг.

— Совершенно никакого, но он сказал, что его бизнес пострадает, если я отправлю за решетку двоих его лучших мастеровых до того, как он подыщет им замену.

Уже не впервые Джон получил наглядный пример того, что в руках купцов и ремесленников этого города сосредоточена большая власть, особенно если речь шла о прибылях или убытках. Даже шериф вынужден был дважды подумать, прежде чем рискнуть настроить против себя мастера одной из самых крупных гильдий.

— Ну, и что мы будем делать с этой мертвой леди? — требовательно спросил Ричард.

— Я снова дослал за монахиней из монастыря Святой Катерины в Полслоу. Она прекрасно умеет обследовать живых женщин, так что я думаю, что она вполне может применить свои таланты и к мертвой. Мы должны знать, как она умерла.

— Мы можем быть абсолютно уверены, что это Адель де Курси? Кто опознал тело?

Джон ответил уклончиво, поскольку не желал выслушивать от своего шурина оскорбительные намеки, особенно если Ричард расскажет Матильде об участии Несты в этом деле.

— Несколько прохожих узнали ее, — солгал он. Потом, вдохновленный словами своей супруги, добавил: — Похоже, она иногда приходила на молитву к Святому Олафу поблизости.

— Но ты говоришь, что ее нашли у Святого Варфоломея в Бретэйне. Какого дьявола могла молодая женщина делать в этой выгребной яме?

— Я подозреваю, что тело просто спрятали там, а на самом деле его могли привезти откуда угодно на лошади, ручной тележке или даже на носилках.

Де Ревелль вскочил на ноги и прокричал приказание своему стражнику привести коня.

— Я должен немедленно ехать к Реджинальду де Курси, где бы он ни находился, на Курри-стрит или в своем поместье. И еще нужно послать гонца к Феррарсам. У сына, Хью, квартира на Голдсмит-стрит, хотя, насколько мне известно, он проводит много времени в Тивертоне или в других поместьях, принадлежащих его отцу. — Забирая свою накидку из ниши в стене, скрытой за занавеской, шериф в отчаянии воскликнул: — Подумать только, как не вовремя произошли эти преступления! Приезжает юстициарий, а я должен отвлекаться на все эти неприятности. — Ругаясь себе под нос, он поспешил прочь, забыв даже поспорить с Джоном, в чьей юрисдикции находилось новое дело.

Коронер с радостью предоставил де Ревеллю возможность сообщить дурные вести заинтересованным семействам — задача, которую шериф взялся выполнить с радостью, несмотря на показное возмущение, поскольку это повышало его авторитет в глазах влиятельных людей графства. Ричард был слеплен из того же теста, что и его сестрица, когда речь заходила о том, чтобы подлизаться к богатым норманнам, ведь ему нужно было восстановить свое доброе имя после порочной связи со злополучным восстанием принца Джона.

После ухода Ричарда Джон оставил башню и направился в свою каморку над сторожкой у ворот, где Томас де Пейн занимался копированием протоколов дознания.

Секретарь почтительно поднялся с табурета и судорожно перекрестился.

— А я все ломаю голову, где можете быть вы, коронер, и эта волосатая обезьяна, которая превращает мое существование в ад.

— Садись и достань свежий свиток из своей сумки. У нас появилось новое дело. — Джон продиктовал краткий отчет об обнаружении тела Адели, опустив ее опознание Нестой: позже он внесет чье-либо имя, когда кто-нибудь другой подтвердит, что это Адель. — А теперь пойдем со мной к Святому Николасу. Может быть, тебе придется еще заняться писаниной, если сестра Мадж оправдает наши ожидания.

Когда они добрались до монастыря, снегопад усилился, и тонкий слой снега покрывал крыши и стены. Снаружи у ворот был привязан пятнистый пони, на нем было дамское седло с боковой посадкой.

— Однако быстро добралась сюда наша святая сестра, — произнес Джон, быстрыми шагами входя в маленький дворик и распахивая дверь кладовки.

В тусклом свете он увидел женщину из соседнего дома, которая вызвалась посидеть у мертвого тела, устроившись рядом с похоронными носилками. Помощник коронера углубился в оживленную дискуссию с внушительной монахиней из Полслоу. Увидев пришедших, они подняли головы. При виде неподвижного тела и высокой бенедиктинки рука Томаса автоматически коснулась лба, плеч и груди в крестном знамении.

Вежливо поприветствовав сестру Мадж и поблагодарив ее за то, что она снова откликнулась на их призыв о помощи, Джон спросил ее:

— Вы уже имели возможность осмотреть леди?

Ее длинное, почти мужское лицо, не дрогнув, встретило его взгляд.

— Я прибыла сюда менее пяти минут назад, сэр Джон, но, мне кажется, я уже знаю, что произошло. — Она обернулась к Гвину, который снова протянул ладонь с двумя скользкими цилиндриками. — Ваш человек обнаружил это в луже ее крови. Это кусочки коры одной разновидности вяза. Высохнув, они становятся маленькими и твердыми, но, пропитанные влагой, сильно увеличиваются в размерах.

Джон непонимающе посмотрел на нее. Какое отношение к этой подозрительной смерти имеет лекция о свойствах дерева?

— Они используются для совершения абортов и выкидышей, коронер. Один или два кусочка высушенной коры вяза вводятся в шейку матки. При увлажнении внутренней жидкостью тела они разбухают, открывая проход, что зачастую приводит к выкидышу плода.

Джон переваривал эту новую для него информацию.

— И здесь произошло то же самое?

Слабая улыбка появилась на длинном костлявом лице.

— Я не гадалка. У меня еще не было времени посмотреть. Но я не вижу другой причины, по которой палочки вяза могут быть найдены в луже крови под мертвой женщиной, и мне это объяснение представляется наиболее вероятным.

Гвин, выказывавший почтение монахине, несмотря на свою обычную неприязнь ко всему, что имело отношение к религии, задал очень уместный вопрос:

— Вы сказали, что эти штуки вводятся в лоно. Значит ли это, что такое проделал кто-то другой, а не сама эта женщина?

Некоторое время сестра Мадж раздумывала, прежде чем ответить.

— Возможно, что она сделала это сама, особенно если эта женщина обладала некоторыми познаниями в акушерстве, хотя успех был бы крайне маловероятен.

Теперь вопросы принялся задавать коронер.

— Учитывая, что тело было спрятано и явно привезено сюда из другого места, мы должны признать, что в деле замешан другой человек. Но почему она должна была умереть?

Количество крови явно указывает на то, что она умерла от кровопотери. Хотя эти палочки вяза относительно безвредны, мне пришлось столкнуться с несколькими случаями гнойного воспаления матки, которое развилось спустя несколько дней или даже недель после попытки сделать аборт. Но кровотечение свидетельствует о том, что введение было осуществлено неправильно, и твердые палочки проткнули какие-то внутренние органы. Я попробую установить, так ли все произошла на самом деле.

Постепенно все эти факты начали приобретать в голове Джона должное значение и вставать каждый на свое место. Получается, что Адель де Курси, которая должна была стать девонширской невестой года, была уже беременна. От кого — от Хью Феррарса или, хуже того, от кого-то другого?

— Возможно ли определить, как долго длилась ее беременность? — спросил он у монахини.

— Возможно. Этот метод совершения аборта ненадежен, как вообще все попытки подобного рода. Но чтобы иметь хоть какие-то шансы на успех, раньше четвертого месяца пытаться нет смысла. В более поздние сроки вероятность достижения желаемого результата возрастает, но вместе с этим увеличивается и риск летального исхода.

Она устала от разговоров и теперь выпроводила мужчин из комнаты, кивком подозвав к себе соседку средних лет, после того как плотно притворила дверь за коронером и его людьми.

Они бесцельно стояли во дворе монастыря, представляя себе, что происходило за закрытыми дверями.

— Вот это женщина! — с восхищением произнес Гвин. — Ей бы следовало работать в команде коронера.

Томас решил воспользоваться возможностью уколоть своего рыжего коллегу,

— Такое впечатление, что ты не против подкатиться к этой леди — она примерно твоего размера.

— Ты прав, вот только я давно и счастливо женат.

Томас злорадно ухмыльнулся, его единственный глаз вращался в глазнице.

— Ты опоздал на двадцать лет — у леди хватило здравого смысла постричься в монахини задолго до того, как она встретила тебя!

Гвин схватил секретаря за воротник его поношенного плаща. Подняв его в воздух, он легонько встряхнул его.

— Церковные каноны не мешали тебе щипать послушниц за мягкое место в Винчестере, а? — парировал он.

Джон строго приказал им прекратить ребячество- он с нетерпением ждал известий о том, что удалось обнаружить сестре Мадж, поскольку дознание следовало провести до того, как тело перевезут из города в Шиллингфорд, в противном случае у жюри не будет возможности осмотреть его.

Казалось, прошла целая вечность, хотя на самом деле, вероятно, не больше десяти минут, и на пороге появилась облаченная в черное платье фигура. Монахиня подошла к поилке для лошадей, стоящей внутри монастырского двора, и вымыла руки, испачканные в крови. Вытерев их о льняной платок, который она извлекла из складок своего одеяния, Мадж приблизилась к коронеру.

— Все так, как я и думала. Она была на пятом месяце беременности, и на ощупь матка у нее увеличена. Она умерла от кровотечения, а не от нагноения. Шейка матки разорвана и проколота. То ли палочки вяза были с силой введены неправильно и не в том месте, то ли они воспользовались другим инструментом, после того как первая попытка оказалась неудачной.

Джон и Гвин выслушали ее в молчании, Томас пробормотал что-то неразборчивое по-латыни и по своему обыкновению перекрестился.

— После повреждения матки смерть наступила быстро, как вы думаете? — спросил Джон.

Монахиня подняла свои костлявые плечи жестом, выражающим сомнение.

— Если под словом «быстро» вы имеете в виду часы, а не дни, то да. Все могло случиться очень быстро, буквально в течение нескольких минут, но трудно сказать что-то определенное, пока я не увижу, сколько крови она потеряла.

— То, что мы видели у монастыря Святого Варфоломея, очевидно, были уже последние капли, — вслух размышлял коронер. — В том месте, откуда ее привезли с самого начала, должно быть намного больше крови.

Сестра Мадж кивнула.

— Я больше ничем не могу вам помочь. Теперь вы должны установить, кто это сделал. Я видела нечто подобное, но не с такими высокопоставленными леди, должна признаться.

Подошел настоятель и предложил монахине отдохнуть и подкрепиться, прежде чем она вернется на своем пони в Полслоу. Он пригласил Джона присоединиться к ним, но коронер решил, что ему стоит заняться своими непосредственными обязанностями.

— Мне нужно выяснить, как следует поступить с телом, а потом организовать дознание. Мы можем провести его во дворе, настоятель?

Монах согласился, хотя и неохотно, и Джон отправил Гвина и своего секретаря привести как можно больше местных жителей, чтобы они выступили в качестве жюри.

Де Курси был буквально убит известием, которое сообщил ему шериф, навестивший его в доме на Курри-стрит, расположенном чуть ниже насыпи второго двора замка Рогмонт, но железная воля не позволила ему открыто проявить свои эмоции. Де Курси был худощавым человеком, с седой мушкетерской бородкой и усами. Почти вся растительность сосредоточилась у него на лице, так как голова его была совершенно лысая. В молодости он был хорошим солдатом, верным сторонником короля Генриха II и сражался во Франции под знаменами старого монарха. Адель была поздним ребенком от второго брака и считалась его любимицей.

Большую часть времени де Курси проводил в одном из двух поместий: в своем любимом, в Шиллингфорде, или во втором, в Клист-Ст. Джордже. Его супруга и три старшие дочери редко наведывались в Эксетер, если не считать походов на рынок, участия в общественных мероприятиях или изредка в молитвах. Де Курси содержал этот скромный домик для своих частных деловых визитов, поскольку ему принадлежали две фабрики по производству шерсти на острове Экс, который представлял собой осушенный клочок земли на реке напротив Западных ворот. Видный буржуа, он хорошо знал шерифа, но это ни в коей мере не могло смягчить ошеломляющие известия.

— Боюсь, вы должны поехать со мной в монастырь, чтобы как можно скорее взглянуть на тело своей погибшей дочери, — с должным сочувствием сказал Ричард убитому горем отцу.

— Тогда мне следует рассказать обо всем Хью Феррарсу и пригласить его с собой. Не могу представить, как он перенесет весть о гибели своей нареченной. Это почти то же самое, что потерять дочь. — В перерывах между фразами де Курси стискивал зубы, словно для того, чтобы не позволить своим чувствам вырваться наружу. Они вдвоем прошагали короткое расстояние до Голдсмит-стрит, которая отходила от главной улицы неподалеку от нового здания ратуши.

Хью Феррарс держал две комнаты в доме, принадлежащем одному купцу- знакомому де Курси. Отчасти это объяснялось тем, что он хотел быть поблизости от Адели и Шиллингфорда, поскольку фамильное поместье самого Феррарса в Тивертоне находилось слишком далеко, хотя он и проводил там по несколько дней каждую неделю.

Он был солдатом, но таким, который до сих пор не побывал ни на одной войне. Он участвовал в крестовых походах, но прибыл как раз тогда, когда король Ричард, не сумев взять Иерусалим, отдал приказ отходить так что Хью пришлось вернуться домой вместе с остальными. Предыдущая французская кампания закончилась перемирием за неделю до того, как он присоединился к королевским войскам, поэтому сейчас он оставался рыцарем без дела. Феррарс решил жениться, чтобы чем-то заполнить время в ожидании очередной войны, и обзавестись наследником на тот случай, если падет на поле брани. Отец его вскоре сыскал подходящую партию, и Хью привязался к Адели, хотя он был слишком большим эгоистом, чтобы полагать, будто влюбился в нее. Во всяком случае, она отличалась элегантностью и приятной внешностью, хотя и не была такой красавицей, как Кристина Риффорд.

Известие о смерти Адели, принесенное де Курси и шерифом, вызвало у Хью приступ необузданной ярости. Он и его сквайр (Сокращенное от эсквайр — в Средние века в Англии- оруженосец рыцаря, впоследствии — один из низших дворянских титулов, а также лицо, носящее этот титул.) занимались во дворе, расположенном с тыльной стороны дома, практикуясь в упражнениях с мечом и щитом для участия в предстоящем турнире. Хью был крепко сбитым, коренастым молодым человеком, с хорошо развитой мускулатурой, льняными волосами и такими же усами, но без бороды. К нему вполне была применима поговорка «сила есть, ума не надо». Когда его несостоявшийся тесть поведал ему новости, Хью принялся в щепки разносить ограду своим, здоровенным мечом, испуская крики отчаяния, перемежающиеся черными ругательствами в адрес того; кто убил его невесту.

После того как мужчины немного утихомирили его и отчаяние Хью сменилось глухой злобой, шериф предложил, чтобы сквайр младшего Феррарса немедленно отправился в Тивертон за его отцом, лордом Гаем Феррарсом.

— Нет необходимости скакать так далеко, он в Эксетере благодарение Господу. Он прибыл сегодня в качестве гостя в замок епископа, и на этой неделе должен встретиться с Хьюбертом Уолтером.

Де Ревелль знал, что старший Феррарс будет играть важную роль на любом политическом совещании с Главным юстициарием, но ему никто не сказал, что тот остановится у епископа Маршалла. Теперь им нужно было зайти еще и туда, и двое мужчин зашагали вместе с Ричардом к собору, один с мрачным и напряженным лицом, а другой, более молодой, бормоча страшные проклятия в адрес того, кто навлек на него подобное несчастье. Он вел себя почти также, как Эдгар из Топшема, который по-прежнему пребывал в крайне возбужденном состоянии, не в силах расстаться с мыслью о том, что преступником являлся; Годфри Фитцосберн.

Дворец епископа, самое роскошное здание в Эксетере, высился позади собора, между ним и городской стеной. Окруженный садом, не загаженный отбросами и мусором, он представлял собой очень уютное и приятное место, красота которого по большей части пропадала зря, поскольку епископ Генри, брат Уильяма, маршала Англии, редко бывал в своей резиденции. Роль прелата была для него, как для всякого политика, лишь временным занятием, ярчайшим примером чего мог служить Хьюберт Уолтер, занимающий пост архиепископа Кентерберийского. Сегодня епископ отсутствовал, возвращаясь вместе с Хьюбертом из Плимута.

Зато во дворце был архидиакон, занятый организацией предстоящей на следующей неделе встречей с регентом и казначеем. Джон де Алекон с симпатией и сочувствием отнесся к шерифу и к его удрученным горем спутникам, после чего повел их в гостевую комнату, на встречу с отцом Хью.

Гай Феррарс был норманном до мозга костей, опоздавшим родиться на полтора столетия. Высокий, мускулистый и высокомерный, он по-прежнему сохранил склад ума тех, кто первым пришел на эти земли с Вильгельмом Завоевателем. Англичане для него так и остались врагами, потерпевшими поражение в битве у Гастингса, хотя сам он родился восемьдесят лет спустя. Он железной рукой управлял своими многочисленными поместьями и замком, если только не отсутствовал за морями, сражаясь в Ирландии или с Филиппом Французским. Джон де Вулф сталкивался с ним несколько раз и всей душой невзлюбил лорда, единственным достоинством которого в глазах коронера оставалась его неизменная лояльность к королю Ричарду.

Когда Гай Феррарс услышал о смерти Адели, на лице его, точнее, на той его части, которую можно было разглядеть за каштановой бородкой и усами, не дрогнул ни один мускул. Его сын, так похожий на него, выложил отцу новости, постоянно выдергивая меч из ножен и затем с лязгом загоняя его обратно, — в его словах было больше, гнева, чем скорби.

Лорд Феррарс обратил каменное лицо к Ричарду де Ревеллю.

— Отчего она умерла, шериф? Она была здоровой молодой женщиной.

— Пока нам известно очень мало об этой трагедии. Еще не минуло и часа, как коронер сообщил мне об этом. Я поспешил к де Курси и к вашему сыну, а потом мы пришли сюда. Сейчас мы направляемся туда, где она лежит, и надеемся узнать больше.

Гай Феррарс коротко наклонил голову в знак согласия и крикнул собственному сквайру, чтобы тот принес ему выходной наряд.

— Мы пойдем вместе — и да поможет Бог тому, кто навлек на нас все это! — прорычал он.