Глава 47

— А-а-а…

Откуда-то доносится чей-то стон. Совсем близко, но мне сложно повернуть голову на этот звук. Я ее не чувствую, дикая боль не дает даже глаза открыть. Снова слышу стон, потом чьи-то шаги, и другой голос разрезает воздух:

— Проснулась?

— А-а-а.

Тело ломит, пошевелиться не могу, но у меня возникает странная мысль: это я стону. Я. Только себя не узнаю.

— Ну-ка, попробуй подняться, глаза открой.

Пытаюсь, но не очень получается. Улетаю куда-то, где нет никаких голосов и стонов.

Не знаю, сколько проходит времени, но я мгновенно просыпаюсь и щурюсь от дневного света. Голова раскалывается, безумно хочется пить, но хотя бы могу сесть.

Так, я на кровати, но не у себя в комнате, что-то знакомое, но не мое…

— Ты как? — раздается голос.

От неожиданности я взвизгиваю и оборачиваюсь. Одеяло падает с груди. Тут же становится так холодно, что обнимаю себя за плечи. Баев тоже сидит на кровати и хмуро смотрит на меня.

— Что?

Опускаю взгляд и понимаю, что я… в одном бюстгальтере. И рядом Темный. Поспешно натягиваю одеяло себе на голову, чтобы спрятаться. От резких движений голова просто разрывается от гудящей боли.

— Вставай, Шанина! Пора просыпаться. Три часа дня уже.

С меня бесцеремонно стаскивают одеяло, но я пытаюсь удержать его на себе.

— Мира!

— Пусти!

Артем вдруг отдает мне одеяло, но укрыться им с головой не позволяет.

— Пить хочешь?

Молча киваю, и через несколько секунд моих губ касается что-то прохладное и приятное.

— Пей!

Жадно делаю глоток и словно оживаю. Потом еще и еще. Отбираю у Баева кружку и выпиваю все без остатка. Как по волшебству исчезает головная боль, в горле больше нет сухости.

— Это что было? Вкус… знакомый…

— Старый добрый рассол. — Артем ухмыляется. В спортивных штанах и футболке он выглядит как парень с рекламного постера. Свеж, бодр и чертовски красив. — Специально для тебя принесли с кухни.

— Спасибо! — Кутаюсь в одеяло. — Это… это гостевая, да? Почему я здесь?

Память вперед Баева подкидывает какие-то дикие кадры. Коньяк, я на коленях у Артема, он раздет, я глупо хихикаю, тянусь к нему руками…

— О боже!

Я громко стону и прячусь под одеяло. Какой позор!

— Вставай давай! — Артем отбирает одеяло и тут же сует мне в руки что-то мягкое. — Одевайся. Живо!

— Мне… мне в туалет надо…

Он отворачивается, и я, спотыкаясь, бегу к полуоткрытой двери. Не выйду отсюда!

— У тебя три минуты! — кричит Баев.

Смотрю в зеркало и ужасаюсь: на голове натуральное воронье гнездо! Лицо как… как с перепоя, Мира!

Напилась! Впервые в жизни напилась.

Пытаюсь кое-как привести себя в порядок.

— Одна минута — и я захожу!

Это не моя одежда… Верчу в руках лонгслив и треники. Термобелье, что ли? Слышу шаги и со скоростью метеора одеваюсь.

— Хоть бы постучался! — цежу сквозь зубы, но злюсь я не на Баева, а на себя. В голове снова шумит, и пить хочется.

— Пошли. — Артем не обращает внимания на мое дурное настроение. Мне хочется провалиться, сгореть от стыда, а не идти, держа Баева за руку. Я мало что помню, но то, что помню, — ужасно и отвратительно! — Вот это еще надень.

На кровати лежат штаны, толстовка, шерстяные носки и шапка — единственная моя вещь.

Я не спорю, одеваюсь, потому что мне холодно. А раздевалась ночью я сама? Что вообще было?

Легкость после рассола уходит, подкатывает слабость и головная боль. Я хочу лечь обратно в кровать, но Артем не дает.

— Шапку еще надевай, — велит он, а потом берет откуда-то плед и заворачивает меня в него. — Так лучше.

Подходит вплотную и без предупреждения подхватывает на руки. Голова тут же кружится, со стоном цепляюсь за мужские плечи. Баев, не говоря ни слова, выносит меня из комнаты, мне нехорошо, и мне очень стыдно. Когда мы спускаемся на первый этаж, я все же решаюсь спросить:

— Куда ты меня несешь? Выбрасывать?

— А это мысль. — Он усмехается и крепче прижимает меня к себе. Господи, как же чудесно от него пахнет, я еще способна это чувствовать! — Но пока мы идем на веранду. Тебе нужен свежий воздух.

Мороз ударяет в лицо, но как же приятно. Я даже жмурюсь от наслаждения.

Артем опускает меня на широкое кресло, которое оказывается на удивление теплым, и укрывает еще одним пледом.

— Спасибо. — Я прячу улыбку и поднимаю взгляд. — Вау!

На мгновение забываю про свой позор и что голова болит; любуюсь крупными снежинками, которые, порхая, садятся на огромную ель, залетают на веранду и ложатся тонким ковром на пол. Как красиво!

— Пей! — Артем подносит большую кружку-термос. — Ты обезвожена после вчерашнего.

Что-то горькое и безвкусное, но выпиваю без разговоров. Баев садится в свободное кресло рядом и тоже укрывается пледом. Задумчиво смотрит, как падает снег, и пальцами выбивает какой-то ритм на подлокотнике.

— Спасибо, — выдавливаю я, когда молчать становится невыносимо. — Я… вчера… немного… я…

— Ты вчера напилась, Мира. Бутылку коньяка в одно… лицо. Не ожидал.

— Боже-е-е. — Обхватываю голову руками. — Целую бутылку?

— Ага! — Судя по тону, Баев не собирается меня жалеть. — А потом отдала ее всю унитазу. Не помнишь?

— Что?! Меня тошнило?.. О нет!

— О да. — Баев злорадно скалится. — А еще…

— Не надо, — перебиваю. — Не надо, а? Я плохо соображаю. Давай помедленнее. В голове все кувырком. Можно я вопросы буду задавать?

— Валяй! — Артем встает и придвигает ко мне сервировочный столик. — Тут суп… похмельный. Специально для тебя. Нужно его съесть.

— Не могу пока… Как… почему я голая спала? — шепотом выдаю то, что мучает меня сильнее всего. — Что… что…

— Я тебя раздел, — любезно улыбается Баев. Не выдерживаю его взгляда. Натягиваю на голову плед. Господи, я не переживу такого позора! Это же Артем! Темный! Только не он, он не должен был видеть меня такой.

— Да расслабься ты. — Он стаскивает с моей головы плед и садится на корточки. — Ничего не было, Мира. Не бойся. Ничего не было.

— Точно? — Я с надеждой вглядываюсь в его лицо, не пряча свои чувства. — Точно ничего? Но как тогда я почти голой…

— Ты была в хлам, я пытался тебя реанимировать в душе, но не сказать, что успешно.

— Черт… черт! — скулю я. — Да я же вообще не пью!

Хочу провалиться сквозь землю, стереть память себе и Артему. Ну или хотя бы вскочить и убежать от него. Мне в жизни не было так стыдно и мерзко от самой себя. Я же помню, как трогала его, лезла к нему, как… господи, я хотела его поцеловать! Он меня теперь презирает. И точно выгонит! Зачем ему такая пьяная приставучая идиотка!

— Расслабься и поешь суп. Потом попробуй поспать. А я рядом посижу. — Баев укрывает меня пледом, проводит ладонью по щеке. — Сегодня красиво.

Суп еще горячий, я не хочу есть, боюсь, что меня вывернет, но ложку за ложкой отправляю себе в рот. Вкуса почти не ощущаю. Сейчас, как никогда, мне было важно знать, что обо мне думает Баев. Но он молчит!

Кажется, я проваливаюсь в сон. Мне тепло и уютно, живот не болит, голова не гудит. Я спокойно дремлю, и никакие мысли мне не мешают.

Просыпаюсь, когда уже темно, но снег продолжает падать, завораживающе кружится и блестит, отражая от себя искусственное освещение веранды.

— Первый снег сегодня, — говорит Артем. Он не ушел, так и сидит рядом. — Обычно намного раньше выпадает, но в этом году все по-другому.

— Прости меня, пожалуйста. — На меня вновь накатывают вина и стыд. — Я… не нужно было вчера приходить к тебе.

— Не нужно было, — легко соглашается Артем. Он даже не представляет, как мне больно от его слов. — Но я рад, что ты пришла.

— Правда? — недоверчиво улыбаюсь. — Рад?

— Неожиданный подарок на день рождения. Восемнадцатилетняя пьяная девственница, которая не знает, что делать со своими гормонами.

Вспыхиваю как искра. Это так унизительно — слышать такое! Безжалостный и жестокий!

Отворачиваюсь, чтобы не видеть его глаз.

— Никогда больше до тебя и пальцем не дотронусь!

— Какая ты чувствительная. Восемнадцать — вообще мерзкий возраст, но это пройдет.

— Тебе двадцать три, но не сказать, чтобы ты радовался, — огрызаюсь я, а Баев потешается:

— Мне было так противно, что я не прочь повторить, когда в себя придешь.

— Да ни за что в жизни! Забудем, а? — жалобно прошу я. — Пожалуйста! Не напоминай!

— Как скажешь. — Артем лениво потягивается и насмешливо смотрит на меня. — Да забудь уже. Все нормально. Но пить тебе лучше только с тем, кто никогда тобой не воспользуется. То есть со мной.

— И все? — робко уточняю я. — Больше ни с кем?

— А здесь есть еще кому ты можешь доверять? — спрашивает Артем без тени улыбки на лице. И мне становится совестно. Потому что с тех пор, как я уехала от родителей, никто и никогда не заботился обо мне так, как Баев.

— Больше некому, — киваю. — Но пить я больше не буду.

И тебе не дам!

— Как скажешь. Ну что, оклемалась?

Кажется, он не злится на меня. И вроде не презирает. И не гонит. Такое облегчение внутри, но так страшно ошибиться!

— Да, но… можно я еще здесь посижу? Снег падает, и тут так красиво… Но вообще, коньяк у тебя нехороший! Может, все-таки паль?

— Такого коньяка всего две тысячи бутылок в мире. Выдержка семьдесят пять лет, одна бутылка стоит в рублях примерно… около миллиона, да.

— Что? — Стараюсь разглядеть улыбку в глазах Артема. — Да ладно тебе… Рофлишь… не бывает такого.

Он не спорит, говорит мне взять со стола еще один термос и выпить настой. Меня это реально напрягает. Неужели не соврал?

— Где мой телефон? Я помню, свой рюкзак оставила на первом этаже… вроде.

— Там он и лежит. Зачем тебе мобильный?

— Пруфы нужны. Точно миллион? Артем?! — Голос у меня дрожит. — Я выпила бутылку коньяка, который стоит миллион?! Разве это возможно?

— Ладно, если бы выпила. — Баев сейчас напоминает судью, который читает приговор. — Ты ее в унитаз спустила!

Только б папа никогда не узнал!

— Знала б, сколько он стоит, ни в жизнь бы не притронулась!

— Притронулась бы. — От взгляда, проникающего в самые потаенные уголки моей души, становится совсем не по себе. — И выпила бы остальные, если б смогла.

Фыркаю в ответ и тянусь наконец за термосом. Гадость редкостная, но пью как можно медленнее.

— Я велел забрать твои вещи из общаги, — прерывает молчание Артем. И я только сейчас вспоминаю об академии.

— Пары! Господи, я же пропустила сегодня целый день!

— Тебя за это не убьют, прикинь? — Баев откровенно ржет надо мной. — Хочешь, справку напишу в деканат, укажу причину отсутствия…

— И чтобы вся академия знала? Ну уж нет! Я сюда учиться приехала и не скажу, что пока хорошо получается.

— Всю жизнь мечтала попасть сюда? Лучшая частная академия страны…

— Да я знать о ней не знала до августа! — Укутываюсь сильнее, потому что становится холоднее и ветер усиливается. Кажется, скоро начнется настоящая метель. — Не собиралась я сюда идти учиться. Так получилось просто.

— И здесь мы с тобой похожи, — ухмыляется Темный каким-то своим, неведомым мне мыслям. — Я тоже не собирался здесь учиться.

Вот это новость!

— А почему? Это же твоя альма-матер во всех смыслах. Тебя заставили, что ли?

— Никто меня не заставлял, — устало и с легким раздражением отвечает Баев. — Я сам так решил.

Он собирает на сервировочный стол термосы, кружки, тарелку из-под супа и толкает ее к внутренней стенке веранды.

— Холодно, пошли обратно, — велит Артем.

Помогает мне встать и поправляет шапку на моей голове. От этих простых движений у меня ком к горлу подкатывает. Может, он и безжалостный жестокий псих, но рядом с ним я всегда защищена. Даже от метели сейчас укрывает.

— Спасибо, — прорывает меня. — Артем, спасибо тебе. Спасибо за то, что не выгнал вчера, что пытался привести в чувство, что не сделал того, что… и за сегодня… ты же целый день со мной… здесь… у тебя же, наверное, были другие планы… Спасибо! Я… не знаю, что еще…

— Пожалуйста, — прерывает мой поток Баев. — Больше так не делай.

Чувствую, что краснею от стыда. Артем придерживает края пледа, в который я укутана. В его черных волосах сверкают снежинки. Волшебство…

— Не делай? — нервно переспрашиваю. — Обещаю, что больше не буду напиваться и нести всякую чушь…

— Не спасай меня.

Загрузка...