Частная жизнь. Нервно и без сюжета

-- Случилось что-то? Почему ты не на машине? – встревожилась Алена не на шутку, - Мокрая вся…

Но Марта не ответила, лишь спросила в свою очередь:

-- Давайте выпьем?

Алена ограничилась кивком и вопросом:

-- Есть будешь?

-- Не хочу, -- коротко ответила Марта, снимая мокрый пиджак.

-- Может сначала в душ? Вымокла ведь… Простудишься.

-- На кой черт душ? Водки! – высунул голову из кухни Кирилл.

Марта достала из кармана пиджака плоскую бутылку «Смирновской».

-- Вот это дело! – одобрил Кирилл и полез в холодильник за закуской.

Он нарезал дольками пару маринованных огурцов, почистил чеснок, разлил водку по стопкам. Но Марта сама достала из буфета стакан, налила в него водки до краев и не дожидаясь никого, не просто выпила, а опрокинула в себя залпом. Кирилл и Алена молча наблюдали за ней. Марта молчала. Водка проступила ярким нездоровым румянцем на ее бледных щеках.

Алена также молча поставила перед ней тарелку, положила пару оладий, приказала:

-- Ешь.

Марта покорно взяла вилку, ковыряла поджаристый оладушек, но не ела, смотрела, понурившись, в тарелку, по-прежнему ничего не говорила. Кирилл тоже молчал, не балагурил. Смотрел тревожно то на Марту, то на жену.

Алена дожарила оладьи, сгрузила грязную посуду в раковину, но мыть не стала. Встала у окна, опершись на подоконник, смотрела в окно.

К подъезду подкатила большая синяя «ауди». В свете уличного фонаря было видно, как из машины выскочил водитель и метнулся к задней дверце, открыл ее, подал кому-то руку.

Алена отвернулась от окна.

-- Марина приехала.

Марта не шелохнулась.

И двух минут не прошло, как раздался какой-то уж очень требовательный и длинный звонок. Алена глубоко вздохнула и пошла открывать.

Марина не была ни красивой, ни симпатичной. В прошлый раз Алена подумала, что на чей-нибудь предвзятый и слишком придирчивый взгляд ее можно даже счесть откровенно некрасивой. Но тогда еще заметила, что ухоженность, дорогие шмотки и обаяние скрывали недостатки внешности, придавали ей особый шарм. К тому же Марина была стройной, и даже какой-то изысканно тонкой, а недостаток роста с успехом компенсировала высоченными каблуками.

Но на этот раз все было иначе. В бежевых замшевых туфлях, в кремовом кашемировом пальто до пят, в коричневых замшевых перчатках, с длинным шелковым шарфом на шее, с неизменно безупречной прической, с таким же безупречным макияжем, она выглядела по-прежнему холеной, ухоженной и даже шикарной. Если, конечно, не смотреть на лицо.

Сейчас ни дорогая косметика, ни умопомрачительная одежда не скрывали ни ее усталости, ни подавленности, ни растерянности. На холодном, бесстрастном лице совершенно отчетливо читались все сорок с лишним лет прожитой жизни и особенно отчетливо -- последние несколько часов. Алене стало ее мучительно жаль, но от растерянности она просто не знала, что сказать.

Марина не поздоровалась, только спросила:

-- Где она?

Холодная, бесстрастная, очень уставшая немолодая женщина с каменным лицом и затравленным взглядом.

Алена кивнула в сторону кухни.

Кирилл хотел помочь снять пальто, но Марина отмахнулась.

-- Сдается мне, я не надолго, -- с какой-то отчаянной горечью сказала она. И прошла в кухню, снимая шарф и стягивая на ходу перчатки.

Кирилл приобнял Алену за талию и увлек в комнату. Включил телевизор, проговорил тихо, почти шепотом, словно боялся, что те, на кухне, услышат:

-- А мне нравится, что она за ней прибежала…

-- А мне нет.

-- Не ревнуешь ли ты ее, дорогая? – спросил Кирилл, гоняя программы в поисках чего-нибудь интересного.

-- Нет, -- спокойно ответила Алена, умащиваясь около него, -- Просто мне не нравится, когда у Марты такое лицо. И еще за пятнадцать лет дружбы я впервые вижу, чтобы она так пила. И тем более водку.

Кирилл пожал плечами.

-- Да ладно тебе. Ну поругались. С кем не бывает? Подумаешь, тихие семейные разборки…

В этот момент из кухни донесся истошный крик Марины:

-- Ну, я прошу тебя! Прости меня! Я ни с чем не спорю, со всем согласна! Только поехали домой!

-- Тихие? – раздраженно спросила Алена.

Но Кирилл был по-прежнему невозмутим:

-- Дела семейные. Не слушай. Нас нет. Мы ушли гулять.

Потом, поразмыслив, все-таки добавил:

-- А вообще-то мне Марина нравится. Гораздо лучше, во всяком случае, чем этот ее… последний… козел.

Добавил с легким смешком:

-- Да и партия во всех отношениях хорошая. Служебная «ауди» – это тебе не кот чихнул…

-- Вот-вот! Была б мужиком, цены б ей не было…

Алена еще поворчала какое-то время, но больше по инерции. Она действительно испугалась, и испугалась не на шутку. Впервые за пятнадцать лет Марта так пила водку, впервые за пятнадцать лет она приехала без предварительной договоренности и даже без упреждающего звонка, впервые за пятнадцать лет ей было наплевать, как она выглядит. И еще многое чего можно было бы перечислить, что она увидела и заметила в эти полчаса впервые за пятнадцать лет дружбы. Но теперь она была совершенно спокойна. И успокоилась она, услышав этот кухонный вопль. Потому что резонно рассудила, что раз так громко кричат, тем более в чужом доме, то еще есть, чего терять, а раз есть, чего терять, то это значит, что ничего, собственно, и не потеряно, а значит, все наладится и все будет хорошо. Крик – это более понятная вещь, нежели холодная бесстрастность. И она готова была присоединиться к мужу: пожалуй, Марина ей тоже нравится.

Только она решительно не хотела думать о том, что будет, когда все наладится и все будет хорошо. Потому что не понимала: хорошо – это как?

…Через полчаса Алена отважилась заглянуть на кухню. Марта сидела на том же месте, все так же опустив голову. Марина примостилась рядом, держала Марту за руку и, наклонившись к ней, что-то горячо шептала.

Не столько увидев, сколько услышав Алену, она выпрямилась, лицо приняло снова спокойное и холодное выражение. Но Алена явно видела за секунду до этого гримасу боли и страдания на ее лице. И подумала, что Марта оказалась совершенно права: с эмоциями здесь все в полном порядке. И еще она с удовлетворением отметила, что Марина не отстранилась.

-- Ну, вы тут как? – спросила она с тревогой.

Вошедший следом Кирилл подобрал с пола Маринино пальто, шелковый шарф, отыскал перчатки, валявшиеся под скамейкой, и спросил:

-- Как насчет выпить и закусить?

-- Ты, похоже, совсем разошелся. Не хватит на сегодня? – попыталась урезонить его Алена. Она не совсем была уверена в том, что Марине хватило времени, чтобы окончательно все объяснить.

Но Кирилла совершенно неожиданно поддержала именно Марина:

-- Не откажусь.

И тут же повернулась к Алене:

-- Если ты, конечно, не возражаешь.

-- Почему же? Я тоже присоединюсь, -- весело ответила Алена, решив, что так возможно даже и лучше.

-- Ну и славненько, -- обрадовался Кирилл, потирая руки от удовольствия.

Лишь Марта промолчала, но все старательно этого не замечали. Они быстренько собрали на стол и уже через минут десять весело пили водку, ели Аленины оладьи и болтали о всяких пустяках. Кирилл рядом с Мартой, Алена и Марина напротив. Все было как всегда, лишь Марта так и не произнесла ни слова, лишь курила одну сигарету за другой, не останавливаясь. Марина периодически на нее тревожно поглядывала, пила водку как-то механически, словно воду. Даже не морщилась.

Они так просидели с час где-то, потом Марина осторожно попросила:

-- Поехали домой, а? Там водитель ждет…

И видно было, как она замерла в ожидании.

Марта молчала, сидела, опустив голову, как и все это время. Повисла неловкая пауза. Наконец, подняла голову и посмотрела прямо в глаза Марине. Алена, сидевшая рядом с Мариной, увидела этот взгляд и поспешила отвернуться. Краем глаза заметила, что Кирилл тоже отвернулся, сделал вид, что ищет сигареты.

-- Никогда так больше… не лги.

Голос был глухой и хриплый.

Встала и вышла из кухни.

Кирилл глубоко и шумно вздохнул, проворчал:

-- Тяжело с вами… с женщинами…

-- Да уж не без этого, -- согласилась Марина с горькой усмешкой.

-- Ну, где вы там? – крикнула Марта из коридора почти бодро.

Марина поспешно встала и метнулась в сторону коридора.

…Но Алена так и не смогла свыкнуться с манерой Марины вот так вот молчать, с этим странным выражением лица – спокойным и бесстрастным, вроде бы ничего не выражающим, по которому совершенно невозможно понять, что именно чувствует в данный момент человек, о чем сейчас думает.

Теперь-то она точно знала, что за этой спокойной бесстрастной маской бушуют нешуточные страсти, но привыкнуть к этой манере Марины никак не выражать свои чувства так до сих пор и не смогла. Это всегда вызывало в ней тревогу, а сейчас особенно. Она спросила так, на всякий случай:

-- Мариш, что-то случилось?

-- Да предчувствие какое-то нехорошее. Марта это определяет, как чувство безотчетной тревоги… В пятницу, собственно, все и началось. Мы с утра за завтраком ни с того ни с сего поцапались. За завтраком! Немыслимо. Это вообще невозможно, понимаешь?

-- Да.

-- Потом днем поругались. Марта даже трубку швырнула, чего тоже представить довольно сложно. И из-за чего? Из-за того, что я к маме собралась. На один день! Можно подумать, что я ни разу за эти два года никуда одна не уезжала!

- Кстати, а чего ты не поехала-то?

-- Говорю же, она меня не отпустила. Ну, не то чтобы не отпустила… Сама билет купила и в аэропорт отвезла. Но у нее было такое лицо… Словно я на войну ухожу. Или вообще на расстрел.

-- И ты осталась?

-- Ты б ее видела! Я сама ее такой ни разу не видела. Я просто испугалась.

-- Чего?

-- Не знаю.

Но после небольшой паузы добавила:

-- Того, что могу ее потерять.

Алена слышала, как дрожит голос Марины, видела глаза, наполнившиеся вдруг слезами, как она пытается сдержать их. Справившись с собой, наконец, она продолжила.

-- А при ее вспыльчивости и хронической ревности... Ты же знаешь ее характер. В общем улететь было решительно невозможно…

-- Она тебя ревнует?

Марина изобразила на лице удивление, но Алене показалось, что вопрос был ей приятен. Она сняла с правой руки бежевую лайковую перчатку, поправила волосы. Машинальным отточенным жестом, но очень красивым и отчаянно кокетливым. Ответила не без гордости:

-- Еще как!

Алена оценила и тон, и жест, и взгляд. Подумала, что пижонство не только у Марты любимое занятие, а и еще у кое-кого.

-- Можно подумать, что ты намерена признаться ей в беременности.

-- Скажешь тоже!

Марина улыбнулась: шутка показалась ей забавной. Но Алена была вполне серьезна. Да и Маринино веселье было недолгим. Она снова натянула перчатку, разглядывала ее. Потом посмотрела на Марту – пристально, чуть прищурившись. Только теперь ее взгляд не казался Алене ни холодным, ни оценивающим. Она вдруг поняла, или даже скорее почувствовала, о чем именно сейчас думает Марина. И ей вдруг захотелось прижать ее к себе и погладить по голове, успокаивая, как тогда, два года назад, ее саму гладил и успокаивал Кирилл. Если бы это была Марта, может быть, она так и сделала бы. Но Марина… Всегда такая холодная, бесстрастная, самоуверенная. Всегда такая независимая…

-- Нет, все-таки она ужасно выглядит.

-- Ты о чем? -- удивилась Алена.

-- О брюках...

-- Каких брюках?

-- Вон, видишь, -- и она кивнула на Марту, -- На коленях пузыри, на заднице висит, а она вцепилась в них – не стащишь. Говорит, мягкие... Кошмар какой-то!

-- И что?

-- Да ничего. Пусть носит, раз нравится. Хорошо еще, что не на работу.

Она глубоко вздохнула, как человек, который долго не мог принять важное решение и вот, наконец, принял. Встала, откинув плед, и пошла к Марте.

…В понедельник Марта приехала около восьми, спросила с порога:

-- Марины нет? Не звонила?

Алена отрицательно покачала головой, поинтересовалась:

-- А должна была?

Марта неопределенно пожала плечами.

-- Да я так просто...

-- Есть будешь? Я приготовила.

Марта улыбнулась. Что еще можно ждать от Алены, как не горячий ужин? Есть хотелось страшно, но она отказалась:

-- Марину подождем.

-- У тебя неприятности? Работа? – ответила Алена вопросом на вопрос.

-- Пока нет. Но могут стать таковыми…

-- Расскажешь?

-- Да ерунда какая-то… Понять не могу, -- ответила Марта, усмехнувшись.

Села на диван, закурила.

-- Все по мелочи, но все как-то кучей. То одно, то другое… Типография то цену повышает, то график меняет – с каждым разом все неудобнее. И разговаривать отказываются. Все в декларативной форме. Типа не нравится – сваливайте… Вагон бумаги сперли… то ли потеряли… Хорошо еще, что пока только грозятся, а не сразу договор присылают новый.

-- Как это?

-- Откуда я знаю, как… просто сперли и все. В пятницу стоял, а теперь нету… И Лешек к себе зовет…

-- А это странно? Необычно?

-- Я у него в пятницу была! Ежемесячный визит… -- Марта пожала в недоумении плечами, -- О чем еще говорить-то?

Где-то около девяти Марта начала нервничать. Алена просто кожей ощущала нарастающее в ней беспокойство.

Марта не металась по комнате, не выглядывала поминутно в окно, не смотрела на дорожку через стеклянную дверь. Она полулежала на диване, напротив Алены, положив на живот блюдо с виноградом. Отщипывала розовые крупные ягоды, держала их какое-то время на свету, словно хотела разглядеть, что там у них внутри. Или просто пыталась сосчитать косточки? Повертев так ягоду несколько секунд, отправляла в рот, медленно жевала.

Алена что-то рисовала в блокноте, видимо, делала какие-то наброски, изредка задавала Марте вопросы. Та отвечала. Чаще, правда, невпопад.

В какой-то момент Алена не выдержала, отложила карандаш, спросила:

-- А во сколько она обычно приезжает?

-- Часов в восемь, если не задерживается...

-- Предупреждает?

-- Мы всегда друг друга предупреждаем.

-- Так где она? Не сказала?

Марта поставила блюдо на столик, села, выпрямившись.

-- У нее сегодня контракт. Хороший такой контракт, с немцами. На трешку... Подпишет, будет в шоколаде.

-- А во сколько?

-- В три...

Алена посмотрела на часы. Было без пяти девять.

-- Ты ревнуешь?

-- О чем ты?.. А... Нет, не то... Просто беспокоюсь. Что-то случилось. Иначе она давно была бы дома. Или хотя бы позвонила.

-- Так позвони сама! Чего так вот сидеть и дергаться?

Марта поморщилась.

-- Да не по себе как-то…

Отвернулась и добавила, неуверенно усмехнувшись:

-- Я с трех часов места себе найти не могу. Предчувствие какое-то дурацкое. И потом если бы все было в порядке и она, допустим, завалилась куда-нибудь сделку отмечать, то отзвонила бы обязательно. А так… Остается только дождаться и узнать, что же там стряслось…

Марина приехала через полчаса. За рулем сидела сама, что было дурным знаком. Марта видела через стеклянную дверь, как она припарковалась, медленно вылезла из машины, держа в руках пухлый желтый конверт, захлопнула дверцу. Посмотрела на почти черное небо, на верхушки деревьев, блестевшие в свете электрических фонарей. Медленно пошла по дорожке к дому.

Марта встала ей на встречу. Хотела спросить, где сумка, но не спросила. Алена сидела в кресле молча, переводила взгляд с одной на другую. Но Марина, казалось, ее не замечала, смотрела лишь на Марту. Подошла, погладила по щеке, словно успокаивала, поцеловала. Потом отстранилась, медленно и отчетливо произнесла, продолжая все также в глаза смотреть Марте:

-- Я тебя только об одном прошу -- не принимай на свой счет...

И протянула ей желтый конверт. Добавила все также отчетливо и медленно:

-- Это было в папках с грифом «Демонстрационные материалы».

Повернулась к Алене и неожиданно весело спросила:

-- Хочешь взглянуть?

…Алене фотографии такими уж чудовищными не показались. По большей части они не были ни скандальными, ни шокирующими. Пятнадцать карточек великолепного качества, на которых две вполне довольных жизнью и собой молодые женщины ели, пили, смеялись, загорали, танцевали, разговаривали.

Быть может, две чуть более откровенны, чем хотелось бы. Да и то на слишком уж пуританский взгляд. На одной они стоят перед небоскребом, задрав вверх головы. Марта обнимает Марину за талию и чуть сильнее, чем следовало бы, прижимает к себе. На второй Марина кормит Марту чем-то желтым, а та жмурится от удовольствия, и пальцы Марины совсем касаются губ Марты.

И лишь одна действительно и откровенная, и скандальная, и даже могущая шокировать – опять же, пуритан. Для совсем бестолковых - кто сразу не понял. И руки на талии, и глаза зажмурены, и руки у губ, и губы к губам. И крупным планом, чтобы можно было получше разглядеть.

-- Какой же объектив у этой гадины? – тихо пробормотала Марта.

-- Хороший, -- ответила Марина.

Алена вполне осознавала всю серьезной момента, но карточки ей понравились. И ей было жаль, что сейчас сказать об этом нельзя. Она давно обратила внимание на то, что Марина и Марта хорошо смотрятся вместе. А на фотографиях это особенно бросалось в глаза.

Она мельком взглянула на них и спросила, продолжая разглядывать фотографии:

-- А где это?

-- А в Бангкоке, -- с вызывающей легкостью ответила Марина.

-- Но вы же еще не летали? В этом году...

-- Это прошлогодние...

-- Весело...

-- Чрезвычайно!

-- А контракт? -- спросила Марта.

-- Ну, а как ты думаешь?

-- Что хоть сказали?

-- Сказали, что фотографии просто чудо, и вышли на них мы исключительно замечательно. И что вообще я в последнее время прекрасно выгляжу…

-- И все? – осторожно уточнила Марта.

-- Да нет… Сказали еще, что сотрудничество им по-прежнему интересно. Не смотря ни на что… - Марина хмыкнула на собственную двусмысленность, не столько улыбнулась, сколько скривилась, ткнула пальцем в фотографии, веером лежавшие на столе, -- Но это свидетельствует о том, что я не контролирую ситуацию в компании... не полностью контролирую...

-- И?

-- Что и? Посоветовали ликвидировать эту досадную... неприятность...

-- И?

-- Тогда снова можно будет вернуться к переговорам.

-- В общем, у нас декабрь наступил.

-- Вроде того...

Марта больше ни о чем не спросила. Марина тоже молчала. Они сидели рядышком на диване, обе бледные, грустные, с каким-то даже одинаковым выражением лица.

Алене было их мучительно жалко, но она тоже растерялась, не знала, что сказать, что сделать. Потом все-таки решилась:

-- Вообще-то я ужин приготовила...

Марина и Марта синхронно подняли головы, посмотрели на нее, но ничего не сказали.

-- Да хватит киснуть... Пошли съедим чего-нибудь. Или хотя бы чаю выпьем. А потом ты позвонишь… кому-нибудь… Ну, хоть этой... как ее?.. Джульетте. Пусть приедет и выяснит, что собственно у вас происходит.

-- Может, и мы заодно узнаем, -- с усмешкой пробормотала Марта. Марина покачала головой, соглашаясь.

И обе снова синхронно и как-то очень похоже повесили головы.

-- Эй, девушки... Мариш, ну чего ты киснешь? Подумаешь, кто-то узнал, какая именно у тебя вторая половина...

-- Да не в том дело... -- начала Марта, -- Просто противно.

-- Подожди, -- Марина положила руку на колено Марте, повернулась к Алене, -- Ты что думаешь, там никто не знал? Эка новость!

-- Мы ведь особо-то и не прятались. Проблема совсем в другом, -- поддержала ее Марта.

Но Алена настаивала:

-- В чем бы она ни была, это не повод не есть. Никто не ел – тебя ждали. За столом и расскажешь, в чем она, эта самая проблема.

Она снова обратилась к Марине:

-- Ты вообще сегодня ела? Знаю, что нет. И эта не ужинала, тебя ждала. Нечего сидеть тут голодными и мучиться непонятно по какой причине.

Марта готова была уже подчиниться, но Марина вдруг резко повернулась к ней и уткнулась лицом в плечо. Марта обняла ее, прижала к себе, уткнулась губами в макушку, шептала куда-то в волосы:

-- Тише-тише...

Алена всегда считала, что Марина просто не умеет плакать. Она встала и вышла, бормоча себе под нос:

-- А еще говорят, что проблема не в этом... А в чем же еще?

…Марина шла по абсолютно пустому коридору. Миновала свою приемную, дошла до лестницы, где была курилка, заглянула. Здесь обычно толпилось не менее десяти сотрудников, но теперь было пусто. Она спустилась этажом ниже, в служебный буфет, но в нем тоже никого не было. Даже буфетчицы. Лишь на стойке стояла чашка с горячим чаем, над которой вилась тонкая струйка пара.

-- Да куда все подевались? -- произнесла она вслух.

-- А она их расстреляла... Разве ты не слышала выстрелов?

Марина оглянулась. В дверях стояла Марта.

-- Ты чего здесь? -- спросила Марина.

-- Да вот тебя ищу... Гуляешь?

Марина неопределенно пожала плечами:

-- Да, прошлась... Ее парни обыскивают комнаты и никого не выпускают. Даже до буфета добрались... Ты уверена, что мы поступаем правильно?

-- Уверена.

-- Но она ведь наверняка потребует документы...

-- Потребует. И финансовые, и прочие. Еще и исповедоваться придется. Сейчас ее люди допрашивают рядовой состав, потом она за нас примется. А иначе...

-- Да, я понимаю, -- перебила Марина, -- Ты ей доверяешь?

-- Да.

-- Это главное. Так куда подевался народ-то?

-- Говорю же, все ликвидированы. Как предатели Родины.

-- А трупы где?

-- На заднем дворе лежат... Ты не заглядывала еще туда?

Марине стало смешно.

-- Пойдем, -- позвала Марта, -- Джули ждет.

-- А где она?

-- А у тебя в кабинете.

-- Ты думаешь, Ленка ее пустила? -- спросила с сомнением Марина.

-- А ты думаешь, она Ленку спрашивала? -- веселилась Марта, -- Хотела бы я посмотреть на человека, к которому Джули обращается с вопросом «можно ли мне...»

-- Знаешь, я твоего восторга по ее поводу не испытываю. И хочу заметить...

-- Я знаю, -- перебила Марта, заговорив уже абсолютно серьезно, -- Я знаю, что ты ее не любишь. И все это время терпела ради меня. И она это тоже знает. Но нечто уже случилось. И я не собираюсь чего-то там ждать, выжидать.

-- Дело совсем не в том, что я ее не люблю, -- возразила Марина, -- Это не имеет никакого значения. Я вовсе не обязана испытывать к ней симпатии. В конце концов, далеко не все твои знакомые мне нравятся, и в этом нет ничего страшного. Но не торопимся ли мы?

-- Я считаю, что нужно действовать. И, главное, быстро. И Джули как раз тот человек, который нам нужен. Она – профи. Я убедилась в этом не единожды.

-- Хорошо, если так. Но я - не ты. И ко мне она относится совсем иначе...

-- В данном случае нет никакой разницы между тобой и мной. Ты и я – это одно и то же, единое целое. И она это понимает, как никто другой, -- Марта говорила тихо и жестко, -- И она также, как и я, считает, что нужно действовать. И если уж на то пошло, то немцы правы. Фотографии эти – ерунда. Вот возникновение их более интересно и уж точно достойно внимания. Но я не хочу продолжать этот разговор здесь. Если ты хочешь поговорить, пойдем на улицу, в машину... куда угодно, но не здесь.

-- Почему? - удивилась Марина, -- Думаешь, подслушивают?

-- Да нет... Просто говорить в пустом буфете... стоя... на такую тему...

-- Как скажешь, -- согласилась Марина.

Сзади послышался шум. В дверях стоял один из мальчиков Джулии.

-- Джульетта Теймуразовна ждет вас в кабинете. Пройдемте, - строго констатировал он, развернулся и вышел.

-- Вот так вот. Велено привести, -- съязвила Марина ему в спину, потом повернулась к Марте, -- Слушай, я сейчас шла, голоса слышала... Они действительно там допрос устроили...

-- Да, я тоже слышала, -- согласилась Марта, -- Положите бумаги, не трогайте компьютер, откройте ящик, отойдите к стене и так далее.

-- Надеюсь, до пыток дело не дойдет.

-- Ага. Я тоже надеюсь.

-- Пропала компания...

…Джульетта расположилась в кабинете Марины, проигнорировав неуверенное мяуканье секретарш. Устроилась со всеми удобствами: прилегла в углу кожаного дивана, толстые короткие ножки в черных резиновых ботиках положила на журнальный столик, толстые руки скрестила на животе. Не позвала, а именно кликнула:

-- Эй, милая, поди-ка сюда... Принеси мне чаю, да покрепче. Сахара три куска. И побыстрее давай.

Меньше всего Джульетта похожа была именно на Джульетту. Маленького роста - не более метра пятидесяти, толстая, откровенно неопрятная. С мужской фигурой – узкие бедра, широкие плечи, ноги можно было бы даже назвать стройными, хоть и полноватыми, но живот слишком большой.

Марину коробило от одной только мысли, что у ее Марты, ее тонкой, изящной, элегантной Марты и у этой отвратительной бабищи есть что-то общее, имеются какие-то дела.

Марта их познакомила почти сразу же после того, как они вернулись из своей первой поездки в Бангкок. Марта потащила Марину в «Джон Булл Паб» на Пресне. Сказала, что деловая встреча и что она хочет познакомить ее с очень интересным человеком. От дальнейших комментариев Марта воздержалась. Марина была заинтригована, приставала к Марте с расспросами, но та была непреклонна и лишь таинственно улыбалась. Это было время Больших Знакомств, когда Марта методично знакомила Марину со всеми своими приятелями. Поэтому Марина решила набраться терпения и ждать очередного сюрприза.

Каково же было изумление Марины, когда к ним за столик подсела толстая тетка невысокого росточка, в черных коротковатых брючках, в каком-то бесформенном балахоне неимоверного фиолетового цвета, с откровенно грязными волосами. Положила огромную грудь на стол и, сально улыбаясь, спросила Марту, кивая на Марину:

-- Это и есть твоя... хм... подружка?

Это было вместо приветствия.

Марину передернуло от такой откровенной бестактности. Но Марта слова тетки проигнорировала, ответила так, словно та просто вежливо поздоровалась.

-- Привет, Джули! Вот то, что ты просила...

И протянула ей какие-то бумаги. Джульетта нацепила на нос очки в толстой пластмассовой оправе черного цвета и с довольно сильными линзами, отчего стала похожа на лягушку, и принялась читать, шевеля губами.

Больше всего Марину поразило то, что они действительно обсуждали важные вопросы, в том числе и предстоящую покупку дома. А когда она, опомнившись от шока, вникла в суть беседы, то стало понятно, что эта самая Джульетта довольно хорошо посвящена в дела Марты. Причем она что-то объясняла Марте, безапелляционно давала советы, которые сильно смахивали на приказы, а та ее терпеливо и внимательно слушала, никак не реагируя на безобразный тон собеседницы.

Когда они закончили деловую часть, Джульетта попыталась изобразить светскую даму. Даже о погоде заговорила, спросила что-то у Марины. Та ответила односложно, но вполне дружелюбно. Такой тон мог удовлетворить кого угодно, но Джульетта хмыкнула, пожала плечами и больше к Марине не обращалась.

Марина просто в восторг пришла от подобной выходки. Она готова была встать и уйти, но увидела просьбу в глазах у Марты и остановилась.

Выпив с поллитра водки, съев курицу и облизав после нее пальцы, которые она затем все-таки вытерла крахмальной салфеткой, Джульетта встала из-за стола и небрежно бросила Марте:

-- Заплатишь.

Она уже повернулась, чтобы уходить, но вдруг оглянулась и сказала, словно Марины вообще за столом не было:

-- А я ей не понравилась...

Марта посмотрела на нее с ухмылкой и сказала вдруг резко, с вызовом:

-- А меня это устраивает.

Это звучало как предостережение: «не тронь». И что самое удивительное, Джульетта, как показалось Марине, отступила. Во всяком случае, ответ ее прозвучал крайне неожиданно, будто она оправдывалась:

-- Да я и не думала...

Потом громко рассмеялась, развернулась и ушла.

Отказать себе в сцене Марина не могла. Остаток вечера был посвящен Джульетте. Лейтмотив пламенной Марининой речи сводился к двум фразам – «что тебя с ней связывает» и «как ты вообще можешь с ней общаться».

Марта не спорила, Джульетту не защищала.

-- Да, она странная и вообще неадекватная. Но это полезный человек. И потом, ты в ней ошибаешься. Ты увидела в ней внешнее, оболочку, то, что она показывает всем. А настоящую Джулию ты проглядела, родная. Когда ты познакомишься с ней поближе, то мнение свое изменишь.

-- Поближе?!

Марина задохнулась от возмущения. Перспектива познакомиться поближе с Джульеттой приводила ее в ужас. Но ссориться с Мартой ей не хотелось, и она прекратила ругаться. Тем более что та твердила, как заведенная:

-- Успокойся, дорогая. Она не такая ужасная, как кажется. Ты просто ее не увидела. И, кстати, если мы хотим-таки купить дом, то без Джули не обойтись. Она хороший юрист.

-- А Демидович чем тебе не подходит? Она гораздо приятнее…

-- Фрида Соломоновна при всех своих достоинствах ребенок рядом с ней. Чистоту сделки и финансовую цепочку может обеспечить только Джули, -- настаивала Марта.

Потом они еще несколько раз виделись. Марина старалась быть терпимее, вежливее, тем более что Марта стояла на том, что Джульетта в решении некоторых вопросов ей не просто нужна, но даже и незаменима.

Джульетта, как это ни странно, старания Марины заметила. И ответила тем, что перестала отпускать сальные шуточки в ее адрес, от которых Марина всегда краснела и которые неизменно приводили ее в замешательство. Теперь она ее просто игнорировала, и Марину это устраивало, она была даже благодарна Джульетте за подобную индифферентность. Но симпатии к этой отвратительной бабище Марина, как ни старалась, все равно не чувствовала. Каждый раз, когда она смотрела на нее, она вспоминала об Алене, и задавалась вопросом, как Марта может считать своими подругами таких разных женщин. Но это был вопрос без ответа.

Джульетта была чудовищно уверена в себе, решительно не интересовалась чужим мнением на свой счет, более того, ей было решительно наплевать, какое впечатление она производит. Марину это и удивляло, и забавляло. Она самоуверенности в таком количестве просто не встречала.

К тому же она заметила в Джульетте и ум, и проницательность, и тонкость, и даже оригинальность. Те решения, которые она предлагала Марте, действительно были нестандартными и всегда давали нужный результат. Да и дом она нашла для них первоклассный. Это хоть как-то мирило Марину с существованием подобного персонажа в Мартиной жизни.

Но эти отвратительные толстые пальцы, унизанные массивными золотыми перстнями, всегда сальные волосы, мат, чавканье, ковыряние пальцами во рту, эта вечная сигарета, с которой постоянно сыпался пепел на бумаги, на стол, на одежду, на пол...

Марина всегда любила смотреть, как курит Марта. Как изящно держит сигарету в тонких длинных пальцах, как аккуратно стряхивает пепел в пепельницу, как красивой струйкой выпускает дым изо рта. И даже предположить не могла, что тот же самый процесс может вызывать у нее такое отвращение.

-- Так ты меня с ней сравниваешь? – весело удивлялась Марта.

-- Но ты же с ней общаешься! -- оправдывалась Марина, и чтобы Марта не злилась и не обижалась, лукаво добавляла, -- И потом, я тебя ни с кем не сравниваю. Ты -- уникальный экземпляр...

-- Да уж не без этого, -- смеялась в ответ Марта.

…Когда Марина в сопровождении Марты вошла в свой кабинет, Джульетта спросила у нее:

-- Выпить есть?

Марина подошла к стеллажу, открыла нижние дверцы, чтобы было видно содержимое, коротко предложила:

-- Выбирайте.

И терпеливо ждала, когда Джульетта выберет.

- Ты вот что, девка, ты нос-то не вороти. И не гордись шибко. Ежели меня позвали, стало быть, прижали вас, и помощь нужна. Если есть кто другой, кто помочь может и тебе приятнее, то не хрена было меня звать.

Марина пожала плечами, но Марта поторопилась вмешаться:

-- Джули, тебе водку или коньяк?

-- Водку.

Она сама достала с полки бутылку шведского «Абсолюта» для Джульетты, себе коньяк и стаканы. Поставила все на стол, аккуратно спусти ноги Джульетты на пол. Та усмехнулась, но ничего не сказала.

Марта вернулась к шкафу, присела на корточки, подняла голову к Марине:

-- Ты вино?

Марина пить не хотела. Было всего десять часов утра. Но она понимала, что отказаться нельзя. Джульетта обидится, а ей бы этого не хотелось. Действительно, чего артачиться, раз сами позвали? Не нравится – не нужно было звонить, рассказывать все, устраивать этот балаган в компании. К тому же где-то внутри нее зарождалось нечто вроде благодарности за то, что Джульетта примчалась ночью по первому Мартиному звонку. И в конце концов, если у нее привычка пить водку как только рассветет, то тут уж ничего не поделаешь - придется присоединиться.

-- Налей мне водки...

Джульетта удовлетворенно хмыкнула, по достоинству оценив заказ и совершенно правильно определив его мотивы, и больше к Марине не цеплялась.

Лена принесла чай для Джульетты, кофе для Марины и Марты, вазочку с печеньем и конфетами, тарелку с нарезанным лимоном. Джульетта осталась на диване, Марта и Марина сели в креслах напротив. Марта разлила по стаканам водку и коньяк.

-- Ну, и что? -- спросила Джульетта.

-- Именно это я хотела спросить у тебя...

Марта жевала лимон, делала вид, что думает. А сама украдкой оглядывала кабинет Марины. Все та же мебель – тот же стол, те же кресла, те же полки. Даже бутылки стоят на прежнем месте, в том же самом шкафу. Знакомая синяя напольная ваза в углу. Сейчас пустая, а обычно в ней стоят камыши и сухоцветы, огромные такие розово-бежевые колючки, размером почти что с кулак, которые привозит Марине ее финансовый директор. И картина с маками по-прежнему висит напротив стола.

Два года назад, когда они только-только познакомились, Марта бывала здесь довольно часто – чуть ли не через день. Это было нечто вроде своеобразной игры: она придумывала повод, звонила, предлагала встретиться, потом Марина придумывала повод, звонила, звала приехать. Вроде бы как обязательно нужно обсудить какие-то вопросы, исключительно по делу. Постоянно звучало «вот тут вот есть человек (бумага, проект, письмо, встреча) – вам с ним нужно обязательно познакомиться (прочитать, ознакомиться, посмотреть, встретиться)». В общем, приезжайте – крайне важно.

Это было смешно и нелепо. Потому что, во-первых, обсуждать было решительно нечего, а во-вторых, если даже и было, то псевдоделовой разговор заканчивался на второй или на третьей минуте. И то одна, то другая выступала странным и неуместным статистом, который не только не помогал, но даже и мешал по большей части.

Но обе вели себя крайне серьезно, старательно изображая деловитость. А что еще оставалось?

Но однажды Марина позвонила и предложила приехать, а у Марты был чудовищный цейтнот, да к тому же куча народу в кабинете. Мало того, что она заявила, что не может. Так еще тон был довольно холоден. И Марина вдруг обиделась.

Как она тогда сказала? «Желательно, чтобы вы в таком случае меня больше не беспокоили.» Так, кажется.

Марта растерялась, и вместо того, чтобы как-то объясниться, сгладить ситуацию, пробормотала что-то вроде «хорошо, раз вы так хотите». И действительно перестала ей звонить.

Петька Григорьев, который их собственно и познакомил, периодически приставал к Марте с вопросом, подписала ли она с Мариной контракт.

-- Мы проговорили детали. Теперь ее юристы должны составить договор. Когда это произойдет – не знаю.

Петька, старавшийся за комиссионные, упорствовал:

-- Не валяй дурака! Звони сама. Это классный вариант. Во-первых, баба умная и не капризная, а во-вторых, там денег до фига. Может это и не крупняк пока, но точно уже не мелочь. И главное, что напрямую. Это же чертовски выгодно! Без всяких там посредников... Но главное, ты получишь, наконец, выход на ее мужа.

Марта отмахивалась, ничего не говорила. Да и что было сказать? Последний разговор передать? Какой уж там муж… Конечно, она жалела, что тогда все так произошло. И ужасно хотелось позвонить Марине, поговорить с ней, увидеться, быть может. Господи, да хотя бы просто голос услышать!

Но тут же возникали вопросы – зачем? почему? для чего? И еще некоторое количество вопросов, которые были странными, которые пугали. И которые она не готова была себе задавать. И уж тем более отвечать на них.

И Марта не звонила. Хотя постоянно надеялась, ждала, что Марина сама позвонит.

…Но где-то через недели две после того знаменательного разговора пришла Демидович, Мартин юрист, и принесла контракт от Марины.

-- На подпись? -- спросила Марта, -- Оставьте, Фрида Соломоновна, я потом посмотрю...

Она не была уверена, что подпишет его. К тому моменту она сумела как-то успокоиться, и ей не хотелось уже возобновлять общение с Мариной. А подписание контракта неминуемо привело бы к этому.

Иногда, правда, она вспоминала смех Марины, ее странно блестящие глаза, то, как она смотрела на нее, с какой-то тревожной, странной внимательностью, и ей становилось отчаянно грустно. Но когда грусть проходила, Марта еще больше укреплялась во мнении, что произошло все правильно и общаться, в общем-то, совершенно незачем. И пропади пропадом и ее контракт, и ее муж.

Но Фрида ответила отрицательно:

-- Нет, Марта Георгиевна, не на подпись. Это, по моему мнению, подписывать вообще не стоит.

Марта открыла последнюю страницу, увидела Маринину подпись и печать.

-- Но вот же подпись Ковальской? Или вы считаете, что условия для нас слишком невыгодные?

-- Подпись госпожи Ковальской здесь конечно присутствует, -- Фрида Соломоновна была, как всегда, нетороплива и обстоятельна, -- И печать, разумеется, тоже. И условия выгодные. Даже слишком выгодные. Именно это меня и не устраивает. Поэтому я и спрашиваю: стоит ли нам подписывать такой контракт? Мне он кажется странным. Вот, взгляните.

И она указал карандашом на один из пунктов.

Марта прочла отмеченный абзац и поняла, почему Фрида возражает. А та тем временем продолжала:

-- Я просто полагаю, что не стоит так обращаться с клиентами. Тем более если мы рассчитываем на долгосрочное сотрудничество. Хорошо, конечно, если они сознательно идут на такие заведомо невыгодные для них условия. Только это очень странно. Я лично не могу понять, зачем им это нужно и какова причина подобной позиции…

«А я лично очень даже хорошо это понимаю», -- подумала с раздражением Марта, а Фрида тем временем продолжала свое:

-- Скорее всего, это просто ошибка юриста. Ну… случайная… досадная… И нужно им на это указать. Не сомневаюсь, что мы так больше выиграем. Потому что если ошибка раскроется уже после подписания...

-- Да, Фрида Соломоновна, я понимаю, и я с вами согласна, -- остановила ее Марта, -- Вы правы. Оставьте мне это. Я сама разберусь.

Она где-то с час, наверное, с собой боролась, но потом все-таки позвонила Марине. Но не на мобильный, а в приемную. Секретарша узнала ее по голосу, однако не соединила, заявив, что Марина Викторовна на совещании.

Марта не просто разозлилась, она в ярость пришла. Приказала подать машину и помчалась к Марине, вовсю чертыхаясь. Вот только не было рядом никого, кто бы мог спросить: куда тебя несет-то, сама хоть знаешь? Да и такая простая мысль, что для генерального директора совещание, в общем-то, обычное дело, отчего-то не пришла ей в голову.

Охранники ее пропустили без вопросов. В лицо узнали. Еще бы! Пару недель назад она тут чуть ли не жила.

Марта вошла к Марине в кабинет, проигнорировав секретарей. Марина сидела с какими-то двумя мужиками, склонившись над бумагами с табличками, с цифрами, с графиками. На открывшуюся дверь никак не прореагировала, даже голову не подняла посмотреть, кто там.

На носу очки, вид сосредоточенный, рукой, в которой зажата сигарета, подпирает подбородок, что-то монотонно объясняет:

-- Ты, Владлен Николаевич, небрежен по обыкновению. Я уже устала это повторять. Смотри, вот здесь нужно поправить. Пересчитай все еще раз... Неужели не видишь? И уточни восьмой график. Он вызывает у меня сомнение. Шахов тебе поможет..

-- Стало быть, переговоры?! -- спросила тихо Марта. Бледная от бешенства, которое легко читалось по ее лицу, скулы сведены, руки сжаты в кулаки.

Марина, понятия не имевшая, что Марта звонила – секретарша просто напросто не успела доложить, меньше всего ожидала увидеть ее в этот момент у себя в кабинете. Но обрадовалась так, что даже не удивилась.

Она мгновенно встала, не в силах сдержать радостной улыбки, жестом велела мужикам удалиться. Те быстренько собрали свои бумажки и через секунду улетучились.

Марта, увидев совершенно счастливую улыбку на лице Марины, успокоилась, плюхнулась в близстоящее кресло и попросила, впервые обратившись к ней на «ты»:

- У тебя выпить есть?

Марина подошла к ней, присела на подлокотник, уткнулась губами в макушку, сидела так какое-то время, молчала. Марта тоже ничего не говорила, замерла, боясь пошелохнуться. Меньше всего она ожидала такой реакции Марины.

Минут через десять Марина все-таки ответила:

-- Есть. И вино, и водка, и коньяк. Что будешь?

-- Лучше коньяк, -- ответила Марта, разглядывая камыши в синей напольной вазе, которая теперь стояла в углу пустая, спросила:

-- И что мы с этим будем делать?

Марина встала, посмотрела в окно, ответила, пожимая плечами:

-- Не знаю.

Потом глубоко вздохнула и полезла за стаканами и коньяком.

…С того раза Марта крайне редко приходила к Марине на работу. Даже если и заезжала за ней, то чаще всего ждала в машине на улице. Обе решили, что так будет лучше.

-- Что ты лыбишься-то? -- Джульетта налила водки в стакан, выпила, вытерла губы рукой, -- Нечего мечтать. Давай о деле говорить.

-- А что говорить? -- Марта посмотрела на нее удивленно, -- Я тебе ночью все рассказала... Обо всех наших делах...

-- Ну, положим, не все...

-- А что еще?

-- Пока не знаю. Но думаю, что не все. Допустим, образцово-показательный обыск мы устроили, работников попугали. Но мне думается, что искать следует не здесь. Здесь мы вряд ли что-нибудь найдем…

Она помолчала, почесала голову в затылке, глубоко вздохнула:

-- Как ты мне надоела… если бы ты только знала… Вечно у тебя все не слава Богу…

Марина посмотрела удивленно на Джули. А та облокотилась на стол, подперла ручкой подбородок, смотрела в задумчивости на бутылку водки.

-- Ну, соберем мы все картинки, что тут раскидали. Ну, парни мои выяснят, кто именно в папки их положил. Это на самом деле не сложно. Проблема в другом...

Джульетта продолжала рассуждать вслух, по привычке обращаясь к Марте, словно они были вдвоем. Но Марину очень уж смущала и тревожила эта невесть откуда вдруг взявшаяся вселенская еврейская грусть в глазах. Она видела, как Джульетта снова откинулась на диванные подушки, как она смотрит куда-то поверх Марты и загибает пальцы, словно фиксирует то, что говорит. И ловила себя на том, что ее теперь совсем не раздражают толстые руки этой женщины. Она видела, как Джульетта сосредоточена, видела напряженные складки на ее лбу, и впервые почувствовала к ней симпатию.

А Джульетта тем временем продолжала, по-прежнему обращаясь лишь к Марте:

-- Это не бизнес, детка. Это личное. И ты должна подумать, кому ты наступила на хвост, кого ты прищемила так, что заставила мстить тебе.

-- Почему ты думаешь, что дело во мне? Не мне же подложили...

-- Именно потому, что не тебе. Именно поэтому. У тебя все как было, так и осталось, а у нее все посыпалось...

-- Ну, положим, посыпалось не все, – заметила Марина, включаясь в разговор против обыкновения.

-- Марина, это только начало, -- пропела Джульетта насмешливо, но тут же поправилась, сказала уже вполне серьезно, -- Я не пугаю. Я просто думаю, что тот, кто бангкокские фотографии состряпал, а потом год ждал удобного случая, вряд ли на этом остановится.

-- Месть блюдо холодное, -- задумчиво произнесла Марина.

Джульетта посмотрела на нее с уважением, но уже через секунду одарила ее сальной улыбочкой и, прищурившись, в своей традиционной манере брякнула:

-- Я думала, она тебя только за экстерьер выбрала... А ты на самом деле ничего. Умная.

Марта аж задохнулась. Она замерла, не зная, что сказать. С ужасом ждала, что Марина вспылит. Но та удивила ее еще больше.

-- Ага, Джули, ничего. Очень даже ничего. Я еще в постели необыкновенно хороша, -- заявила Марина, глядя Джульетте прямо в глаза. Потом выпила водки и, вместо того, чтобы закусить, просто небрежно улыбнулась, добавила, словно действительно хотела успокоить, -- Но ты не бойся. Ты не в моем вкусе.

Марта, еле сдерживаясь, чтобы не расхохотаться в голос, наклонила голову, прятала лицо. А Джульетта поскребла пятерней подбородок – жест, который Марина особенно не любила, но который теперь не казался ей таким уж отвратительным, покачала головой и сказала вполне дружелюбно:

-- Ну, что ж... Один ноль.

Потом повернулась к Марте и приказала:

-- Подай-ка мне телефон.

Заговорила быстро и деловито:

-- Пришел уже? Хорошо… Это потом… Потом, говорю. Узнай-ка для меня вот что. Рейс 551 до Бангкока, вылет 7 марта прошлого года… Прошлого!! Да… Да, список всех пассажиров. Особое внимание обращай на одиночек – мужчина или женщина… Нет, о возрасте ничего конкретного сказать не могу… Скорее всего задекларировал дорогую фотокамеру…

Джульетта наклонилась к столу, взяла фотографии, разложила их веером на столе, задумчиво добавила:

-- Даже наверняка задекларировал. Камера профессиональная, думаю, даже телевик… Да… Скорее всего этот рейс, но просмотрите еще за два дня… Нет, до седьмого… Подключи Малахова… Скажи, что я велела… Нет, это не все. Позвони ребятам, пусть выяснят, у кого из частных агентств был заказ на слежку за двумя женщинами. Запиши фамилии – Туманова и Ковальская. Когда был сделан заказ, не знаю, но ориентировочно – полтора года назад… Нет, официально точно нет, потому что боится огласки. Ищи у мелких… Нет, одиночке вряд ли отдаст, потому что тогда общаться пришлось бы напрямую… Да… Да… Скорее всего, полный цикл… Да… Купи все копии… Неважно…

Повернулась к Марте и сообщила:

-- Я только что сказала, что цена копий неважна…

-- Я слышала, -- ответила Марта.

…Марта приехала на работу уже после двух, задержав тем самым начало редколлегии на три с лишним часа. Вчера она назначила совещание на одиннадцать, но после вечерних новостей просто забыла о нем. И вспомнила только теперь.

Ожидая, когда откроют железные ворота, она увидела своих парней, куривших около входа, и досадливо поморщилась. Они смотрели в ее сторону, и, поймав брошенный на них взгляд, очень синхронно поклонились.

Марта не стала парковаться, бросила машину посреди двора, отдала ключи охраннику, выбежавшему ей на встречу, и быстро прошла в здание. Уже входя в кабинет и закрывая за собой дверь, услышала обрывок фразы, брошенной кем-то из толпившихся в приемной:

-- Да ладно тебе… Не так уж и часто она заставляет ждать. Всего раз в два года.

Раз в два года? Точно. Именно два года назад, в январе, на следующий день после Рождества она точно также задержала редколлегию то ли на три, то ли на четыре часа. И тоже вспомнила о ней только тогда, когда приехала на работу.

…Будильник зазвонил ровно в девять, как ему и было назначено. Но Марта заткнула звонок, повернулась на другой бок и провалилась. Проснулась уже в начале первого, равнодушно посмотрела на часы. Уже два часа как надо было быть на работе. Обычно она приезжала к одиннадцати, но рождественская вечеринка накануне слишком уж затянулась, и ей просто хотелось выспаться. А заодно и подумать обо всем, что произошло.

Начиналось все вполне безобидно и даже весело. Петька Григорьев приехал к Марте с самого утра. Ввалился в кабинет несмотря на протесты секретарей.

-- Привет, дорогая! Какие планы на сегодняшний день?

-- Никаких, -- буркнула в ответ Марта, - Работа. Какие уж тут планы…

Он уселся в кресло у окна, закинул ногу на ногу, закурил, даже не спросив разрешения. Марта почувствовав дым, посмотрел на него поверх очков, усмехнулась, но ничего не сказала. Она читала очередной текст, и впереди было еще больше, чем позади.