Частные деньги

Глава XVI. Свободная банковская деятельность

Некоторые из проблем, с которыми мы сталкиваемся, широко обсуждались в ходе знаменитых споров о «свободной банковской деятельности» в середине прошлого столетия, прежде всего — во Франции и Германии.[114]

Эти споры вращались вокруг вопроса о праве коммерческих банков эмитировать банкноты, обмениваемые на существовавшие тогда золотую и серебряную национальную валюту. Банкноты играли тогда гораздо большую роль, чем весьма слабо распространенные чековые счета, которые приобрели значимость только после (и, быть может, отчасти вследствие) того, как у коммерческих банков, в конце концов, окончательно были отняты права выпускать банкноты. Результатом этих споров стало создание в каждой из европейских стран одного-единственного банка с правительственной привилегией на эмиссию банкнот.[115]

Особо следует отметить, что требование свободы банковской деятельности в то время целиком и полностью сводилось к требованию разрешить коммерческим банкам выпускать банкноты, деноминированные в единой официальной национальной валюте. Насколько мне известно, возможность выпуска коммерческими банками различных валют никогда не рассматривалась. Это, конечно, вытекало из представления, согласно которому можно использовать только банкноты, размениваемые на золото и серебро. Банкноты, не обеспеченные стандартным количеством драгоценного металла, показались бы попросту совершенно бесполезными.

Старейший законный довод в пользу свободы банковской эмиссии, однако, потерял силу в тот момент, когда размен выпускаемых банкнот стал осуществляться не на золото или серебро, за поддержание запаса которых каждый отдельный эмиссионный банк нес полную ответственность, а в единицах «законного платежного средства», поставляемого привилегированном центральным эмиссионным банком, который был фактически обязан обеспечивать наличность, необходимую для погашения банкнот, выпускаемых частными эмиссионными банками. Возникновение такой совершенно ущербной системы был предотвращена (по крайней мере, в части эмиссии банкнот, но не чековых депозитов) путем запрета эмиссии частных банкнот.

Требование свободной банковской деятельности (то есть свободной эмиссии банкнот) основывалось, по большей части, на том, что банки смогли бы благодаря этому предоставлять более обширные и дешевые кредиты. По этой же причине против нее выступали те, кто понимал, что результатом будет инфляция, хотя, по меньшей мере, один защитник свободной эмиссии банкнот отстаивал ее по иной причине: «…то, что называется свободной банковской деятельностью, приведет к полному изъятию из обращения банкнот во Франции. Я хочу дать каждому право выпускать банкноты, чтобы никто не захотел больше принимать никаких банкнот».[116] Идея, разумеется, состояла в том, что неизбежное злоупотребление правом эмиссии, то есть выпуск такого количества банкнот, которое банки не могли бы выкупить за счет собственных резервов, привело бы к их провалу.

Окончательная победа сторонников централизации национальной эмиссии была, однако, на деле смягчена одной уступкой тем, кто был заинтересован, прежде всего, в дешевом банковском кредите. Она состояла в признании обязанности привилегированного эмиссионного банка снабжать коммерческие банки любым количеством банкнот, которое потребуется им при погашении депозитов до востребования, значимость которых быстро росла. Это решение или, скорее, признание практики, в которую втянулись центральные банки, вызвало к жизни крайне неудачную гибридную систему, в которой ответственность за поддержание общей денежной массы была фатальным образом поделена так, что никто не мог эффективно ее контролировать.

Это неблагоприятное течение событий возникло потому, что долгое время мало кто понимал, что чековые депозиты играли во многом ту же самую роль, что и банкноты, и могли создаваться коммерческими банками точно таким же образом. Последующий подрыв государственной, как еще верили, монополии на эмиссию денег привел к тому, что контроль за всем денежным обращением был поделен между центральным банком и множеством коммерческих банков, на кредитную политику которых центральный банк мог влиять лишь косвенно. Только много позже начали понимать, что «нестабильность, внутренне присущая кредиту»[117] была неизбежным результатом такой системы; что ликвидные средства стали предоставляться в основном организациями, которые сами должны были поддерживать ликвидность, выраженную в иной денежной форме, так что они вынуждены были сокращать свои неоплаченные обязательства именно тогда, когда все остальные также начинали стремиться к большей ликвидности. К тому времени подобная система укоренилась настолько прочно, что, несмотря на «искаженную эластичность предложения кредита»,[118] которую она обусловила, на нее стали смотреть, как на нечто неизменное. Уолтер Бэджгот ясно видел эту дилемму сто лет назад, но отчаялся найти возможности излечить этот порок прочно утвердившейся банковской структуры.[119] А Викселль и вслед за ним фон Мизес ясно показали, что такое устройство должно приводить к повторяющимся сильным колебаниям деловой активности — так называемым «торгово-промышленным циклам» (trade-cycle).

Не последнее преимущество предложенной отмены государственной монополии на эмиссию денег состоит в том, что открывается возможность выбраться из тупика, в который завел нас ход событий. Это должно создать условия, при которых ответственность и контроль над количеством валюты будет возлагаться на агентства, чьи интересы должны заставлять их осуществлять этот контроль так, чтобы делать эту валюту максимально привлекательной для потребителей.

Это также показывает, что предлагаемая реформа требует полного изменения практики работы не только тех банков, которые занимаются эмиссией денег, но и всех остальных. Ибо последние не смогут больше полагаться на помощь центрального банка, если окажутся не в состоянии удовлетворить за счет собственных резервов требования клиентов на наличность — даже если они будут вести счета в валюте, выпускаемой еще существующим правительственным центральным банком, так как он, чтобы поддержать ее обращение, окажется, вынужден последовать практике других эмиссионных банков, с которыми конкурирует.

Необходимость для всех банков выработать совершенно новую практику будет, несомненно, вызывать сильное сопротивление отмене правительственной монополии. Маловероятно, что большинство старейших банкиров, воспитанных в условиях прежней банковской рутины, будут способны справиться с новыми проблемами. Я уверен, что многие из нынешних лидеров банковского дела будут неспособны постичь, как вообще сможет работать новая система, и будут, поэтому, называть ее полностью неосуществимой и невозможной.

Это особенно касается тех стран, где конкуренция среди банков в течение многих поколений сдерживалась картельной организацией, обычно разрешенной и даже поощряемой правительствами. Старшее поколение банкиров в этих странах, вероятно, будет неспособно даже представить себе, как будет действовать новая система и поэтому практически единодушно отвергнет ее. Но эта предсказуемая оппозиция профессионалов банковского дела не должна нас смущать. Я убежден, что если поколение молодых банкиров получит такую возможность, оно быстро выработает технические приемы, которые сделают новую форму банковского дела не только безопасной и прибыльной, но и намного более выгодной для населения, чем существующая.

Другим курьезным источником оппозиции, которая возникнет, как только выяснится, что последствия «свободной банковской деятельности» окажутся прямо противоположными ожидаемым, будут все те многочисленные аферисты, которые проповедовали «свободу банков» опираясь на соображения инфляционистов.[120] Как только публика получит альтернативу, невозможно будет побудить ее держать дешевеющие деньги. Желание избавиться от валюты, находящейся под угрозой обесценения, быстро превратит ее в исчезающие деньги. Инфляционисты будут протестовать, поскольку, в конце концов, останутся только очень «твердые» деньги. Деньги — это единственная вещь, которую конкуренция не удешевит, ибо их привлекательность определяется «их дороговизной».

Конкуренция, главное достоинство которой состоит в том, что она делает продукцию конкурентов дорогой, поднимает немало интересных вопросов. В чем будут конкурировать поставщики, создавшие себе примерно равные репутации и вызывающие доверие способностью поддерживать стабильность своих валют? Прибыли от эмиссионного бизнеса (равнозначного займам с нулевым процентом) будут очень большими и маловероятно, что очень много фирм сможет в нем преуспеть. По этой причине услуги предприятиям, опирающимися в бухгалтерском учете на валюту данного банка, станут, вероятно, главным орудием конкурентной борьбы и я не удивлюсь, если банки по существу возьмут на себя бухгалтерский учет своих клиентов.

Хотя даже очень большие прибыли успешно утвердившихся эмитентов не будут слишком высокой ценой за хорошие деньги, они неизбежно создадут серьезные политические трудности. Не считая неизбежного возмущения прибылями денежной монополии, реальной угрозой системе будет алчность финансовых министров, которые вскоре потребуют своей доли в прибылях за разрешение данной валюте циркулировать в стране, а это, конечно, все испортит. Вполне может оказаться, что для демократического правительства почти так же невозможно не вмешиваться в денежные дела, как и разумно, регулировать их.

Реальная опасность состоит, таким образом, в том, что хотя сегодня люди покорно мирятся с любыми злоупотреблениями правительственной монополии, в новой системе, как только станет возможным заявить, что деньги выпускаются «богатыми финансовыми организациями», жалобы на злоупотребления их, якобы, монопольным положением станут несмолкаемыми. Отнять у денежной власти ее предполагаемые привилегии — вот что станет постоянным требованием демагогов. Я верю, что банки окажутся достаточно мудрыми, чтобы не желать занять положение, даже отдаленно напоминающее монополию, но ограничение размеров собственного бизнеса может стать для них одной из самых щепетильных проблем.