Частный сыск

Эпилог

Екатерину Чернову судили через полгода. Теперь скамья подсуимых была куда многолюднее, чем в первый раз, когда разбиралось дело шереметьевских контрабандистов.

Григорий Чернов на суд не пришел. Не потому, что он теперь ненавидел Катюшу. Он ей, как ни странно, все простил. Он просто не мог ходить. Он не мог пока даже шевелить рукой. Врачи говорили, что это, возможно, останется на всю жизнь. Впрочем, добавляли они, когда оставались в тесном профессиональном кругу, жить Чернову осталось недолго.

Игорь Порогин получил повышение и стал старшим следователем прокуратуры, но по-прежнему с каждой мелочью бегал к Клавдии Васильевне.

— Игорек, ты сам уже не маленький, — иногда раздражалась Дежкина.

— Ага! Я уже попробовал! Сами помните, что получилось!

— Ничего, исправил. Больше не будешь…

Виктора хоронили удивительно пышно. Оказалось вдруг, что у него очень много друзей. Художники, писатели, даже очень знаменитые, телеведущие, кинорежиссеры. Гольдберг приехал специально из Израиля. Антонина Федоровна рыдала на кладбище безутешно.

Леонид женился. И вдруг все его, мягко говоря, дурачества как отрезало. Стал серьезным и деловитым без меры. Устроился помощником к какому-то депутату.

Наташа следила за процессом по прессе и по редким сообщениям радио. Каждый вечер крутила ручку старенького «Грюндига», ловила Москву, чтобы узнать хоть какие-то новости из последних известий. Новостей было мало. Только рассказали о начале процесса, его предысторию, дежурно поругали органы правопорядка за бестолковость, а потом дали короткое сообщение о конце суда — к смертной казни не приговорили никого.

Прокурор просил высшей меры для Черновой, но суд учел то, что она мать, что она женщина. Обошлось десятью годами. Имя Кирилла тоже мелькало на суде. Кирилл Лотыкин. Оказалось, это тот самый милиционер, которого Наташа упустила от Ленькиного дома. Простой исполнитель. Тоже получил десятку…

— Никак не могу понять, почему ты здесь, а не там? — каждый раз после того, как Наташа откладывала измученный транзистор, спрашивал ее Граф. — Ты сама должна была вести это дело. Или хотя бы выступить на нем в качестве свидетеля.

— Вести его я не могла именно в силу того, что я сама его участник, — каждый раз отвечала Наташа. — А свидетелем?…

— Да, свидетелем!

— Видишь, Граф, обошлись без меня.… Знаешь, в моей профессии тоже что-то делается по блату.

— Ты отказалась?

— Да.

— Но почему?

— Мне стыдно.

— Стыдно?

— Да, Граф, проигрывать стыдно. А я проиграла.

— Ты победила! Ты — Ника!

— Перестань, — вдруг почти зло сказала Наташа. — Давай не будем об этом. Лучше подумай, где нам искать скульптуру Аполлона.

— Да нет здесь никакого Аполлона! — разводил руками Граф. — Искали Аполлона — нашли Артемиду!

— Не знаю, не знаю… Почему-то мне кажется, есть и Аполлон.

А потом она отправлялась на Большую землю звонить в Париж. Она хотела рассказать Эжену, что Инночка уже совсем здорова. Снова ходит в садик. Хотела извиниться за то, что так и не прилетела рейсом в 20.25 по Москве, что она помнит его предложение…

Впрочем, она собиралась сделать это уже полгода…

Пракситель спустился в трюм, когда звезды на небе стали уже гаснуть. Край неба порозовел, а море из черного стало лиловым.

Он уже почти забыл об острове и своем последнем приключении на нем. Лидия стала для него теперь не живым существом, а скульптурой.

И так было всегда. Для своих творений он выбирал красивых и одухотворенных людей. Но главное условие было неизменным — они должны были быть одинокими. Своих натурщиков Пракситель никогда не оставлял в живых. Он делал их бессмертными. Наверное, боги ждали его жертв, потому что слава его росла. На всех состязаниях побеждал только он, скульптуры остальных соискателей разбивали вдребезги.

Пракситель сладко потянулся, раскинувшись в неудобном веревочном гамаке. Асс в его руке слабо мерцал. Через несколько дней он будет в Книде. Ему заказали фигуру Афродиты. На корабле он пока не нашел достойной модели. Придется искать на месте…

Проснулся Пракситель от грубого толчка в плечо. Он вскинулся на неудобном ложе и в полумраке трюма увидел толпу архонтов. За плечо его тряс тот самый дотошный ценитель, на которого зашикали, когда Пракситесь представлял статую Артемиды.

— В чем дело? — взревел скульптор. Ему показалось, что он еще спит. Действительно, откуда на корабле могли оказаться ольвийские граждане? — И что вам здесь нужно? Я выполнил работу! Я выполнил наш договор!

— Мы догнали ваш корабль, уважаемый Пракситель, именно потому, что вы наш договор не выполнили.

И дотошный архонт развернул перед Праксителем папирус.

— Тут сказано ясно: вы должны изваять для Ольвии скульптуру Аполлона. А за невыполнение договора вы знаете, что бывает…

Пракситель знал. Рабство.

Он поднялся с гамака и двинулся вслед за архонтами и их воинами.

Когда вернулись на Ольвию, он первым делом запустил подальше маленький асс. Эта монетка приносила одни несчастья.