Игореха вынырнул, разинул рот, как на приеме у зубного врача, два техника засунули ему в бронхи по шлангу и включили насос. Через минуту Игореха выплюнул в подставленное ведро остатки желтого пластика, вдохнул полной грудью воздух и вылез на дебаркадер, где те же техники отстегнули ему за спиной «жабры» и водомет. Скатав с себя изолирующий костюм, акванавт военно-морской базы «Флорида» Игореха Прыгун побежал к начальству с рапортом о том, что видел на дне, где производил поиски ракетоносителя, улетевшего с полигона «Континент» и по данным авиаразведки ночью плюхнувшегося к ним в бухту.
Доложил, что не видел ничего и что по его глубокому убеждению (тут он улыбнулся, сообразив, что получился каламбур) стотонная «железяка» вполне могла закопаться в грунт. Посоветовал воспользоваться услугами авиаразведки, подавшей сведения. В свою очередь, ему посоветовали не соваться не в свое дело и не давать советов. Игореха хотел козырнуть, но, вспомнив, что на нем, кроме плавок, ничего нет, засмеялся и убежал.
Конечно же у него было право иметь свое «глубокое убеждение», после того как он почти неделю шарил по всем секторам бухты. «Железяка» запросто могла закопаться в грунт. Но у Игорехиного капитана в авиаразведке служил свояк, бывший с капитаном на ножах, и именно это, непредусмотренное уставом обстоятельство, сводило к нулю богатейшие возможности авиаразведки. Кроме того, несметное количество железного хлама, за много веков накопившегося на дне бухты, позволяло рассчитывать на успех лишь в случае использования одиночки-пловца.
Игореха всего этого не знал, но злился, что из-за какого-то дурацкого ракетоносителя его сняли с региональных соревнований по глубоководному спуску, где он только-только дошел до полукилометровой глубины. Вот тут-то его и сцапали. И теперь приходилось ему безвылазно томиться в грязной бухте Базы. (Если не считать ежедневных полетов на океан «для поддержания спортивного духа», разрешенных начальством.)
…Он бежал по берегу, разогревая застывшие мышцы, и думал, что его ребята из «Дельфина» сейчас наверняка ходят на новом пластике «Идеал», имеющем рабочий коэффициент три сотых, а ему приходится глотать старый, токсичный, ноль-ноль девятый, на котором и до двухсот метров не дотянуть либо стошнит, либо вообще к черту ребра поломает. Ну ничего, вот только найдет он эту проклятую «железяку»!
Игореха мчался уже по пляжу. У обреза воды лежала на песке стройная загорелая девушка, читала книгу. Игореха притормозил:
— Здорово!
Девушка отложила книгу в сторону и сдвинула на нос темные очки:
— Привет.
— Ты откуда? — спросил Игореха. — Отдыхаешь тут?
— Как видишь. А ты?
— А я тружусь на благо, — сказал Игореха и попрыгал на одной ноге: после такой основательной пробежки устоять на месте было непросто. — Стало быть, загораешь?
— Ага, — ответила девушка и простодушно предложила: — Хочешь, давай вместе?
Игореха в нерешительности потоптался на месте (до сих пор ничего подобного никто так простодушно ему не предлагал), потом опустился на песок и от нерешительности же закидал девушку вопросами:
— Тебя как зовут? Что читаешь? Давно приехала?
Девушка ответила в тон ему:
— Ирина. Мопассана. Вчера.
— А я Игореха, — сказал Игореха. — Прыгун.
— Кто?
— Прыгун. Фамилия такая. А вообще-то я акванавт, — Игореха кивнул в сторону океана.
— По-онятно, — усмехнулась Ирина. — Ну, а я напротив — космонавтка. Слышал про нас?
— Слыхал. Значит, это ваши с «Континента» тут свою железяку утопили?
— Какую именно?
— Вообще-то это военная тайна… Но тебе я могу сказать. — Тут Игореха подавил смех и строго посмотрел на Ирину. — Па-аршивую!
— А!.. — Ирина рассмеялась и махнула рукой. — У них на «Континенте» всегда что-нибудь не так. Нет, я с «Мыса бурь»!
— Никогда не слышал, — чистосердечно признался Игореха. — А про что в книжках пишут?
— Да про разное, — усмехнулась Ирина. — В основном про несчастную любовь.
— Неужели и теперь еще бывает такая? — спросил Игореха. Девушка пожала плечами. Они помолчали.
— Пойдешь купаться? — через некоторое время спросила Ирина.
— Здесь?! — презрительно скривился в сторону океана Игореха. — Ты на сколько можешь нырнуть без пластика?
— Без чего? — не поняла Ирина.
— Я спрашиваю, на сколько метров ты могла бы нырнуть без заполнителя?
— А ты?
— Около ста.
— А я еще ни разу не ныряла, — призналась Ирина.
— Как это? Никогда, что ли?..
— Зачем же мне нырять, если я летаю?!
— Где это ты летаешь? Как?!
— Да ты что, с Луны свалился без парашютки?!
— Чего-чего? Это ты про что? — вытаращился Игореха.
— Штука такая. Слушай, ты какой-то странный… Или мне показалось? Нет?
— И ты какая-то не такая!
— Ага, — кивнула Ирина. — Между прочим, кандидат в мастера!
— Что? Как? — вскричал Игореха. — Не может быть! Вот это да!.. А у меня, ты понимаешь, только первый пока. Часов не набрал. А как их наберешь? Опять с соревнований сняли, железяку вашу проклятую искать!.. — И Игореха с горечью махнул рукой. Заметив предупреждающий взгляд Ирины, он поправился: Ну, не вашу, а эту… вообще.
— Значит, не пойдешь купаться? Стало быть, так хочешь. Что ж, тогда ныряй. Давай ныряй-ныряй, может, что и вынырнешь! — Ирина вновь уткнулась в книгу.
— А ты летай, — сказал Игореха в тон собеседнице. — Давай летай-летай. И не зная, что добавить, вдруг ни к селу ни к городу неуклюже «отвесил»: Как ведьма на помеле!
Девушка внимательно посмотрела на него.
— Да знаешь ли ты, тундра дремучая, какие движки к нам пришли? — Глаза ее при этом полыхнули потрясающим зеленым огнем. — Тундра ты, тундра! Тундра дремучая, непроходимая, бесконечная! — Сказала и вдруг улыбнулась. — А у вас движок как прозвали?
— Бурун, — глухо буркнул Игореха.
— На быстрых? — мягко поинтересовалась Ирина, имея в виду быстрые нейтроны.
— На средних!.. Конечно на быстрых! Две тыщи шестьсотые! — небрежно процедил Игореха.
— Это да!.. — Ирина с видом знатока прищелкнула языком и покачала головой. — Нам такие и не снились. А сколько же» весит твой «на две тыщи шестьсотых»?
— Одиннадцать с компенсатором.
— Как? — от неожиданности Ирина вскрикнула, а потом снисходительно рассмеялась. — Дурачок ты, тундра. Выходит, быстрые твои ничего не стоят!
— Так это же в воде! Да с компенсатором! Что ты вообще понимаешь в быстрых?
— Вобла! — огрызнулась, ничуть не обидевшись, Ирина. — У нас, если хочешь знать, четыре килограмма. — Сказала и отвернулась.
Несколько минут Игореха молчал, не зная, чем вновь привлечь внимание девушки. Наконец придумал:
— Как платят?
— Сносно, — не повернув к нему головы, ответила Ирина.
— И прогресс?
— А как же!
— Интересно у вас… в общем? — осторожно спросил Игореха. Ирина повернула голову. В ее глазах вновь вспыхнул потрясающий зеленый свет.
— Значит, ты купаться сегодня не пойдешь? Ну, тогда я с твоего разрешения… — Ирина не договорила, поднялась и пошла к воде.
Игореха смотрел ей вслед, на ее потрясающую фигуру, видел, как легко переставляет она по песку потрясающе стройные ноги, и чувствовал, что с этой минуты он, похоже, пропал.
…Когда Ирина вернулась, на берегу сидел уже не Игореха Прыгун, а совершенно другой человек, лишь своей внешностью и голосом похожий на недавнего Игореху. Тот прежний Игореха — беззаботный и бесстрашный — исчез. Растворился. Пропал, как он и предполагал. Прежнего Игореху будто испепелила молния: в его тело — с головы до ног — вошел ослепительный золотой столб. Новый Игореха, покрутив в обалдении головой, предложил девушке, вдруг испугавшись возможного отказа и оттого тщательно подбирая слова:
— Хочешь… сходим на Базу? Вертолет возьмем? Я тебе все покажу… Океан и вообще?
— Не-а, — ответила Ирина таким потрясающим тоном, что у Игорехи похолодело сердце. Потом вдруг переменила решение. — Хорошо, пошли.
…Пришли на Базу. У знакомых техников Игореха выпросил вертолет (свой суточный лимит горючего он израсходовал еще утром), залез в кабину, втянул туда Ирину и захлопнул дверцу. Вертолет заурчал, косо пошел в воздух.
В кабине нашлись два комплекта снаряжения и канистра с пластиком. Пока летели, Игореха успел объяснить устройство снаряжения:
— Ласты. Знаешь, наверное? Машут ими по очереди. Костюм. Маска. Плюнь на стекло и разотри, потеть не будет. Да не сейчас, тундра! Перед погружением. А вон под сиденьем «Бурун». Включишь здесь. Хочешь за штурвал подержаться?
— Не-а. Не интересно. Что там дальше?..
— Блок-прибор, — буркнул Игореха.
— Что? — не поняла Ирина.
— Блок, говорю, прибор!
— Комплекс, что ли?
— Ну да, я и говорю: комплекс. Глубиномер, компас, лаг, фонарь, радар, буй УКВ. Повесишь на грудь.
— Тяжелый!.. — прикинула на руке вес прибора Ирина. — Грудь не помнет?
— Никому еще не мял, — искоса глянув на потрясающую грудь девушки, сказал Игореха. — Жабры. Отвинтишь пробку. А потом завинтишь.
— Все? — спросила Ирина. — Или еще что-нибудь?
Игореха молчал.
— Значит, так… Ты что же, хочешь на меня все это повесить? И — на дно? — Ирина с сомнением покачала головой.
Игореха снисходительно улыбнулся, свободной рукой вытащил из-под сиденья два компенсатора:
— А это видала? И вот еще что: распишись-ка в журнале за технику безопасности. Ну, за то, что я тебе ее прочитал!
— А ты что, уже прочитал? Это что, тогда на пляже?
— Ладно!.. — пробормотал сквозь зубы Игореха, чувствуя, что почва (в данном случае пол кабины) уходит у него из-под ног. — Тогда так: не соваться и не зевать. В случае чего — красная кнопка буя УКВ. Приехали! — Игореха дал штурвал от себя.
Вертолет провалился вниз и почти сразу же закачался на поплавках.
Игореха ждал похвалы, но ее не последовало: Ирина копалась в снаряжении и не обратила внимания на мастерскую посадку.
Двигатель вертолета немного поурчал на малых оборотах и смолк. Стало тихо.
— Как шумно! — поморщилась Ирина и потерла уши. — Всегда у вас так или что-нибудь испортилось? — При этом она глянула на Игореху потрясающе невинным взглядом.
— Испортилось! — рявкнул Игореха, натягивая изолирующий костюм, Натянул сам, помог натянуть Ирине. Пристегнул и ей и себе остальное снаряжение. Отвинтил с канистры пробку, протянул канистру Ирине. Та понюхала, поморщилась:
— Это что? Я должна это, значит, проглотить?!
Вместо ответа Игореха пожал плечами: ничего не поделаешь, придется глотать. И еще он вспомнил, что час назад, до огненного столба, все было легко и просто, а теперь напряжение между ним и девушкой растет с каждой минутой, происходит нечто небывалое, огромное, непонятное и таинственное. Отчего упорно хочется делать вид, что тебе на все наплевать, вымучивать у себя равнодушную улыбку, и это именно в тот момент, когда внутри все горит и рвется!..
Игореха тяжело вздохнул и соскользнул в воду. Подождал, пока наполнятся водой жабры, и сделал два больших глотка пластика из канистры.
— Ну как? — поинтересовалась Ирина.
Но Игореха замотал головой и показал на губы: с залитыми пластиком легкими он говорить уже не мог.
— Ладно, — смирилась Ирина. — Сама виновата, теперь поздно отступать… Соскользнула из кабины в воду, зажмурилась и осторожно пригубила из канистры.
Игореха прощупал грудную клетку девушки (потрясающую!) и жестом показал, что нужно глотать пластик еще, не то эта потрясающая грудная клетка прогнется под давлением воды. Ирина запротестовала, попыталась ретироваться назад в вертолет, но Игореха поймал ее за руку и стянул в воду.
Когда с приготовлениями было покончено, он махнул рукой, врубил водомет и скользнул вниз, в бездну. Ирина за ним.
…Они летели по склону шельфа, распугивая по сторонам разноцветную рыбью молодь. Ирина то и дело оборачивалась на длинный, перекрученный след турбуленции, оставшийся после сильных кольцевых магнитов водомета, — едва заметную спираль, теряющуюся в голубой толще воды.
У большого валуна Игореха внезапно остановился, вырубив водомет. Ирина хотела проделать то же самое, но потеряла кнопку управления и налетела на Игореху. Он выловил ее за руку, притянул к себе, помог справиться с движком и покачал головой, мол: «Тундра ты, тундра!» — и постучал пальцем по стеклу маски: «Думать, тундра, надо, что делаешь!»
Из-за валуна они высунулись с другой стороны. Прямо перед ними на дне вращался металлический живой цветок: штук десять изящных рыб неестественно медленно, как в кино при съемке рапидом, выгибались, терлись, касались друг друга плавниками. И было в этом танце нечто небывалое, завораживающее, непонятное и таинственное, оттого и спрятанное от чужих глаз подальше, в толще голубого строительного материала, из которого когда-то родились и сами эти прекрасные создания, ныне продолжающие начатую кем-то титаническую работу созидания.
«Цветок» их заметил и стал медленно удаляться, сверкая между камней.
…Глубже они встретили еще несколько живых цветков. Останавливались, зависали над ними, широко расставив ласты, и завороженно смотрели. Так добрались до кромки.
Игореха уселся на дно, на волнистый, плотный, пронзительно-чистый песок. Откинулся назад, на локти, подняв облачко тонкой мути, и задрал голову вверх: сверху сквозь далекую поверхность воды едва просвечивало солнце пушистое, мягкое, будто скрученное из кусочка желтой ваты. А рядом с Игорехой ползли по своим тайным делам крабы, пролетали стайки рыб. Тут, на дне, под толщей первородного строительного материала было все, что так истово любил Игореха, — тишина и покой, загадочный и прекрасный мир Безмолвия — Начало всех Начал, — бесконечно непохожий на привычный, душный, шумный и уже немного надоевший мир Земли.
Тишина была такой плотной что казалась попросту нереальной. Во все стороны, куда ни глянь, простиралась бездна — потрясающая тайна, тихое голубое облако…
Посидели, помечтали, вдруг незаметно для себя придя к какому-то внутреннему согласию, взялись за руки и, тихо работая ластами, пошли в глубину.
…Пятнадцать метров, двадцать, двадцать пять. Последние обросшие водорослями валуны исчезли, и дно словно провалилось. Игореха врубил водомет.
Теперь полетели быстрее. Ирина чувствовала перед собой тугую пружину воды, старавшуюся ее задержать, остановить и отбросить. Стрелка глубиномера быстро ползла по шкале: тридцать, пятьдесят, восемьдесят метров… Стало темно. Игореха включил фонарь. Теперь Ирина летела за ним словно в узкой бесконечной трубе с черными антрацитовыми стенами. (Так куда-то, по слухам, летят после смерти только что умершие.)
Мчались долго. До тех пор пока луч света, летевший впереди Ирины, не расплылся в пятно…
Ирина сообразила, что они на дне. Сбросила газ и глянула на прибор: сто шестьдесят метров. Она видела, что Игореха так же сверился по приборам, сориентировался и пошел вбок, махнув девушке рукой. И исчез.
Ирина включила прожектор. На малом газу, подрабатывая движком, дошла до того места, где исчез Игореха. Немного не рассчитала и теперь висела над краем гигантского провала: дно в этом месте обрывалось, и дальше вниз шла отвесная стена. И только далеко внизу Ирина разглядела маленькое пятнышко света — Игорехин фонарь. Девушка (как учил Игореха в кабине вертолета) расфокусировала луч прожектора, превратив его в широкий конус, и прибавила мощности: в открывшейся перед ее глазами гигантской пропасти, далеко внизу, она увидела огромную темную тушу корабля, своими очертаниями напомнившую ей иллюстрацию из школьного учебника истории…
На картинке учебника, которую хранила память девушки, был изображен один из монстров ушедшего века: ходили тогда по морю такие уродины, назывались дредноутами. Несли на себе пушки, пулеметы, ракеты. В те давние времена между людьми было много разногласий, отчего, учил учебник, и происходили бесчисленные военные конфликты. (Изжитые, по свидетельству того же учебника, впоследствии.) Тогда же, давным-давно, и произошла последняя битва этих монстров. После чего настала эпоха Осияния, мирные времена. Правда, и сейчас еще многие государства не отказались от своих армий, но держали их скорее из соображений престижа, нежели безопасности. К подобным немногочисленным подразделениям и относились Игорехина и отчасти Иринина службы.
Один из свидетелей невеселого прошлого лежал темной тушей на дне провала. Бок гиганта оказался распоротым от носа до кормы, и на дно вывалились внутренности (так в кино разделывали китов). Отломившаяся при подрыве гигантская труба чудовища валялась рядом.
…Ирина скользнула вниз и теперь лежала ничком на дне провала, неподалеку от мертвого дредноута. Придонное течение толкало ее в бок и старалось перевернуть. Она не сопротивлялась. Краешком глаза она видела, как справа от нее прошло пятно света. Потом исчезло и появилось слева (это Игореха прочесывал дно до тех пор, пока не наткнулся на темное неподвижное тело, блеснувшее металлом — Ирину). Тогда она закрыла глаза.
…Порвалась и заколыхалась за стеклом маски водяная пленка. Над головой вспыхнуло пронзительно-синее небо, как и полагается, с облачком на горизонте. Солнце уже садилось, и его лучи косо скользили по поверхности океана. Неподалеку покачивался поплавок вертолета.
Пока Игореха выкачивал пластик из ее легких, Ирина находилась в состоянии покорного безразличия. Через несколько минут Игореха шлепнул ее ладонью (как новорожденную в роддоме) между лопаток (тоже потрясающих!), заставил вдохнуть пронзительного, ароматного, острого воздуха.
— Что с тобой случилось? — спросил Игореха, продолжая избавлять девушку от тяжелого снаряжения. — Глубинное опьянение? Не знаешь?
Вместо ответа Ирина пригнула Игореху за шею к себе и крепко поцеловала в губы. Но когда Игореха потянулся опять, чтобы поцеловать девушку еще раз, она уклонилась.
— Что? — спросил Игореха.
Ирина покачала головой.
— Хочешь отдохнуть, или полетим домой? — спросил Игореха.
— Давай отдохнем.
…Блестела вода. Мелкие волны лениво били в брюхо вертолета, приподнимали поплавки. Кабина раскачивалась, как большая лодка. Голова Ирины лежала у Игорехи на коленях, и он был счастлив.
— Игореха, тобой начальство интересовалось! — предупредил один из техников, когда они вернулись на Базу и опустились на крышу дебаркадера.
— Чего? — досадливо поморщился Игореха и предложил Ирине: — Я тебя провожу?..
— Сама дойду.
— Может быть, вечером встретимся? — На этот вопрос Игореха ответа не получил. Тогда он махнул рукой и побежал в двухэтажный домик к начальству.
Как он и ожидал, начальство просило форсировать поиски ракетоносителя, дабы не ударить в грязь лицом перед всевидящим оком авиаразведки.
Через два дня (проведенных Игорехой в терзаниях и бесплодных поисках девушки) Ирина лежала на том же самом месте и читала ту же самую книгу (кажется, даже на той же странице!). За время их разлуки кожа девушки покрылась коричневым местным загаром взамен старого — желтого.
Увидев девушку, Игореха несказанно обрадовался. Но вида не показал.
— Небось опять про несчастливую любовь? — спросил он как можно равнодушнее.
— Опять про несчастливую, — так, будто между ними ничего не произошло (а разве между нами что-то было?), улыбнулась Ирина.
…Опять летали на океан. Но Ирина осталась в кабине вертолета; Игореха ходил под воду один, один встречался со своим Безмолвием, своими поржавевшими «сокровищами». Возвратился, зажав в кулаке маленькую яркую рыбку. С водой пустил ее махать плавничками у Ирины в ладонях.
Вечером жгли на пляже костер, варили крабов.
— А ведь я тебя искал, — признался Игореха. — Целых два дня искал!
— Я от тебя специально спряталась!
Целовались.
Ели вкуснейшую уху.
Плавали по лунной дорожке.
А по возвращении Игореху снова вызвало к себе начальство и объявило от лица командования благодарность за усердие, проявленное при исполнении задания.
Игореха покрутил головой, пожал плечами и ушел в недоумении. Позже у техников он узнал, что ракетоноситель — миф. Он хоть и присутствовал, так сказать, в наличии, но грохнулся в воду значительно южнее, в сотне километров от их бухты. В бухту же к ним наслал ракетоноситель капитанский свояк, старлей, очевидно затем, чтобы свести старые счеты с Игорехиным капитаном.
Таким образом Игореха оказался свободен. И теперь мог мчаться догонять своих ребят из «Дельфина», наверстывать упущенные очки и секунды. Но именно этого-то теперь ему и не хотелось: у Ирины кончался короткий отпуск, пора было ей возвращаться домой, на Базу. Вот Игореха и напросился к ней «в гости», мотивируя свою просьбу тем, что еще одна возможность посетить «Мыс Бурь» появится у него не скоро.
…Уже вечером они шагали по бетонной дорожке ракетодрома. Ирина — в серой форменной кофте и в серой же юбке, которые очень шли к ее загорелому телу. Игореха — в голубой форме морского ведомства. Встречные мужчины из летного и вспомогательного состава махали Ирине рукой, упорно, впрочем, при этом не желая замечать Игореху — чувствовалась прохлада в отношениях двух военных ведомств.
Пришли к деревянному одноэтажному зданию. Проще сказать — бараку. В его длинном коридоре жизнь, казалось, умерла, и было непонятно, как же могут стартовать и садиться через каждые регламентированные пятнадцать минут космические корабли? Для чего они с тихим шелестом катятся по бетонной полосе? Для кого?
Комната Ирины оказалась очень маленькой и очень уютной: узенькая кушетка, неяркие занавески на окнах, платяной шкаф, тумбочка, несколько тарелок и алюминиевые ложки в стакане.
— Вот тут я и живу, — сказала Ирина, перехватив восхищенный взгляд Игорехи. — Располагайся. — И вышла.
Игореха услышал, как за стеной в соседней комнате загудели два голоса: звонкий — Ирины, и другой — тоже женский, но хриплый, низкий: прислушавшись, Игореха понял, что Ирина выпрашивает у подруги второй комплект снаряжения.
Вернулась Ирина не одна — ее подруга приволокла нечто напоминавшее метлу. Встала в дверях, представилась басом:
— Тамара. А про вас я уже все знаю. Вы Игореха, да? — Она достала из кармана халата пачку папирос. — Вас дым не раздражает? А то я уйду курить в коридор!
…Пришли ребята, друзья Ирины. Игореха выделялся среди них выправкой и хорошо отутюженным костюмом. Ребята были в щегольски потертых комбинезонах, чувствовали себя как дома. Игореха же сидел прямой до неподвижности, лаконично отвечал на вопросы, из всех сил стараясь поддержать разговор.
…Все вместе ходили смотреть ракетодром. Собственно говоря, смотреть было нечего: просто бетонная полоса, с которой то и дело приходилось сворачивать, чтобы не попасть под колеса мчащейся на них махины корабля. (В голубые здания, маячившие у горизонта, Игореху никто не пригласил!)
Рядом с бетонкой рвали ромашки на необычно длинных стеблях, нарвали целую охапку. Дома втиснули их в трехлитровую банку. После чего ребята ушли.
— Ну вот, — сказала Ирина, грациозно располагаясь на кушетке. — Здесь мне больше показывать тебе нечего. Можем, конечно, сходить в гости к Тамаре, это в соседней комнате. Одним словом, ты мой гость. Делай что хочешь. Что ты хочешь?..
Нестерпимо пахли ромашки, роняли на скатерть желтые тычинки и белые лепестки. В окно вдувался пузырь занавески, когда какой-нибудь корабль выруливал на полосу и с тихим шелестом начинал стлаться над бетонкой.
Корабли взлетали и садились всю ночь.
…Утром Ирина начала собирать завтрак. Сначала завтрак не собирался, так как, кроме сухарей и нескольких кусочков сахара, у нее в тумбочке ничего не оказалось. Ирина разбудила подругу и выпросила в долг заварки и сыру.
— Мы что, куда-то опаздываем? — поинтересовался Игореха, лениво развалясь на узкой Ирининой койке. Ирина на полпути притормозила с кипящим чайником:
— Ты что! В восемь вылет. Разве я тебе вчера не сказала? Нет? Вот тундра!
…К трапу прибежали за минуту до отлета, влетели наверх.
— Ирина. Игореха. — И Ирина назвала пароль, разрешавший находиться на любом корабле Базы в любое время суток.
Корабль с тихим шелестом заскользил по бетонке.
…Вышли на орбиту, обогнули Землю. Как и любой другой новичок, оказавшись впервые в Космосе, Игореха был потрясен тем фактом, что Земля и в самом деле такая же большая и такая же круглая, как на картинке в учебнике по астрономии.
На половине второго витка Ирина по селектору попросила разрешения на выход из корабля — к этому времени оба уже сидели в специальных костюмах. Пол провалился, и Игореха полетел в пустоту.
…Метлу он, конечно, потерял, потому что прослушал инструктаж Ирины и не оплел запястье специальным ремешком. Век бы ему не выбраться с орбиты, но Ирина его выручила: она подлетела с его метлой и еще издалека начала ругаться в шлемофон, что такую тундру дремучую, как он, Игореха, она встречает впервые в жизни, и что такой тундре, что объясняй, что нет — все едино!
Ирина пристегнула нужный ремешок и еще проверила (как у маленького!), надежно ли он пристегнулся. Игореха просунул ствол метлы между ног, уперся, как учили, ногами в подножки и тихонько потянул ползун газа на себя…
Нечеловеческая сила рванулась из-под него, едва не отломив голову с плеч, и понесла вперед… Нет, это только показалось, что сила была нечеловеческой — через несколько секунд она ослабла, и лишь по едва заметному рысканию ствола можно было догадаться, что движок по-прежнему работает и с огромной скоростью он, Игореха Прыгун, несется вперед.
— Для первого раза сойдет, — сказал в шлемофоне голос Ирины. — Только больше газ не рви, не то голову совсем к черту оторвет! Не понимаешь разве? Медленно нужно, с чувством. Ты что, не умеешь с чувством?
— Да разве я рвал? — обиделся Игореха. — Я что, дефективный? Я разве не понимаю? — Он летел вперед, до боли вцепившись в ствол руками, и таращился на набалдашник, которым тот кончался и который в просторечье назывался «парашюткой». Игореха прикидывал, что делать, когда он налетит на набалдашник носом в режиме торможения?..
После первоначального испуга он осмелел и теперь косил глазом вбок: метрах в трех от него летела Ирина, ловко пристроившись на своей метле так, как обычно женщины ездят на лошадях: боком. Словом — ведьма!
— Смелее, не кисни! — крикнула в шлемофон Ирина. — Лучше наверх посмотри!
Игореха поднял голову вверх и едва не вскрикнул: над головой висела голубая Земля. Оказывается, все это время он летел вверх ногами и теперь чувство от этого испытывал гадостное.
— Ну чего пыхтишь? — спросила Ирина. — Случилось что? Игореха молчал, лихорадочно шаря глазами по щитку с приборами. Кажется, об этом тумблере говорила Ирина, будто бы он ориентатор? Игореха щелкнул тумблером. Ничего не произошло. Тогда он щелкнул им еще раз и, поскольку опять ничего не произошло, вернул в первоначальное положение.
— …е отключай связь, тундра!
Игореха плюнул на все эти приборы и тумблеры и впервые за все время путешествия осторожно поболтал ногами. Вакуум. Интересно все-таки, как они делают такие костюмчики? Ведь ни одной дырочки! Пожалуй, почище, чем у нас. У нас в случае чего немного подмокнешь, немного подмерзнешь, в крайнем случае отделаешься насморком. А тут?.. Тут насморком не отделаешься! Состояние невесомости, в общем, знакомое. А вот как у них с кислородом? С кислородом как?! Игореха посмотрел на правое плечо, на счетчик: двадцать четыре часа. Однако не хочется ему болтаться в космосе двадцать четыре часа! И даже меньше болтаться не хочется! А хочется ему вот что: домой ему хочется! Хорошо бы немножко для приличия полетать, а потом как-нибудь смыться. У нас с этим проще: развернулся и… и через пару минут тебя вынесет. А тут? Тут, пожалуй, не вынесет!.. — думал он малодушно. Потом он решил об этом больше малодушно не думать.
Облетели Землю. Ирина предложила слетать на астероид. Игореха скрепя сердце согласился.
…Для начала выписали огромную дугу — развернулись.
— Давай! — скомандовала Ирина.
Игореха дал. То есть с опаской тихонько потянул ползун газа на себя… Нечеловеческая сила опять поддала ему под зад, запрокинула голову и понесла. Ирина хохотала в шлемофон.
…Поверхность астероида надвигалась на них, ноздреватая, как сыр. Были видны болячки мелких кратеров. А астероид все надвигался и надвигался. Заслонил четверть неба, потом половину неба, потом все небо целиком. Ирина предложила сначала облететь его по окружности, для чего заложила крутой вираж. Игореха попробовал повторить этот маневр, но едва не слетел со ствола. Тогда он развернулся «по старинке» — затормозил, остановился и хотел было слезть с «метлы», но сообразил, что слезать-то, собственно говоря, некуда.
Ирина к этому времени встала на границе света и тени. Игореха, как ему и полагалось, разогнался и проскочил мимо, в самую тень — впереди была неизвестность, а сзади вместо астероида зияла огромная дыра, куда не заглядывали звезды. От страха Игореха даже крякнул что-то в микрофон.
— Вижу. Трусишь! — тут же сказал голос Ирины. — Разворачивайся и шуруй назад. Будем садиться.
Игореха на малом газу подработал к девушке.
— Теперь будешь знать, как таскать девушек на глубину! — заглянув к нему под шлем, сказала Ирина дружелюбно.
— Буду, — промямлил Игореха.
— Что-то я не поняла: будешь таскать или нет?
— Не буду.
— А что будешь?
— Буду знать, как таскать! — Игореха висел над астероидом, вцепившись в руку девушки (теперь потрясавшую его особенно, до глубины души), и ему казалось: отпусти он ее — тут же грохнется на все эти воронки и кратеры и наверняка попортит свой потрясающий костюмчик!
— Так, отдохнули, — сказала Ирина. — Начинаем посадку. По моей команде включишь режим торможения. Нос постарайся сохранить целым. Она высвободила руку и боком скользнула к астероиду. Игореха за ней. …Поверхность приближалась, наваливалась на левое плечо. Игореха следил за ней со страхом и думал о том, что будет, если он прозевает команду?..
— Упрись руками в щит управления! — приказала Ирина. (Он уже давно уперся.)
После этого Ирина начала отсчет:
— Пятьдесят. Сорок девять. Сорок восемь. Сорок семь…
— Быстрее давай! — попросил Игореха, вслушиваясь в монотонный голос девушки. Поверхность астероида была уже совсем близко.
— Отвяжись! — попросила та. — Тридцать девять. Тридцать восемь. Тридцать семь…
— Разобьемся! — предупредил Игореха.
— Тридцать три. Тридцать два. Не разобьемся, еще никто не разбивался. Тридцать один…
Игореха похолодел — до ближайшей воронки было рукой подать. Поэтому он подсказал, стараясь попасть в ритм счета:
— Пятнадцать!
— Двадцать девять. Не мешай. Двадцать восемь. Двадцать семь… Теперь воронка кратера уже не надвигалась, а буквально летела на Игореху. Отчетливо проступали отдельные острые камни…
— Девятнадцать. Восемнадцать. Семнадцать. Шестнадцать…
— Ноль!!! — завопил Игореха, однако торможение включить все же не рискнул, и с ужасом услышал:
— Четырнадцать. Тринадцать. Двенадцать…
Тогда он закрыл глаза: будь что будет. Под шлемом гудело монотонное:
— Десять. Девять. Восемь. Семь. Шесть. Пять. Четыре. Три. Два. Один. Пли!!!
Игорехины руки что есть мочи рванули рычаг торможения. Приборный щиток со страшной силой ударил Игореху по рукам. Впереди что-то полыхнуло, выстрелило, окуталось пылью. После чего Игореха мягко шлепнулся на поверхность астероида и завалился на бок.
— Игореха?! — заорало под шлемом.
Игореха лежал с закрытыми глазами и ничего не желал слышать. Он только удивлялся, что все еще жив.
— Эй! Ты где?! Тут же пыль, ни черта не видно!
Игореха открыл глаза — ив самом деле не было видно ни черта.
— Живой? — опять заорал голос Ирины.
— Живой, — вздохнул Игореха и начал медленно подниматься. К его удивлению, это получилось у него очень просто.
— Ага! — закричала Ирина. — Вот теперь я тебя вижу!
— Убери громкость, — поморщился Игореха.
— Что?! — закричала Ирина. — Говори громче, я тебя почти не слышу!
— А у меня сейчас уши лопнут! — сказал Игореха.
— Не понимаю!
— Уши лопнут, — как можно тише сказал Игореха, чувствуя, что начатая на пляже игра продолжается и тут.
— Я тебя поняла, — Ирина сбросила усиление. — Так лучше?
— Так нормально.
Пыль медленно оседала, покрывая серым налетом голову и плечи. Наконец Игореха разглядел и Ирину: та прыгала к нему, держа за ручку свою «метлу».
— Ну ты и шандарахнулся! — сказала она, припрыгав. — Прямо в воронку! Не будь тут пыли, я даже не знаю, что бы с тобой было!
— Полетела бы домой одна — и все дела, а больше бы, наверное, ничего не было, — сказал Игореха.
— Не выдумывай. В крайнем случае сработал бы аварийный режим. Только удар был бы посильнее.
— Куда уж сильнее? — буркнул Игореха.
— Ну, а теперь я хочу тебе кое-что показать… — Ирина обернулась. Насколько я понимаю, это недалеко…
Насколько это заметил Игореха, прыгать пришлось неблизко.
— Глянь, какой камушек! — Ирина подняла с поверхности камень. Понимаешь, нужно что-нибудь привезти с собой. А то потом скажут, что зря летала, только топливо жгла… Ты тоже что-нибудь присмотри…
— Такое? — спросил Игореха и нагнулся за камнем.
— Нет, — сказала Ирина, едва бросив взгляд в сторону Игорехи. — Ты что-нибудь ценное поищи.
— Золото?
— Нет тут никакого золота! — сказала Ирина. — За золотом мы с тобой слетаем в другое место. И серебра прихватим.
И Ирина процитировала слова старой сказки:
— «Собачка-собачка, принеси мне, пожалуйста, серебряных денежек!.. У одной глаза как блюдца, у другой как мельничные колеса, у третьей величиной с домну!»
— «С дюзу»! — поправил Игореха.
…Свесив ноги, они сидели на обломке скалы и смотрели на Землю. Перед их глазами было все то, что так страстно любила Ирина, — загадочный и прекрасный мир Космоса, так сильно отличающийся от привычного и уже немного надоевшего мира Земли.
Тишина была такой полной, что казалась попросту невозможной. Но это было не Безмолвие — во все стороны, куда ни глянь, простирался Космос: умопомрачительная бесконечность строительного материала, сверкающего и живого. Звезды были очень далеко. Даже нельзя было сказать, как они были далеко! Самое подходящее для этого — заменить бессмысленное в данном случае слово «далеко» на удивительное слово НИГДЕ. И удивительное слово ВСЮДУ.
В этих словах заключалась огромная сила — они действовали: после их произнесения становилось если и не понятнее, то значительно легче. Но самое удивительное было в том, что, приглядевшись, можно было разглядеть между НИГДЕ и ВСЮДУ — звезды, которые были еще дальше (дальше этих слов)! Но и за ними, в свою очередь, также были звезды… И даже там, куда не мог достать ни взгляд, ни самый совершенный прибор, ни даже самое исчерпывающее слово, были звезды. И за ними, там, куда не доставало ни самое исчерпывающее слово, ни даже самая остроумная МЫСЛЬ, — также были звезды. И даже там, так далеко, где в принципе, вообще ничего не должно было бы уже быть: ни слова, ни мысли — тоже были звезды… и за ними были звезды также. ВСЮДУ и НИГДЕ!
Вроде бы пустая вещь — слово. Но если бы в начале было не Слово, а Безмолвие, то что было бы потом? Скорее всего из Безмолвия не вышло бы ничего. Получалось, что Слово было главнее. Получалось, что оно и было в начале, тогда, когда еще Ничего не было, раньше Безмолвия. А Безмолвие появилось после Слова. Иначе откуда бы узнали, что оно Безмолвие? Безмолвие — это значит без того, что было в начале.
…Позже, когда оказалось, что смотреть больше не на что, Ирина сунула метлу между ног, откинулась назад и уперлась в поверхность ногами.
— Делай, как я! — сказала она.
Качнулась вперед, одновременно с этим движением врубила движок и как ракета выстрелила вверх.
Игореха выждал, пока осядет пыль, тоже уперся в поверхность ногами и качнулся вперед…
Оплошал он и на этот раз — «метла» улетела без него. Набалдашник сопла больно ударил Игореху по ноге, а выхлопом закоптило стекло шлема. Игореха уселся на камень, и, набрав пригоршню пыли, принялся сдирать со стекла противно скрипящую копоть. Рядом опустилась Ирина. Теперь Игореха сумел разглядеть, как это делается: на скорости девушка свалилась сверху и перед самой поверхностью пальнула «парашюткой».
…Четыре раза стартовал Игореха — и все четыре раза неудачно. Ирина каждый раз поджидала его на орбите и охотилась за «метлой».
— Всё, — признался Игореха после четвертого раза. — Больше не могу.
Пришлось Ирине сажать Игореху к себе. К этому времени у него разболелась голова и он окончательно расклеился.
Нагруженная двойной тяжестью «метла» не выстрелила, а медленно поднялась вверх.
Вышли на орбиту. По традиции заложили дугу, после чего полетели к Земле. Подождали. В отдалении мелькнули огни корабля, начавшего посадку. Полетели ему наперерез.
…Сильные руки втащили Игореху в люк. Помогли ему снять шлем.
— Больной? Катастрофа? Медицинская помощь? — сразу же осведомился приятный женский голос.
— Воды, — простонал Игореха.
— Оттащите его в бассейн, — сказала, засмеявшись, Ирина. — Есть у вас на корабле бассейн?
…Игореха плавал в бассейне, приходил в себя. Рядом на краю бассейна сидела Ирина.
— Я попросила задержать посадку, пока ты не очухаешься, — говорила она. Попадет мне за тебя. График сорвался.
— Это ничего, — отвечал Игореха, описывая круг. — Человеческая жизнь дороже!
…Корабль кружил по орбите до тех пор, пока вода из бассейна не перекачалась в баки, затем он вошел в атмосферу, совершил посадку и заскользил по бетонной полосе…
Когда Ирина и Игореха выбрались из корабля, у Игорехи еще не просохли волосы — ветер приятно касался их и холодил голову… А на краю бетонки все так же росли ромашки на неестественно длинных стеблях и не в такт покачивали головками.
…Так же как и вчера, садились и взлетали корабли, мягко шелестя по бетонной полосе. При каждом взлете, так же, как и вчера, вдувался в окно пузырь занавески. Те же ромашки стояли на столе и роняли вниз, на скатерть, желтые тычинки…
Внешне все было так же, как и вчера. Ирина спала на кушетке, подоткнув кулачок под щеку. Игореха сидел рядом на табурете. Света он не зажигал боялся, что слетятся Иринины друзья.
Спускались голубые сумерки. Корабли по-прежнему скользили по бетону с желтыми и зелеными габаритными огнями на стабилизаторах. Туда — слева зеленый, справа — желтый. Обратно — наоборот. Игореха уже усвоил эту нехитрую арифметику. Корабли садились и взлетали, взлетали и садились каждые регламентированные пятнадцать минут. Рядом с ромашками стоял будильник и нарочно громко тикал. От этого настойчивого «тик-так» находиться в маленькой комнате было не очень-то уютно. Игореха встал и вышел в коридор.
Около двери Тамары сильно пахло табачным дымом и в щели был виден свет. Игореха прошел по коридору раз, прошел два. И оба раза ему казалось, что дверь вот-вот откроется. Но этого не произошло.
Игореха знал, что рано или поздно все равно окажется в комнате Тамары, и только ждал, когда появится решимость, которая толкнет его на этот неловкий шаг.
Решимость так и не появилась. Даже после того, как Игореха несколько раз прошел по коридору. Тогда он просто стукнул в дверь.
— Да? — спросил за дверью грубый голос. — Кто там? Войдите.
Игореха толкнул дверь.
Тамара сидела на кушетке и вязала.
— Извините, — сказал Игореха. — Я ходил мимо вашей двери и не решался постучать.
— А я и не знала, что это вы там ходите, — сказала Тамара и положила вязанье на тумбочку.
Потянулась неловкая минута. Игореха не знал, зачем пришел. Тамара тоже этого не знала.
— Заходите, не стойте в дверях! — сказала она. А Игорехе послышалось в этом вежливое и шаблонное: «Ну, входите». Ну он и вошел.
— Ира заснула, — зачем-то признался он.
— Это бывает, — сказала Тамара. — Там новая пачка на шкафу, подайте, пожалуйста. Эта кончилась. — Она смяла в кулаке пустую пачку папирос и кинула ее в угол.
…Сидели, разговаривали о жизни, потом долго пили чай.
— Вы в карты играете? — спросила Тамара.
Игореха вспомнил, что когда-то играл. Поиграли в карты.
— Еще чаю? — спросила Тамара.
Игореха ответил, что чаю, пожалуй, он выпьет еще.
Опять пили чай. Игореха сидел и мучался оттого, что не знал, зачем пришел. Тамара также этого не знала.
За окнами совсем стемнело. Игореха слышал, как в комнате Ирины стучит будильник. Наконец там что-то звякнуло.
— Ира проснулась, — сказала Тамара.
Игореха поставил на табуретку недопитый стакан с чаем, расправил форменку, встал посередине комнаты, оглянулся на Тамару (та уже вязала) и ушел.
Больше в этот день ничего не произошло.
…Они с Ириной шагали по длинной бетонной полосе. За утро полоса успела нагреться, отчего асфальтовые стыки плит расплавились, к ним мягко прилипали носки Игорехиных ботинок. Дул ветерок, заносил с поля на полосу прозрачных стрекоз.
Из-за бугра выглянула проходная.
— Ну вот мы и пришли, — сказала Ирина, останавливаясь. — Ты куда дальше, в свой «Дельфин»?
— Еще не знаю, — ответил Игореха. — Не придумал. Они помолчали. Опасные слова (ВСЮДУ, НИГДЕ, НИКОГДА, НАВСЕГДА) лезли в голову настойчиво, сами собой.
— До свиданья! — как-то неожиданно громко сказала Ирина и протянула руку для прощания.
— До свиданья! — как эхо повторил Игореха и попытался чуть-чуть задержать в своей руке эту маленькую (ПОТРЯСАЮЩУЮ) загорелую ручку.
— Не надо, Игореха, — сказала Ирина. — Ты ведь все понимаешь.
Игореха кивнул. (Он не понимал ничего!)
Он видел, что девушка томится его присутствием, смотрит не на него, а куда-то вбок, но тем не менее он решил предпринять последнюю отчаянную попытку…
— Давай немного посидим?.. — предложил он.
…Они сидели рядом с бетонкой, и возле лица, колышимые несильным ветром, качались ромашки. Игореха думал о том, что что-то НАВСЕГДА кончается в его жизни, ЕДВА начавшись, обрывается самым непостижимым и странным образом. Между ним и сидевшей рядом девушкой легла бездна, Вселенная, тундра дремучая, которую не перелететь, не переплыть, не преодолеть. Думал о том, что с того самого момента, как он заметил ее — эту девушку — на пустом пляже, жизнь его перевернулась с головокружительной быстротой — теперь ему совершенно НЕЗАЧЕМ ехать в «Дельфин», куда недавно он так страстно хотел вернуться. А хочется ВСЕГДА сидеть рядом с ней, вдыхать этот степной горячий воздух…
— Ира… — позвал Игореха. Девушка не ответила, видимо думала о чем-то своем. Потом она повернула голову, и Игореха встретился с ее отсутствующим и не принадлежащим ему более взглядом.
«Бездна, — подумал он. — Вселенная. Тундра бесконечная, дремучая. НИГДЕ и ВСЮДУ!» Поднялся и, более не оборачиваясь, зашагал к проходной, поддавая ногой по бетонке неизвестно каким ветром занесенную сюда еловую шишку.
Через десять дней (в самый разгар второго тура соревнований) Игореха получил от Ирины телеграмму, где все произошедшее между ними в конце их знакомства (видимо, она имела в виду безмолвную сцену в ромашках) называлось трагической ошибкой, и она очень просила Игореху не обращать внимания на эти глупости и как можно быстрее, ПРИ ПЕРВОЙ ВОЗМОЖНОСТИ (эти слова были выделены), вернуться на ракетодром, чтобы поговорить. Она так и написала «поговорить».
«Никогда!» — решил Игореха.
…И уже через час вышагивал по пляжу со спортивной сумкой через плечо, торопясь на автобус в аэропорт.
Был потрясающий летний вечер. Из тех, которые не часто и не каждому выпадают в жизни: задувал теплый бриз, мелкие волны лениво набегали на песок пляжа и оставляли на нем белые пивные кружева; а по горизонту медленно и неохотно, как в тире, передвигался кораблик.
Впереди была встреча с любимой девушкой.
Было то, что люди называют привычным словом «счастье». И что теперь Игореха мог бы назвать по-другому: сверкающим ВСЮДУ и сверкающим НИГДЕ.