Чекисты рассказывают... Книга 5

Николай Пекельник. Капля крови

Принято думать, что разведчик, работающий за рубежом, постоянно находится в состоянии единоборства с контрразведкой противника. Это не совсем так. Ибо в тот миг, когда разведчик попадает в поле зрения контрразведки, он больше не может выполнять свое задание и должен покинуть страну пребывания.

Вполне очевидно поэтому, что искусство профессионального разведчика состоит в том, чтобы как можно дольше избегать прямых или косвенных контактов с противником.

На протяжении дней и месяцев герои повести добывают необходимые Советскому правительству документы, позволяющие укрепить обороноспособность СССР. В поле зрения спецслужб советские разведчики не попадают пи разу, и может показаться, что им все легко удается. Это не так. Ибо высший профессионализм разведчика в том и состоит, чтобы миновать сети, расставленные противником, и успешно выполнить задание Родины.

Англия признала Советскую Россию, но лорд Керзон назвал это признание «величайшей ошибкой в мире».

Признанию де-юре предшествовало заключение первого торгового соглашения. Керзон, бывший тогда министром иностранных дел в правительстве Ллойд Джорджа, категорически отказался вести переговоры с Красиным. Их пришлось вести самому Ллойд Джорджу. Премьер-министр пригласил членов правительства. В кабинете собрались Керзон, министр торговли Роберт Хорн, министр финансов Бонар Лоу и депутат парламента от консерваторов Хармсворс. Войдя, Красин стал по очереди здороваться со всеми присутствующими. Когда протянул руку Керзону, тот не двинулся. Ллойд Джордж с раздражением крикнул: «Керзон, будьте джентльменом!» Только после этого окрика Керзон обменялся рукопожатием с Красиным…

Дипломатические же отношения с Советской Россией установило не правительство Ллойд Джорджа, а пришедшее ему на смену правительство Макдональда. Однако и эти отношения вскоре были разорваны.

Лидеры консерваторов соревновались в антисоветских измышлениях. В парламенте с махровыми антисоветскими речами выступили министр внутренних дел Хикс и министр иностранных дел Чемберлен, премьер Болдуин и Черчилль.

— Сражение, в которое мы должны вступить, — сказал министр по делам Индии Биркинхед, — это сражение с коммунизмом, с Москвой.

В центре Лондона во всех киосках лежали газеты с антисоветскими статьями и карикатурами.

В жаркий июньский день в кафе, расположенное недалеко от Эйфелевой башни, зашел высокий блондин. Он отдал трость, шляпу и перчатки слуге и непринужденной походкой прошел через зал.

— Бонжур, Анри, — весело обратился он к владельцу кафе, Анри Ламьеру. — Наш друг еще не приходил?

— Жду минут через десять. Выпьешь что-нибудь, Отто?

Отто Шунлебен, он же Виктор Николаевич Тихонов, познакомился с Анри еще в 1919 году в Одессе, куда прибыл по заданию ЦК партии.

В кафе влетел мальчик-газетчик:

— Экстренный выпуск! Убийство советского посла в Варшаве!..

Тихонов взял газету.

— «Вчера, — начал читать он вслух, — выстрелом из пистолета на Варшавском вокзале убит полномочный представитель Советской России в Польше Петр Войков…»

— Идет! — прервал Анри.

— Ты давно знаешь этого господина?

— В моем кафе он появился года два назад.

— Кто он?

— Трудно сказать. По-французски говорит с легким акцентом. Сказал, что англичанин. Я тут же перешел на английский. Это его искренне порадовало. Он очень осторожен. И к интересовавшему его вопросу подошел не сразу.

— А вдруг это провокация?

— На провокатора он не похож.

— Хорошо.

В кафе появился невысокий мужчина лет сорока. В руках у него был портфель. Он поздоровался с Анри, как со старым знакомым, положил портфель на стойку, затем сел на табурет рядом с Тихоновым и заказал рюмку коньяку.

— Мсье, — сказал Анри, обращаясь к обоим, — прошу познакомиться.

— Шунлебен, — коротко представился Тихонов.

— Генри, — так же коротко ответил незнакомец. Некоторое время они сидели молча, присматриваясь друг к другу.

— Пойдемте за стол, — предложил Тихонов и направился к угловому столику.

Подали завтрак. Ели молча.

В этом же углу зала сидел Франц Шустер, один из помощников Виктора Николаевича. Вместе с женой Иоганной, тоже помогавшей Тихонову, он содержал небольшое фотоателье. Сейчас Франц сидел так, что ему хорошо были видны входящие посетители, а через окно он видел и прохожих.

— Мсье Генри, — начал Тихонов, — что вы предлагаете?

— Коммерческую сделку. В этом портфеле особо секретные британские дипломатические документы. Я хочу получить за них десять тысяч фунтов стерлингов. Я предлагаю очень выгодную сделку. Она позволит вам быть в курсе политики британского правительства.

— Прежде чем принять ваше предложение, мне нужны будут образцы товара.

Генри достал из портфеля несколько листов бумаги и сказал:

— Вы, конечно, слышали, что на днях Лондон посетили президент Франции Думерг и министр иностранных дел Бриан?

— Об этом писали в газетах, — ответил Тихонов.

— Но в газетах нет содержания беседы.

— Вы правы.

— Здесь запись, — передавая документ Тихонову, сказал Генри. — Ваши политики сумеют оценить ее значение.

Разрыв Англией дипломатических отношений с Советским Союзом, убийство в Варшаве Петра Войкова были звеньями одной цепи. Всего за несколько дней до встречи Тихонова с англичанином лондонский журнал «Экономист» писал: «Никто, конечно, не предполагает, что Великобритания сама нападет на Россию, но в Европе опасаются, что Великобритания будет подстрекать Польшу и других соседей России напасть на нее и поддержит их при нападении». Слова эти хорошо запомнились Виктору Николаевичу. Он быстро пробежал бумагу, переданную ему англичанином. «Чемберлен сказал Бриану, — говорилось в документе, — что если Франция примет участие в акциях против России, то взамен этого ей обещают свободу рук по отношению к Германии».

На ум пришли слова английского журналиста: «Лучший политикой против общего врага является политика единого фронта».

«Значит, единый фронт против нас», — думал Виктор Николаевич.

Ради этого ездили в Лондон Думерг и Бриан.

Генри докурил сигарету и, не попрощавшись, ушел из кафе.

Минутой раньше ушел Шустер.

Через четверть часа Тихонов был в фотоателье Шустеров. Он прошел в заднюю комнату и коротко записал содержание беседы в кафе.

— Иоганна, зашифруй и передай в Центр.

Виктор Николаевич вернулся в салон.

— Будешь курить? — спросил он Франца и протянул ему пачку сигарет.

— Нет. Спасибо.

В ателье было тихо. Тишину нарушал лишь шум лопастей вентилятора, прикрепленного к потолку.

— Франц, куда он пошел?

— Он остановил такси и уехал. Я мог бы преследовать его на своей машине, но ты ведь сказал…

— Ты поступил правильно.

— За кого он выдает себя?

— Он не назвался. «…Имею отношение к размножению документов…»

— Выходит, простой клерк.

— Да, нечто вроде этого.

— Я видел, как он держался с тобой. Его походка, его манеры… Нет, это не простой клерк.

— Я тоже так думдю.

Пришла Иоганна, протянула листок бумаги. Центр сообщал, что сотрудник, которого ждет Виктор Николаевич, в ближайшие дни прибудет в Берлин. Указывались время и место встречи.

Бумаги, переданные в парижском кафе, оказались ценными. Они раскрывали планы британских империалистов, направленные против Советского Союза.

На следующий день в Тиргартене состоялась встреча о Генри. Виктор Николаевич пришел раньше назначенного времени. Ему хотелось посмотреть место, а заодно подышать свежим воздухом.

Генри появился из боковой аллеи. Движения англичанина были неторопливые, уверенные. Но Виктор Николаевич понял, что он волнуется.

— Деньги с вами? — спросил Генри.

— Я переведу их на ваш текущий счет в банке.

— Я так и предполагал. Вот товар. — Англичанин извлек из портфеля увесистый пакет.

Тихонов взял его и положил в свой портфель.

— А вот вам номер счета в Цюрихском банке, куда прошу перевести деньги.

— Но здесь нет имени и фамилии?

— Здесь указан банк и мой шифр.

— Хорошо. Нам надо договориться о порядке дальнейших встреч.

— Я буду ставить вас в известность о месте и времени встречи по телефону, который вы мне соблаговолите дать.

Такой оборот дела совсем не устраивал Виктора Николаевича. Когда он предложил перевести деньги в банк и Генри легко согласился, Виктор Николаевич полагал, что он близок к раскрытию тайны этого человека. Но ошибся. Вместо фамилии он получил шифр, который ровным счетом ничего не стоил.

Ободряло лишь то, что Генри согласился продолжать контакты. Передать документы чрезвычайной важности, не получив за них наперед денег, было само по себе необыкновенно смелым шагом. Так мог действовать лишь человек, хорошо знающий, что его не обманут.

Это делало личность англичанина еще более загадочной.

Вечером Виктор Николаевич поехал в ресторан на Альт-Якобштрассе на встречу со своим новым помощником Павлом Доброхотовым. Тот ждал в зале, на условленном месте. Тихонов знал, что Павел более пяти лет прожил в Бухаресте и Вене. Два года назад окончил в Вене политехнический институт и стал дипломированным инженером. Он проявил себя о самой лучшей стороны, и Центр решил перевести его на более сложный участок работы.

Тихонов поручил ему заняться изучением патентного дела. Буржуазные государства и частные фирмы чинили всяческие препятствия молодой Советской республике, отказывались вести торговлю с нею, всячески старались обмануть, и организация подобной работы в стане врага представляла несомненный интерес. Павел энергично принялся за дело и скоро собрал значительные сведения по структуре патентных контор, их правовой основе и другим вопросам.

Но Павла по-прежнему беспокоило отсутствие надежного прикрытия, юридического основания для пребывания в стране. Это должно было быть не возбуждающее подозрений занятие. Вместе с тем оно не должно было отнимать много времени и давать возможность свободно разъезжать из города в город, из страны в страну. Патентная контора едва ли могла служить надежной крышей да и требовала бы много времени. Павел все больше склонялся к мысли, что следует создать торговую фирму, но как к этому приступить, пока толком не знал. Помог случай. Павел поселился в пансионе фрау Вольф. Поклонником ее дочери был пожилой голландский коммерсант Макс де Лоран. Павел обсуждал с ним иногда свои патентные дела и каждый раз выслушивал, что на патентах капитала не наживешь, а прогореть можно.

— Мой друг, вам нужна хорошая идея, — говорил Лоран. В один из вечеров он изложил свой план. В богатых северо-западных странах Европы много шерстяного тряпья самого высокого качества. Его можно скупать за бесценок. Это отличное сырье для шерстяной промышленности Лодзи. Создается фирма по оптовой торговле этим сырьем, которая закупает его и отправляет в Лодзь. Там к высококачественной шерсти добавляют местное низкокачественное сырье. Из этой смеси делается ткань. По рисунку и расцветке она должна в точности соответствовать английской высококачественной ткани. А для глажения и усадки, согласно международному договору об облагораживании тканей, ее следует отвозить в Англию, где гладильный станок автоматически поставит на кромке ткани штамп «Сделано в Англии». Затем эту ткань, теперь уже внешне ничем не отличающуюся от настоящей английской, согласно тому же договору, везут обратно, в Лодзь. Но она может туда и не попасть, а по дороге осесть в Амстердаме, откуда ее можно продать в Африку, Голландию, Индию или Южную Америку как английскую.

— Такой план, — сказал Тихонов, — мог придумать только капиталист, отлично знающий рынок.

— Мне одному это дело не осилить.

— Ты прав, нужен помощник, который взял бы на себя руководство фирмой. Разумеется, хозяином останешься ты.

— Чтобы фирма функционировала нормально, — сказал Павел, — мне нужен человек, соединяющий в себе честность, знание, трудолюбие и талант организатора. На первых порах нам обоим придется поработать. Где взять такого человека?

— Я тебе помогу. У меня есть на примете хороший и надежный инженер. Кстати — текстильщик. Зовут его Генрих Зиглер.

— Он знает, кто мы? Можно на него положиться?

— Это наш старый и надежный друг. Его репутация не вызывает сомнений.

Инженер Зиглер прекрасно знал текстильную промышленность. Он охотно принял предложение Павла.

На двери берлинской квартиры Павла появилась солидная медная дощечка с выведенной красивым готическим шрифтом надписью «Дипломированный инженер Джозеф К. Никулеску. Экспорт-импорт». Почтальон приносил груды деловых писем из Голландии и Англии, Полыни и Швеции, Норвегии и Дании, из Латинской Америки, и Павел чувствовал, что прочно стоит на земле.

Тихонов назначил встречу в ресторане «Унтер-ден-Линден». Огромный зал сверкал огнями дорогих люстр. В синеватой мгле табачного дыма стоял гомон голосов, танцевали парочки.

Павел разыскал столик Тихонова. Виктор Николаевич ввел в курс новой работы.

— Генри стал запрашивать большие деньги и тянуть с доставкой документов. Возникла необходимость установить, с кем мы имеем дело, и вести работу на более прочной я надежной основе. Не устраивает нас и то, что инициатива принадлежит ему и он может в любой момент прекратить контакты с нами. Поэтому надо скорее и крепче взять его в руки. — Виктор Николаевич помолчал. — По моему предложению Центр поручил это задание тебе. Нам надо обсудить, как лучше выполнить его. Я могу с уверенностью сказать, что он не тот, за кого выдает себя.

— На чем основан этот вывод?

— Хотя он и старается выглядеть обычным клерком, его поведение, манера держаться, говорить показывают, что он вышел из самых верхов. Речь — безупречна. Иногда в ней проскальзывают американизмы. Руки у него не клерка, а аристократа. И наконец, еще одна деталь. Обычно мы с ним встречаемся в недорогих ресторанах или барах. Один раз я решил проверить, как он поведет себя, оказавшись в приличном месте. Выбрал недорогой, но вполне хороший ресторан. Это его нисколько не смутило. Принесли меню. Я попросил его сделать заказ. Он охотно согласился. Выбор блюд показал, что передо мной человек, хорошо знающий дорогую кухню.

Из вин я заказал себе рейнское, а он — виски. Как англичанина его можно было бы понять, но виски тоже бывает разное. Он заказал себе бутылочку Гленфиддича. Ты, вероятно, знаешь, что в Шотландии, севернее Абердина, на берегах реки Спей есть маленькая провинция Гленфиддич с городом того же названия, где и готовят виски из чистого солода. Дорогая штука, и взять ее мог только человек, хорошо разбирающийся в таких вещах. Когда он захмелел, я заказал недорогое шампанское. Генри пригубил его и жестом подозвал метрдотеля. «Уберите это пойло, — рявкнул он на немца. — Принесите «Кордон блю»!..»

— Да, это чисто барская манера, — заметил Павел.

— Но это не все. Он свободно разъезжает по Европе. В связи с новым поручением тебе тоже предстоит много ездить, нужны будут конспиративные квартиры в разных странах и надежная связь. Адреса я назову при следующей встрече, а со связисткой познакомлю сегодня.

— Где же она? — спросил Павел.

— Должна сидеть через столик позади меня.

— Да, там только что села молодая элегантная блондинка и делает заказ.

— Нравится она тебе?

— Да, очень хорошенькая.

— Ее зовут Анна Мария. Как только джаз заиграет слоу-фокс, ты пригласишь ее на танец. После второго танца перейдешь за ее столик, а я расплачусь и уйду. Договоришься с ней о деталях. Встреча с Генри состоится в Париже. К этому времени ты должен войти в свою роль. Анна Мария выедет в Париж раньше тебя, через нее я сообщу тебе о месте нашей встречи. Желаю удачи.

— Спасибо.

Заиграли слоу-фокс. Павел встал и, улыбаясь, направился к столику.

Анна была среднего роста, с копной золотистых волос, голубыми глазами, овальным лицом, изящна, всегда элегантно одета. Репутация бывшей жены фабриканта, собственный «мерседес», безукоризненные манеры позволяли ей снимать хорошие квартиры, останавливаться в дорогих гостиницах и посещать рестораны, не вызывая подозрений.

Когда окончился танец и Павел провожал Анну к ее столику, она сказала:

— Мы здесь встретимся еще пару раз, надо, чтобы мы привыкли друг к другу, а затем я уеду в Париж, чтобы подготовить все к вашему приезду. У нас будут еще два помощника — Франц и Иоганна Шустер. Надеюсь, они вам понравятся.

Джаз заиграл очередной танец, и они снова пошли танцевать.

— Джозеф Никулеску, — представился Павел полным именем.

— Генри Гаррис, — спокойно и уверенно ответил англичанин.

Они рассматривали друг друга. Англичанин обратил внимание на бриллиантовый перстень Павла.

— Мы только что говорили о вас, — обратился Тихонов к Павлу. — Я хотел бы попросить вас, мистер Никулеску, чтобы с сегодняшнего дня вы взяли на себя контакты с нашим другом господином Гаррисом. — Виктор Николаевич впервые назвал англичанина «нашим другом» и по фамилии. — Вы ничего не имеете против, господин Гаррис?

— Надеюсь, мы сработаемся, — сказал Гаррис.

Павел подал Гаррису свой золотой портсигар с дворянским гербом. От Тихонова не ускользнуло, что на англичанина произвели впечатление и портсигар и сигары.

Однако испытания этим не ограничились. Виктор Николаевич и Павел подготовили еще один сюрприз. Поскольку Гаррис, вероятнее всего, принадлежал к высшему британскому обществу, он непременно должен был увлекаться конным спортом. В это время в Париже проходили ежегодные скачки. Для подкрепления легенды Павла было бы совсем не плохо, если бы его лошадь заняла на этих скачках призовое место. С этой целью Павел нанял популярного жокея Жака Леру и по его совету купил скаковую лошадь.

Это был отличный вороной жеребец по кличке Даймонд, которого бойкие репортеры окрестили Черной пантерой. На предварительных заездах он вышел на первое место, и Жак Леру не сомневался, что и в финале он также будет первым. Газеты восторженно отзывались о Черной пантере, и многие обозреватели прочили мосье Джозефу Никулеску победу.

Как раз перед свиданием с англичанином Павлу сообщили результат скачек: Даймонд занял первое место, и ему была присуждена Большая золотая медаль. Анна Мария заблаговременно позаботилась о том, чтобы фотографии лошади попали в вечерние газеты.

Неслышно приблизился метрдотель с пачкой газет на подносе.

— Господа, — сказал Павел. — Вы можете меня поздравить. — Он достал бумажник крокодиловой кожи, извлек из него три фотографии и показал их сначала Гаррису, а затем Тихонову. На одном снимке был красавец жеребец вороной масти, верхом на котором сидел Павел в спортивном костюме, на двух других жеребец был без всадника.

— Это мой Даймонд, — не без гордости сказал Павел. — Газеты прозвали его Черная пантера. Сегодня он занял первое место и удостоился Большой золотой медали.

— О, поздравляю.

Гаррис потянулся за газетами.

— Поздравляю вас, — Виктор Николаевич тоже взял газету.

Вскоре газеты зашелестели и за другими столиками. Судя по тому, что первыми они были поданы Павлу, многие догадались, что именно он является владельцем лошади, удостоившейся главного приза, и раскланивались с ним. Павел улыбался и отвечал на поклоны.

— Но позвольте спросить, — обратился к Павлу Тихонов, — вы ведь собирались продать свой конный завод?

Этот вопрос очень заинтересовал Гарриса. Павел подыграл Виктору Николаевичу:

— Да я и продал его. Но Даймонда и еще пару верховых лошадей я оставил. Не могу обойтись без них. Лошади — моя страсть. А вы любите лошадей, господин Гаррис? обратился он к англичанину.

— Да, очень, — вырвалось у того.

— У вас есть лошади? — спросил Виктор.

— О нет. Любить лошадей и иметь их — это не одно и то же.

Англичанин заулыбался, задымил сигарой.

— А каких лошадей я продал… — произнес Павел.

Он достал из кармана маленькую записную книжку (над этой книжкой он работал с Жаком Леру добрую неделю) и протянул ее англичанину. — Здесь генеалогия, масти, стати… Я вижу, вам это интересно.

Генри со знающим видом погрузился в изучение.

Это лишний раз подтверждало догадку Виктора Николаевича, что Генри далеко не простой клерк, каким он представился в начале своего знакомства.

Тихонов понял также, что выбор Павла для работы с Генри оказался правильным. Он явно нравился англичанину. На этот раз Гаррис даже не старался коверкать свой язык.

До времени Павел не делал попыток установить личность англичанина. Он старался закрепить дружеские отношения с ним.

Они вместе обедали, ужинали, посещали ночные кабаре. О себе Гаррис по-прежнему ничего не говорил, а Павел не расспрашивал. Было ясно, что англичанин сразу признал в нем дворянина и уже не ставил это под сомнение.

Руки у Гарриса были не аристократические, но и не клерка. Клерку приходится много писать, и на среднем пальце у него образуется характерная мозоль, которую ни с чем другим не спутаешь. Мозоль у Гарриса была небольшая. Следовательно, если он и служил, то занимал достаточно высокий пост.

Обратил Павел внимание и еще на одну немаловажную деталь. Для простого клерка Гаррис слишком хорошо знал политических деятелей Европы. Беглого взгляда на фотографию кого-нибудь из них было достаточно, чтобы англичанин назвал его по имени.

Павел встречался с ним еще несколько раз в различных городах Европы. Каждый раз Гаррис привозил новые материалы, доклады, сводки, получал деньги и уезжал.

В один из приездов англичанина они условились обращаться друг к другу по имени. Эта привычка широко распространена у английских дворян. Теперь Гаррис называл Павла Джо, а Павел звал англичанина Генри. Это был большой шаг вперед.

И все же Гаррис оставался для Павла загадкой. Попытки слежки за Генри показали, что тот великолепно ориентируется в больших городах и легко уходит от наблюдения. Однажды сам Павел, когда англичанин достаточно набрался, попробовал было выследить его.

— Джо, — сказал Генри, — не трудитесь изображать из себя детектива.

Это только удвоило решимость Павла. Как долго можно рассчитывать на агента, настоящее имя которого неизвестно? Ведь он в любое время может исчезнуть, и канал информации сразу иссякнет.

…Тщательно подготовившись, Павел решил провести атаку на англичанина в один из его очередных приездов в Париж.

Павел пригласил Гарриса на ленч в ресторан, расположенный на Эйфелевой башне. Это место он избрал потому, что здесь всегда полно фотографов, которые предлагают свои услуги туристам, желающим запечатлеть себя на фоне Эйфелевой башни. Павел еще издали заметил Анну Марию, которая уже кого-то фотографировала. Выходило это у нее естественно и просто, как у настоящего профессионала.

Когда они приблизились, Павел, воспользовавшись каким-то предлогом, остановился. Остановился и Гаррис. Они стояли так, что Анне Марии было удобно их снять, и она успела сделать несколько кадров.

— Нас, кажется, хотят сфотографировать, — сказал Павел. — Прелестная дама, не правда ли?

— Что вы делаете? — возмутился Гаррис. — Кто вас просил?

Но Анна Мария с очаровательной улыбкой сказала по-французски:

— Мсье, прошу вас стать здесь.

— Кажется, она еще только собирается, фотографировать, — успокоил англичанина Павел. — У вас нет желания сделать снимки на память о Париже?

— Нет, благодарю вас, мадам, — и Гаррис отвернулся.

— Извините нас, мадам, — улыбнулся Павел Анне Марии. Она жестом дала понять ему, что свое дело сделала. Павел с англичанином поднялись в ресторан. Здесь же условились встретиться вечером.

Едва они спустились с башни, подкатила машина. За рулем сидел невозмутимый Шустер.

— Вот и такси, Генри, — обрадовался Павел. — Итак, до вечера.

Ничего не подозревавший Гаррис сел в машину. В зеркало он увидел, что Никулеску пошел в противоположном направлении, даже не взглянув в его сторону.

Убедившись, что слежки нет, англичанин назвал свой адрес. Оказалось, что он остановился в отеле «Наполеон», близ Триумфальной арки.

В тот же день, когда Гарриса не было в гостинице, туда пришла Анна Мария. Показав портье фотографию англичанина, она узнала фамилию, под которой тот зарегистрировался, и номер, в котором он остановился.

На столе перед Павлом лежал небольшой прямоугольник плотной бумаги. На нем были написаны только два слова: Джордж Холлидей. Да вверху еще стояла цифра — номер, который занимал в гостинице Генри Гаррис.

Англичанин мог зарегистрироваться и под вымышленной фамилией. Если же Джордж Холлидей, рассуждал Павел, настоящее имя Генри Гарриса, то он должен иметь паспорт на это имя, а следовательно, и адрес в Лондоне. Разгадку следовало искать там.

…В Лондоне Павлу удалось без труда составить список адресов всех обладателей фамилии Холлидей. К счастью, их оказалось не так уж много. Затем Павел купил план города, изучил его и отправился на поиски.

По мере того как он вычеркивал из своего списка один адрес за другим, его все больше охватывало чувство досады. Казалось, нужный ему Джордж Холлидей уходил от него все дальше. Перед ним прошло много разных людей, носящих имя Джордж Холлидей, но Генри Гарриса среди них не было.

Павел и Гаррис продолжали встречаться в разных городах Европы. Их взаимоотношения заметно упрочились.

Англия по-прежнему враждебно относилась к Советскому Союзу. Все попытки Советского правительства урегулировать отношения разбивались о каменную стену враждебности.

В такой обстановке материалы, которыми располагал Гаррис, были крайне необходимы Советскому правительству.

Павел отчетливо понимал всю полезность англичанина, независимо от того, какими мотивами он руководствовался, и всячески старался поддерживать с ним наилучшие отношения. Приглашал Гарриса на обеды и ужины, когда тот приезжал на континент, всячески старался задобрить его. Но это была зыбкая основа. Надо было поскорее и покрепче прибрать англичанина к рукам. В этом и состояла задача Павла. Если удастся определить, с кем они имеют дело, и Гаррис будет знать об этом, ему придется считаться с ними. Понимал это, видимо, и англичанин, иначе у него не было никакого резона вести такую игру.

Для очередной попытки Павел решил воспользоваться приездом Гарриса в Берлин. Если в Париже он останавливался в гостинице «Наполеон», то в Берлине мог останавливаться в «Кайзергофе», «Адлоне» или «Бристоле», которые по комфорту не только не уступали «Наполеону», но, пожалуй, превосходили его. Там англичанин регистрировался под именем Джордж Холлидей. Почему бы ему не зарегистрироваться под этим именем и здесь?..

Оказалось, что Гаррис, как и подобает породистому английскому аристократу, придерживался совершенно твердых правил — останавливался только в комфортабельных гостиницах. Как и предполагал Павел, в Берлине он остановился в «Бристоле» и зарегистрировался под три же фамилией, что и в Париже.

На следующее утро Павел явился в «Бристоль» без предварительного звонка.

— Генри, извини меня за бестактность, — сказал он смущенному англичанину. — Возникла необходимость переменить место и время свидания. Мы встретимся не в двенадцать часов дня, как условились, а в час, и не на Унтер-ден-Линден, а на Кайзерштрассе, в известном тебе ресторане.

Он удалился, оставив Гарриса в смятении. Это было до выдачи денег, и англичанин не мог пойти на разрыв. Деньги, судя по всему, ему были нужны.

У Павла было еще одно основание радоваться. На желтом кожаном чемодане, стоявшем в номере, он увидел буквы

«Э. П. X.».

Что могли означать эти буквы? Как их расшифровать?

Можно было вновь отправиться в Лондон, взять адресную книгу и там посмотреть фамилии всех лиц, имеющих эти инициалы. Но в Лондоне живет около восьми миллионов населения. Людей, имеющих инициалы «Э. П. X.», могли быть тысячи. Проверить всех было просто невозможно.

Павел долго думал над решением этой задачи. Надо было наметить новое, более простое направление, которое вплотную привело бы к намеченной цели.

…Следующую встречу Гаррис неожиданно назначил в курортном швейцарском городке Монтре на берегу Женевского озера. Почему он не выбрал Женеву, Цюрих или Лозанну?

Павел бывал в Монтре в разное время. Это маленький сонный городишко, где туристов не много. Генри любил выпить и часто напивался. Но ведь в Монтре и выпить негде.

Встреча состоялась в небольшом кафе на берегу Женевского озера. Гаррис был немногословен, необыкновенно деловит. Передав материалы, предупредил, что сегодня же возвращается в Лондон. Он даже не стал говорить о деньгах. — Ты, Джо, не обижайся, — сказал на прощание англичанин. — Я тороплюсь. В следующий раз встретимся в Париже и повеселимся как следует.

О берлинском инциденте не было сказано ни слова. Почему Генри выбрал для последней встречи Монтре? Если он действительно торопился, то проще всего было встретиться в Брюсселе, Амстердаме, Антверпене или любом другом городе на побережье.

Разгадка пришла неожиданно. В Женеве начала свою работу сессия Лиги Наций. А Женева и Монтре расположены на противоположных берегах Женевского озера, в полутора часах езды друг от друга. Что если в состав британских делегатов входит Гаррис?..

Это была всего лишь гипотеза. Проверить ее надо было в Женеве. И Павел отправился туда.

На период сессии Лиги Наций в Женеву съезжались участники, журналисты, туристы из всех стран мира. Затеряться в этой пестрой толпе господину Никулеску не составляло никакого труда. На всякий случай, Павел приехал не один, а с Анной Марией. Молодая пара всегда вызывает меньше подозрений.

Павел заехал в канцелярию Лиги и получил у чиновника полный список делегации. Инициалы Э. П. X. были только у одного из англичан — эксперта Эдуарда Пелхема Холлеса. Это был крупный дипломатический чин. Если Генри Гаррис и Эдуард Пелхем Холлес одно лицо, это большая победа. В таком случае возможность его использования можно значительно расширить и упорядочить получение информации.

Английская делегация на сессии Лиги Наций всегда останавливалась в отеле «Бо Риваж». Если догадка Павла является правильной, то Генри Гаррис должен жить в этой гостинице. Эксперт не может жить отдельно от своей делегации. Как и следовало ожидать, Генри Гаррис оказался в Женеве и жил именно в этой гостинице.

Павел уже несколько раз видел, как Гаррис заходил в бар. Устроившись так, чтобы англичанин был хорошо виден, он стал ждать. Наконец…

— Сэра Пелхема просят к телефону, — выкрикнул портье. Сидевший за стойкой Генри Гаррис направился к телефону:

— Алло.

— Сэр Пелхем? — спросил приятный женский голос.

— Да.

— Благодарю вас, сэр.

Подув в трубку и не дождавшись ответа, Гаррис вернулся в бар и заказал очередную порцию виски.

Звонила Анна Мария. Несмотря на свою простоту, эксперимент удался.

Теперь не было никаких сомнений, что Генри Гаррис, Джордж Холлидей и сэр Эдуард Пелхем Холлес, член британской делегации на сессии Лиги Наций, одно и то же лицо.

В Женеве Павлу больше делать было нечего. В, тот же день Анна вернулась в Париж, а Павел выехал в Амстердам.

Чем бы ни занимался Павел, его не оставляла мысль об англичанине. По-прежнему все зависело от воли и желания Гарриса. Он назначал места и время встреч, он передавал материалы. Павел долго раздумывал. Может быть, нет никакого сэра Эдуарда, как не оказалось и Джорджа Холлидея?

Павел задержался с отъездом в Лондон. На пару дней он выехал в Париж для встречи с Гаррисом, но тот на встречу не явился. Это сильно обеспокоило Тихонова. Павел терялся в догадках. Материалы были крайне необходимы. Правящие круги Англии продолжали плести интриги против Советского Союза и делали все, чтобы вовлечь в антисоветский блок две ведущие европейские державы — Францию и Германию. Во Франции происходили сложпые события. Правительство Пуанкаре потребовало отозвать советского посла якобы за вмешательство во внутренние дела Франции и предприняло байкот советских внешнеторговых финансовых операций.

Тихонов и Доброхотов вновь и вновь анализировали обстановку.

— Что же могло произойти?

— Ума не приложу.

— Значит, пора тебе в Лондон. Нужно искать Гарриса там.

Утром следующего для Павел вылетел в Лондон.

Павел тщательно подготовился к новой встрече с Пелхемом. Он купил «Who is Who» и справочник Форин оффиса и без труда нашел необходимые данные. Оказалось, что сэр Эдуард Пелхем Холлес, кавалер ордена Британской империи, капитан, третий сын десятого герцога Пелхема, чиновник Форин оффиса, является владельцем комфортабельного старинного особняка в Кенсингтоне и поместья вне Лондона. В справочнике был указан и адрес сэра Эдуарда Пелхема Холлеса.

Разыскал Павел у букиниста и хронику рода герцогов Пелхемов. На одной из страниц он прочитал: «В том же году, когда молодой магистр из Кембриджа Эдуард Вестон начал свою карьеру в Северном департаменте в качестве личного секретаря лорда Таузенда, молодой магистр из Оксфорда Эндрю Стоун поступил на службу в качестве личного секретаря к Томасу Пелхему Холлесу, герцогу Ныокаслскому, который с 1724 года был государственным секретарем Южного департамента. С 1734 по 1739 год Стоун занимал должность заместителя государственного секретаря в этом же департаменте, затем некоторое время был архивариусом. Однако в то время, как Вестон ограничивался ролью специалиста в своем департаменте, Стоун участвовал в политической жизни, действуя из-за кулис, и стал ближайшим политическим советником герцога Ньюкасла и его младшего брата Генри Пелхема…»

«Так вот, оказывается, кто ты, таинственный Генри Гаррис — подумал Павел. — Ты и Генри назывался неспроста. Одного из твоих предков тоже звали Генри».

Было ясно, что потомок знаменитых Пелхемов едва сводил концы с концами. Павел понял, что настало время решающей атаки. Как поведет себя Пелхем, когда увидит, что тайна, которую он так тщательно оберегал, раскрыта и отступать некуда? Какой сюрприз преподнесет?

Еще и еще анализировал Павел поведение Пелхема, вспоминал подробности их взаимоотношений. Почему он не приехал на условленную встречу в Париже? Павел не находил ответа.

Сэр Эдуард происходил из рода герцогов Пелхемов, но он был третий сын, а по английским законам титул и все владения наследует старший сын. Довольно скоро Пелхем промотал состояние жены и искал способ поправить свое финансовое положение.

Порядок хранения документов в Форин оффисе в то время был таков, что Пелхем имел возможность оставлять себе экземпляры секретных документов, которые проходили через его руки. Он проверил, интересуется ли кто-нибудь судьбой этих документов. В течение нескольких месяцев он регулярно откладывал по одному экземпляру. Никого они не интересовали, можно было их сжечь или вернуть в хранилище. Но кому их сбыть? Пелхем начал искать покупателя. Через длинную цепочку самых разных лиц ему удалось выйти на Тихонова…

На следующий день Павел оделся, как одеваются многие лондонцы — темно-серый пиджак, брюки в полоску, котелок, на руку повесил зонтик. Автомобиль, в котором он ехал, включился в поток машин. Мелькали улицы — Ковентри-стрит, Пиккадилли, остался позади Гайд Парк. Вот и Кенсингтон Роуд.

Поворот, еще поворот, и автомобиль подкатил к решетчатым воротам особняка Пелхемов.

Со стороны Павла было большой смелостью без предупреждения явиться домой к Пелхему. Едва ли визит господина Джозефа Константина Никулеску вызовет восторг. Но Павел тщательно продумал возможные ходы и смело шагнул к двери особняка.

Подымаясь по старой и неудобной лестнице, он обратил внимание на то, что внутреннее убранство дома не отвечает его внешнему виду. «Что ж, это хорошо, — думал Павел. — Деньги Пелхему нужны».

Его приняла надменная леди. Несмотря на ранний час, она была в строгом сером платье.

Павел почтительно поклонился.

— Я владелец экспортно-импортной фирмы, в которой ваш супруг, мадам, изволит держать часть принадлежащих ему ценных бумаг. Движение курсов на фондовой бирже, — продолжал Павел, — заставило меня, в интересах нашего вкладчика, явиться в Лондон, и теперь я прошу о деловом свидании.

— Моего супруга, к сожалению, в городе нет.

— Поверьте мне, мадам, если бы не интересы сэра Эдуарда…

Сдвинув брови, хозяйка спросила:

— Насколько серьезны ваши опасения относительно движения курсов?

— Они весьма серьезны, мадам. Можно потерять значительные деньги.

Павел заметил, что она — в некотором замешательстве. Можно было попробовать перейти в наступление.

— Я недостаточно знаком с английским этикетом, — сказал Павел. — Простите, пожалуйста, могу ли я просить вас поужинать со мной в кафе «Рояль»?

Он помнил, что леди Пелхем — американка, а американки менее щепетильны в такого рода вопросах.

…Когда вечером Павел приехал в Кенсингтон, леди Пелхем ждала его. В вечернем наряде она выглядела особенно привлекательной.

Тихо и приятно играл оркестр. Павел и его дама присматривались друг к другу. После бутылки красного вица леди Пелхем разоткровенничалась:

— Мой муж пользуется уважением в Форин оффисе. Особенно ценит его сэр Остин…

— Кто это — сэр Остин? — с подкупающей наивностью спросил Павел.

Она отпила из бокала:

— Весьма влиятельное лицо и очень благосклонно относится к моему мужу.

— Я очень рад, мадам, за моего друга сэра Эдуарда. Полагаю, он является следующим после сэра Остина в Форин оффисе…

— Не совсем. — И леди Пелхем, снова отпив вина, назвала должность, которую занимал в министерстве иностранных дел ее муж.

Принесли кофе и коньяк. Как казалось Павлу, его дама пила довольно много. Но он не останавливал ее. Павел видел: ее что-то волнует и ей хочется выговориться. Наконец леди Пелхем сказала:

— У сэра Эдуарда неприятности.

— Что-нибудь серьезное?

Леди Пелхем некоторое время молчала, испытующе глядя на Павла. Он был весь внимание.

— Господин Никулеску, — заговорила она, — с моим супругом случилось несчастье. Последнее время он сильно пил, и по рекомендации врачей помещен в клинику для принудительного лечения… Вы его друг. Используйте свое влияние и помогите ему. Умоляю вас.

Это была неожиданность. Эдуарда Пелхема надо было спасать, чтобы он не потерял работу.

— Мадам, не волнуйтесь, я сделаю все возможное, чтобы помочь сэру Эдуарду. Вы можете вполне положиться на меня. Мне только понадобятся кое-какие дополнительные сведения.

— Я с удовольствием сообщу их вам.

Джейн рассказала историю знакомства и женитьбы, не преминула упомянуть, какой хорошей репутацией пользовался ее супруг на службе, как они были обеспечены и счастливы.

— Но он пил… Стал невнимателен и груб. Я так несчастна…

— Успокойтесь, мадам, все это закончится благополучно, и вы снова будете счастливы,

— Вы очень добры, Джо.

— Я вам обещаю, мадам, что все сделаю, чтобы помочь Тедди и вам. Завтра же я отправлюсь в лечебницу к сэру Эдуарду…

— Я дам вам адрес и свою машину, — обрадовалась Джейн. — Мой шофер хорошо знает дорогу.

Он поцеловал ее руку, и они расстались.

Доброхотов уехал с твердым намерением снова повидать Джейн. Так удачно начавшееся знакомство должно быть продолжено. Безошибочное чутье разведчика помогло ему распознать в ней ту союзницу, которая и была ему нужна при работе с таким человеком, как сэр Эдуард.

В лечебницу Павел приехал в полдень. В огромном каменном холле было холодно. Топился камин. Середину холла занимал старинный дубовый стол. По обеим его сторонам стояли тяжелые кресла с высокими спинками. В одном из кресел сидел Генри Гаррис.

Павел проговорил как можно мягче:

— Эдуард, почему ты не покончишь с этим? Раз и навсегда. Это будет тяжело… некоторое время, но нельзя жить так, как ты живешь сейчас. Посмотри, на кого ты стал похож. — Он немного помолчал, давая Пелхему возможность осмыслить сказанное. Потом погладил его по голове. — Вспомни, Тедди, прекрасное время, когда ты проводил уикэнды в загородном имении, играл в гольф, ездил верхом… У тебя жена, дети…

Пелхем наконец поднял голову,

— Почему ты небритый? — спросил Павел.

— Мне это совершенно безразлично.

— В нынешнем твоем состоянии, возможно, и безразлично. Но вспомни, Тедди, кто ты, и тебе станет стыдно.

Пелхем опустил голову на руки и молчал. В холл вошел врач. Павел подошел к нему с тем же вопросом — почему пациент небрит?

— Мы не держим личных слуг, — объяснил доктор. — Они могут быть приставлены лишь за дополнительное вознаграждение. А сэр Эдуард, понимаете…

— Простите, доктор, — прервал Павел, — но меня это удивляет.

— Что вы этим хотите сказать?

— Я хочу сказать только то, что я хорошо знаком с финансовыми делами сэра Эдуарда и могу уверить вас — они безупречны. Я готов немедленно оплатить все расходы.

Это произвело на доктора заметное впечатление, и он весьма предупредительно сказал:

— О, в таком случае, разумеется… Да, конечно, сэр.

— Прошу вас, доктор, — распорядился Павел, — пусть сэра Эдуарда побреют, приготовят ванну, переоденут в свежее белье.

Доктор заверил его, что все будет сделано, раскланялся и ушел.

Постепенно здоровье сэра Эдуарда улучшалось. Скоро он почувствовал потребность поделиться с господином Никулеску состоянием своих дел. Оно его очень тревожило. Приближалось время уплаты процентов по закладной на имение.

— Я не знаю, Джо, что мне предпринять, — сказал он, дымя сигарой. — Деньги занять мне не у кого.

Павел ждал этого разговора.

— Да, Эдуард, положение у тебя тяжелое. Ты разорен, и это очевидно.

— Я мог бы продать загородное имение… — вслух рассуждал Пелхем.

— Но сначала ты должен уплатить долги по закладным.

— Да, верно.

— И потом, что это тебе даст? Ведь твоя репутация пошатнется. Подумать только: Пелхем — и вдруг без поместья!.. Тебе придется тогда поступиться многим.

— Но в таком случае, Джо, что мне делать?

— Я советую тебе обратиться к Отто Шунлебену.

— К Шунлебену? Нет, благодарю.

Сэр Эдуард замолчал. Он пошел на этот разговор в надежде, что Никулеску предложит ему кредит. Но стать должником Шунлебена?.. Красного!.. Это было сверх его сил.

Павел продолжал нажимать:

— Если ты не сможешь оплатить долги по закладным, тебе придется объявить себя банкротом. Другие кредиторы тоже потребуют свое. Дом в Кенсингтоне продадут в погашение долгов, причем продадут за бесценок. Тогда ты не просто разоришься, ты будешь опозорен.

Пелхем как-то не думал, что последствия могут быть столь катастрофическими. Теперь же, после слов Павла, такой исход казался ему неизбежным.

— У меня, Джо, есть еще один план поправить дела. Что если я потребую за документы двойную плату?

— Это наивно.

От неожиданности сэр Эдуард остановился.

— Ты знаешь, что сказал мне Шунлебен? — спросил Павел.

Пелхем пожал плечами.

— Он сказал — я прошу тебя выслушать это внимательно — «Господин Никулеску, поезжайте в Лондон и скажите Пелхему…»

При этих словах сэр Эдуард поперхнулся сигаретным дымом.

— Да, именно так он и выразился… «Скажите Пелхему, что если он не перестанет водить нас за нос, то мы прекратим работу с ним. Нам нужно или все, притом честно, или ничего. Скажите, что если он не хочет иметь с нами дело как джентльмен с джентльменами, то мы обойдемся без него. Нам не нравится, когда Пелхем морочит нам голову». Вот что он сказал.

— Позволь, Джо, но как же он узнал, кто я? — спросил изумленный сэр Эдуард.

— Этого я не знаю. Он дал мне твой лондонский адрес, назвал место службы. И вот я здесь. — Павел помолчал. — Меня беспокоит другое. Боюсь, Шунлебен подозревает, что я помогаю тебе водить его за нос.

— Вот как, — уронил Пелхем.

— Когда ты передал мне не все документы, а только часть их, Шунлебен сказал: «Господин Никулеску, чтобы это было в последний раз». Ты думаешь, мне приятно такое слышать?

Они помолчали.

— Что имел в виду Шунлебен, когда говорил: «Прекратим работу»? А как же другие материалы? — спросил Пелхем.

— Я точно не знаю, но могу предположить, что, помимо тебя, у них есть кто-то еще…

— Кто-то еще?

— Да. Иначе зачем бы ему так говорить? Шунлебен словами не бросается.

— Джо, что же нам делать?

— Я не хочу тебя пугать, Тедди, но самому тебе не подняться. Необходимо вернуть доверие Отто Шунлебена.

Они повернули на боковую тропинку. Отсюда были хорошо видны зеленые холмы, поросшие лесом. Такие холмы были и в имении Пелхема.

— Но ведь Шунлебен не наш, он чужой, — возразил сэр Эдуард без особой уверенности.

— Шунлебен такой же джентльмен, как и мы с тобой, — ответил Павел. — Если ты не воспользуешься его предложением, то погубишь благополучие своей семьи.

Наступила долгая пауза. Пелхем, по-видимому, решал, как ему поступить. Павел не торопил.

— Хорошо, Джо, я согласен, — проговорил наконец сэр Эдуард.

— Ну вот и отлично. — Павел почувствовал огромное облегчение. — Я поеду в Лондон и лично займусь твоими делами. Подготовь письмо своему адвокату. Я помогу тебе, и Пелхем снова станет Пелхемом. Не так ли?..

Дела Пелхема оказались в плачевном состоянии. Павлу захотелось посоветоваться с Тихоновым.

Павел подробно рассказал о состоянии дел сэра Эдуарда и характере достигнутой с ним договоренности.

— Где мы возьмем такие деньги? — покачал головой Тихонов. — Наше государство напрягает все силы, чтобы обеспечить финансовую базу индустриализации, и очень нуждается в валюте.

— Понимаю, что вопрос этот не простой.

— Как насчет твоего голландского друга? Макса де Лорана?

— Над этим надо подумать.

…На следующий день Павел вылетел в Амстердам для встречи с Максом де Лораном. Фирма Никулеску не могла покрыть долг Пелхема без ущерба для себя. Нужен был кредит, а в этом мог помочь только такой финансист, как де Лоран.

Поручительство голландца открыло перед господином Никулеску банковские сейфы. Эдуард Пелхем был спасен.

Выписавшись из лечебницы, сэр Эдуард уехал в деревню. Там его ждали жена и дети. Правда, старший сын, от первого брака, служил в Лондоне и в имении бывал лишь на уикэнде. Зато его молодая супруга и их младший сын жили в деревне постоянно. Деревенская тишина, свежий воздух, чудесная природа благотворно повлияли на сэра Эдуарда. Бледность исчезла, он заметно поздоровел.

Павел думал задержаться в Лондоне до того момента, когда Эдуард приступит к работе и передаст ему документы. Это были материалы, касавшиеся планов Чемберлена по созданию блока империалистических государств против Советского Союза. Их надо было во что бы то ни стало заполучить.

С семьей Пелхема у Павла сложились хорошие отношения. Старший сын, Джордж, советовался с ним, как поступить в том или ином случае. Младший — Джеймс — души не чаял в Павле и с нетерпением ждал его приездов в имение. Павел обещал отвезти его в Германию, если он будет послушным мальчиком. Сэра Эдуарда это также устраивало, и он попросил Никулеску взять на себя воспитание Джеймса. Павел договорился со знакомой ему богатой немецкой семьей, имевшей виллу над Рейном, что она возьмет на воспитание маленького английского аристократа. «Заботливый папа, — думал Павел, — приезжая проведать сына, будет привозить с собой очередную почту. Все будет выглядеть, как чисто семейное дело». Но первая встреча с Пелхемом должна была состояться снова в Париже.

Павел написал для Центра подробный отчет о проделанной в Лондоне работе. Поставив точку, он задумался. Мысли его уходили все дальше и дальше. Он вспоминал своих товарищей по Мореходному училищу. Где-то в Одессе, Севастополе, Ленинграде, или Новороссийске его сверстники работают на судоремонтных заводах, плавают на кораблях, занимаются какими-то другими делами. Его жизнь сложилась так, что он не смог принять непосредственного участия в революции, гражданской войне и строительстве социализма. Что скажут они ему, когда через много лет встретятся с ним где-нибудь в Москве или Ленинграде? Что ответит он на их вопрос: где ты был все эти годы и что делал?

Пройдет лет сорок или пятьдесят, исчезнут Чемберлены и Пилсудские, окрепнет его Родина. Появится новое поколение людей, которое не будет знать ни о Пелхеме, ни о нем, Павле, ни о Викторе, Питере, Франце, Иоганне, Анне Марии. Вспомнит ли кто-нибудь о них, безвестных работниках невидимого фронта?.. Конечно, вспомнят!

У Павла стало хорошо и покойно на душе. Он сложил письмо, вложил его в конверт. В Париже Анна Мария отправит его дальше.

По установившейся в Англии традиции один из двух заместителей министра иностранных дел занимает свою должность постоянно, а другой является доверенным лицом министра и назначается на эту должность им самим. Постоянный заместитель фигура более важная, чем некоторые министры. Это признанный страж политики и безопасности Великобритании. Он руководит всем аппаратом Форин оффиса и контролирует английскую политическую разведку СИС — Сикрет Интеллидженс Сервис.

В описываемый период хозяином Форин оффиса был сэр Остин. Он не принадлежал к тем людям, которые могут понравиться с первого взгляда. Напротив, в нем было что-то отталкивающее.

На Даунинг-стрит, 10 сэра Остина встретили без особого энтузиазма. Среди чиновников Форин оффиса было много германофобов и франкофилов, а сэр Остин принадлежал скорее к германофилам и проводил политику возрождения германского милитаризма, перевооружения Германии. Были, правда, и такие, которые приветствовали его приход, так как знали, что на протяжении всей своей политической карьеры сэр Остин защищал права и привилегии буржуазии и энергично выступал за ограничение прав рабочих. Хорошо знали и то, что именно он был инициатором разрыва дипломатических отношений с Советским Союзом.

…Сэр Эдуард подкатил к подъезду министерства на своей машине с дворянским гербом. Его шофер, как все шоферы богатых домов, носил ливрею. Сам сэр Эдуард, тщательно выбритый, был одет подобно любому чиновнику Форин оффиса — черный пиджак, серые в мелкую полоску брюки и котелок. Костюм сидел на нем великолепно.

Швейцар почтительно распахнул массивные двери. Кабинет сэра Остина находился в большой угловой комнате нижнего этажа.

Сэр Эдуард бывал здесь не один раз. Книжные шкафы вдоль стен, длинный стол под зеленым сукном слева, большой камин справа, а прямо огромный письменный стол — таков был темноватый кабинет сэра Остина. Здесь ничего не изменилось, все оставалось на своих местах. Оставался па своем месте и сэр Остин. Он был одет, как и сэр Эдуард, с той только разницей, что его серые брюки были не в мелкую полоску, а в мелкую клетку. Из кармана брюк свисала длинная цепочка со связкой ключей на конце.

Высокий и стройный, он встретил сэра Эдуарда стоя. Это тоже была традиция.

— О, сэр Эдуард, здравствуйте. Рад вас видеть. У вас прекрасный вид.

— Здравствуйте, сэр Остин. Благодарю вас.

Они обменялись еще несколькими ничего не значащими словами. На этом визит был закончен. Он длился не более минуты.

Сэр Эдуард был доволен этим своим визитом к сэру Остину. Теперь можно было продолжать прерванную работу. Его исчезновение никого не удивило. Не удивило и его возвращение. Казалось, он всегда тут был и никуда не пропадал.

…Через несколько дней Пелхем выехал вместе с Джейн в Париж, где их ждал Павел. На этот раз он становился не в гостинице «Наполеон», как делал это, когда приезжал один, без супруги, а в гостинице «Клеридж» на Елисейских полях.

Встреча с Павлом была короткой. Пелхем передал ему документы и предупредил, что рассчитывает вернуться в Лондон утренним самолетом.

— Джо, ты сумеешь сегодня забежать к нам? — спросил сэр Эдуард.

— Работа предстоит большая, ты сам это видишь. Наверное, не смогу.

— А как я объясню это Джейн?

— А ты не говорил ей, что идешь ко мне?

— Нет.

— В таком случае скажи, что я не успел приехать.

— Не поверит.

— Что же нам делать? — Павел еще раз мысленно прикинул объем предстоящей работы. — Хорошо, я буду у вас около восьми часов вечера. Мы съездим в какой-нибудь мюзик-холл или в «Казино де Пари», а предварительно поужинаем в «Лидо»…

— Нет, так я не попаду на утренний самолет, а ты не сможешь сделать твою работу.

— Что же ты предлагаешь?

— Я предлагаю более простой вариант. Ты приезжаешь к нам. Мы спускаемся в ресторан, ужинаем и идем спать. У тебя еще останется достаточно времени, чтобы закончить твою работу. Развлекательную программу отложим, на следующий мой приезд в Париж.

— Согласен, — коротко ответил Павел.

Анна предупредила супругов Шустер, и там все было готово к приходу Павла. Доброхотов снял пиджак и галстук, расстегнул ворот рубахи. Он проверил фотоаппарат, включил освещение и приступил к работе.

До встречи с Пелхемом он успел переснять значительную часть документов, но до конца было еще далеко.

Вернувшись из ресторана, Павел продолжил работу. Ему пришлось фотографировать целую ночь. Он сильно устал и не заметил, что случайно порезал руку полоской стекла, которой прижимал страницы. Впопыхах не почувствовал и боли. Увидел, что порезался только когда на глянцевую поверхность листа капнула большая капля крови.

По телу Павла пробежали мурашки. Усталость как рукой сняло. Что делать?.. Прежде всего он обмотал порезанную руку носовым платком, чтобы не капнуло еще. Взял ватку и осторожно промокнул кровь. Однако пятно осталось. Павел попробовал спять его водой — не вышло. Чего только он ни делал, но смыть пятно так и не удалось.

Настроение у Павла было ужасное. В ту ночь он выкурил не одну папиросу. Ведь по этому пятну нетрудно догадаться, что важный документ побывал в чужих руках. Чем больше он вглядывался в это предательское пятно, тем прочнее становилось его убеждение, что катастрофа неизбежна. И нужно же было случиться такому!

С Пелхемом они встретились рано утром в холле гостиницы. Джейн спала и не вышла провожать супруга. Это было к лучшему. Павел рассказал о случившемся и назвал страницу, на которой было пятно.

— О, пустяки, — сказал сэр Эдуард. — Не волнуйся, иди лучше поспи, у тебя усталый вид. Поверь мне, я знаю порядки в Форин оффис. Никто не обратит внимания на это пятно.

…Сэр Эдуард был прав. В Форин оффисе сидят дворяне, знающие друг друга с детских лет. Станут ли они беспокоить себя из-за какого-то ничтожного пятна, неизвестно как попавшего на одну из страниц документа? Никто этого пятна так и не заметил.

«Ну что же, это хорошо, — подумал Павел. — Капля крови… вместо моря крови, в котором английские империалисты хотели потопить советский народ».

Они разнообразили сроки и места встреч. Съезжались то в Париже, то в Мадриде, то в Лиссабоне. Иногда в Берлине или в Вене, иногда на пляже в Остэнде или на берегу Женевского озера. Мало ли в Европе хороших мест, где могут встретиться и приятно провести несколько часов вместе два добрых приятеля.