Чекисты рассказывают...

М. Адамович ГДЕ-ТО В СРЕДНЕЙ АЗИИ

Вскоре после захвата Польши глава польского эмигрантского правительства, эмигрировавшего в Лондон, генерал Сикорский огласил декларацию, содержавшую требования против территориальной целостности Советского Союза. События развивались так, что стало ясно: государственные деятели США и Англии ведут двойную игру, стараясь использовать эмигрантское правительство в целях шантажа СССР.

Изменившаяся международная обстановка вынудила США и Великобританию заключить с СССР союз о совместной борьбе с фашистской Германией, а затем оказать давление на польское эмигрантское правительство Сикорского, чтобы оно предприняло шаги по урегулированию своих отношений с СССР.

В результате 30 июля 1941 г. в Лондоне состоялось подписание советско-польского соглашения, предусматривающего взаимную помощь и поддержку в войне против гитлеровской Германии. Правительства СССР и Польши выражали согласие на создание воинских подразделений из числа солдат и офицеров польской армии, оказавшихся на территории нашей страны после разгрома Польши фашистской Германией.

Соглашение между Верховным главнокомандованием СССР и Верховным командованием Польши было заключено в Москве 14 августа 1941 г., по которому общая численность польской армии в СССР должна составить 30 тысяч человек, причем в соответствии с пожеланиями польской стороны, было признано целесообразным по мере подготовки ту или иную дивизию направлять на советско-германский фронт. С этой целью польским властям были предоставлены военные лагери, дан беспроцентный заем.

В декабре 1941 г. генерал Сикорский посетил Советский Союз. В результате переговоров была подписана советско-польская декларация. Она намечала программу боевого сотрудничества СССР и Польши в борьбе с гитлеровской Германией. Советское правительство согласилось на увеличение контингента польской армии в СССР до 96 тысяч человек.

Польское эмигрантское правительство и генерал Андерс для ускорения подготовки просили перебросить войска на юг, в теплые края, и выбрали Среднюю Азию.

Армия генерала Андерса обосновалась «где-то в Средней Азии», как сообщалось тогда в газетах. Теперь можно назвать это «где-то». Войска Андерса были расквартированы под Ташкентом. Рядовой состав содержался на казарменном положении. Привилегированная верхушка войска, офицеры, близко стоящие к Андерсу, жили свободно, часто бывали в Ташкенте. Местом сбора стала гостиница «Националь», в которой жили некоторые гражданские лица польской национальности.

Советские среднеазиатские республики гостеприимно приняли миллионы эвакуированных советских людей и граждан других оккупированных стран.

В Ташкент эвакуировались многие заводы и фабрики. Здесь они снова входили в строй и работали для фронта, для победы.

Неудивительно, что столица социалистического Узбекистана привлекла к себе внимание вражеских разведок. В органы государственной безопасности все чаще стали поступать заявления от советских граждан, сообщавших о том, что некоторые военнослужащие армии Андерса ищут тех, кто может продать им золото, драгоценности, иностранную валюту. Поступали заявления от рабочих промышленных предприятий, что какие-то люди, судя по всему иностранцы, интересуются, что производят заводы, откуда поступает сырье и т. д. В итоге проверки было установлено, что излишнее любопытство проявляют военнослужащие армии Андерса, а также гражданские лица, связанные с офицерами штаба Польской армии.

В армии Андерса осело много небоеспособных элементов: бывшие полицейские, чиновники разных ведомств, дельцы, коммерсанты и даже артисты театров и ночных баров. Самого генерала окружала шляхетская аристократия вроде князя Сапеги, графа Тышкевича, графа Потоцкого и других. Здесь же находились и офицеры, враждебно настроенные против Советского Союза. В их среде были и офицеры 2-го отдела Польского генерального штаба, специализировавшиеся на подрывной разведывательной работе против нашей страны. Сам генерал, Владислав Андерс, также хорошо известен как ярый враг первого в мире социалистического государства. Это был помещик, ближайший друг и соратник Пилсудского, когда-то служивший в русской гвардии. В польскую армию он вступил, бежав из России после Великой Октябрьской социалистической революции. Верный сподвижник Пилсудского, маршала Рыдз-Смиглы и полковника Бека, Андерс в 1919 г. был прикомандирован к особой англо-французской миссии. Большую дружбу он завел с возглавляющим миссию французским генералом Вейганом, которому была поручена защита Варшавы в момент прихода Красной Армии после разгрома белополяков Пилсудского. В 1919—1920 гг. Андерс играл роль подстрекателя в организации военных авантюр Пилсудского против молодой Советской республики.

Итак, в тяжелый для нашей Родины момент многотысячная, разноликая армия, возглавляемая этим оголтелым врагом, оказалась на территории Советского Узбекистана. Было бы наивно полагать, что сотрудники 2-го отдела штаба не воспользуются благоприятной обстановкой для сбора различных конфиденциальных сведений, не попытаются использовать свое пребывание в Средней Азии для шпионажа. Необходимо также знать истинные цели генерала Андерса, тем более, что, несмотря на просьбы Советского правительства, воинские подразделения все еще «не были готовы» к сражению против гитлеровцев.

Перед органами государственной безопасности стояла задача парализовать действия польской разведки, выявить агентуру и постараться выяснить истинные намерения генерала Андерса.

Однажды на черном рынке в Ташкенте задержали польского гражданина Зигмунда Корецкого в момент, когда он покупал на большую сумму золотые монеты царской чеканки. Он — один из дельцов-валютчиков, которых в те годы в Ташкенте было немало. Они скупали золото, дорогие ковры, антикварные ценности. Были в этой разношерстной толпе и маклеры, и простые шулеры, занимавшиеся промыслом еще в Варшаве. Попадались среди спекулянтов солдаты и офицеры польской армии.

Корецкий числился музыкантом струнного оркестра. В Советский Союз он попал в сентябре 1939 г. в составе батальона, разгромленного гитлеровцами после начала военных действий на территории Польши. На следствии показал, что золотые монеты скупал не для себя, а по поручению полковника Михася Тронбицкого — офицера для поручений при штабе Андерса. За приобретение валюты Тронбицкий обещал Корецкому комиссионные.

Для советских органов безопасности представляли интерес показания Корецкого о том, что армия Андерса не намерена сражаться против гитлеровцев.

В кругах, близких к генералу Андерсу, распространилась версия, что армия будет выведена из пределов Советского Союза на Ближний Восток. Все, кто в какой-то мере знали об этом, старались запастись иностранной валютой, золотом, драгоценностями. Особенно активно действовали люди, формально числившиеся в армии, — полицейские, аристократы, помещики.

Показания Корецкого подтвердили уже имевшиеся сведения об измене.

Среди польской интеллигенции, находившейся в то время в Ташкенте, обращала на себя внимание варшавская певица Нина Кульчицкая, проживавшая в гостинице «Националь».

Выступления известной польской артистки, исполнявшей арии из оперетт Кальмана, Легара, Штрауса, пользовались неизменным успехом у публики.

Кульчицкая всегда была окружена поклонниками, главным образом из числа офицеров Польской армии. Она гостеприимно встречала своих многочисленных ухажеров, веселилась, как будто кровопролитная война ее не касалась. На политические темы разговоров никогда не заводила.

Однажды гости засиделись допоздна и, несмотря на намеки хозяйки, что пора отправляться по домам, продолжали веселиться. После того, как многие захмелели, видимо, не желая поднимать шум, артистка постучалась в соседний номер, где, как она знала, проживала молодая вдова Софья Дальская, полька по происхождению, из Риги. До этого вечера соседки были мало знакомы и только вежливо раскланивались.

Кульчицкая рассказала Софье о сложившихся обстоятельствах и попросила разрешения отдохнуть у нее. С этого времени отношения между двумя женщинами стали приятельскими, хотя Софья была человеком другого склада. Она рассказала Нине, что из Риги эвакуировалась вместе с братом Тадеком, который живет в старом городе, снимает угол в частном доме. В Риге осталась мать с ее четырехлетней дочерью, а у Тадека — жена и двое детей.

Вскоре Софья познакомила Кульчицкую со своим братом. Это был шатен среднего роста, немного располневший. Артистка обратила внимание, что он всегда безукоризненно одет, костюмы сшиты из английской шерсти, вещи, которые он носил, исключительно добротны и изящны. Как-то актриса сказала Тадеку, что, вероятно, ему приходилось бывать за границей. Он не отрицал этого. Тадек стал чаще заходить к сестре. Они посещали концерты, потом возвращались в гостиницу и проводили вечера вместе с гостями Кульчицкой. Постепенно брат и сестра вошли в круг обширных знакомых артистки. Кульчицкая сердилась, когда Тадек и Софья покидали ее до окончания пирушки, но они уходили, как только начинался разгул.

Как-то после очередного концерта в парке Дома Красной Армии за Кульчицкой увязался офицер Польской армии Франтишек Збавицкий. Это был варшавянин лет 27—28, довольно развязный, но элегантно одетый молодой человек. Шел с ними еще один поклонник таланта певицы — врач, некогда известный в Варшаве. Руки его украшали массивные золотые перстни с бриллиантами. Он уверенно подхватил под руку Кульчицкую, и второму поклоннику, Франтишеку, не оставалось ничего, как вести разговор с Тадеком и его сестрой. Они шли втроем и разговаривали. Тадек рассказал, что до Советской власти в Латвии он был приемщиком бекона от крупной английской фирмы. С приходом Советской власти и до эвакуации в Ташкент работал на Рижской скотобойне.

Так, беседуя, они дошли до гостиницы. Збавицкий попрощался с Тадеком и его сестрой как с хорошими, давними знакомыми.

Прошла неделя. Как-то вечером Тадек, зайдя к Софье, застал там Збавицкого. Тот смутился.

— Тадек, — обращаясь к брату, сказала Софья, — господин Збавицкий думал, что и ты здесь живешь. Он пришел к тебе.

— Спасибо, что зашли. У нас с сестрой мало знакомых в Ташкенте, и мы рады знакомству с вами. Не так ли, Софья?

— Конечно, конечно, — сказала сестра.

— Ну, раз так, закрепим нашу дружбу в ресторане. Я приглашаю вас в парк Дома Красной Армии. Поужинаем там и подождем нашу несравненную актрису.

Этот вечер еще больше сблизил Збавицкого и Тадека. Во время ужина новые знакомые рассказывали друг другу о своей жизни. Дальские вспоминали Ригу, Латвию, близких. Збавицкий интересовался, чем они заняты теперь. Он рассказывал и о себе.

Отец Збавицкого служил в царской армии, а после Октября вернулся в Варшаву. Там его мобилизовали в Польскую армию. После демобилизации служил у генерала Рыдз-Смиглы оружейным мастером. Генерал часто выезжал с многочисленными друзьями на охоту. В ней участвовали дипломаты, сановники, иностранные гости. Збавицкий всегда сопровождал своего патрона. Во время одной из охот Рыдз-Смиглы, взбешенный двумя осечками, кинул в него ружье и перебил левую руку. Через несколько дней, когда генерал «поостыл», он пожалел о своем поступке, но рука была перебита. С тех пор генерал протежировал сыну оружейника. Когда Франтишека призвали в армию, он стал рядовым в одном из пехотных полков. Рыдз-Смиглы на кого-то нажал, и молодого Збавицкого направили в школу армейских писарей. После нападения гитлеровской армии на Польшу Збавицкий вместе с другими солдатами попал на территорию Советского Союза, где и был интернирован. При формировании армии Андерса один из близких адъютантов Рыдз-Смиглы, хорошо знавший старшего Збавицкого, пристроил его сына в канцелярию генерала.

— Теперь я работаю по законвертованию исходящей почты и передаче ее фельдъегерям, — самодовольно сказал Франтишек.

Каждая очередная встреча сближала Франтишека и Тадека, да и сестра его стала более внимательна и приветлива к новому знакомому. Встречи проходили иногда за бокалом вина, но чаще всего то были просто беседы на различные темы. Вспоминали прошлое, говорили о положении на фронтах, строили прогнозы. Франтишек много рассказывал о жизни армии Андерса, штабных новостях, сплетнях. Для него не было секретом, что многие сослуживцы, особенно занимающие высокие посты, стремятся запастись иностранной валютой, золотом, драгоценностями.

Как-то вечером Франтишек пришел в «Националь» к Софье. Там был Тадек, принесший ей часть своего продовольственного пайка. Мужчины были рады встрече.

Збавицкий откупорил принесенную бутылку портвейна, наполнил бокалы и несколько торжественно обратился к Тадеку.

— Господин Дальский! Сегодня я хочу с вами очень откровенно поговорить. На это я имею право, ибо считаю, что мы стали душевными друзьями. Вы, господин Дальский, поляк, хотя и очень плохо говорите на родном языке. Но в вас течет польская кровь. И это главное. Мы подружились, дружба наша стала прочной. Но мы ничего как поляки не сделали ради интересов Польши, поэтому сегодня я позволю себе попросить вас, чтобы вы не только как друг, но и как поляк помогли нам.

Франтишек достал пачку папирос и чиркнул спичку.

— Пожалуйста, пожалуйста, я слушаю вас, продолжайте, господин Збавицкий.

Франтишек глубоко затянулся и продолжал:

— Так вот, дело в том, господин Дальский, что мне нужна ваша помощь. В наших патриотических интересах мне в штабе генерала Андерса поручено собрать сведения о проживающих в Ташкенте гражданах польского происхождения. Вначале надо узнать фамилию, возраст, действительно ли поляк, кто он — рабочий или интеллигент. Главное — уточнить, где работает, какова специальность. Имея такие данные, надо с каждым познакомиться, выяснить его политические настроения, узнать, каково материальное положение. В дальнейшем я подскажу вам, что делать. Такие люди могут для нас представлять интерес.

— Для кого для вас? — непонимающе спросил Тадек.

На лице Франтишека появилось удивление.

— О, господин Дальский, как же вы не можете понять? Наш штаб, штаб генерала Андерса, очень интересуется таким контингентом. Ведь о нашем знакомстве я доложил шефу. Он будет рад познакомиться с вами лично.

Тадек не дал возможности продолжить разговор. Он извинился, что прерывает, встал из-за стола и заговорил:

— Такого разговора я никак не ожидал. Воздержимся пока обсуждать, какого сорта люди вас интересуют. Я понял ваше предложение, ко прежде чем сказать да или нет, прошу ответить на мои вопросы. Из ваших же слов, господин Збавицкий, известно, что на спекулятивных сделках вы зарабатываете кое-какую мелочь. За то, что для своего начальства на советские деньги скупаете ценности, рискуя оказаться в советской тюрьме, получаете грошовые комиссионные. Я уверен, что вы немного получаете от вашего начальства за участие в той миссии, в которую намерены втянуть и меня. Из всего, что мне известно с ваших же слов, главное вам нужны деньги. Так вот, давайте разговаривать как деловые люди, а патриотизм, о котором вы мне сегодня говорили, тут ни при чем. Вам нужны деньги — это и может привести нас к реальному разговору и реальному решению.

— Мы, люди Запада, деловые люди и реальные политики, — продолжал Дальский. — Мы стоим близко друг к другу, хотя у нас с вами и разные шефы. Я тоже уполномочен переговорить с вами. Мои высокие инстанции интересует состояние армии генерала Андерса. Они не удовлетворяются докладами из кабинетов Польского правительства в Лондоне и штаба генерала Андерса. Вам известно, что Польская армия скоро выедет из пределов Советского Союза на Ближний Восток. Я должен знать, кого больше в армии — левого элемента или сторонников политики Лондонского правительства. Нам надо знать, кто бунтует в армии Андерса. Таких вывозить не следует.

Збавицкий глубоко вздохнул. На лбу выступили капли пота. Он выглядел как побитый боксер.

— Я все понял, господин Дальский, — с ноткой покорности сказал Франтишек. — Но ваше предложение так неожиданно. Мне даже трудно собраться с мыслями. Дайте подумать.

— Думайте, думайте. Торопиться некуда. Ваше здоровье! — Тадек уже поднял бокал, в котором искрилось вино, но опустил его и снова заговорил:

— Я хочу сказать вам еще два слова. Скоро армия генерала Андерса уйдет на Ближний Восток. Я берусь обеспечить ваше личное благополучие, но при одном условии — если в наших делах вы будете благоразумны и правдивы. Вы должны прекратить операции на черном рынке в Ташкенте. Иначе можете угодить в руки советской прокуратуры. Если скажете «да», с сегодняшнего дня берем вас на пенсию.

Тадек жестом приветствовал Збавицкого, поднял свой бокал и залпом осушил его.

Збавицкий к вину не прикоснулся. Закусив, он взволнованно заговорил:

— Этот вечер для меня оказался весьма сложным. Вы, господин Дальский, очень убедительно доказали, что я действительно могу быть полезен и это не пойдет во вред польским интересам. Но дайте мне все же подумать.

— Ну, что ж, думайте, решайте. Надо все взвесить, а потом сказать «да» или «нет», — решительным тоном заявил Тадек.

Збавицкий задумался.

— Хочу еще вас предупредить. Вы сегодня начали мне рассказывать, что штаб генерала Андерса интересуется военной промышленностью Советского Союза. Этот участок деятельности моих патронов не интересует и в мою компетенцию не входит. Другое дело, если это будет частью вашей информации.

Тадек налил еще один бокал вина:

— Итак, дело за вами, господин Збавицкий.

Минуты две царило молчание. Затем Збавицкий поднял свой бокал и, обращаясь к Тадеку, сказал:

— Ваше доверие меня обязывает. Думаю, что и вы, господин Дальский, будете довольны, и я не буду в обиде. Я поднимаю бокал в знак принятия вашего предложения. За наши общие цели.

Они выпили. В этот вечер говорили еще о многом. Збавицкий подробно рассказывал о жизни в штабе армии Андерса. Прощаясь, Тадек просил Франтишека подготовить подробную информацию о чинах и рядовых, кто не хочет выезжать из Советского Союза или кого сам Андерс не захотел брать на Ближний Восток.

Они снова встретились через неделю. В номере опять никого не было. Софья вместе с Кульчицкой ушла в цирк. У Тадека и Франтишека оказалось достаточно времени для разговоров. Франтишек успел подготовить подробную информацию о деятельности тех частей армии Андерса, которые были дислоцированы в Узбекистане. Страницы его конспекта были строго выдержаны в рамках требований Дальского.

На столе опять появилось вино. Тадек внимательно слушал Франтишека, который после двух бокалов стал развязнее и принялся потчевать своего друга рассказами из жизни штабных.

— Вы, конечно, не слышали о сенсационном происшествии с Казимиром Матуйским. Весь штаб переполошился. Дня три назад он пошел в баню. Да, да, в обыкновенную баню. Номер достать было невозможно, но Казимиру повезло. Один любезный господин пригласил его в свой номер. Однако минут через десять незнакомец покинул Матуйского, сказав банщику, что забыл выключить в квартире электроплитку и только сейчас вспомнил об этом. Через несколько минут Матуйский начал стучать в дверь — оказалось, исчезла вода. Банщик ответил: «Сейчас позову водопроводчика».

Через минуту он постучал, и Матуйский открыл дверь. К нему в номер зашли двое мужчин, как оказалось, сотрудники органов госбезопасности. Вода появилась, он смыл мыло, оделся и в их сопровождении уехал на автомобиле. Все это видел подпоручик Шипский, который специально был взят Матуйским для наблюдения на время встречи с агентами. Он-то думал, что, назначая встречу в бане, перехитрил советскую контрразведку, а, оказывается, сам попал в ловушку. Немногие его у нас любили. Пить не умел, заносчив, хвастлив. Вот и нахвастался.

Збавицкий задумался. Видимо, история с Матуйским его не на шутку встревожила.

У Тадека скапливалось все больше и больше материалов об офицерах и рядовых, которые должны были остаться на территории Советского Союза после ухода армии Андерса. Как использовал эти материалы господин Дальский, Збавицкий не знал. Но ему это было безразлично. Кроме деловых отношений, которые установились теперь между ними, Франтишек нашел в Тадеке приятного собеседника, умеющего слушать. А поговорить он любил.

В один из вечеров Збавицкий пришел немного взволнованный. Тадек ни о чем его не расспрашивал. Он знал — о всех интересных событиях Франтишек расскажет сам. И действительно, после первого бокала Збавицкий с таинственным видом спросил:

— Вы, господин Дальский, конечно слышали фамилию Радзивиллов.

— О, конечно, древнейший род князей литовских. Какой поляк не знает!

— Мало того, господин Дальский. Старейший в этом княжеском роде Константин Карлович, аристократ до мозга костей, своими родственными связями близок к Савойскому дому и сановным кругам Великобритании. Вильгельм второй во время первой мировой войны прочил его короновать королем Литвы. Так вот, где вы думаете сейчас старейший Радзивилл?

— Не знаю. Вероятно в Англии или Франции.

— В Ташкенте! — выпалил Збавицкий.

— В Ташкенте? — с недоверием переспросил Дальский.

— Именно в Ташкенте. И где он служит? В зоопарке. — Франтишек самодовольно наблюдал, какое впечатление произвел на Дальского его рассказ.

Он выпил еще бокал и продолжал:

— Представьте, идет солдат по улице. И встречает на Пушкинской самого князя Радзивилла. Узнали друг друга. Солдат этот до войны служил у князя объездчиком в имении под Вильно. Солдат обрадовался, князь тоже. И пригласил солдата в какую-то каморку, где за стаканом чая поведал ему о своих злоключениях. В общем потоке эвакуированных из Литвы князь на открытой платформе доехал до Полоцка, а затем в эшелоне приехал в Ташкент. Когда он узнал от своего бывшего объездчика, что недалеко от Ташкента находится Польская армия, то написал генералу Андерсу короткую записку и просил передать, что переезжает на новую квартиру, более благоустроенную.

По возвращении в лагерь солдат доложил о встрече с князем дежурному офицеру штаба. Через несколько минут его вызвал к себе Андерс. В его роскошном кабинете собралось несколько старших офицеров. Солдат подробно доложил о встрече с Радзивиллом. Что было потом! После ухода солдата Андерс был вне себя — подумать только, его друг, старейший представитель аристократии — сторож в зоопарке! Было решено вывезти его в одном из эшелонов, который в ближайшее время отправлялся из Ташкента в Иран. Генерал вызвал к себе князя Сапегу, старого друга Радзивилла, и приказал ему вместе с офицерами второго отдела штаба разработать план вывоза князя. Сапега должен украсть Радзивилла у русских!

— Ну и бог с ним, — сказал Тадек. — Видимо, князь в записке Андерсу «расплакался» и попросился в Европу. Надо полагать, что у него в Европе родственников больше, чем у вас долларов.

Дней за десять до отправки эшелона, в котором Збавицкий должен был покинуть Советский Союз, он снова встретился с Дальским. Тадек получил очень важную информацию — копии списков рядового и начальствующего состава, которые под разными предлогами будут оставлены в Советском Союзе. В числе их был полковник артиллерии Берлинг, осужденный военным судом армии Андерса якобы за растрату казенных средств, а на самом деле — за либеральные убеждения. Берлинг открыто высказывал несогласие с политической линией польского правительства в Лондоне и действиями генерала Андерса. Он ратовал за участие Польской армии в борьбе с фашизмом на советско-германском фронте.

В конце встречи Тадек ради любопытства поинтересовался дальнейшей судьбой князя Радзивилла.

— О, это занимательно, — воскликнул Франтишек. — Мне рассказывал поручик Розинский. Два дня он ходил в зоопарк, но никак не мог встретиться с князем. Тогда было решено, что к нему на квартиру под видом ташкентского знакомого отправится сам князь Сапега. Так и сделали. Сапега постучал в калитку. Открыла ему хозяйка-узбечка. Старый князь, узнав своего давнего друга, расстроился и прослезился. Он запер дверь, и часа два они беседовали. Видимо, тогда они и разработали план отправки Радзивилла в ближайшем эшелоне.

— Да, любопытно все это. Конечно, Радзивилл представляет для Андерса и не только для него большую ценность.

Збавицкий и Дальский тепло попрощались. Тадек сказал, что после выезда из пределов Советского Союза к Франтишеку придут его друзья, скажут пароль, и он сможет продолжать работу, которую начал здесь, в Ташкенте.

Через несколько дней Франтишек Збавицкий покинул Советский Союз. Что же касается князя Радзивилла, то, несмотря на хорошо разработанный сценарий, выехать он не сумел. А произошло вот что.

Именины удались на славу. Князь задумал споить своих гостей — хозяйку и соседку, учительницу французского языка, чтобы на рассвете, когда должен был приехать на автомашине князь Сапега, он смог тихонько улизнуть из дома. Вечером неожиданно пришел брат хозяйки. Его тоже гостеприимно усадили за стол. Князь пил много, стараясь увлечь своим примером гостей. Видимо, считая, что ничего уже не может помешать реализации задуманного плана, полупьяный, он проговорился, что это последняя ночь в Ташкенте, а на рассвете за ним приедет Сапега.

Сапега действительно приехал. Его встретила хозяйка квартиры и провела в комнату князя. Тот спал непробудным сном. Когда Сапега с большим трудом разбудил Радзивилла, тот никак не мог понять, почему ему не дают выспаться. Он попробовал отыскать свои ботинки, брюки, сорочку, но ничего найти не смог. Рассерженный князь снова лег спать, заявив, что никуда не поедет, пока как следует не выспится. Сапега выругался по-польски. Потом извинился перед хозяйкой и учительницей и, хлопнув дверью, ушел. А князь продолжал храпеть.

Эшелоны с войсками генерала Андерса один за другим покидали Среднюю Азию. Они устремились на Ближний Восток, а князь Радзивилл остался и жил в Ташкенте. Враждебной деятельностью он не занимался.

Таким образом, группа чекистов выполнила поставленную перед ней задачу. Большое число патриотически настроенных польских военнослужащих не уехали вместе с генералом Андерсом, а остались на территории Советского Союза. Впоследствии они вошли в состав сформированной здесь армии польского народа.