Человек без души

БЕЛОРАННА

На следующий день путь их лежал мимо обширных полей, обнесенных высокими изгородями. Между ними то и дело попадались лужайки с пасущимися на них стадами меланхоличных пестрых коров и суетливых овец. Странным было то, что у дороги не было ни деревень, ни трактиров, отчего путникам пришлось останавливаться на обед под раскидистой, огромной сосной, одиноко росшей на вершине небольшого холма. Тем не менее окружающий пейзаж так отличался от тех ужасов, с которыми они столкнулись вчера вечером! Шутка ли, скакали едва ли не до самого утра, и только чудом кони не свернули себе ноги в дорожных канавах. Теперь замок Миланора казался наваждением, невесть с чего привидевшимся обоим путешественникам сразу. Дальвиг был хмур и тих. Два необычных происшествия, свалившихся на него за последние десять дней, – встреча с Призраком и замок мертвых армий – были слишком непосильным бременем для его разума. Он постоянно ломал голову, пытаясь выявить глубинный смысл случившегося, но всегда приходил к одному и тому же выводу: если Миланор и мог оказаться настоящим, то уж плачущая посреди дикого леса девица явно пригрезилась или же была наслана какими-то неведомыми силами.

Ближе к вечеру им попалась наконец одна деревенька. Уже с первого взгляда можно было сказать, что она гораздо беднее памятного Шереганна: покосившиеся заборчики, дырявые крыши, грязные полураздетые детишки, молча бросающиеся наутек при виде всадников. Встреченный крестьянин при виде Дальвига спешно сорвал с головы уродливый колпак и принялся кланяться, испуганно косясь на него. Удивленный Эт Кобос тщетно выискивал таверну до самой околицы. Там он решил, что поворачивать и искать дом поприличней уже глупо, и поехал дальше. Сразу за деревней путники столкнулись с конным кортежем, возможно, сопровождавшим местного господина. Все до одного всадники были одеты в дорогие одежды, кони покрыты яркими попонами с золотым шитьем и вычурным орнаментом. Вооруженные мечами со смешными тонкими лезвиями стражи бесцеремонно оттеснили Дальвига и Хака далеко за обочину, хотя места, чтобы разъехаться, было сколько угодно. Эт Кобос даже очнулся от своей спячки, громко возмущаясь манерами солдат. Те уже потянулись было за оружием, но тут от кавалькады отделился один всадник, в красной с голубым куртке с пышными рукавами и в шляпе с розовым пером.

– Эй, чего вы вопите, сударь? – раздраженно спросил он.

– А как бы вы поступили на моем месте, если бы вас нагло сталкивали с дороги? – ответил вопросом на вопрос Дальвиг.

– Экий невежа, – пробормотал франт. Степенно огладив аккуратную бородку, он внимательно оглядел Дальвига с головы до пят. – Вы приезжий? Издалека?

Эт Кобос был застигнут врасплох. Темных крестьян из Шереганна он смог надуть глупой сказкой про невесть откуда взявшегося рыцаря, но здесь такое вряд ли пройдет гладко. А он как назло не сподобился придумать стоящей истории.

– Э… Довольно издалека, – наконец промямлил он. Франт пронзил его презрительным взглядом голубых глаз.

– Так вот, милейший. Здесь плохо относятся к чужакам. Очень плохо. В Белоранне жалуют только достойных, коими мы считаем лишь своих соплеменников. Поверьте, воины графа Деоранна могли спокойно проткнуть вас шпагами – и были бы правы. По доброте душевной я даю вам совет: ведите себя здесь тише воды и ниже травы, если хотите вернуться на свою варварскую родину живым и здоровым!

Закончив фразу и не ожидая ответа, всадник резко повернул коня и сделал воинам знак следовать за ним. Солдаты одарили ошарашенного Дальвига кривыми усмешками и направили коней за удаляющимся кортежем.

Эт Кобос, униженный, словно оплеванный, долго еще стоял на дороге и, глупо моргая, смотрел на крупы сытых коней графа Деоранна. Все мысли испарились из его головы; вместо однообразных бесплодных размышлений там разгорелась ярость. Крепко сжав рукой Вальдевул, Дальвиг едва не помчался за обидчиками. Призвать на этих чванливых болванов каменное заклятие, раздеть догола и потом прогнать через деревню… Но он вовремя вспомнил, что заклинания здесь не работают, а сражаться, пусть даже волшебным мечом, против десятка опытных солдат – смертельно опасное занятие. Скрежеща зубами, Эт Кобос медленно повернул Дикаря в прежнем направлении и осторожно ткнул пятками в бока. Нет, надо сдерживать эти дурацкие мальчишеские порывы. Пусть кичатся силой и происхождением в этом белораннском болоте, пусть задирают нос и оскорбляют. Он-то знает, кто на самом деле имеет право считать себя выше других. Не место и не время спорить. Да и причина, честно говоря, дурацкая. Кто он сейчас внешне? Потрепанный дорогой скиталец из неизвестных краев. Пусть так. Он потерпит. Он должен терпеть!

Надо выдумать новую историю, гораздо более хитрую и сложную. И нельзя называться чужестранцем! К счастью, волшебное кольцо Ргола тоже пока не потеряло своей силы… Или же просто белораннцы говорят на том же самом языке, что и в Энгоарде?

На сей раз до следующей деревни им не пришлось долго добираться. Обогнув ближайшую рощу, путешественники снова увидели дома. Здесь-то уж Дальвиг решил остановиться, тем более что работавшая в придорожном огороде босоногая девушка сказала ему, что до следующего жилья засветло не доехать. Медленно продвигаясь по единственной улице, Эт Кобос быстро высмотрел дом, стены которого не слишком еще вросли в землю, а крышу устилала свежая и пышная солома. Хозяин оказался не старым, крепким и хмурым мужичком ростом до плеча Дальвига. Из-под косматых седых бровей он прожег пришельцев злым взглядом, но извлеченный Эт Кобосом из кошелька золотой вызвал в нем разительную перемену. Брови как-то разом взметнулись ввысь и поредели, борода сплющилась от улыбки, а руки принялись размахивать, приглашая «дорогих гостей» во дворик. Хозяин сам взялся пристроить коней, а его тощая и длинная жена стала метаться по дому, желая как можно скорее устроить постояльцев.

Вечером Дальвиг и Хак, немного поспавшие и как следует умывшиеся, сидели в просторной столовой и ужинали вместе с Вагом – хозяином. Оказалось, что в доме, кроме кухни и столовой, только одна комната, куда и поместили гостей. Хозяевам пришлось переселиться на сеновал, но они не жаловались. Наоборот, оба были излишне любезны и суетливы, стараясь угодить «господам». Жаренные на вертеле цыплята были на вкус Дальвига слишком худы, гречка – водяниста, сметана – жидковата. Только на брагу он пожаловаться не смог бы, но, помня свое состояние после обильных возлияний в Шереганне, ее он только пригубил. Беспечный Хак пил хмельной напиток словно воду, и, казалось, это на нем никак не сказывалось. Однако под конец ужина, против обыкновения не доев всего, что подавали, дуралей вдруг упал лицом на стол и оглушительно захрапел.

Хозяин к тому времени тоже изрядно принял на грудь, раскраснелся и расстегнулся, принявшись неумеренно болтать и размахивать руками, как ветряная мельница. В начале разговора Дальвиг осторожно скормил ему для проверки вновь выдуманную историю о своем происхождении из далекого, забытого удела под названием Шереганн и о том, что он отправился совершать подвиг – убить чудовище.

– Буде не погнушаетесь выслушать меня, сударь! – проникновенно сказал Ваг, бия себя в грудь. Звук был глухой, как у гнилого изнутри, но снаружи еще крепкого пня. Речь пьяненького хозяина то и дело перемежала икота. – Плюньте вы на этих… тарпалусов! И на ярмарках даже не поют про них, потому как забывать стали. Хоть древние старцы и любят говорить, что в наших краях лет с тыщу назад они ой как шалили! А теперь – нет. Повывелись. Дворяне – те да, те никак не смирятся. Все ездят по стране туда и сюда, поля топчут, ищут – а ну как уцелел какой? Да только зря все, нету их в помине… Сын нашего графа не так давно тоже отправлялся в поход. Излазил все холмы на севере вдоль Нолана, но не нашел ничегошеньки. Правда, на обратном пути ему повезло: наткнулся на безумного колдуна, невесть как в наши края забредшего. Поймал, привязал к дереву и колотил боевым молотом по башке до тех пор, пока на плечах ничего не осталось, окромя месива кровавого, а останки потом сжег. Привез домой добычу: косточки какие-то закопченные, порошки в мешочках, пузырьки с гадостью всяческой. Спалили это все тоже, но только принародно, на городской площади… А тарпалусов – не, не бывало.

Только к полуночи разговор наконец закончился. Несмотря на то что выпил он совсем немного, перед глазами Дальвига все плыло. Наверное, сказывалась усталость. Кое-как он дополз до кровати, а бесчувственного Хака приволокла жена Вага. Дурня положили на кучу тряпья в ногах кровати Эт Кобоса, и он сладко проспал там, свернувшись клубочком.

Утро встретило Дальвига головной болью. Хозяин, мерзостно оживленный и пышущий здоровьем, настойчиво предлагал «полечить плохое самочувствие» кружкой браги, но Эт Кобос с отвращением отказался. Как можно быстрее проглотив пироги с творогом и стакан жиденького молока, он поторопил Хака со сборами. Не тратя времени на долгие прощания, они выехали из деревни. Дальвиг то и дело неприязненно оглядывался на слугу: тот был, как обычно, улыбчив и любопытен. Вчерашнее пьянство, казалось, никак не отразилось на нем, и это вызывало в Эт Кобосе болезненную зависть.

За деревней они некоторое время двигались дорогой, ведущей прямо на север. Затем она резко свернула к западу. На перекрестке Дальвиг поднес путеводное кольцо к самомулицу, чтобы разглядеть тоненький, едва различимый лучик, указывающий к северо-востоку. Как ни прискорбно это было, наезженную дорогу приходилось покинуть. Они двинулись как прежде, до въезда в Белоранну, по редким, пронизанным солнечными лучами перелескам. Через некоторое время деревья вовсе исчезли, уступив место скоплениям кустарника, главным образом шиповника и жимолости. Пологие склоны холмов лениво перетекали один в другой, изредка разрываемые глубокими оврагами, на дне которых клокотали ручьи. Ближе к вечеру слева вновь появилась опушка леса, но приблизиться к ним так и не решилась. Направо, докуда хватало глаз, расстилалась холмистая зеленая луговина. Пообедав бараньими ребрышками, которые Хак искусно поджарил на костре, они развалились на расстеленных по траве одеялах. Солнце понемногу клонилось на запад, да еще скрылось за облаком, так что стало даже прохладно. Головная боль наконец отпустила Дальвига, и он тут же уснул. Разбудили его кони, затеявшие свару: со злобным визгом они пытались укусить друг друга за шеи. Хак тоже дрых, запрокинув голову и широко открыв рот. Получив хорошего пинка, он чуть было не захлебнулся собственной слюной и потом никак не мог прокашляться, а хозяин долго и вяло ругал дуралея за то, что тот посмел заснуть.

Неспешно собравшись в путь, они продолжили плыть по застывшим волнам холмов. Вокруг царствовал теплый летний вечер: по небу, приобретавшему понемногу темный оттенок, ползли стайки кучевых облаков, усилившийся ветер колебал высокие травы, громко голосили кузнечики и сверчки. Под облаками парила, раскинув крылья, хищная птица. На фоне синего, чуть ли не сиреневого на самом востоке небосвода Дальвиг увидал всадника, стоявшего на вершине одного из холмов.

– Тама, поди, деревня, – пробормотал Хак, почесываясь. Зевнув во всю пасть, он добавил: – Поедем туда?

Дальвиг кивнул и молча направил Дикаря в сторону всадника, который по-прежнему неподвижно стоял на холме.

Через некоторое время стало ясно, что он тоже видел путешественников и решил дождаться их. Чем ближе Дальвиг подъезжал, тем явственнее видел следы долгих странствий на одежде и снаряжении незнакомца. Пыль покрывала богатые одежды, изукрашенные позументами, а из-под них тускло поблескивали доспехи. Под накидкой, лежавшей на плечах, проглядывала кольчужка, ноги укрывали легкие поножи, на поясе висел длинный меч в ножнах, отделанных серебряными дубовыми листьями и желудями из желтого берилла. Сзади, ниже по склону, стоял второй конь, нагруженный, вероятно, доспехами – из одного тюка торчало наружу жесткое желтое перо.

Без сомнения, это был рыцарь, причем богатый. Возрастом он мало отличался от Дальвига – может быть, немного постарше. Лицо было загорелым, широколобым, с чуть горбатым носом и четко очерченным ртом. Карие глаза глядели на незнакомцев настороженно, но рука в латной перчатке спокойно лежала на колене далеко от рукояти меча.

Серая кобыла незнакомца заволновалась, почуяв приближение двух жеребцов. Те, остановленные всадниками, продолжали упрямо тянуть вперед головы, похрапывая и скаля зубы.

Рыцарь молча хмурился, видимо, пытаясь узнать встретившихся ему посреди диких мест людей, и никак в этом не преуспел. А может быть, он просто считал ниже своего достоинства заводить разговор с теми, кто ниже по происхождению? Дальвиг пожал плечами и начал первым:

– Э… э… Приветствую вас, досточтимый сударь! Тот сдержанно кивнул в ответ.

– Привет и тебе, незнакомец. Назови себя, так как я не могу опознать ни цветов, ни гербов на твоих одеждах. – Голос был усталым, но явно привыкшим повелевать.

– Не очень-то вежливо, – покачал головой Дальвиг и криво усмехнулся, видя, как вздулись желваки на скулах собеседника. – Ну да я не гордый. Меня зовут Валигар Шереганн, из далеких владений на юге славной Белоранны. В последнее время, после того как замок нашего соседа, господина Миланора, был подвергнут противоестественному и гнусному заклятию, мы оказались оторваны от остальной части страны. Боюсь, я первый из шереганнов, выбравшийся за пределы нашего крошечного имения. Оттого тебе незнаком мой костюм и прочее…

– А?! – Лицо незнакомца быстро разгладилось, отчего он немедленно показался Дальвигу неплохим малым – честным и простым. – Вот оно что! Я краем уха слышал эту ужасную историю в детстве, но не помнил, что какие-то дворяне остались в тех диких местах. Наверное, вам трудновато живется?

– Взгляните на мои «доспехи», и все поймете в тот же миг! – с болью в голосе воскликнул Эт Кобос. Грозно сведя брови на переносице, он ожег взором оторопевшего от речей господина Хака. – Молчи, – прошипел он едва не слышно. – Не то выпорю!

– Ничего! – успокаивающе проговорил тем временем; повеселевший незнакомец. – Главное не богатство, а происхождение, и самый бедный дворянин – не чета какому-нибудь разжиревшему на торговле болвану или бесчестному ростовщику. Теперь я должен извиниться перед вами за свою невежливость. Главным образом я боялся, что вы окажетесь родственником или вассалом графа Котманна, с которым я повздорил пару дней назад.

– Я не обижен. В нашей глухомани не больно-то загордишься, и общаться с равными мне я совсем не обучен…

– О, это большое упущение ваших родителей! В любом положении следует помнить о положении дворянства в обществе и вытекающих из него обязанностях и требованиях. Но хватит! Я ведь тоже должен представиться. К вашим услугам, старший сын графа Гердоманна, Милсер…

– Бьюсь об заклад, я знаю, что вы здесь делаете! – вскричал Дальвиг, предвкушая маленькую месть этому помешанному на происхождении молодому индюку. – Блуждаете в холмах в поисках подвига!

– Увы, это так, – мрачно подтвердил Милсер. – Долг велел мне свершить какое-то благое и великое дело, чтобы с полным правом зваться рыцарем, и я пустился в путь. За полтора месяца я проехал леса Сиррана и луга Вондага, надеясь встретить тут хотя бы виверна, но все впустую. С мечом, едва не приржавевшим к ножнам, и позором, вьющимся над головой, как знамя, я возвращаюсь домой. А вы? Куда следуете?

– В общем-то за тем же самым, что и вы. Только мой поиск не случаен и не обречен на неудачу.

После этих слов Милсер проявил необычайное возбуждение. Он принудил свою кобылу подойти к Дикарю вплотную, чем доставил немалую радость им обоим.

– Что вы желаете этим сказать? – Рыцарь нервно облизнул покрытые серой коркой губы. – Знаете, где найти стоящее место?

– Не просто стоящее. Логово тарпалуса, – важно заявил Дальвиг, высокомерно задрав подбородок.

– О! – Милсер в отчаянии потряс кулаками. – Не может быть!! Эти звери давно перебиты, все до одного! Вот уже больше ста лет, как рыцари не могут найти этих чудовищ, чтобы совершить подвиг под стать древним героям!

– Ну, я никого ни в чем не собираюсь убеждать, – пожал плечами Дальвиг. – Просто еду своей дорогой.

Гердоманн застонал, будто бы от зубной боли, и замотал головой, отчего его грязные черные волосы стали стегать по плечам спутанными прядями.

– Сколько?? Сколько вы запросите за это знание? Дальвиг от всей души рассмеялся, даже запрокинул голову.

– Э, да чтобы сравниться с тем богатством, которое я надеюсь найти в логове чудовища, вам придется продать все свое имение вместе с отцом и матерью!

Милсер гневно оскалил зубы и как ужаленный отскочил прочь, хотя кобыла попятилась весьма неохотно. Ухватив меч, граф одним рывком вынул его наружу и взметнул над головой., – Эта речь недостойна дворянина! Вы говорите, как жалкий и жадный ублюдок из низшего сословия, и сейчас я лишу вас возможности дальше оскорблять меня и моих родителей! Дальвиг, вжав голову в плечи, за одно мгновение понял, что не успеет даже дотянуться до рукояти Вальдевула, поэтому вместо меча он поднял вверх руки.

– Постойте! Я поступил опрометчиво! Беру свои слова назад и глубочайше извиняюсь!! Я ведь предупреждал, что недостаток воспитания и все прочее не сделали меня искусным собеседником… Простите меня, граф! Меньше всего я хотел поссориться с вами.

Тяжело дыша, Гердоманн опустил меч, но взгляд его еще горел яростью.

– Ни один настоящий дворянин не пускается на подвиги ради золота, ни один! – прошипел он сквозь зубы.

– О, как бы я хотел стать настоящим дворянином! – с почти непритворной жалобностью в голосе воскликнул Дальвиг. – Но когда тебе нечего надеть, чтобы выйти в приличное общество, когда твой меч – кое-как выкованная железная палка, когда в замке течет крыша и обваливается стена… Поневоле задумаешься и о золоте.

Последние фразы Дальвига были самой настоящей правдой. Уж это он хорошо выучил – как быть бедным изгоем в обществе богатых и надменных соседей. Очевидно, искренность, вложенная в слова, оказала на взбешенного графа благотворное влияние. Он наконец опустил меч и сердито вложил его в ножны.

– Недостойно, недостойно, сударь. Вам нужно стыдиться собственных устремлений.

– Да, да, – послушно кивнул Дальвиг, про себя наполняясь едкой желчью. «Хорошо тебе так говорить, папенькин сынок, привыкший жрать на серебре жареных перепелов и печеночный паштет, а запивать все тонкими винами. А поел бы ты лет пять подряд козий сыр с яйцами вкрутую, как бы тогда запел?» – Жизнь такова, что я вынужден поступать подобным образом. Я могу предложить вам сделку: мы отправимся за тарпалусом вместе. Кроме прочего, думается, что победить чудовище в одиночку – задача неимоверно трудная. Мне, с моим дрянным вооружением, да еще не обученному как следует воинскому искусству… С вашей помощью… Вернее, мы с вами вдвоем имеем больше шансов на успех. По нынешним временам, как мне кажется, убийство тарпалуса двумя людьми тоже покажется великим подвигом. А? Вам я заранее отдаю первенство в будущем бою, а мне отойдет большая часть сокровищ.

– Да забирайте их все! – щедро разрешил Милсер, поглядывая на Дальвига свысока. – Графу Гердоманну ни к чему жалкие клады… И вообще чудовище надо еще найти. Отчего вы так уверены, что знаете, где его логово?

– В библиотеке нашего замка, среди плесени и мышиного помета, я вдруг совершенно неожиданно обнаружил старую карту. К сожалению, время было безжалостно к ней – стоило прикоснуться, бумага стала рассыпаться в пыль. Тогда я как следует запомнил ориентиры и направление, а потом уничтожил карту. Собственно, именно потому я и решился двинуться на поиски.

– Кто знает, не шутка ли это кого-то из ваших предков? – подозрительно спросил Милсер. – Однако я вынужден поверить. Пожмем руки в знак примирения и скрепления нашего договора! Я хотел бы попросить не распространяться о нем… между прочим.

– Хорошо!

Граф порывисто протянул Дальвигу руку. Лицо его, разом просветлевшее, стало задумчивым, даже мечтательным. Очевидно, мыслями он унесся вперед во времени и уже возвращался в родной замок великим победителем. Эт Кобос вяло пожал могучую пятерню Гердоманна и тут же постарался подлить побольше дегтя в медовую бочку его мечтаний.

– Остается надеяться, что, коли карта не врет, тарпалус все еще там.

– Если он там был, то он там есть! Я ведь говорил, что уже больше века здесь не видали этих зверей!

– Карта могла быть нарисована и двести лет назад… Или же тарпалус умер сам собой. Для меня-то тогда не все потеряно, но для вас… боюсь, подвига уже не состоится. Ну же, не надо так сразу впадать в уныние!

Милсер, словно малое дитя, потрясающе быстро менял настроение. Только он хмурился – и уже улыбается, потом так же резко гневается, успокаивается, предается мечтаниям – и через мгновение теряет все надежды.

– Будем надеяться на лучшее, – уверенно сказал Дальвиг, мерно кивая головой. – Лучше расскажите мне, Милсер, что представляют собой эти звери? В нашей библиотеке не нашлось ни одной стоящей книги по этому вопросу. Здесь все говорят о них, но никто не может описать.

Граф открыл было рот, но потом передумал и поглядел на низко висящее солнце.

– Постойте, Валигар, – пробормотал он. – А далеко ли это ваше заветное место?

– На берегу реки Нолан, к северу отсюда.

– До Нолана еще достаточно далеко. Сегодня нам все равно не доехать – так почему бы не разбить лагерь и не устроиться как следует на ночлег? Рядом ручей и много засохших кустов. Завтра утром продолжим поиски.

– Пожалуй, вы правы, Милсер. Кстати, а почему у вас нет слуги?

Гердоманн в который уже раз взглянул на Дальвига осуждающе и пренебрежительно.

– Когда дворянин отправляется совершать подвиг, это испытание для его духа и тела. Никто не должен помогать ему в этом… потому-то я и хочу, чтобы наш с вами договор остался в тайне.

– Как скажете. Я же захватил с собой дровосека и повара, и не жалею.

– Никто не может вас в этом упрекнуть, – ровно и холодно ответил граф.

Найдя ровную площадку в логовине между двух холмов, они разбили лагерь. Больше всех были довольны лошади и граф, буквально свалившийся без сил.

– Я скакал с самого утра, – объяснил он. – Отчаяние гнало меня вперед, и не было никакого желания останавливаться и обедать. Я хотел как можно скорее вернуться домой, выслушать причитающиеся мне насмешки и забыться за бутылью вина.

Дальвиг понимающе кивнул и отошел отдавать распоряжения Хаку. Взяв с собой обоих жеребцов, тот отъехал в сторону, чтобы набрать несколько охапок сухих ветвей боярышника и крыжовника, в изобилии росших неподалеку. Дальвиг тем временем достал одеяла, припасы и котелки. Когда они сварили из крупы и солонины жидкий супчик, то оказалось, что Милсер безмятежно спит. Некоторое время Дальвиг стоял над ним с кривой ухмылкой, думая, как легко он мог бы перерезать этому глупому и спесивому богачу горло. На мгновение он даже представил себе, как вынимает меч и нацеливает на этот острый кадык, но тут же тело передернуло от отвращения к собственному злому разуму. Нет, как такое может прийти в голову! Это ведь просто ребенок, чрезмерно гордый, пылкий, доверчивый и ранимый. Вздохнув, Эт Кобос спрятал ухмылку подальше и принялся осторожно будить доверчивого графа к ужину.

Позже, у костра за едой, Дальвиг попытался намекнуть графу о том, что не следует так запросто доверять незнакомым людям. Увы, Милсер так и не понял, что он имел в виду.

– Какая глупость – опасаться другого дворянина! – воскликнул он, расплевывая вокруг крошки черствого каравая. – Конечно, если бы я встретился с кем-то из низшего сословия… купчишкой или там менестрелем, тогда я был бы начеку.

– Хорошо, – в растерянности ответил Дальвиг, решив, что дальнейший разговор на эту тему может возбудить в графе какие-нибудь подозрения. – Забудем об этом. Расскажите тогда о тарпалусах, ведь вы обещали!

– С удовольствием! Теперь, после отдыха, пусть даже краткого, жизнь кажется прекраснее, настроение – лучше. После ужина так и тянет рассказать пару занятных историй. Эх, жаль, нет вина. У вас нет, Валигар?

С сожалением поглядев на отрицательно качнувшего головой Дальвига, Милсер вздохнул и начал рассказывать:

– Как вы понимаете, я сам не видел ни одного воочию, так, что придется поверить повествователям и художникам прошлого. Обычно этих чудовищ изображают как невообразимо толстого змея с короткими когтистыми лапами и длинным хвостом, перепончатыми крыльями и огромной уродливой головой. Лично мне некоторые картины казались срисованными с собак – по крайней мере это касается морд. Возьмите мастифа, облепите его чешуей и подрисуйте глаза побольше – и готов тарпалус.

– А каковы они размерами?

– Тут налицо великое разнообразие. На одной картине в замке Тикманн израненного рыцаря, опустившегося на одно колено, атакует не менее десятка мелких тварей. У графа Мулиманна я видал гобелен, занимающий всю стену гигантского обеденного зала – там, наоборот, дюжина рыцарей атакуют со всех сторон большущего зверя. В книгах упоминалось о том, что бывали чудища длиною в десять саженей. – Тут граф мечтательно улыбнулся, явно желая, чтобы ему попался один из таких. Дальвига же, наоборот, прошиб пот – и это несмотря на то что спину уже гладил ночной прохладный ветерок. – Да, десять саженей могучего тела, укрытого за чешуей каменной твердости; когти, шипы и клыки украшают его со всех сторон, откуда бы ты ни подошел. И еще он выдыхает огонь из пасти!

– И всего-то? – ошарашенно пролепетал Эт Кобос. Он не мог даже предположить, что Ргол наградит его таким «подарочком». – И что, как ты… чем вы предполагаете убить его? У вас есть волшебный меч? Заколдованный щит?

– Какая чушь! – обиженно воскликнул Милсер. – Сразу видно, что вы из глухих краев, да еще и с окраины! Без обид, конечно, но за подобные предположения можно запросто получить обвинения в пособничестве колдовству! «Волшебный», «заколдованный»… Мы, конечно, образованные и современные люди, но такие слова не доведут до добра.

– Простите! – испуганно ответил Дальвиг и даже оглянулся, как будто ожидал увидеть за спиной блюстителей чистоты здешних земель, свободных от магии и упоминаний о ней. – Я забылся. Отец… хм… он предупреждал меня, но я…

– Ничего, – благодушно перебил его граф. – Я не из тех, кто готов рубить людей за неправильно высказанные мысли. Пожалуй, ваш вопрос даже хорош. Как я собираюсь поразить чудовище? Ах, дорогой мой Валигар! Вам простительно не знать, что Гердоманны – очень древняя и славная фамилия. Со мной ее главная гордость – меч Секач, служивший нам веками. Какая чешуя устоит против древней стали, прошедшей тысячи битв и побед? Со мной моя храбрость и воинское умение, со мной Божье Благословение!

Тут он рывком развязал ворот и вынул из-за него наружу золотой кулон в виде облака со смутными очертаниями человеческого лица в центре.

– Бог-Облако?! – прошептал пораженный Дальвиг. К счастью, воодушевленный и занятый своей речью граф не расслышал его слов.

– Небесный Воин не оставит своего слугу, правда? Это ведь самый высший из Божественных Знаков, и его кому попало не дают. А у вас какой?

– У меня? А… э… м-м… любезный Милсер, он так невзрачен и убог, что я стремлюсь как можно меньше хвастаться им. Род мой гораздо беднее и короче, чем ваш.

– Ничего. – Обмануть графа оказалось проще, чем отнять игрушку у трехлетнего ребенка. – Когда мы с вами убьем тарпалуса, славы будет столько, что хватит и вам, и мне. Род Шереганнов заявит о себе!

С милой непосредственностью и ребяческой беззаботностыо Гердоманн вдруг стал вспоминать о своем детстве, о прекрасных годах в графском имении. Оно находилось в очаровательной крошечной деревеньке, выстроенной в большой дубовой роще на берегу Нолана для того, чтобы там росли и воспитывались маленькие Гердоманны. С ним вместе жили дети нескольких вассалов, младше на год или два. В шестнадцать лет Милсер переехал в город Гердоманн, за века разросшийся вокруг их фамильного замка. Следующие три года жизни юного графа прошли там, среди праздников, выездов на охоту, визитов гостей и поездок в гости. Конечно, при этом молодого Гердоманна обучал воинскому искусству и придворному этикету целый штат учителей, так что на самом деле вольготно он себя чувствовал только раз в году, когда вся семья ненадолго выезжала в столицу, на праздник встречи Нового года ранней весной. После подробного и жизнерадостного рассказа о столь мило проведенных годах Дальвиг почувствовал себя несчастнейшим и самым пропащим существом во всем мире. В конце концов он прервал словоизлияния графа и мрачно заявил, что хочет спать. Немного сбитый с толку и обиженный, Гердоманн замолк и быстро отошел от костра, чтобы закутаться в шерстяной плащ и уснуть. Дальвиг же, вопреки своим словам, никак не мог забыться. Он неподвижно застыл, слушая храпение Хака и посапывание Милсера, глядя в черное небо, где быстро бежали невидимые облака. Звезды то пропадали, то появлялись снова, словно играли в прятки. Холодные равнодушные капли безжизненного света, им нет дела до человека, который не может без душевной муки слушать чужой рассказ о счастливом детстве. Почему граф Гердоманн заслужил отца, учителей, выезды в свет, а он, Дальвиг, – нет? Кто распорядился этим? Судьба? Божество, называемое здесь Небесным Воином, а в Энгоарде Богом-Облаком? За какие грехи он карал мальчишку, еще ни разу не бывшего на охоте, не убившего и не обидевшего, по большому счету, ни одного живого существа на свете? Ярость от осознания допущенной несправедливости закипела где-то глубоко в душе и быстро погасла. Что толку бесноваться и дрожать всем телом, сжимая кулаки? Все равно он не в силах отомстить богу, не в силах даже спросить его – почему?

И этот олух, граф Гердоманн… Он ведь тоже не виноват в том, что не лишился отца, матери и всей жизни. По-своему, он неплохой человек, возможно, с ним Дальвиг в силах даже подружиться. Пока самый его близкий и надежный друг – безответный и глупый Хак, преданно потащившийся в дальние дали, навстречу неведомым опасностям. Хотя, вся его преданность заключается в непроходимой тупости. Он не способен толком испугаться или замыслить предательство. Побег, и тот выше его сил. Вот такой «друг».

Утром, когда солнце только показалось над волнообразными верхушками возвышенностей, все трое поднялись и занялись завтраком. Хак собирал сушняк, Дальвиг отправился за водой, а граф делил мясо и хлеб. Покуда Милсер справлял нужду, Эт Кобос быстро сверился с перстнем: чахлый желтый лучик указывал в сторону холма со сдвоенной верхушкой. По здешним меркам, несколько сотен саженей. Потом придется снова ухитриться и посмотреть на перстень. Впрочем, простака Гердоманна будет несложно чем-нибудь отвлечь.

– Ну? – живо поинтересовался Милсер, стоило им только взгромоздиться в седла.

– Туда! – уверенно махнул рукой Дальвиг. – Как скоро мы достигнем реки?

– Я думаю, довольно скоро, – заверил его граф. – В общем-то мы могли бы остановиться на ночлег на ее берегу, который как раз за теми холмами на горизонте… Но я, знаете ли, не выношу того сырого ветра, что дует у Нолана по ночам.

Мрачно кивнув, Дальвиг помчался вперед. Задав темп, он постоянно то вырывался вперед, то отставал, только лишь для того, чтобы не дать Гердоманну завести разговор. В голове у Эт Кобоса вертелась мысль плюнуть на все и повернуть обратно, чтобы покинуть негостеприимную Белоранну и отправиться в другие края пытать счастье. Здесь, судя по всему, его ждали большие неприятности. Дальше и дальше в глубь этой мерзкой страны. Заклинания и Жезл уже не работают; если они все-таки найдут тарпалуса и начнут биться с чудовищем, не окажется ли, что сил Вальдевула недостаточно, чтобы прорубить чешую древнего зверя? Да и сможет ли Дальвиг вообще пробраться на расстояние удара через все эти когти, шипы, зубы и огненные отрыжки?

За грядой холмов действительно обнаружилась река. Пожалуй, она была больше любой из виденных Дальвигом до сих пор. Он даже застыл в восхищении, на мгновение забыв о своих тяжких думах. Ограниченный с обеих сторон желтыми глинисто-песчаными берегами, Нолан нес свои неторопливые воды на юго-восток. Глубины его отливали тяжелой темной сталью – явный признак близящейся осени. Пусть леса слева и справа одеты в яркие зеленые наряды, пусть ласточки деловито вьются над обрывами, пусть ярко светит солнце и мягкое небо шепчет о лете легким ветерком – река уже готова встретить зиму и тяжкий ледяной плен. Она мрачна и сурова, как задумавшийся о будущем Эт Кобос…

Усмехнувшись своему смелому сравнению краешком рта, Дальвиг принялся выспрашивать Гердоманна о поселении, видневшемся в туманной сизой дымке на низком противоположном берегу вниз по течению. Пока тот вглядывался вдаль, Эт Кобос шустро сверился с указующим лучом. Судя по всему, следовало двигаться к сложенному из темного гранита мысу, вонзившемуся в тело Нолана у ближайшего к северу поворота. Направив свой маленький отряд еще раз, Дальвиг перестал избегать разговоров, потому что теперь он чувствовал все возрастающий страх и неуверенность в своих силах. Быть может, беспечная болтовня графа отвлечет или придаст сил? Тем временем Гердоманн повествовал о легендарных охотниках за тарпалусами и их победах. Очевидно, повестей о сожранных и заживо зажаренных рыцарях славное дворянство Белоранны не сохранило совсем.

– Раньше, – безмятежно рассказывал Милсер, – все было – намного проще, чем теперь. Тарпалусы жили в гигантских норах или в пещерах гор Гирм-Марах. Рыцари, завидев кучи костей, а также почуяв смрад, вызывали зверей на бой и с триумфом возвращались домой.

– Извините, – вмешался Дальвиг. – А чьи же кости валялись у входа в пещеры?

– Не знаю, – пожал плечами граф. По лицу было видно что этот вопрос его нисколько не волновал. – Может быть, крестьян или их коров.

– И что, ни один рыцарь не погиб, сражаясь с чудовищем? И благородные дворяне запросто побеждали бронированного противника обычными мечами?

– Скажете тоже, – фыркнул Милсер. – Обычными. У дворян нет обычных мечей, я же говорил! Пыль веков и благословение Небесного Воина – лучшее оружие в сражении с тарпалусом. Это можно прочесть в любой хронике. Лучше поведайте мне, Валигар, что вы собираетесь делать со своим богатством? Тем, что мы отберем у зверя?

– После вашего рассказа об этих чудовищах мне кажется несусветной глупостью думать о богатствах, которые я вряд ли смогу получить. Скорее впору поворачивать обратно домой.

– Недостойная трусость! Сразу видно, что вашим воспитанием никто не занимался… Если желаете, можете потом погостить у меня – я дам несколько уроков. Нужно воспитать в вас некоторые качества, без которых нельзя стать настоящим дворянином…

Дальвиг с блуждающей ухмылкой кивнул, про себя подумав, что научить его Милсер сможет разве что чванству и глупой, не подкрепленной ничем смелости. Ну, может быть, он неплохо владеет оружием – но тут краткосрочным обучением не отделаешься.

Тяжелые мысли сгущались над головой Дальвига с неотвратимостью майской грозы. Ему чудилось, что некая серая пелена висит в небе, заставляя обманчиво темнеть солнце. Не удержавшись, он поднял взгляд и увидал, что светило затянуто странной белесой дымкой, не похожей на обычные облака.

Тут они миновали мыс, на котором, как остатки давно разбитой армии, стояли несколько огромных старых берез. Пара их сестер, поверженных паводком, упали вниз, верхушками в воду, но все еще цеплялись корнями за край обрыва. От крайней березы, с обезображенным грибами и уродливыми наростами стволом, Дальвиг увидел посреди реки треугольный плоский островок, поросший пожелтевшими кустами. За ним виднелось устье притока, а напротив, на этом берегу Нолана, расползался громадный овраг, похожий на плохо заросшую рану. Покатые края давно оплыли и заросли шиповником и молодыми деревцами, только на самом дне можно было разглядеть следы весенних ручьев, сбегавших в реку с лугов.

– Вот эта яма должна быть последним прибежищем чудовища, – прошептал Дальвиг, словно голос его мог бы пробудить тарпалуса и заставить немедленно напасть на них. Гердоманн громко рассмеялся в ответ.