Человек без лица

1

Пилотам — особенно если профессия пилота не является их настоящей профессией, а им нужно создать определенный вымышленный образ — положено летать. Однако Бьюкенен-Лонг отправился в Новый Орлеан поездом.

Такой способ путешествовать имел несколько преимуществ. Как оказалось, он давал возможность, во-первых, расслабиться, во-вторых, уединиться, так как Бьюкенену удалось получить целое купе в спальном вагоне. Еще одним плюсом было то, что такая поездка была длительной, заполняла время. Ведь ему все равно было нечего делать до кануна Дня Всех Святых, то есть до завтрашнего вечера. Конечно, он мог бы потратить это время на осмотр достопримечательностей Нового Орлеана, если бы не одно обстоятельство. Питер Лэнг прекрасно знал Новый Орлеан, его доки, Французский квартал, Садовый район, озеро Понтчартрейн, ресторан Антуана и особенно иностранные кладбища. Для Лэнга в иностранных кладбищах было какое-то особенное очарование. Он посещал их при каждой возможности. Бьюкенен не позволял себе выяснять скрытый смысл этого обстоятельства.

Однако главной причиной, побудившей его предпочесть поезд самолету, было то, что железнодорожные станции не были оборудованы ни детекторами обнаружения металлов, ни рентгеновскими установками контроля пассажиров. Поэтому он мог взять с собой девятимиллиметровую «беретту», которую дал ему Джек Дойл в Форт-Лодердейле. Пистолет был засунут между двумя рубашками и двумя комплектами нижнего белья, вместе с паспортом на имя Виктора Гранта и рядом с несессером, в небольшую парусиновую дорожную сумку, с которой Бьюкенен не расставался от самой Флориды. Все еще пребывая в расстроенных чувствах из-за невыясненных отношений с начальством и с самим собой, он теперь был рад, что солгал относительно паспорта и никому не сказал о пистолете. Паспорт и пистолет давали ему возможность выбора. Позволяли думать о свободе. Тот факт, что он впервые солгал принимавшему отчет куратору, должен был бы, наверное, его встревожить. Предупредить, что он выведен из душевного равновесия в большей степени, чем ему представляется, что этот удар по голове причинил ему более серьезный ущерб, чем он думает. Но сейчас, сидя у окна в своем запертом купе, слушая перестук колес и глядя на яркие осенние краски сельских ландшафтов Вирджинии, он то и дело потирал свою больную голову и радовался тому, что не пытался спрятать пистолет где-нибудь в квартире Дона Колтона. Телекамеры разоблачили бы его. А так его история, очевидно, показалась убедительной. Иначе его кураторы не выдали бы ему ни денег, ни документов на его настоящее имя и не разрешили бы этой короткой поездки.

Перед тем как сесть в поезд на вашингтонском вокзале Юнион Стейшн, он купил себе в дорогу какой-то роман в мягкой обложке, но едва взглянул на него за все время, пока поезд шел на юг. Он все тер и тер свой лоб — отчасти, чтобы унять боль, а отчасти в сосредоточенной задумчивости, глядя в окно на мелькающие мимо городки и большие города, холмы и возделанные поля.

Питер Лэнг. Надо вспомнить о нем все. Надо стать Питером Лэнгом. Притвориться летчиком не составит проблемы, потому что Бьюкенен умел летать. Это одно из нескольких умений, которые он приобрел в процессе обучения. Почти все профессии, которыми он якобы обладал, стараниями его «хозяев» действительно были ему в той или иной мере знакомы. А в нескольких из них он был настоящим специалистом.

Реальная же проблема заключалась в том, чтобы воссоздать в себе личность Питера Лэнга, его отношение к жизни, особенности поведения, все, что для него характерно. Бьюкенен никогда не вел никаких записей относительно своих многочисленных персонажей. Документировать эти перевоплощения было бы глупо. Такая документация в конечном счете могла бы быть использована против него. Вообще оставлять какой бы то ни было бумажный след было ни к чему. Вот и приходилось полагаться лишь на свою память. Было немало заданий — особенно таких, где надо было встречаться с разными людьми и переключаться с роли одного персонажа на роль другого несколько раз в день, — когда его способность вспоминать и адаптироваться подвергалась особо строгому испытанию. Он жил в постоянном беспокойстве, опасаясь, что переключение с одной роли на другую может вдруг произойти помимо его воли и с кем-то он поведет себя иначе, чем должен по сценарию.

Питер Лэнг.

2

Бьюкенен жил тогда в Новом Орлеане под видом пилота, нанятого нефтеразведывателъной компанией якобы для доставки технического персонала и оборудования в разные точки в Центральной Америке. На самом же деле его задача состояла в том, чтобы перебрасывать по воздуху переодетых в штатское советников из сил особого назначения на секретные аэродромы, расположенные в джунглях на территории Никарагуа, где им предстояло обучать повстанцев-«контрас» ведению войны против марксистского режима. Годом раньше, в 1986-м, когда Юджин Хазенфус был сбит над Никарагуа при попытке сбросить повстанцам боеприпасы, он сказал захватившим его никарагуанцам, что работает, как он полагает, на ЦРУ. Неприятность заключалась в том, что конгресс Соединенных Штатов недвусмысленно запретил ЦРУ всякое вмешательство в дела Никарагуа. Последовавшие за этим разоблачения в средствах массовой информации вызвали политический скандал, и ЦРУ пришлось неоднократно отрицать какое бы то ни было отношение к Хазенфусу. Так как нанимали Хазенфуса через посредников, а сам он впоследствии отказался от своих слов, то ЦРУ удалось избежать больших неприятностей, но Никарагуа продолжала оставаться деликатным политическим вопросом, хотя президент Рейган вслед за этим издал указ, отменявший наложенный конгрессом запрет на американскую помощь «контрас». Однако возобновление помощи не предполагало присутствия на территории Никарагуа американских военнослужащих, пытающихся свергнуть никарагуанское правительство. Поскольку открытое вмешательство военных могло быть расценено как акт войны, то армейские специалисты, которых Бьюкенен перебрасывал в Никарагуа, были, как и он, в штатском. И у них, как у Бьюкенена, тоже были вымышленные имена, а их принадлежность к американской армии установить было невозможно.

Новый Орлеан и Майами считались городами, которые были наиболее тесно связаны с оказанием нелегальной помощи «контрас», поэтому любознательные журналисты очень интересовались частными компаниями, чьи самолеты летали в страны Латинской Америки. Какой-нибудь самолет, зафрахтованный для доставки обычного груза в Сальвадор, Гондурас или Коста-Рику, вполне мог сделать неотмеченную в маршруте нелегальную посадку в Никарагуа и выгрузить вместо оборудования людей. Любой журналист, которому удалось бы доказать эту недозволенную степень американского военного вмешательства, автоматически становился кандидатом на Пулитцеровскую премию. Поэтому Бьюкенену надо было особенно позаботиться о прикрытии. С этой целью он просил свое начальство предоставить ему «жену», женщину, которая будет помогать мужу в его бизнесе, которая любит летать и говорит по-испански, а в идеале родом латиноамериканка и, стало быть, не будет привлекать к себе внимания, сопровождая мужа в его частых полетах в страны Латинской Америки. Этим приемом Бьюкенен намеревался обмануть любопытных журналистов, заставить их отбросить мысль о том, что он связан с Никарагуа. Склонить их к тому, что никакой дурак не полетит в зону военных действий с женой.

Жена, которую ему подыскали, действительно оказалась латиноамериканкой. Эту живую, привлекательную женщину звали Хуана Мендес, ей было двадцать пять лет. Ее родители были мексиканцы, получившие американское гражданство. Она служила в военной разведке в звании сержанта, а выросла в Техасе, в городе Сан-Антонио, считавшегося по легенде родным городом Питера Лэнга, роль которого играл Бьюкенен. Перед тем как приступить к выполнению задания, Бьюкенен провел в Сан-Антонио несколько недель, чтобы познакомиться с городом — на тот случай, если кто-то решит проверить его и будет провоцировать на заведомо неверные высказывания о Сан-Антонио. Постоянное присутствие рядом с ним Хуаны затруднит задачу любому охотнику поспрашивать его о Сан-Антонио. Если он не будет знать, что ответить, если запнется, то за него ответит Хуана.

Пребывание в роли Питера Лэнга было одним из самых продолжительных заданий Бьюкенена — оно длилось четыре месяца. Все это время они с Хуаной жили вдвоем в небольшой квартирке на втором этаже изящного, обшитого деревом дома с нарядной кованой решеткой и приятным, полным цветов внутренним двориком на улице Дюмэн во Французском квартале. И ему, и Хуане было известно, каким риском чревато возникновение эмоционального притяжения между партнерами по конспиративной работе, поэтому они старались держаться в строго профессиональных рамках. Они прилагали все усилия к тому, чтобы не попасть под влияние своего вынужденного близкого общения, когда они вместе ели, складывали в одну корзину идущее в стирку белье, пользовались одной ванной и туалетом, спали в одном помещении. До физической близости дело у них не дошло. Настолько недисциплинированными они не были. Но это ничего не меняло, потому что результат был тот же самый. Секс есть лишь одна из составляющих… часто играющая незначительную роль… а иногда не играющая никакой роли… в удачном браке. За четыре месяца совместной жизни Бьюкенен и Хуана так хорошо вжились в свои роли, что под конец смущенно признались друг другу, что ощущают себя супругами. Ночью, слыша, как она тихо дышит во сне, он вдыхал ее опьяняющий запах, напоминавший ему запах корицы.

Совместная напряженная жизнь действует как мощный связующий материал. Однажды во время перестрелки в Никарагуа Бьюкенену ни за что не удалось бы добраться до самолета и вырулить в позицию для взлета с расположенной в джунглях примитивной посадочной полосы, если бы Хуана не прикрыла его огнем из автоматической винтовки. Сквозь колпак медленно поворачивающегося самолета он видел, как Хуана бежит от зарослей к пассажирской дверце, которую он открыл. Она резко повернулась к кустам, выстрелила из своей М—16 и снова бросилась к самолету. Впереди нее летевшие из джунглей пули взрывали фонтанчики земли. Она повернулась и снова выстрелила. Форсируя двигатели, он сумел нужным образом развернуть самолет, схватил свою М—16 и стал стрелять через открытый люк, прикрывая Хуану. По фюзеляжу защелкали пули. Одновременно с ее последним рывком к люку он убрал тормоза и начал разбег по неровной полосе. Она взобралась внутрь, прочно встала у открытого люка и стала стрелять по нападавшим. Расстреляв все патроны, она подхватила его винтовку и стреляла, пока не опустошила и ее. Потом, ухватившись за привязной ремень, чтобы не выпасть наружу, она засмеялась, когда самолет дважды подпрыгнул и круто пошел вверх, едва не задевая вершины деревьев.

Когда ты обязан кому-то жизнью, то чувствуешь, как тебе близок этот человек. Бьюкенену случалось испытывать подобное чувство в компании мужчин. Но в эти четыре месяца он впервые узнал его, работая в паре с женщиной, и под конец ему пришлось лицедействовать больше, чем хотелось, потому что он влюбился в нее.

А делать этого не следовало. Он отчаянно боролся с собой, пытаясь подавить свое чувство. Но не смог. Даже и тогда между ними ничего не было. Несмотря на огромное искушение, они не нарушили профессиональной этики физической близостью. Но одно правило они все-таки нарушили, правило, предостерегавшее их от смешивания ролей с реальностью, хотя Бьюкенен в своей практике с ним не считался. Его успех в роли изображаемого им вымышленного персонажа каждый раз основывался именно на том, что он смешивал роль с реальностью. Пока он играл чью-то роль, этот человек существовал реально.

Однажды вечером, когда Бьюкенен сидел у телевизора, вернулась Хуана, выходившая за продуктами. Выражение тревоги на ее лице заставило его нахмуриться.

— С тобой все в порядке? — озабоченно спросил он, подходя к ней. — Что-нибудь случилось, пока ты делала покупки?

Явно не услышав его вопроса, она поставила сумку и стала выгружать принесенное. Он вдруг понял, что интересовали ее не купленные продукты. Ее взгляд был прикован к листку с анонсом какого-то концерта джазовой музыки, который ей сунули в руки на улице. Она достала его из сумки, и, когда Бьюкенен увидел маленький косой крестик в верхнем правом углу, он понял, что ее так взволновало. Тот, кто сунул ей листок, был, очевидно, послан к ним на связь. И маленький косой крестик, проставленный фломастером, был для них сигналом свернуть операцию.

Их ждали новые задания.

В этот момент Бьюкенен с необычайной остротой ощутил близкое присутствие Хуаны. Он видел овал ее лица, гладкую смуглую кожу и четкое очертание упругих грудей под блузкой. Ему хотелось обнять ее, но чувство дисциплины взяло верх.

Обычно жизнерадостный голос Хуаны прозвучал сдавленно от напряжения.

— Что ж, ведь было заранее известно, что после этого мы получим новые задания. — Она проглотила застрявший в горле комок. — Все когда-нибудь кончается, правда?

— Правда, — печально ответил он.

— Ну… Как ты думаешь, — нас могут опять послать вместе?

— Не знаю.

Хуана грустно кивнула.

— Но так почти никогда не делают.

— Да. — Хуана опять проглотила комок.

Вечером накануне отъезда из Нового Орлеана они пошли прогуляться по Французскому кварталу. Был яркий, красочный праздник Хэллоуин, канун Дня Всех Святых, и старая часть города была украшена как никогда живописно. Гуляющие были в маскарадных костюмах, многие из них изображали скелеты. Толпа плясала, пела и пила на узких улочках. Джазовые мелодии — то грустные, 'то радостные — звучали из открытых дверей, сливались, выплескивались сквозь кованые решетки и плыли над толпой, поднимаясь к небу, освещенному заревом городских огней.

«Когда святые маршируют…»[13]

Бьюкенен с Хуаной закончили прогулку в «Кафе дю монд» недалеко от Джексон-сквер, на Декейтер-стрит. В этом знаменитом ресторане на открытом воздухе подавали кофе с молоком и хрустящие французские пончики, посыпанные сахарной пудрой. Там было полно народу; многим любителям праздничного веселья необходимо было проглотить некоторое количество кофеина и крахмала, чтобы нейтрализовать действие выпитого алкоголя и продолжать веселиться. Несмотря на толпу, Бьюкенен и Хуана встали в очередь. Теплая октябрьская ночь чуточку пахла дождем, с Миссисипи дул приятный легкий ветерок. Наконец официант проводил их к столику и принял заказ. Глядя на окружавшую их праздничную толпу, они чувствовали себя неуютно, скованно, и дело кончилось тем, что они заговорили на тему, которой до сих пор старательно избегали. Бьюкенен не помнил, кто и как начал этот разговор, но суть была выражена в вопросе: это конец всему или же мы будем встречаться и потом? И, как только вопрос был поставлен прямо, Бьюкенен сразу понял всю его абсурдность. Ведь с завтрашнего дня Питера Лэнга уже не будет. Как же может Питер Лэнг поддерживать отношения с женой, которая завтра тоже прекратит свое существование?

Их тихий разговор нельзя было подслушать в гомоне толпы. Бьюкенен сказал ей, что жизнь их персонажей кончена, а Хуана посмотрела на него так, будто его слова были бредом безумного.

— Меня не интересует, кем мы были, — отрезала она. — Я говорю о нас с тобой.

— Я тоже.

— Нет, — возразила Хуана. — Тех людей больше нет. Есть мы. Завтра начинается реальная жизнь. Фантазия кончилась. Что мы будем делать?

— Я люблю тебя, — сказал он.

Она судорожно вздохнула.

— Я ждала, когда ты ото скажешь… Надеялась… Не знаю, как это случилось, но я чувствую то же самое. Я люблю тебя.

— Хочу, чтобы ты знала, — ты всегда будешь самым дорогим мне человеком, — произнес Бьюкенен.

Хуана начала недоуменно хмуриться.

— Хочу, чтобы ты знала, — продолжал Бьюкенен, — что…

Подошедший официант поставил перед ними поднос с чашками дымящегося кофе и горячими, густо посыпанными сахарной пудрой пончиками.

Когда он ушел, Хуана наклонилась к Бьюкенену и спросила напряженным голосом, в котором слышалось беспокойство:

— О чем ты говоришь?

— … что ты всегда будешь самым дорогим мне человеком. Самым близким. Если тебе когда-нибудь будет нужна помощь, если я что-то смогу для тебя сделать…

— Постой. — Хуана еще больше нахмурилась, в ее темных глазах отражался свет лампы с потолка. — Это похоже на прощание.

— … то можешь рассчитывать на меня. В любое время. В любом месте. Только позови. Я все для тебя сделаю.

— Сукин сын, — отрезала она.

— Что?

— Это нечестно. Я достаточно хороша, чтобы рисковать жизнью вместе с тобой. Я достаточно хороша, чтобы послужить в качестве реквизита. Но недостаточно хороша, чтобы встречаться со мной после…

— Я совсем не то имею в виду, — перебил ее Бьюкенен.

— Тогда в чем же дело? Ты любишь меня, но хочешь от меня избавиться?

— Я не хотел влюбляться. Я…

— Есть не так уж много причин, почему мужчина уходит от женщины, которую он, по его словам, любит. И сейчас я не могу придумать ничего другого, кроме того, что он не считает ее достойной себя.

— Послушай меня…

— Это потому, что я латиноамериканка.

— Нет. Совсем не потому. Не глупи. Прошу тебя. Послушай же.

— Это ты послушай. Может быть, я — это самое хорошее, что у тебя вообще было. Не теряй меня.

— Но завтра придется…

— Придется? Почему? Это из-за тех, на кого мы работаем? К черту их всех! Они ждут, что я снова подпишу контракт. Но я не собираюсь этого делать.

— К ним это не имеет никакого отношения, — возразил Бьюкенен. — Все дело во мне самом. В том, что я делаю. После этого между нами ничего не может быть, потому что я буду уже не тем, кого ты знаешь. Я буду совсем другим, незнакомым.

— Что ты говоришь?

— Я буду не таким, как сейчас.

Она пристально посмотрела на него, так как в этот момент до нее дошел смысл того, что он говорил.

— Значит, ты выбираешь свою работу…

— Работа — это все, что у меня есть.

— Нет. У тебя могла бы быть я.

Бьюкенен молча смотрел на нее. Опустил глаза. Снова их поднял. Закусил губу. Медленно покачал головой:

— Ты не знаешь меня. Ты знаешь только того, чью роль я играю.

Она смотрела на него, потрясенная услышанным.

— Я всегда буду твоим другом, — сказал Бьюкенен. — Помни об этом. Клянусь тебе. Если тебе когда-нибудь понадобится помощь, если ты когда-нибудь попадешь в беду, тебе надо только позвать. И сколько бы ни прошло времени, как далеко бы я ни был, я…

Хуана встала, и ножки ее стула с резким звуком царапнули по цементному полу. На них начали обращать внимание.

— Если ты мне когда-нибудь будешь нужен, я пришлю тебе открытку, будь ты проклят!

Сдерживая слезы, она почти выбежала из ресторана.

И это был последний его разговор с ней. Когда он вернулся домой, она уже собрала свои вещи и ушла. Ощущая пустоту внутри, он не спал всю ночь и сидел в темноте на их общей кровати, уставившись на противоположную стену.

Точно так же, как сейчас смотрел в темноту за окном купе мчащегося поезда.

3

Бьюкенен понял, что это снова с ним случилось.

Он опять впал в кататонию. Потирая болевшую голову, он чувствовал, будто возвращается откуда-то издалека. В купе было темно. За окном была ночь, и лишь время от времени мимо мелькали огоньки форм. Сколько же времени он так просидел?

Он взглянул на светящийся циферблат пилотских часов, часов Питера Лонга, и с чувством смятения увидел, что было восемь минут одиннадцатого. Из Вашингтона он выехал незадолго до полудня. Поезд давно уже должен был проехать всю Вирджинию. Сейчас он, наверное, далеко в Северной Каролине, а может быть, даже и в Джорджии. Вся вторая половина дня и весь вечер? — в тревоге подумал он. Что со мной происходит?

Голова болела ужасно. Он встал, включил свет в запертом купе, но испугался своего отражения в освещенном окне и быстро задернул шторки. Отразившееся в стекле худое лицо показалось ему незнакомым. Он открыл дорожную сумку, взял из несессера три таблетки аспирина и проглотил их, запив водой из умывальника в крошечном туалете. Отправляя свою естественную надобность, он почувствовал, что его сознание опять плывет, соскальзывает на шесть лет назад, и сосредоточился на том, чтобы остаться в настоящем времени.

Надо было входить в роль. Надо было снова становиться Питером Лонгом. Но в то же время надо было и действовать, функционировать. Нельзя было больше сидеть, уставившись в пространство. Ведь весь смысл поездки в Новый Орлеан и попытки узнать, почему Хуана послала эту открытку, и состоял в том, чтобы получить какую-то цель, какое-то чувство направления.

Хуана. Он не мог снова воплотиться в Питера Лонга, не вспомнив все о Хуане. Ей сейчас сколько? Тридцать один. Интересно, подумал он, держит ли она себя по-прежнему в форме? Она была невысокого роста, тоненькая, но ее натренированное военной подготовкой тело компенсировало эти «недостатки». Это было гибкое, сильное, великолепное тело. Интересно, она все так же коротко стрижет свои густые темные волосы? Тогда ему все время хотелось запустить в них пальцы, ухватиться и тихонько потянуть. Сверкают ли, как прежде, огнем ее темные глаза? Сохраняют ли ее губы тот прежний чувственный изгиб? У нее была привычка от усердия сжимать их и чуть-чуть выпячивать, и ему всегда хотелось погладить их, хотелось так же сильно, как и прикоснуться к ее волосам.

Что же было истинным мотивом этого возвращения в прошлое? — спрашивал он себя. Только ли желание выйти из оцепенения?

Или эта открытка что-то в нем пробудила? Он подавлял воспоминания о ней, как подавлял в себе и многое другое. И вот теперь…

Может мне не надо было се отпускать. Может, я должен был..

Нет, подумал он. Прошлое — это западня. Не тронь его. Оно явно не сулит тебе ничего хорошего, если от него ты впадаешь в кататонию. То, что ты сейчас чувствуешь, просто дурацкая ошибка. В своих прошлых жизнях ты оставил немало неоконченных дел и многих людей, которые тебе нравились, или, вернее, нравились твоим персонажам. Но раньше ты никогда туда не возвращался. Будь осторожен.

Но я не любил тех других людей. Почему она прислала открытку? В какую беду она попала?

С твоими кураторами случился бы нервный припадок, знай они, о чем ты думаешь.

Беда в том, что я так живо ее помню.

Кроме того, я обещал.

Нет, сказал ему предостерегающий внутренний голос. Обещал не ты, а Питер Лэнг.

Вот именно. А в данный момент я и есть он.

Я сказал именно то, что думал. Я обещал.

4

Радуясь отвлекающему воздействию голода и чувствуя облегчение оттого, что находится в движении, Бьюкенен-Лэнг отпер купе, выглянул в покачивающийся коридор, никого не увидел и совсем собрался было выйти, как вдруг решил, что купе запирается на слишком простой замок. Прихватив свою небольшую дорожную сумку, где лежали паспорт и револьвер, он закрыл купе и пошел искать вагон-ресторан.

Ресторан оказался через три вагона, и когда Бьюкенен вошел, то увидел, что он почти пуст, лишь несколько пассажиров допивали кофе да официанты убирали со столов грязную посуду. Свет верхних светильников вагона-ресторана отражался в оконных стеклах, и от этого помещение казалось освещенным непомерно ярко, так что в темноте за окнами ничего нельзя было разглядеть.

Потирая больную голову, Бьюкенен подошел к ближайшему официанту.

Официант, у которого был усталый вид, предвосхитил его вопрос.

— Сожалею, сэр. Мы уже закрылись. Завтрак начинается с шести утра.

— Боюсь, что я прилег отдохнуть и проспал все на свете. И сейчас умираю от голода. Не найдется ли у вас чего-нибудь, чтобы мой желудок не бурчал всю ночь? — Бьюкенен ненавязчиво протянул десятидолларовую бумажку.

— Да, сэр. Я понимаю вашу проблему. Посмотрим, что можно сделать. Возможно, найдется парочка сандвичей с холодным ростбифом, которые вы сможете взять с собой в купе.

— Звучит неплохо.

— И может, еще бутылка содовой.

— Лучше бы пива.

— Ну, — произнес чей-то голос у Бьюкенена за спиной, — пива у меня нет. Но на всякий случай я предусмотрительно запаслась сандвичами.

Не желая показать, что удивлен, Бьюкенен заставил себя выждать несколько секунд, потом медленно повернулся и оказался лицом к лицу с женщиной, которой принадлежал голос. Когда он увидел ее, ему пришлось собрать все свои силы, чтобы не выдать удивления. Потому что он действительно был удивлен.

У женщины были длинные потрясающие огненно-рыжие волосы. Высокая. Лет двадцати пяти — тридцати. Спортивная фигура. Крутой лоб. Отличной лепки скулы. Черты лица, как у манекенщицы.

Он знает эту женщину. Во всяком случае, видел ее раньше. В первый раз на ней были бежевые брюки и желтая блузка. Это было в Мексике. Она его фотографировала перед зданием тюрьмы в Мериде.

Во второй раз на ней были джинсы и рубашка из джинсовой ткани. Это было в Форт-Лодердейле. Она его фотографировала, когда он остановил свою моторку возле лодки Большого Боба Бейли на канале.

В этот раз на ней были коричневые поплиновые брюки и куртка-сафари цвета хаки со множеством карманов, причем в нескольких из них были какие-то предметы. Она походила на рекламную картинку из каталога для туристов. Футляр для фотоаппарата висел у нее на левом плече. Сам фотоаппарат болтался на ремешке через шею. Единственной деталью, которая не гармонировала с таким рекламным имиджем, был объемистый бумажный пакет, который она держала в правой руке.

Левой рукой она добавила свои десять долларов к тем десяти, которые Бьюкенен уже вручил официанту.

— Благодарю вас. — Она улыбнулась. — Я уже не надеялась, что мой друг вообще появится. Спасибо за ваше терпение.

— Ничего страшного, мэм. — Официант сунул деньги в карман. — Если нужно что-нибудь еще, то…

— Нет, спасибо, больше ничего не нужно.

Когда официант вернулся к своей грязной посуде, которую убирал со стола, женщина вновь перенесла внимание на Бьюкенена.

— Надеюсь, вы не сильно расстроились из-за тех сандвичей с ростбифом, о которых он говорил. Мои с курятиной и салатом.

— Простите?

— С курятиной…

— Я не это имел в виду. Мы с вами разве знакомы?

— Вы еще спрашиваете — после всего, что нам пришлось пережить вместе? — В зеленых глазах женщины заплясали огоньки.

— Леди, я не в том настроении. Уверен, что в поезде много других парней, которые…

— Ладно, поиграем, если вы настаиваете. Знакомы ли мы с вами? — Она задала этот вопрос и сама на него ответила: — Да. Можно и так сказать. Можно сказать, что знакомы, хотя, конечно, нас никто не знакомил. — Казалось, ее все это забавляло.

— Я не хочу быть с вами грубым.

— Ничего. Я к этому привыкла.

— Вы слишком много выпили.

— Ни капли. Но лучше бы я действительно пила. Мне ужасно надоело ждать здесь столько времени. Хотя, постойте… — Она повернулась к официанту. — Парочку бутылок пива было бы неплохо. Как вы думаете, мы еще можем их получить?

— Конечно, мэм. Что-нибудь еще?

— Пусть будут четыре бутылки, а к ним можно приложить и те сандвичи с ростбифом. Я чувствую, что ночь предстоит длинная.

— Тогда, может быть, кофе?

— Нет. Пива будет достаточно.

Когда официант отошел от них, она снова повернулась к Бьюкенену.

— Но, может быть, вы предпочитаете кофе?

— Что я действительно предпочел бы, так это узнать, какого дьявола вам от меня нужно?

— Получить у вас интервью.

— Что?

— Я репортер.

— Поздравляю. А какое отношение это имеет ко мне?

— Предлагаю вам пари.

Бьюкенен покачал головой.

— Полнейший абсурд. — Он собирался повернуться и уйти.

— Нет, правда. Спорим, что я отгадаю, как вас зовут.

— Пари предполагает: или что-то выигрываешь, или что-то проигрываешь. Я не вижу, что я выигрываю или…

— Если я неправильно назову ваше имя, то оставлю вас в покое.

Бьюкенен подумал немного.

— Идет, — ответил он. — Я готов на все, лишь бы избавиться от вас. И как же меня зовут?

— Бьюкенен.

— Неправильно. Меня зовут Питер Лэнг. — Он опять повернулся, чтобы уйти.

— Докажите это.

— Я ничего не должен доказывать. Мое терпение кончилось. — Он направился к выходу.

Она пошла за ним.

— Послушайте, я надеялась уладить все без шума, но если вам нужны неприятности, то вы их получите. Вас зовут не Питер Лэнг, и не Джим Кроуфорд, и не Эд Поттер, и не Виктор Грант, и не Дон Колтон. Разумеется, вы пользовались этими именами. И многими другими. Но ваша настоящая фамилия — Бьюкенен. Имя — Брендан. Прозвище — Брен.

Чувствуя судорожную дрожь в мышцах, Бьюкенен остановился в дверях вагона-ресторана. Не показывая своего напряжения, он повернулся и с облегчением увидел, что за столиками в этом конце вагона не было ни одного человека. Он сделал вид, что просто раздосадован.

— Что же мне сделать, чтобы избавиться от вас?

— Избавиться от меня?

— Не понимаю, чего вы добиваетесь?

Она подняла повыше большой бумажный пакет.

— Мне хочется есть. Я не смогла найти вас в поезде, поэтому все время ждала, когда вы придете в ресторан. Потом я заволновалась: а вдруг еду вы захватили с собой? Каждые полчаса мне приходилось совать официанту десять долларов, чтобы он позволил мне занимать стол, ничего не заказывая. Еще десять минут, и здесь никого бы уже не осталось, а мне пришлось бы уйти. Слава Богу, вы все-таки явились.

— Вот именно, — согласился Бьюкенен. — Слава Богу. — Он увидел, что по проходу к ним приближается официант.

— Ваши сандвичи и пиво. — Официант вручил ей еще один бумажный пакет.

— Спасибо. Сколько я вам должна? — Она заплатила, добавив сверх того и чаевые.

Потом они снова остались одни.

— Итак, что скажете? — В зеленых глазах женщины по-прежнему плясали огоньки. — Можно будет хотя бы поесть. Поскольку я не смогла найти вас на сидячих местах, то полагаю, что у вас купе. Почему бы нам не…

— Если, как вы утверждаете, я пользуюсь всеми этими именами, то должен быть наверняка замешан в каких-то весьма темных делах.

— Я стараюсь воздержаться от поспешных суждений.

— Так кто же я такой? Мафиозо? Секретный агент? И вам не страшно быть со мной наедине?

— А кто говорит, что я здесь одна? Не думаете же вы, в самом деле, что я отправилась на такое задание в одиночку?

— Только не рассказывайте мне, что с вами вон те двое, которые как раз допили свой кофе в другом конце вагона, — сказал Бьюкенен. — Они уходят в противоположном от нас направлении. На мой взгляд, не похоже, что с вами кто-то есть.

— Кто бы это ни был, он не обнаружит себя.

— А-а, ну да, конечно.

— Полагаю, что и тот, кто следил бы за вами, тоже не стал бы бросаться в глаза.

— А зачем кому-то следить за мной? — Бьюкенен вдруг подумал, не следят ли за ним и в самом деле. — Это определенно, самое странное… Ладно. Мне тоже хочется есть. И я чувствую, что вы от меня не отстанете. Давайте поедим.

Он открыл дверь в тамбур вагона-ресторана. Стук колес стал громче.

— Но предупреждаю вас…

— О чем?

Она выпрямилась.

— Со мной нелегко иметь дело.

— Надо же, какое совпадение.

Она пошла за ним.

5

Притворившись, что не заметил ее тревоги, когда запирал дверь в купе, Бьюкенен откинул от стенки маленький столик и закрепил его на опоре. Потом раскрыл бумажные пакеты и выложил их содержимое, проследив за тем, чтобы ему достались именно сандвичи с ростбифом, поскольку не был уверен, что она ничем не сдобрила сандвичи с курятиной и салатом, пока ждала его. Открыл две бутылки пива.

Все это время она стояла. В узком пространстве купе Бьюкенен остро ощущал ее близость.

Он вручил ей бутылку пива, откусил кусок сандвича и уселся по одну сторону от столика.

— Вы думаете, что знаете мое имя. Более того, по-вашему, их у меня несколько. А как насчет вашего?

Она села напротив, откинув назад прядь рыжих волос. Ее губная помада была того же цвета.

— Холли Маккой.

— И вы говорите, что работаете репортером? — Бьюкенен отпил из своей бутылки, заметив, что она к своей не прикоснулась, и подумал: «Может, она ждет, что я выпью все четыре бутылки и от пива у меня развяжется язык». — В какой газете?

— «Вашингтон пост».

— Я часто читаю эту газету. Но что-то не припомню, чтобы мне попадались статьи за вашей подписью.

— Я там недавно.

— Вот как.

— Это будет мой первый крупный материал.

— Понятно.

— Я имею в виду для «Пост». До этого писала очерки для «Лос-Анджелес тайме».

— Ах так. — Бьюкенен проглотил кусок сандвича. Ростбиф был ничего; суховат немного, но с майонезом и латуком было в самый раз. От отпил еще пива. — Вы ведь, кажется, хотели есть. Но не едите.

Когда она заставила себя откусить микроскопический кусочек от своего куриного сандвича, он продолжал:

— Так что там такое насчет какого-то интервью? И всех этих имен, которые якобы мои… Я сказал вам, что меня зовут Питер Лэнг.

Бьюкенен теперь жалел об этом. Он допустил ошибку. Когда эта женщина появилась перед ним в вагоне-ресторане, он выдал имя персонажа, на роли которого был в тот момент сосредоточен. Произошло смешение личностей. У него не было документов на имя Питера Лэнга. Надо было исправлять этот промах.

— Я должен кое в чем признаться, — сказал он. — Я солгал. Вы сказали, что оставите меня в покое, если не отгадаете, как меня зовут. Поэтому, когда вы назвали меня правильно, я решил притвориться, что я — это не я, и надеялся, что вы отстанете от меня.

— Но я не отстала.

— Тогда надо, наверно, говорить все начистоту. — Он оставил бутылку, полез в задний карман, достал бумажник и показал ей свои водительские права. — Моя фамилия действительно Бьюкенен. Брендан. Прозвище — Брен. Только уже очень давно никто не называл меня Бреном. Как вы узнали?

— Вы военный.

— Опять попали. И я повторяю: как вы узнали? Хотя это вас и не касается, но я капитан войск особого назначения. Место базирования — Форт-Брэгг. Нахожусь в отпуске, направляюсь в Новый Орлеан. Что дальше?

Если сомневаешься, то самый лучший обман получается, когда говоришь правду, — разумеется, при условии, что это не повредит операции.

— Вы что, неравнодушны к солдатикам? — продолжал он. — В этом все дело?

Она наклонила голову, и это движение подчеркнуло красоту и изящество ее шеи.

— Можно сказать и так.

— Ну, раз уж вы говорите, то почему бы вам не высказаться прямо? С меня довольно. Вы все еще не сказали мне, как узнали мое имя. Я был с вами терпелив. Что все это значит?

— Потерпите меня еще немного. Мне хотелось бы перечислить вам несколько кодовых названий.

— Кодовых названий? Да о чем, в конце концов, вы говорите? — Бьюкенен сделал раздраженный жест.

— И вы мне скажете, что они для вас значат. Оперативная тактическая группа 160. «Морские брызги». Группа разведывательной поддержки. «Желтый плод».

Это черт знает что, подумал Бьюкенен, не показывая, как это его ошеломило.

— Никогда их не слышал.

— Я почему-то вам не верю.

— Послушайте, леди…

— Расслабьтесь. Ешьте ваши сандвичи. Я расскажу вам одну историю.

6

Операция «Орлиный коготь». 24 апреля 1980 года американское военное подразделение по борьбе с терроризмом, известное как «Дельта», было отправлено в Иран для спасения пятидесяти двух американцев, которых в качестве заложников держали в Тегеране с ноября 1979 года. Предполагалось, что восемь вертолетов, три транспортных самолета МС—130 и три заправщика ЕС—130 совершат посадку в одном из отдаленных районов с кодовым названием «Пустыня-1». После дозаправки вертолеты полетят дальше и приземлятся на посадочной площадке под Тегераном. Штурмовая группа в составе ста восемнадцати человек под покровом ночи проникнет в город и сосредоточится в зоне, где расположен объект.

Однако с самого начала эту миссию преследовали неудачи. Взлетев с американского авианосца «Нимиц» в Персидском заливе, один из вертолетов был вынужден вернуться из-за неполадок с лопастями ротора. Вскоре еще одному пришлось повернуть назад из-за отказа аэронавигационной системы. Следующий вышел из строя в месте посадки «Пустыня-1» — на этот раз протекла гидравлическая система. Поскольку для выполнения этого задания требовалось не меньше шести вертолетов, операцию «Орлиный коготь» пришлось свернуть. Но при выводе подразделения один из оставшихся вертолетов врезался в сопровождающий заправщик ЕС—130. При взрыве погибли восемь американских солдат и еще пятеро получили сильнейшие ожоги. Огонь не дал вынести тела погибших. Пришлось бросить часть секретных документов и секретного же снаряжения.

Вне себя от унижения, Пентагон преисполнился решимости докопаться до причины провала. Было ясно, что дело не просто в отказе техники. После тщательного расследования пришли к выводу, что из-за дикой конкуренции между различными военными службами США за право участвовать в спасении заложников их усилия начали приводить к обратным результатам. Неэффективность, неготовность, недостаточная специальная подготовка людей, не отвечающий всем требованиям транспорт, неполная и недостоверная информация… Перечислению проблем не было конца. Очень скоро стало очевидно, что если Соединенные Штаты собираются иметь эффективное военное подразделение по борьбе с терроризмом, то оно должно быть способно действовать самостоятельно, не нуждаясь в помощи из внешних источников, ни военных, ни гражданских. «Дельта», группа десантников, которые должны были осуществить спасение заложников, получила постоянную базу подготовки в закрытом секторе Форт-Брэгга в Северной Каролине. Такая же группа, «тюленья» команда № 6, была дислоцирована на территории военно-морской базы в Литтл-Крик в Виржинии. Было создано Объединенное командование особыми операциями, которому поручалось курировать нетрадиционные подразделения всех родов войск в вооруженных силах США. В виде отдельной группы был создан Отдел особых операций — для координации операций такого рода исключительно внутри сухопутных войск.

7

Слушая то, что говорила эта женщина, Бьюкенен допил одну бутылку пива и откупорил вторую. Собрал обертки от своих сандвичей и сложил их в бумажный пакет. Подавил зевок.

— Это больше похоже на лекцию по истории, чем на рассказ. Не забывайте, я ведь служу в Форт-Брэгге. Мне известно все до мельчайших подробностей о неудачной попытке спасения заложников и о создании «Дельты».

— Я уверена, что вам известно и гораздо больше, — заметила Холли Маккой. — Но давайте не будем торопить события и пока поговорим об этом.

Бьюкенен пожал плечами. Слушая перестук колес покачивающегося поезда, он жестом показал ей, что она может продолжать.

— Одной из первых проблем, которыми решил заняться Отдел особых операций, был транспорт, — сказала Холли. — «Дельте» потребовалось слишком много времени, чтобы попасть в Иран. Самолеты не справились с задачей. Слишком много военных инстанций нужно было информировать о том, куда и когда направляется «Дельта». Все дело явно следовало организовать на более современной основе. «Дельта» должна выходить на цель как можно скорее, как можно более скрытно и с помощью самых лучших средств. Вот для чего были сформированы Оперативная тактическая группа 160 и «Морские брызги».

И опять Бьюкенену потребовалась вся его дисциплинированность, чтобы не показать, как поразило его упоминание этих кодовых названий. Мышцы живота у него напряглись, и ему пришлось сымитировать еще один зевок.

— Извините. Не подумайте, пожалуйста, что мне скучно вас слушать. Продолжайте ваш рассказ и допивайте пиво.

Холли откинула назад еще одну прядь рыжих волос, кинула на него раздраженный взгляд и продолжала.

— Оперативная тактическая группа 160 — это секретное армейское подразделение, предоставлявшее авиацию «Дельте», а также войскам особого назначения и «рейнджерам». У нее были большие грузовые вертолеты «Чинук», различные универсальные вертолеты. Что касается «Морских брызг», то это было абсолютно нигде не фигурировавшее, абсолютно засекреченное армейское авиационное подразделение, которое покупало самолеты через гражданских посредников, негласно их переоборудовало по последнему слову спецтехники (глушители моторов, инфракрасные радары, ракетные пусковые установки и тому подобное) и использовало в секретных операциях небольшого масштаба. Посредников, через которых группа «Морские брызги» заключала сделки, поставляло ей ЦРУ, а часть выполняемой работы делалась еще для одной гражданской организации, Управления по борьбе с наркотиками. Думаю, что именно здесь и начались неприятности. Гражданские и военные работают в тесном сотрудничестве, но скрывают этот факт и от Пентагона, и от конгресса.

Бьюкенен еще раз приложился к своей второй бутылке пива и посмотрел на часы.

— Уже почти полночь. Если вы к чему-то клоните, то предлагаю вам переходить прямо к этому — пока я не заснул.

— Мне не кажется, что риск здесь так уж велик. Я даже думаю, что все это интересует вас гораздо больше, чем вы хотите показать.

— Меня интересуете вы. Правда, я предпочитаю, чтобы мои партнерши были не столь разговорчивы.

— Слушайте внимательно, — оборвала его Холли. — Следующей проблемой для Отдела особых операций было получение разведданных. Когда в семьдесят девятом году иранский шах лишился власти, ЦРУ потеряло там почти все свои позиции. Во время кризисной ситуации с заложниками оно оказалось не в состоянии дать достаточно надежную информацию о том, где содержались заложники и как охранялись. Ясно, что группе «Дельта» нужна была подробная информация о тех ситуациях, с которыми ей пришлось бы столкнуться. Поэтому была сформирована ГРП. Группа разведывательной поддержки.

Бьюкенен опять ощутил, как у него судорожно сократились мышцы. Проклятье, подумал он. Откуда эта чертова баба берет свою информацию?

— Это было еще одно секретное военное подразделение, — продолжала Холли. — В ее задачи входило засылать военнослужащих под видом гражданских лиц на территорию иностранных государств в случае возникновения там чрезвычайных ситуаций — например, действия террористов в аэропорту. Там они вели разведку возможных объектов для «Дельты», но не только поставляли ей разведданные, а в случае необходимости могли оказать и тактическую поддержку. Это было уже нечто новенькое. Оперативное военное подразделение, работающее под гражданским прикрытием и поставляющее информацию такого сорта, какую обычно поставляет ЦРУ. Десантники, которые одновременно и разведчики. ГРП была настолько нетрадиционной и сверхсекретной, что о ней знали лишь считанные единицы в верхнем эшелоне Пентагона. Теоретически ее вообще не существовало.

Бьюкенен открыл свою третью бутылку пива. Он собирался скоро закрыть глаза и притвориться, будто алкоголь усыпил его.

— Слушайте внимательно, — напомнила Холли.

— Я слушаю, слушаю.

— Эта часть вам понравится. Отдел особых операций обнаружил, что стоит перед проблемой. Как сохранить в тайне все эти секретные подразделения, в том числе и от Пентагона, который никогда не одобрял нетрадиционных действий? Ответ: надо создать опять-таки секретное подразделение безопасности. Его название — «Желтый плод». И вновь военный персонал использует гражданское прикрытие. Эти люди одеваются в штатское. Делают вид, что занимаются гражданским бизнесом. На самом же деле они обеспечивают безопасность «Морских брызг», ГРП и еще нескольких секретных военных подразделений. Задача «Желтого плода»: сделать так, чтобы тайное оставалось тайным.

Холли внимательно смотрела на него, ожидая реакции.

Бьюкенен поставил бутылку на столик и придал своему лицу самое рассудительное выражение, на которое был способен.

— Захватывающе.

— Это все, что вы можете сказать?

— Ну, по всей видимости, эта операция была успешной, — предположил Бьюкенен, — если принять, что все рассказанное вами — не фантазия. А думаю я так потому, что в жизни не слышал ни о «Желтом плоде», ни о Группе разведывательной поддержки, ни об Оперативной тактической группе 160.

— Знаете, мне впервые кажется, что вы, может быть, говорите правду.

— Вы полагаете, что я мог бы и солгать?

— В данном случае, может быть, и нет. Эти подразделения были разгорожены и перегорожены. Часто члены одной группы не знали о существовании других. Что касается ГРП, то она была разгорожена даже внутри самой себя. Ее члены не знали, кто их коллеги. К тому же «Морские брызги» и «Желтый плод» были в конечном счете раскрыты и распущены. Они больше не существуют. По крайней мере, под этими названиями. Я знаю, что позднее «Морские брызги» были временно воссозданы под кодовым названием «Квазаровый талант».

— Но если они не существуют…

— Некоторые из них, — сказала Холли. — Другие же все еще функционируют, как обычно. Но были созданы и новые группы, гораздо более секретные, в еще большей степени разгороженные, с еще большими претензиями. Например, «Виски с содовой».

8

— «Виски с содовой»? — У Бьюкенена по шее поползли мурашки.

— Таково кодовое название еще одной засекреченной военной группы, — пояснила Холли. — Она сотрудничает с ЦРУ и Управлением по борьбе с наркобизнесом, добиваясь внедрения своих людей в сеть торговли наркотиками, существующую в Центральной и Южной Америке, чтобы взорвать ее изнутри. Но поскольку правительства стран этого региона не санкционировали присутствие на своей территории американских военнослужащих, переодетых в штатское, вооруженных и снабженных фальшивыми документами, то эта операция является абсолютно противозаконной.

— Либо у вас чертовски богатое воображение, либо источники вашей информации находятся, должно быть, в палате для душевнобольных, — сказал Бьюкенен. — Но, так или иначе, меня это не касается. Мне ничего об этом неизвестно, так для чего же…

— Вы работали в ГРП, но полгода назад вас перевели в «Виски с содовой».

У Бьюкенена перехватило дыхание.

— Вы один из многочисленных военнослужащих Отдела особых операций, которым поручено выполнять секретные задания, которые одеты в штатское, но вооружены и снабжены фальшивыми документами и функционируют, по существу, как военное подразделение УБН и ЦРУ за границей.

Бьюкенен медленно выпрямился.

— Ладно, с меня хватит. Точка. То, что вы мне говорите… в чем меня обвиняете… это нелепо. Если вы начнете

городить подобную чепуху где попало, то какой-нибудь идиот — кто-то из политиков, например, — может, чего доброго, действительно вам поверить. И тогда я окажусь в дерьме по самые брови. Мне придется отвечать на вопросы всю оставшуюся жизнь. Из-за дурацкой фантазии.

— Какая же здесь фантазия? — Из своей сумки Холли извлекла копию его портрета, сделанного канкунской полицией, а также несколько копий тех фотографий, которые Большой Боб Бейли показывал Бьюкенену в Форт-Лодердейле. — Все это не кажется мне фантазией.

У Бьюкенена заболело в груди, пока он рассматривал свой сделанный в полиции портрет и фотографии, где он в сопровождении Бейли сходит с самолета во Франкфурте и где стоит перед зданием тюрьмы в Мериде вместе с Гэрсоном Вудфилдом из американского посольства. Некоторые из снимков не были ему знакомы. На них он был изображен в моторке на канале возле пирса 66 в Форт-Лодердейле, рядом с другой лодкой — когда разговаривал с Бейли. Этот последний снимок был сделан с берега (Бьюкенен вспомнил, что обернулся и увидел, как Холли опускает фотоаппарат), причем ракурс был выбран так, чтобы в кадр вошла и табличка с названием Форт-Лодердейла.

Ради всего святого, подумал Бьюкенен, ведь эти фотографии предполагалось уничтожить. Что произошло в Форт-Лодердейле после моего отъезда? Не сработала группа поддержки?

— Итак? — спросил он, силясь не выдать своего напряжения. — Что все это должно означать?

— Вы просто удивительный человек.

— Это почему?

— Сидите тут, не моргнув глазом, и… Вы будете все отрицать, несмотря на силу имеющихся против вас улик?

— Это никакие не улики. О чем вы говорите?

— Да будет вам. На этих снимках вы — и в то же время это три разных человека.

— На этих снимках я вижу трех немного похожих на меня людей, и, чем бы они ни занимались, в них определенно нет ничего общего ни с какими секретными агентами и прочей ерундой.

— Джим Кроуфорд. Эд Поттер. Виктор Грант.

— Хьюи, Дьюи и Луи. Кэрли, Лэрри и Мо. Я не понимаю, о чем идет речь. Кстати, о вопросах — которые вы очень горазды задавать, но на которые явно не любите отвечать, — я повторяю свои вопросы к вам. Откуда вы знаете мое имя? Откуда вы знаете, что я военный? Откуда вы, черт побери, узнали, что я еду этим поездом?

Холли покачала головой.

— Из конфиденциального источника.

— А все то, что вы тут нагородили обо мне, это не конфиденциальная информация? Послушайте, есть очень хороший способ удостовериться, что вы ошибаетесь в отношении меня. И очень простой. Проще пареной репы. Вы знаете, что моя фамилия Бьюкенен. В доказательство того, что мне нечего скрывать, я даже предъявил вам свои водительские права. Вам известно и место моей службы — Форт-Брэгг. Вот и справьтесь там обо мне. Вы узнаете лишь то, что я капитан и что моя специальность — полевая подготовка. И это все. Больше ничего. Ничего темного и таинственного. Никакой этой чепухи с плащами и кинжалами.

— Я уже справлялась. И вы правы в одном. Я узнала только то, что вы мне сейчас сказали. Там о вас много всяких бумаг. Но вы так много разъезжаете по этим мифическим курсам подготовки, что я не нашла ни одного человека, который бы когда-нибудь действительно с вами встречался.

— Вы не у тех спрашивали.

— А у кого же, скажите на милость, можно спросить? Хотя вряд ли это что-то даст. Полагаю, что любой, кого вы мне порекомендуете для расспросов, определенно окажется участником заговора.

— Леди, вы знаете, на что все это смахивает? Еще немного, и вы, наверно, скажете, что я причастен к убийствам обоих Кеннеди, не говоря уж о Мартине Лютере Кинге.

— Оставьте вашу иронию при себе.

— Да я просто зол.

— Или прикидываетесь. У меня такое впечатление, будто вы весь из дыма и зеркал, внутри каждого слоя у вас еще один слой. Ваша фамилия. Ваши документы. Как я могу быть уверена, что Бьюкенен — не просто очередной псевдоним?

— Ради всего святого…

— Возьмем группу «Дельта», которая засекречена, но о ней знают все. С точки зрения секретности и работы в тени она намного уступает ГРП или «Виски с содовой». Члены «Дельты» живут вне базы. У них обычные квартиры среднего уровня. Они ездят на обычных машинах среднего уровня. Когда они утром встают, то ото выглядит так, будто они собираются на самую обычную работу, хотя их работа состоит в отработке того, как, например, лучше ворваться в захваченный угонщиками самолет и освободить заложников. Они одеваются в штатское. У них гражданские документы. Фальшивые. Вымышленные имена и биографии. Никто из живущих в округе не имеет ни малейшего представления о том, кто они такие на самом деле и чем в действительности занимаются. В сущности, даже большинство живущих в самом Форт-Брэгге не имеют об этом представления. Если членам «Дельты» обеспечивается такое прикрытие, то насколько глубже оно будет для человека, принадлежащего к еще более секретной группе вроде ГРП или «Виски с содовой»?

— Придется остановиться на чем-то одном, Холли. Вы говорите, что хотите услышать правду, но явно не собираетесь верить ни одному моему слову. Предположим, я скажу, что являюсь членом этой штуки, которая называется «Виски с содовой». Вероятно, вы скажете, что я лгу и принадлежу в действительности к чему-то другому.

— Вы очень искусны. Честное слово. Поздравляю вас.

— А что, если вы правы? — спросил Бьюкенен. — Не глупо ли с вашей стороны утверждать, что я нечто вроде шпиона? Вдруг я почувствую для себя угрозу? Вдруг решу, что надо заставить вас замолчать?

— Едва ли, — сказала Холли. — Вы не станете пытаться что-то сделать со мной, если не будете уверены, что вам это сойдет с рук. Я позаботилась о своей безопасности.

— Похоже, вы уверены в себе. — Бьюкенен потер лоб. — Неужели вы думали, что я посмотрю на эти снимки, впаду в растерянность и сознаюсь? Даже если бы все так и произошло, я позднее мог бы отказаться от своих слов. Ваше слово против моего. Разве что…

Бьюкенен протянул руку к ее сумке для фотоаппарата.

— Эй, что вы делаете?

Он потянул к себе висевшую у нее на плече сумку. Она попыталась помешать ему, но он левой рукой сжал оба ее запястья, а правой открыл сумку. В сумке лежал маленький магнитофон. Светился красный глазок, и слышалось легкое жужжание.

— Ну и ну. Никак я перед беспристрастным объективом. То есть в данном случае перед беспристрастной аудиокассетой. Ай-ай-ай, как нехорошо. Некрасиво обманывать.

— Кто бы говорил.

Бьюкенен вынул магнитофон из сумки и увидел, что от него идет провод к маленькому микрофончику, спрятанному в застежке с наружной стороны сумки.

— Как вы записываете? На сверхмедленной скорости ленты, чтобы не беспокоиться, как ее перемотать? А если бы вам все-таки нужно было перевернуть ленту, то вы ведь всегда смогли бы сделать вид, что идете в туалет, верно?

— Попытка не пытка.

Бьюкенен выключил аппарат

— И что ото вам дало? Я же сказал, что не имею никакого отношения ко всем этим вещам, о которых вы рассказываете. Именно ото и записано на пленке — отрицание моей причастности.

Холли пожала плечами. Она казалась уже не такой уверенной в себе.

— Игры кончились. — Бьюкенен подошел на шаг ближе. — Раздевайтесь.

Она резко вскинула голову.

— Что?

— Раздевайтесь, или я сам вас раздену.

— Это что, шутка?

— Леди, когда пристаешь к мужчинам в поездах, то следует ожидать, что им захочется и чего-то еще кроме разговора. Раздевайтесь. — Бьюкенен стукнул кулаком по столу.

— Оставьте меня в покое!

Снаружи кто-то забарабанил в дверь купе.

— Впечатляет, — констатировал Бьюкенен. — Быстрее, чем я ожидал.

Выражение лица Холли было смесью испуга, облегчения и недоумения.

— Что вы хотите этим… Быстрее, чем вы… что?

Бьюкенен открыл дверь. Высокий мужчина лет тридцати пяти или около того, квадратный подбородок, широкие плечи, массивная грудь — тип бывшего футболиста — уже собирался плечом вышибать дверь. Он замигал, удивленный внезапным появлением Бьюкенена.

— Кто вы такой? — спросил Бьюкенен. — Муж?

Громила посмотрел через плечо Бьюкенена, желая убедиться, что с Холли все в порядке.

— Или приятель? Ну же, говорите, а то у меня уже кончается запас категорий для классификации, — сказал Бьюкенен.

— Заинтересованная сторона.

— Тогда вам стоит присоединиться к нам. — Бьюкенен открыл дверь шире и жестом пригласил человека войти. — Нет смысла стоять в коридоре и беспокоить соседей. Надеюсь, мы все поместимся в этом крошечном купе.

С выражением подозрительности, искажавшим грубые черты его лица, мужчина медленно вошел внутрь.

Бьюкенен почувствовал, как мимо него протиснулись широкие плечи гостя Ему удалось закрыть дверь.

— Хорошо, что с вами больше никто не пришел. А то нам могло бы не хватить кислорода.

— Заткнитесь с нашими шутками, — буркнул мужчина. — Что значит «раздевайтесь»? Вы что себе позволяете?

— Я только позволил себе пригласить вас.

Здоровяк открыл рот.

— У этого магнитофончика слишком уж торчали ушки, — объяснил Бьюкенен и повернулся к Холли. — Я подумал, что вы и хотели, чтобы я его нашел. Найдя его, я почувствую, что могу говорить без опаски, все равно-де потом от всего отопрусь, и будет ваше слово против моего, но я не буду знать, что добротный материальчик будет передаваться через микрофон, который вы прячете на себе, в соседнее купе вашему партнеру. Единственным способом найти этот микрофон было произвести личный обыск с раздеванием, поэтому я решил, что подам такую мысль и посмотрю, что из этого выйдет. — Он повернулся к здоровяку. — И вот вы здесь.

— Ах вы… — Холли не договорила ругательства.

— Послушайте, то, что я сказал вам — правда. Я не имею никакого касательства к этим делам с тайными агентами. Но это не значит, что я круглый идиот, — сказал Бьюкенен. — Хотите спросить меня о чем-нибудь еще? А то время уже позднее. Я устал. Хочу немного поспать.

— Ах вы…

— Да, возможно, вы и в этом правы, — согласился Бьюкенен.

— Пошли, Холли, — приказал ее компаньон.

Бьюкенен посторонился, чтобы пропустить их. С трудом открыл дверь.

— Спасибо, что заплатили за пиво и сандвичи. Вы действительно умеете сделать мужчине приятное.

Глаза Холли сузились.

— Я остаюсь.

— Не сходи с ума, — вмешался компаньон.

— Я знаю, что делаю, — ответила она.

— Ладно, это все очень интересно, — зевнул Бьюкенен. — Но я говорю вполне серьезно. Я устал.

— И я говорю вполне серьезно. Я остаюсь.

— Хорошо, — сказал Бьюкенен. — Я готов на все, чтобы убедить вас в своей искренности. Оставайтесь и удостоверьтесь, что я не произнесу во сне ничего предосудительного.

— Подумай хорошенько, Холли, — предостерег се компаньон.

— Все будет нормально, Тед.

— Верно, Тед, — подтвердил Бьюкенен. — С ней ничего плохого не случится. Обещаю вам, что не буду ее раздевать. Спокойной ночи, Тед. — Бьюкенен выпроводил его за дверь. — Оставайтесь на приеме. Надеюсь, мой храп не помешает вам спать.

В покачивающемся коридоре из расположенного справа от них куне выглянула пожилая седовласая дама в ночной рубашке. Она поправила очки и пристально посмотрела на них.

— Извините, если мы разбудили вас, мэм, — вежливо произнес Бьюкенен. Он смотрел, как Тед идет по коридору и входит в последнее купе справа. Помахав на прощание ему и пожилой даме, Бьюкенен шагнул обратно в свое купе и закрыл дверь.

Заперев ее, он повернулся к Холли.

— Ну, где вам больше нравится? Наверху или внизу?

— Не берите себе в голову ничего такого из-за того, что я осталась. Тед на самом деле очень крутой. Если ему покажется, что мне в вашей компании небезопасно, то он…

— Полки.

— Что?

— Я говорю о полках. — Бьюкенен протянул руку вверх, взялся за рычаг и опустил верхнюю полку. Потом стал устраивать нижнюю. — Не знаю, чего вы рассчитываете добиться таким путем. Но предлагаю бросить монету, чтобы определить, кто первый идет в туалет.

— О-о!

— И если окажется, что у вас нет зубной щетки, можете воспользоваться моей.

— По зрелом размышлении…

— Не сомневайтесь. — Бьюкенен открыл дверь. — Спокойной ночи, Холли.

— Спокойной ночи.

9

Откуда она узнала мое настоящее имя? Откуда узнала столько моих псевдонимов? Как узнала, где меня найти? Я задавал ей эти вопросы несколько раз.

Бьюкенен стоял в телефонной будке на Лойола-авеню недалеко от вокзала в Новом Орлеане. На улице было очень шумно. Синее октябрьское небо было затянуто легкой дымкой. Погода стояла теплая и влажная. Но Бьюкенена интересовало лишь то, что он слышал в трубке, и нет ли за ним слежки.

— Мы это выясним, — услышал он низкий голос своего офицера-связника. — Делайте, что собирались делать. Не меняйте своих планов. Мы сами с вами свяжемся. Но если возникнет что-то новое, звоните нам немедленно. Просто помните, что улики, которые у нее якобы есть против вас — эти фотографии, — неубедительны.

— Но у нее вообще не должно быть этих фотографий. Что случилось в Форт-Лодердейле после того, как я уехал? — напористо спросил Бьюкенен. — Ведь предполагалось, что этой проблемой займутся и решат ее.

— Мы думали, что эту женщину просто временно наняли. Никто не подозревал, что она журналистка. Когда она больше не появилась в поле нашего зрения, мы решили, что она важной роли не играет.

— Как знать, может, и Бейли приложил к этому руку.

— Нет, — твердо произнес голос. — Не приложил. Не теряйте присутствия духа. Наслаждайтесь отпуском. Сейчас эта женщина ничего не может доказать.

— Передайте полковнику, что я видел его на одной из фотографий, которые она мне показывала.

— Не беспокойтесь. Я обязательно ему передам. А пока, на тот случай, если у нас возникнет необходимость связаться с вами, не уходите далеко от своего гостиничного номера сегодня вечером от шести до восьми. После этого времени наведывайтесь на возможные места встречи, о которых мы условились перед вашим отъездом.

Напряжение не отпустило Бьюкенена. Он повесил трубку, поднял свою дорожную сумку, открыл дверь будки и вышел.

Из-за деревьев расположенного неподалеку парка показались рыжеволосая женщина и сопровождавший ее мужчина.

«О Господи!» — подумал Бьюкенен.

Он подошел к ним.

— Ну, хватит. Я не позволю вам испортить мне отпуск этим хождением за мной по пятам.

Холли Маккой была явно раздосадована тем, что ее обнаружили.

— Кому вы звонили? Вышестоящим начальникам? Доложить, что вас разоблачили?

— Старому другу, который сюда переехал. Но это вас совершенно не касается.

— Докажите это. Давайте сходим к нему.

— Его приятельница сказала мне, что ему пришлось уехать в Хьюстон, на срочное деловое совещание.

— Весьма кстати. А как его зовут?

— Слушайте, дамочка, я и так расстроен, что не увижусь с ним, а тут еще вы с вашими бреднями.

— Холли. Пожалуйста, называйте меня Холли. Я хочу сказать, раз уж мы почти что провели вместе ночь, то можем называть друг друга просто по имени.

Бьюкенен повернулся к ее спутнику.

— Сколько бы вам ни платили, этого все равно мало. Вы же вынуждены без перерыва слушать этот бред. Неужели вам еще не захотелось сунуть голову в петлю и положить этому конец?

Он повернулся и направился ко входу в находившееся рядом почтовое отделение.

— Брендан! — окликнула его Холли.

Бьюкенен никак не отреагировал.

— Брен! — не отставала она.

Бьюкенен продолжал идти, куда шел.

— Эй! — крикнула она. — В каком отеле вы остановились?

Бьюкенен так давно не слышал, чтобы кто-то называл его просто по имени или употреблял его прозвище, что не отнес эти слова к себе. Но постепенно они дошли до его сознания. Он обернулся.

— С какой стати я буду облегчать вам жизнь? Узнавайте сами, черт вас возьми!

Перед почтовым отделением из такси только что вышел какой-то, мужчина. Бьюкенен быстро юркнул внутрь и сказал таксисту, куда ехать. Такси устремилось в поток уличного движения, и он успел лишь услышать, как Холли еще раз крикнула: «Эй!»

10

Брендан. Брен. Слова Холли эхом откликнулись в нем. Бьюкенен внезапно осознал, как давно он перестал быть самим собой.

На этот раз действие разворачивается по нестандартному сценарию. Если раньше от него требовалось войти в роль другого человека, то теперь задача вдвое сложнее: необходимо превратиться в Питера Лэнга, оставаясь при этом Бренданом Бьюкененом. Впрочем, шизофрения ему не грозит — первая личность не вытесняет вторую. Напротив, они располагаются на разных уровнях сознания и существуют вместе. Вместе. В одно и то же время. Но независимо друг от друга.

Он должен стать Питером Лэнгом, чтобы выполнить задание, ради которого приехал в Новый Орлеан: узнать, что случилось с Хуаной. Ведь это Питер Лонг обещал ей свою помощь. Питер Лонг любил Хуану. Питер Лэнг… Бьюкснен отчаянно хотел стать Питером Лэнгом, потому что больше всего на свете боялся быть самим собой.

Но за Питером Лонгом не следила Холли Маккой. Питер Лэнг не служил в Управлении особых операций и не числился в группе «Виски с содовой». Хотя Лэнг и был тайным агентом, он никогда не принадлежал к этим спецподразделениям. И не Лэнгом, а Бренданом Бьюкененом заинтересовались в редакции «Вашингтон пост». Поэтому именно Брендан Бьюкенен должен нейтрализовать и сбить со следа Холли Маккой.

Таким образом, Питер Лэнг сыграет роль Брендана Бьюкенена, а Брендан Бьюкенен… В самом деле, не сидеть же ему в гостинице сложа руки, а то Холли Маккой, чего доброго, подумает, что он струсил. Бьюкенен перевоплотится в Питера Лэнга и побывает в местах, где тот любил появляться шесть лет назад.

Хотя Бьюкенен знал, что настоящий Лэнг на его месте остановился бы во Французском квартале, сам он попал в Новый Орлеан «впервые» и «плохо был знаком» с городом. Поэтому он решил выбрать любую первоклассную гостиницу неподалеку от торгового центра и местных достопримечательностей. Высокое сверкающее здание отеля «Холидей Инн-Краун Плаза» показалось ему идеальным вариантом. Заполнив анкету, Бьюкенен в сопровождении служащего поднялся на двенадцатый этаж в свой номер и, дождавшись, пока тот уйдет, запер дверь на замок. Достал из саквояжа пистолет и паспорт на имя Виктора Гранта. Комнату могут обыскивать. Он опустил паспорт в карман плаща, а пистолет сунул за пояс.

Две минуты спустя Бьюкенен вышел из номера и по лестнице черного хода спустился в холл. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что Холли Маккой поблизости не видно, он вышел на улицу и сел в такси.

— Куда едем, сэр? — гортанным голосом спросил водитель, пожилой негр с седыми волосами.

— Метеерское кладбище.

— Похороны, сэр?

— Каждый день чьи-нибудь похороны.

— Истинная правда, сэр, истинная правда.

Ему было приказано обязательно находиться в гостинице с шести до восьми вечера на случай, если понадобится передать сообщение. Однако до шести оставалось три часа свободного времени, и Бьюкенен не хотел сидеть на одном месте. Необходимо делать то, что стал бы делать Питер Лэнг, окажись он в Новом Орлеане. Бьюкенен откинулся на спинку сиденья и притворился, что увлечен видом города. Такси проехало улицу Чаупитаулас, свернуло на скоростную магистраль и смешалось с потоком машин, направляющихся в сторону Метеерского шоссе.

Огромное кладбище возникло еще в 1873 году на месте ипподрома, располагавшегося здесь до войны между Севером и Югом. Подобно многим старинным кладбищам Нового Орлеана, оно представляло собой ряды длинных каменных усыпальниц с нишами, в которые опускали и замуровывали гробы. Такой способ захоронения вошел в обычай в прошлом веке из-за топкой почвы и постоянной угрозы разливов Миссисипи. Хотя с тех пор современные сточные системы позволили рыть могилы в земле, традиция сохранилась, и горожан зачастую хоронили по старинке.

Питер Лэнг любил бывать на старинных кладбищах, а Метеерское пользовалось у него особенным вниманием. Официальным предлогом для столь мрачного времяпрепровождения считался его интерес к истории и склонность ко всякого рода мистике. Однако на деле все обстояло гораздо проще: укромные аллеи и потрескавшиеся могильные плиты служили прекрасным местом для тайников, где, не нарушая вечного покоя обитателей кладбища, можно было оставить сообщение для курьера.

Изредка, в дни большого наплыва посетителей, Бьюкенену и пришедшему на встречу связному удавалось незаметно переброситься парой слов. Руководитель Бьюкенена-Лэнга отличался своеобразным чувством юмора, и идея использовать для связи кладбище казалась ему невероятно смешной.

Однако на этот раз Бьюкенен-Лэнг приехал сюда по другой причине. Воспоминания об этом кладбище связаны с Хуаной. Она часто сопровождала Лэнга в его экскурсиях и не меньше чем он интересовалась старинными надгробиями. Бьюкенен вспомнил, с каким восторгом рассматривала Хуана миниатюрные гранитные факелы на усыпальнице богатой горожанки Джози Арлингтон. Бьюкенен-Лэнг остановился и прислушался. Ему почудилось: еще миг, и он услышит серебряные переливы знакомого голоса. Дымка в небе развеялась, проглянула яркая синь, и солнце осветило унылые силуэты покосившихся памятников. Бьюкенен представил, как Хуана стоит рядом, улыбается, и ее рука покоится на его плече. Ему так хотелось ее обнять!

И он сделает это сегодня вечером.

Зачем я позволил тебе уйти? Моя жизнь могла бы сложиться совершенно иначе.

Я ни за что не повторю той ошибки. Я просто не представлял, как много ты для меня значишь.

И то, что я обещал шесть лет назад, — не пустые слова. Я люблю тебя.

Я или Питер Лэнг?

А как же Бьюкенен-Лэнг?

А как же Бьюкенен?

Голова раскалывалась от боли. Он потер виски, но боль продолжала его мучить.

11

Шесть часов вечера

Вернувшись в отель, Бьюкенен стал нетерпеливо дожидаться, когда руководство соблаговолит выйти с ним на связь. Он собирался заказать в номер ужин, но есть совсем расхотелось. Решил включить телевизор и посмотреть Си-эн-он, но передумал. Хуана. Все его мысли были заняты предстоящей встречей с Хуаной. Он снова и снова вспоминал события шестилетней давности и в который раз винил себя в том, что случилось.

Комната погрузилась в темноту. Бьюкенен поднялся с кресла и раздвинул шторы, чтобы полюбоваться закатом, но небо было непроницаемо черного цвета. Всего миг назад в окно заглядывали пурпурные отсветы заходящего солнца, и вдруг такая невероятная перемена. Он обескураженно посмотрел на светящийся циферблат наручных часов.

Шестнадцать минут десятого?

Нет. Здесь какая-то ошибка. Должно быть, с ним сыграли злую шутку сгустившиеся в комнате тени. Бьюкенен зажег настольную лампу и поднес часы к свету. Удивительно, но они в самом деле показывали шестнадцать минут десятого. Выходит, он не заметил, как прошли три часа и шестнадцать минут.

Боже, со мной это уже в третий раз за последние три дня. Нет, не в третий. В четвертый. Что происходит?

Бьюкенен встал. Прошелся по комнате, разминая затекшие ноги, и внезапно заметил, что на телефоне мигает красная лампочка сообщения, — выходит, ему звонили.

Но я не слышал телефонного звонка.

Что, если его руководитель пытался передать ему срочные инструкции? Бьюкенен быстро снял трубку и нажал на ноль.

Сначала он услышал три гудка, затем женский голос:

— АТС.

— Я звоню из номера 12—14, — Бьюкенен старался не выдать своего волнения. — Кто-то оставил для меня сообщение.

— Одну секунду, сэр, сейчас посмотрю… так… есть.

Сердце учащенно забилось.

— Звонила Холли Маккой, — снова заговорила женщина. — В семнадцать сорок пять. Вот текст: «Мы остановились в одном отеле. Почему бы нам вечером не встретиться?» Если хотите, сэр, я могу связаться с ее номером.

— Нет, спасибо. В этом нет необходимости.

Он положил трубку.

Бьюкенен испытывал смешанные чувства. Прежде всего — облегчение: важного сообщения он не пропустил. Кроме того, ему звонили в семнадцать сорок пять. До того, как он вернулся в гостиницу. До того, как сел в кресло и отключился на целых три часа. По крайней мере, он не настолько ушел в себя, чтобы не услышать звонка.

Но одновременно с облегчением в нем проснулась тревога: Холли Маккой удалось его выследить. И дело даже не в раздражающей настойчивости журналистки. Каким образом она сумела его найти? Неужели она обзванивала все гостиницы в городе и спрашивала?..

Мне следовало остановиться под чужим именем.

Под чужим именем? А разве не из-за чужих имен заварилась вся эта каша? Узнай Холли, что ты живешь в отеле под чужим именем, тебе придется несладко. Да и руководство такой поступок вряд ли оценит. Они решат, что ты просто спятил. Тебя посылали на отдых, а не на задание.

Но Бьюкенен знал: он действительно выполняет задание. До назначенной встречи оставалось меньше часа. В одиннадцать ему нужно быть в «Кафе дю монд». В это же время он и Хуана появились там шесть лет назад.

Убедившись, что пистолет не видно под плащом, Бьюкенен вышел из номера, осмотрелся и стал быстро спускаться по лестнице черного хода.

12

Вечер странным, непостижимым образом напоминал вечер шестилетней давности. Как и тогда, в воздухе пахло дождем. С Миссисипи дул легкий свежий ветерок. Все как шесть лет назад.

Бьюкенен огляделся по сторонам и, не увидев рядом Холли Маккой, пошел вдоль улицы Чаупитаулас. Он шагал неторопливо, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. По дороге ему бросилось в глаза еще одно очевидное сходство: как в прошлый раз, город праздновал Хэллоуин — канун Дня Всех Святых. Многие прохожие были в маскарадных костюмах, и, как шесть лет назад, наибольшей популярностью пользовался костюм скелета: черное трико в обтяжку с фосфорическим рисунком костей и маска в виде черепа. При таком обилии одинаково одетых людей Бьюкенен не мог с уверенностью сказать, что за ним нет слежки.

Холли Маккой достаточно спрятать под маской свои приметные рыжие волосы, и она растворится в пестрой толпе. В этот вечер он сам выглядит слишком приметно: один из немногих, на ком нет карнавального костюма.

Бьюкенен пересек Канальную улицу и, подходя к Французскому кварталу, услышал звуки музыки. Сначала слабые и далекие, они с каждым шагом усиливались и быстро превратились в неистовое завывание джаза. Не так давно ему попалась на глаза статья о намерении властей Нового Орлеана бороться с шумом на городских улицах, но, похоже, сегодня никакие указы не действовали. Музыка гремела из открытых окон местных ресторанчиков и, сливаясь с игрой уличных джаз-оркестров, рождала невероятное смешение стилей. Джаз буйствовал, грохотал, выл и пульсировал над головами тысяч новоорлеанцев, наводнивших узенькие улочки Французского квартала. Горожане в карнавальных костюмах танцевали, пели и пили, празднуя ночь умерших.

Когда святые…

Бьюкенен попытался смешаться с толпой ряженых. Времени до встречи в кафе осталось совсем мало, и он не хотел, чтобы его видели вместе с Хуаной.

Однако очень скоро ему пришлось убедиться, что исчезнуть в таком густом потоке людей — задача не из легких. Всякая попытка нырнуть в подворотню или незаметно перейти на соседнюю улицу оканчивалась неудачей. Стоило ускорить шаг, как впереди вырастала стена из человеческих тел.

Бьюкенен купил у уличного торговца маску дьявола, но прорези оказались узкими, и он точно ослеп. Поэтому, столкнувшись с несколькими прохожими, он снял маску и посмотрел на часы. Как быстро летит время. Почти одиннадцать. Надо поторапливаться.

Через несколько минут он обнимет Хуану и узнает, почему она попросила его о помощи. Он поможет Хуане и докажет, что всегда ее любил. Он исправит свою ошибку, допущенную шесть лет назад.

Чью ошибку?

По Орлеан-авеню Бьюкенен добрался до парка Святого Антония и, пройдя Пиратской аллеей, оказался у статуи Эндрю Джексона. В темноте мрачного безлюдного парка бронзовый всадник выглядел бесплотным призраком. Обогнув чугунную ограду памятника, Бьюкенен вышел на Декейтер-стрит и остановился в тени деревьев напротив «Кафе дю монд».

Вокруг было на удивление малолюдно и тихо. Ощутив собственную уязвимость, Бьюкенен огляделся по сторонам. Нет. За ним не следят.

И тем не менее его не покидало ощущение близкой опасности. Он постоял в тени еще несколько секунд и, точно возвращаясь из другого измерения, шагнул в полосу света. Высокие стены «Кафе дю монд» представляли собой бетонные арки, установленные по краям большой открытой террасы. Если шел дождь, над площадкой растягивали полосатый бело-зеленый брезент, но в обычные дни прохожих на улице и посетителей за столиками отделяла только невысокая железная ограда. Сегодня вечером, как и шесть лет назад, в кафе не оказалось свободных мест. Все дело в празднике. Перед входом на тротуаре выстроилась целая очередь желающих попасть внутрь, многие из которых были в карнавальных костюмах.

Бьюкенен остановился, всматриваясь в лица окружающих в надежде, что Хуана решит подождать его на улице. Они уйдут подальше от шума и сутолоки, отыщут укромное местечко, где можно поговорить без помех. Сядут обнявшись, и она расскажет, почему послала ему открытку, благодаря которой у него появился шанс начать все сначала.

Он перевел взгляд на посетителей, сидящих за маленькими круглыми столиками. На террасе царило необычное оживление. Люди разговаривали, смеялись, вставали, уходили, их места занимали новые посетители. До него то и дело долетали обрывки чужих разговоров.

Где же Хуана? Бьюкенен прошел вдоль железной ограды. Снова посмотрел на очередь.

Что, если она в карнавальном костюме? Что, если опасность заставила Хуану изменить свою внешность? Он не сумеет ее узнать. А она может быть так напугана, что захочет выждать время и удостовериться, что ей ничто не грозит.

Хуана. Даже если лицо Хуаны не скрыто под маской, где гарантия, что он ее узнает? Все-таки прошло шесть лет. Она могла отрастить длинные волосы. Могла…

А он? Разве он сам не изменился за шесть лет? Какого цвета у него были волосы? Сколько он тогда весил? Может, ему следует отпустить усы? Хоть убей, но он не мог вспомнить, были ли усы у Питера Лэнга.

Хуана. Он решительно отодвинул стоящих у входа людей и вошел в кафе. Она наверняка ждет его внутри. Открытка говорит сама за себя. Ей нужна помощь.

— Эй, друг, куда без очереди! — окликнули Бьюкенена сзади.

— Извините, сэр, но вам надо встать в очередь, — перед ним словно из-под земли вырос официант.

— Понимаете, мы договорились встретиться в кафе и…

— Пожалуйста, сэр, встаньте в очередь.

Бьюкенен отступил на тротуар и в растерянности остановился неподалеку от входа. Голова снова разболелась. Он потер виски и проводил взглядом группу людей в ярких костюмах, которые с шумом и смехом прошли мимо него. Под одной из масок может скрываться Хуана.

Внезапно он пошатнулся от острой боли в боку. Холодное лезвие ножа легко прокололо кожу и вонзилось в тело. Бьюкенен согнулся, застонал. Рубашка мгновенно намокла от крови. За спиной кто-то вскрикнул от ужаса. Прохожие бросились врассыпную. Бьюкенен зажал рану рукой, покачнулся и стал падать. Железные прутья ограды рванулись ему навстречу.

«Нет! — мысленно крикнул он. — Только не голову! Мне нельзя снова поранить голову!..»