Глава двадцать четвертая Валет, гонки с Ринго, Рори и Силла Блэк

5 октября 1962 года БИТЛЗ выпустили свою первую с Брайаном сорокопятку «Love Me Do». Она вошла в таблицы популярности. БИТЛЗ готовились к прыжку на широкий экран мировой славы.

Брайан Эпстайн был в это время очень озабочен проблемой рекламы. Он плохо разбирался в этой стороне дела. Тогда он решил обратиться за помощью к моему приятелю Уильяму Маршаллу, ливерпульскому корреспонденту «Дейли Миррор». Он хотел предложить Вилли взять на себя рекламу БИТЛЗ.

Однажды в пресс-клубе раздался звонок. Это был Брайан. Не может ли Вилли зайти сегодня к нему в офис на Уайтчепел? Вилли не мог: он заканчивал обзорную статью об одном уголовном деле.

«С тех пор я жалею, что не пошел тогда к Брайану», — говорит Вилли. Сейчас он прозябает в лондонском предместье, забытый всеми, кроме своих, правда, многочисленных друзей. Еще один из тех, чей поезд ушел.

1 августа 1963 года я, Вилли и еще одни человек, имя которого я не хочу раскрывать, устроили крупнейшее шоу на открытом воздухе (бит-шоу). Мы сняли стадион «Стэнли» в Ливерпуле и пригласили Билли Джей Крэймера, Серчерз, Большую Тройку, Блюз Инк. Алексиса Корнера, Холлиз, Ли Кэртиса, Моджос, Рори Шторма с его Ураганами, Мерси Битс, Эрла Престона, Изи Битс, Санни Уэбба, Андэтейкерс (Гробовщики), Майка Сарна и Джона Лейтона. Боб Вулер был конферансье.

Наше шоу провалилось. Из-за плохой погоды пришло только 10 тысяч зрителей: слишком мало, чтобы покрыть наши расходы. Брайан Эпстайн не дал мне БИТЛЗ, потому что в тот день они должны были играть в Саутпорте. Да и не по карману мне они теперь были — если говорить откровенно.

Брайан приехал на стадион и стал все осматривать. У нас были бары, аттракционы, места для прогулок и усилители, которые разносили звук на многие мили вокруг.

«Ей-богу, Алан, это великолепно! Вот так и надо все делать. Просто здорово!» Он был в восторге. Глаза его аж сверкали. Он понял зрелищный и финансовый потенциал подобных шоу.

БИТЛЗ к тому времени были уже очень, очень популярны. Я часто с ними виделся, особенно с Ринго. Мы с ним частенько хаживали в «Клуб Валета». Валет, хозяин клуба, был негром — очень толстым и очень, очень опасным. Вокруг него всегда толпились жуткого вида типы — слуги, готовые по приказу хозяина на все, что угодно. Его уже нет в живых, и я могу рассказывать обо всем, не опасаясь за свою жизнь.

Валет был черным-пречерным: таким черным, что аж синим. Он восседал у огромного камина в баре, как король в своем маленьком замке, окруженный свитой из пьяниц, торговцев наркотиками, моряков, сводников и проституток. В конце каждой фразы он поворачивался к ним и говорил: «Я верно говорю, ребята?» И хор подхалимов всегда отвечал: «Верно, босс, верно!»

Это было очень опасное заведение, но мы с Ринго любили там бывать: нам нравилась его напряженная атмосфера и удивительные люди, которые там бывали.

У Валета играли некоторые мои группы, но недолго: место оказалось небезопасным и для музыкантов. Дело в том, что, когда в зале вспыхивала драка (а это бывало часто), Валет приказывал запереть все двери, после чего откидывался в своем кресле и в окружении своей шайки наблюдал за побоищем. Зрелище текущей крови (не своей, конечно) доставляло ему невыразимое удовольствие. Когда дым битвы рассеивался, двери снова открывались и пострадавшие выносились наружу, в ночной мрак. Веселые были времена.

Все это было ничто для шлюх и пьяных матросов: им даже нравились такие потасовки. Но, что касается музыкантов, они приходили туда, чтобы играть музыку, а не наслаждаться зрелищем бойни. К тому же, когда все двери запирались по приказу Валета, музыканты тоже оказывались запертыми, и тогда всякое могло случиться.

Я попросил Валета построить специальный запасной выход, чтобы мои ребята в случае чего могли через него смыться. Валет отказался, и тогда я увел оттуда свои группы. Однажды мы с Ринго крепко поддали у Валета, а потом решили продолжать в «Греческом клубе», что на Принсесс-авеню. «Спорим, что я первый туда приеду!» — сказал я, вызывая Ринго на спор. «О'кей, — сказал он. — Спорим на пятерку.» Ринго ездил на машине, которую нанял вместе с шофером. Мы выскочили на улицу. Ринго крикнул своему шоферу: «Гони! У нас пари.»

Я залез в свой «ягуар», и гонка началась. Мы мчались по темным улицам со скоростью, наверное, не меньше 90 миль в час. Я был такой бухой, что потерял дорогу. В своем районе! Вот до чего набухался.

Я подъехал к какому-то странному дому, который в своем обдолбанном состоянии я принял за «Греческий клуб». На мой стук никто не ответил. Я побрел назад через кусты и свалился. Трава была теплая и мягкая. Я свернулся калачиком, словно белка, и задремал.

Я спал, как убитый, до самого утра. Капли дождя падали мне на лицо. Ранние прохожие с удивлением взирали на странного субъекта, валяющегося в кустах. Ринго потом говорил мне, что изъездил всю округу, пытаясь отыскать меня. Они нашли мой автомобиль, но он был пуст: я был далеко в стороне и дрых в кустах.

Я помню еще одно происшествие, когда Валет был особенно не в духе. Истратив на выпивку все до последнего пенса, я, пошатываясь, побрел к камину, где, как обычно, восседал Валет в окружении своей свиты. Я попросил у него взаймы несколько фунтов. Он почему-то рассердился.

«Ни хуя не дам, вали отсюда!» В ответ я обозвал его нехорошим словом. «Что ты сказал?» — заорал он, и меня тут же окружили его прихлебатели. «Хана», — подумал я, и сердце у меня упало. И вдруг к нам подходят два мужика, крепенькие такие, как два домика. «Оставьте его», — сказали они. Угрожавшие мне гориллы отступили назад. Этих двоих, судя по всему, у Валета все знали и уважали. Затем один из моих спасителей (он заметно косил глазами и был бы забавен, если бы не был так страшен) сказал другому: «Принеси чемодан». Через пару минут тот принес черный кожаный чемоданчик и кинул его на стойку бара. Когда чемодан открыли, у меня глаза на лоб полезли: там лежали аккуратные стопки банкнот по 10, 5 и 1 фунту. Их были, наверное, тысячи. Тот, косоглазый, вынул 10-фунтовую купюру и протянул мне. «Отдашь, когда сможешь.» Совершенно незнакомый человек протягивал мне десятку!

Рори Шторм, один из зачинателей бит-революции, переживал тяжелые времена. Его группа распалась, и он долгое время ничего не делал. Правда, за это время он прошел курс лечения и избавился от заикания. Это позволило ему устроиться диск-жокеем на континенте. Но когда он там работал, умер его отец. Рори обожал отца и тяжело переживал его смерть. Он снова стал заикаться. Рори, такой всегда общительный, стал нелюдимым и замкнутым. Теперь он редко покидал свой дом («Штормград») в ливерпульском районе Бродгрин, где жил с матерью. В сентябре 1972 года Рори и его мать были найдены мертвыми в своих постелях. Смерть наступила от отравления барбитуратами и алкоголем.

Когда Рори был поп-певцом, он очень гордился своим умением вихлять и дрыгать ногами. Он умел так вибрировать левым коленом, что, глядя на это, девочки испытывали оргазм. И вот теперь он умер. О нем никогда не писали так много, как после смерти. Ему бы это понравилось.

Почему он убил себя? Все объясняется очень просто: он не мог примериться с тем, что БИТЛЗ взлетели к всемирной славе, а он упал в пропасть безвестности. «В чем дело, Алан? Как это случилось?» — спрашивал он меня. Я не мог ему объяснить. Судьба, везение — называй это, как хочешь. Кто-то идет вверх, кто-то падает. Такова жизнь. Он не мог принять эту философию. Сестре Рори, Айрис, повезло больше: она вышла замуж за поп-певца Шейна Фентона — теперь он выступает под псевдонимом Элвин Стардаст и очень, очень популярен. Айрис говорит про своего брата: «Им все восторгались, называли „Мистер Шоумэн“. И все же он был слишком ленив, чтобы чего-то добиться. Было время, когда Джордж Харрисон просился в группу Рори, но его не взяли: мальчику было всего 12 лет.»

«Ливерпульское эхо» сообщило о смерти Рори под крупным заголовком через всю полосу:

«СМЕРТЬ ЛИВЕРПУЛЬСКОЙ ПОП-ЗВЕЗДЫ».

Рори понравился бы размер шрифта.

Ринго, старый друг Рори, не пошел на его похороны. Когда я спросил почему он не был на похоронах Рори, он ответил: «При его рождении я тоже не присутствовал». Молодец, Ринго. Очень остроумно. Рори было 33, когда он умер.

В «Джакаранду» зачастила тоненькая девчушка, рыжеволосая, с торчащими зубами. Она приходила повидаться с подругой по имени Терри, которая гуляла с Адрианом Барбером из группы Кэсс и Казановы. Ее звали Силла Уайт. Вскоре она стала очень, очень большой звездой под именем Силла Блэк. Силла иногда пела вместе с группами, которые играли в «Джеке» и в «Голубом Ангеле». Мне она нравилась. Когда она пела, у меня по спине пробегали мурашки. Это я познакомил ее с Брайаном. Сначала он не хотел идти на встречу. Девочки были не по его части. Но я расхвалил Силлу до небес, и Брайан пришел. Он был очарован ее голосом, подписал с ней контракт и отправил в турне вместе с БИТЛЗ. Спустя неделю она уже была звездой. Силла работала гардеробщицей в «Пещере». Отсюда пошла легенда, будто Брайан ее там открыл. Это не так. А как было я уже рассказывал. Если говорить о поп-звездах, то они окружали меня со всех сторон. А я, дурак, не вцепился ни в одну из них.

В конце 1961 года Тэд Тэйлор (из группы «Кинг Сайз Тэйлор и Доминоз») и Адриан Барбер установили магнитофон в «Стар-клубе», когда там играли БИТЛЗ, чтобы записать их на пленку. Сначала они, конечно, спросили у Битлов, не возражают ли они. «О'кей, Тэд. Ставь пиво и валяй.» Тэд купил им пиво и врубил свой аппарат. За три-четыре сеанса записи в рождественские и новогодние дни Тэд записал музыки БИТЛЗ примерно на три часа. Он привез пленки в Ливерпуль и передал какому-то звукоинженеру, чтобы тот их смонтировал и пустил на рынок. Из этого, однако, ничего не вышло. Дом, где находилась студия, пришел в плачевное состояние, инженер переехал в другое место, а дом был заброшен. Он так и стоял, полуразрушенный, несколько лет. В 1972 году я случайно встретил этого инженера. Он сказал, что те пленки, возможно, все еще там, в полуразрушенном здании. Они действительно там оказались. Тэд Тэйлор обнаружил их на полу, среди кучи хлама.

Сейчас я пытаюсь подготовить эти пленки к выпуску, и уже говорил об этом с Джорджем и Ринго. Материала хватит, наверное, на два альбома. Это значит, что они стоят миллионов десять. Я живу надеждами.

На этих записях можно услышать, как Леннон зовет свою подругу Беттину, официантку «Стар-клуба». Там же Леннон в своей неподражаемой манере объявляет немцам очередной номер: «Этот номер в стиле ча-ча-ча, он посвящается Адольфу Гитлеру — „Till There Was You“.»

Они поют «Hippy Hippy Shake», «Roll Over Beethoven», «Twist And Shout», «A Taste Of Honey» — все хорошие вещи. Один номер называется «Shimmy Shimmy», но на пленке он слышится, как «Shitty Shitty», a «You Feet's To Big» слышится, как «Your Feet's Too Fuckin' Big». Очень смешно.

Хотите услышать старых БИТЛЗ?

Загрузка...