4. Война за независимость и недолгий мир

Нет особого смысла приводить данные о численности и вооружении арабских армий и Хаганы в то время. Соотношение было угрожающим. Но страшнее и важнее было другое — отсутствие опыта. Партизанские действия и «нормальная» война — очень разные вещи. Это разная психология — и бойцов, и командиров. Хагана была великолепной партизанской армией. А воевать ей предстояло с многочисленными и регулярными арабскими армиями. Евреев могли "задавить мясом". Тем более что отношение к ценности жизни в арабском мире — и, следовательно, в арабских армиях — вполне этому способствовало.

Поэтому Бен-Гурион принимает срочные меры по превращению Хаганы в регулярную армию. Закупает тяжелое вооружение, приглашает опытных командиров и инструкторов. Его соратники вертят пальцем у виска — "Старик сошел с ума!" Но Старик — так называли его — просто знал, что все это потребуется, что без этого не выжить. Как все теперь знают, он оказался в очередной раз прав. Мы вообще недооцениваем вероятность качественных изменений — просто потому, что мыслить количественными изменениями проще. Отсюда мораль — чаще спрашивать себя — что может измениться принципиально?

Бен-Гурион действовал так — он вызывал к себе тех, кого знал как надежных людей и способных работников, и посылал их закупать оружие и военные материалы, вербовать инструкторов. Он теребил их постоянно, требовал действий и отчетов.

Война по существу началась сразу после объявления решения ООН. Сначала это были отдельные стычки, потом — нападения все более крупных масштабов, диверсии. Самыми опасными были нападения на транспортные пути.

Тяжелое положение ишува вызвало колебания в американских верхах. Послышались заявления, что решение о разделе было ошибкой. Странно, что именно тогда, когда евреям было труднее всего, их американские защитники чуть было не отвернулись от них. По-видимому, мотивы их помощи были такими — мы помогаем вам для того, чтобы вы победили. А если вы не побеждаете — стоит ли вам помогать? Отсюда мораль — принимая помощь (а нам всем иногда приходится это делать), думай, с какими мыслями и чувствами ее тебе дают. И как придется за нее платить.

Бен-Гурион все это понимал, и ему пришлось пойти на весьма рискованный шаг. Он оголил все фронты и собрал фантастический кулак — в две тысячи бойцов — для операции «Нахшон». Была прорвана блокада Иерусалима. Позже ее назовут "переломным моментом" Войны за независимость. Имела эта победа важное значение и для укрепления авторитета Бен-Гуриона. Кроме того, с этого момента военная инициатива перешла в руки Хаганы, евреи начали теснить арабов. Параллельно Бен-Гурион продолжал реформы, стараясь превратить Хагану в нормальную регулярную армию. Срок окончания британского мандата приближался, соответственно приближалась и предсказанная Стариком большая война.

И она началась — причем, как теперь иногда забывают — еще до истечения срока мандата и до провозглашения Государства. На рассвете 12 мая Арабский легион начал наступление. Решение о провозглашении государства было принято в ночь с 12 на 13 мая, в значительной мере — как вспоминали позже участники — под давлением Бен-Гуриона. 13 мая арабы захватили Кфар-Эцион и Кфар-Даром. 14 мая было провозглашено образование Государства Израиль. Название нового государства было предложено Бен-Гурионом. США и Советский Союз заявили о признании Государства Израиль. Войска окружающих его арабских государств начали наступление.

В эти дни Государство — один сплошной фронт. Но в нашу задачу не входит описывать тяготы войны, да и можно ли описать их так, чтобы тот, кто не видал их, что-нибудь понял? Наша задача — описать роль Бен-Гуриона. Он был политическим руководителем и главнокомандующим, причем эти роли переплетались — политические решения в значительной мере определялись военными возможностями. Согласитесь, имело ли смысл провозглашать Государство, которому суждено прожить 11 дней, — ведь 25-го по прогнозам командования Арабского легиона король Абдалла должен был вступить в Иерусалим. Так что надо было знать, что государство выстоит и, более того, убедить в этом товарищей. Ведь хотя Бен-Гурион был и первым, но политические решения принимались коллегиально.

Самым жутким днем была суббота 22 мая. Пала Беер-Шева, Арабский легион захватывал один за другим еврейские кварталы вокруг Старого города. Но 23 мая начало поступать оружие, в том числе самолеты. А 24 мая Бен-Гурион ставит перед генеральным штабом задачу — освобождение Иерусалима, удар по Ливану, Трансиордании и Сирии. Если после этого Египет осмелится воевать, бомбить Порт-Саид, Александрию и Каир. Наверное, штабисты опять крутили пальцем у виска…

Но, как это бывало не раз в нашей истории, не об одних внешних врагах у нас болит голова. Очень часто мы не можем договориться сами с собой. Дело в том, что 1 июня Менахем Бегин от имени Эцела подписал с временным правительством соглашение, согласно которому части Эцела входили в состав Хаганы. Но в середине июня в Израиль должен был приплыть корабль «Альталена», который вез оружие, закупленное Эцелом. И руководство Эцела вознамерилось получить оружие само и не передавать его Хагане. После соответствующего периода переговоров и "перетягивания каната" «Альталена» была обстреляна частями Хаганы и потоплена. Это была черная страница в истории Израиля.

Но и в дальнейшем Бен-Гуриону пришлось вести непрерывную борьбу за укрепление армии и превращение ее в такую, которую и должно иметь воюющее государство. Бен-Гурион хотел видеть на руководящих постах кадровых военных, ветеранов британской армии, но «партизанская» группа командиров не хотела уступать свои посты. Не следует думать, что они так уж сильно держались за свои кресла. Не в этом было дело. Просто они — как каждый из нас — полагали, что они лучше всех знают, как делать свое дело. А это не всегда бывает действительно так. Особенно, если само дело изменяется. Ведь учиться и переучиваться хотят и умеют не все. А уходить от дела не хочется. Это понятно и горько, а мораль здесь проста — учиться надо непрерывно, и все время осваивать что-то новое. Тогда мы всегда будем нужны нашему общему делу.

Восьмого июля египтяне перешли в наступление, но за прошедшее время в Эрец поступило большое количество оружия. Были проведены мобилизация и учения войск. Теперь инициативу перехватила израильская армия. Наступило некоторое равновесие сил, и было провозглашено прекращение огня. Это было, пожалуй, на руку евреям — так как время работало на них — оружие поступало, армия укреплялась. Но в политическом смысле дело обстояло хуже. ООН направила своего посредника, графа Бернадотта, для изучения положения и представления рекомендаций. Его рекомендации оказались проарабскими; впрочем, как это бывало и раньше, арабы с ними не согласились. Кстати — может быть, Западу имеет смысл разок попробовать действовать произраильски? Может быть, арабы это поймут лучше? Но, так или иначе, члены Лехи совершили покушение на графа — и вполне успешное. Воспользовавшись этим, Бен-Гурион решил добить сектантов и приказал Иссеру Харэлю (будущему главе Моссада, тому самому, который поймает Эйхмана) арестовать всех членов Лехи и разогнать Эцел. Что и было сделано.

Но он решил не останавливать свою деятельность по наведению порядка в армии. Следующим шагом была ликвидация штаба Палмаха — элитных частей, "острия штыка" Армии Обороны Израиля. Как и в случае с Эцелом, члены которого никогда не простили Бен-Гуриону историю с «Альталеной», так и ветераны Палмаха не простили ему роспуск их штаба. Возникает вопрос, следовало ли это делать именно в этот момент, по существу во время войны, или лучше повременить с перестройкой до мирных дней. Разумеется, в мирное время производить перестройку менее опасно. Но еще не известно, удалась ли бы она ему тогда, после войны. В условиях же военного времени он мог требовать единоначалия и срочного решения. Он решил рискнуть — и опять выиграл. Впрочем, цена каждого политического выигрыша — раздражение в окружающих. Оно копится, и в итоге политик сходит с политической арены.

В конце войны за независимость были также распущены палмаховские бригады, несмотря на обещание Бен-Гуриона, что это сделано не будет. Это вызвало такое недовольство, что большинство офицеров этих частей ушли из армии. Это серьезно понизило боеспособность армии — но уже после войны.

А пока что, воспользовавшись нарушением Египтом и Ливаном прекращения огня, израильские войска начали наступление и заняли всю Прибрежную равнину, включая Агидод и Ашкелон, а также Беер-Шеву, центральную Галилею и часть Ливана до реки Литани. Разумеется, Совет Безопасности ООН потребовал отхода Израиля с территорий, занятых после 14 октября, но Бен-Гурион тянул время и не отступал. Совет Безопасности постановил, что Израиль и арабы должны начать переговоры. Египет отказался, и Бен-Гурион счел, что надо провести еще одну операцию, чтобы Египет сел за стол переговоров. Операция была успешно начата, но вмешались Англия и США. Пришлось Израилю оставить Египет недобитым.

Теперь было необходимо навести порядок на границе с Иорданией и в Иерусалиме. Были начаты переговоры с Иорданией. Одновременно был взят Эйлат. В результате переговоров были подписаны соглашения о перемирии с Ливаном, Сирией и Трансиорданией. Наступила передышка.

А Бен-Гурион вплотную занялся проблемой алии. Он поставил задачу — за четыре года удвоить население страны. Виктория Мунблит позже напишет, что он сказал про репатриантов: "Это пыль. Они уйдут. Нам нужны их дети". При всем цинизме, при всей откровенности Старика сомнительно, чтобы он так высказался. Ведь проще простого было ограничить (неформально!) возраст въезжающих. Но это не было сделано, и за четыре года население возросло на 120 %. Люди жили в оставленных англичанами военных лагерях, брошенных арабами домах и сараях, наконец — в палатках. Люди жили в ужасных условиях, на грани голода. "Не раз жизнь всего ишува зависела от корабля с пшеницей или мукой. На уже устроенное население был наложен тяжелый налог. Впоследствии Бен-Гурион утверждал, что четыре первых года существования Государства были самыми великими годами в нашей истории со времен победы Хасмонеев над греками".

Разумеется, внутриполитические проблемы никуда не делись — более того, они осложнялись по мере движения государства к демократии. В условиях войны люди мирились с меньшим демократизмом, но теперь, в — по израильским понятиям — мирных условиях, начались отказы от сотрудничества, коалиции, правительственные кризисы. Ирония судьбы — Бен-Гурион правил в основном с помощью религиозных партий, а левая партия Мапай, весьма просоветская, и "общие сионисты" ушли в оппозицию.

На внешнеполитическом фронте тоже было не гладко (а когда на нем было для Израиля гладко?). ООН постановила ввести в Иерусалиме статус международного города. Отыграть такую ситуацию было бы невозможно, и Бен-Гурион объявил, что столица Израиля — Иерусалим и что туда переводится правительство. Крику было во всем мире — не передать. Но Бен-Гурион опять оказался прав. Заметим, что его уверенность в своей правоте отчасти базировалась на учете позиции Трансиордании, которая тоже не собиралась уходить из Иерусалима.

Начало пятидесятых годов было для Бен-Гуриона заполнено политическим лавированием. После убийства мусульманскими фанатиками короля Абдаллы и ливанского государственного деятеля Риада Сулха, склонявшегося к миру с Израилем, надежды на мир с арабами стали таять. Отношения с Англией складывались не лучшим образом — несмотря на приход к власти Черчилля, симпатизировавшего Израилю, противодействие британского МИДа сводило на нет эффект всех усилий. Ухудшились отношения с США — Трумена сменил Эйзенхауэр, и Америка начала укреплять свои отношения с арабскими режимами. Окружающий мир поворачивался к Израилю спиной.

Вдобавок к 1952 году стало ясно, что Израиль стоит на пороге серьезных экономических проблем. Но Бен-Гурион предложил не просить безвозмездной помощи, а разместить за границей заем, взять в долг. И заем в один миллиард долларов был получен.

Очень сложным был вопрос получения репараций с Германии. Многие евреи сочли недопустимым, чтобы Германия расплачивалась деньгами за еврейскую кровь. А Бен-Гурион утверждал, что деньги — это возмещение материального ущерба, разграбленного еврейского имущества. Прибегал он и к моральным аргументам — "…завещание шести миллионов жертв нацизма, которые под топором палача взывали к народу Израиля, заклиная его подняться, создать свое государство, сделать его сильным и процветающим, защитить мир и безопасность и тем самым не допустить, чтобы еврейский народ был снова ввергнут в такую катастрофу". Накал страстей в Израиле был весьма велик, дело дошло до столкновений демонстрантов с полицией, до нападения на Кнессет. Тем не менее, Кнессет согласился с позицией Бен-Гуриона, и репарации были получены.

В эти годы сменилось руководство армии, причем Бен-Гурион в значительной мере определял, кто и на какой пост будет назначен. Но все то, что пришлось делать — и сделать — Старику, оказалось на пределе его сил. Причем за пять лет существования государства были определены, в основном, его черты. Поток репатриантов ослабел, и работа по абсорбции вошла в нормальный режим. Был принят закон о государственном обучении. Была создана единая регулярная армия. Определился политический курс: противостояние с арабами и консолидация с Западом. Теперь Бен-Гурион решил "отстраниться от дел на год-два или даже больше". Биографы считают, что он пришел к выводу, что должен какое-то время сам, своими руками, реализовать идеал халуцианства — работу на земле. Но к такому выводу человек не приходит сам по себе. Не исключено, что причина была в следующем. Бен-Гурион предпочитал рискованные, но ясные решения, базирующиеся на просчете вариантов, на прогнозе. В мирных же условиях надо было не столько просчитывать варианты, сколько искать компромиссы с политиками и партиями внутри Израиля. Такой человек, как Бен-Гурион, мог делать и это — но удовольствия такое занятие ему не приносило. В конце 1953 года Давид Бен-Гурион и его жена переселились в киббуц Сде-Бокер.

Загрузка...