Человек, который хотел выпить море

15

Как поверил Лукас своим глазам, когда Зефира расправилась с Нестором и Элен, так и сейчас он не усомнился, что именно ее рука втащила его в дыру. Но, оказавшись по ту сторону дыры, он никого не обнаружил!

Во все стороны, насколько позволял видеть глаз, тянулись нескончаемые ряды могил. Лукас подумал: «Раз она избавилась от Нестора и Элен и вытащила меня со склада, значит, она не прочь увидеться со мной, тем более что привела меня на это кладбище. Но почему же она исчезла снова?»

Стояло лучезарное утро. Белые мраморные надгробья мягко поблескивали на солнце, землю покрывал ковер маков и маргариток, в прозрачной вышине исполняли свой весенний танец ласточки. Лукас уже много лет не видел ласточек, и их полет согрел его сердце надеждой. Все эти вестники погожего дня могли быть только добрым предзнаменованием. Воодушевленный надеждой, он принялся искать могилу Зефиры.

Кроме имен обитателей, дат рождения и смерти на могилах помещались эпитафии или просто незатейливые надписи. «Последний земной приют», – значилось на одном камне. «Смерть – это еще не самое худшее», – гласила другая. «Вспоминайте обо мне», – говорили надписи родным и друзьям, которые приходили прибраться на могилах, вымыть памятники, зажечь свечу, почтить память умерших. Кое-где виднелись фотографии усопших. «Возьмите нас», – приглашали надписи.

Редкие посетители кладбища принесли сюда с собой корзинки с едой. Прежде чем отпить глоток вина, они капали несколько капель на могильную траву, на которой разложили провизию.

«Как, должно быть, соскучился он по салату из помидоров и жареным кальмарам», – сказала какая-то женщина. А мужчина вынул изо рта зажженную сигарету и воткнул ее фильтром вниз в землю, чтобы ушедший смог насладиться табачным дымом, как наслаждался им при жизни.

Многие памятники украшали застекленные фотографии умерших. На одном памятнике был небольшой телевизионный экран. Фильм длился несколько секунд и снова и снова показывал, как хоккеист забивает гол. Рядом на раскладном стульчике сидела женщина средних лет. Стоявший рядом священник уговаривал ее вернуться домой. Лукас уже собрался спросить их, не знают ли они, где находится могила Зефиры, но женщина говорила без остановки.

– Я с места не двинусь, – твердила она, – пока вы не уберете отсюда этих двух новых соседок моего мужа. Что за нелепость – похоронить этих двоих рядом с ним! Кстати, кто они такие – эти Иден справа и Маргарита слева? Я уверена, что они в жизни не видели ни одного хоккейного матча. Посмотрите, сколько им лет! Девятнадцать! Двадцать два! О чем моему мужу с ними беседовать? У них нет ничего общего. Нет-нет. Я не пошевелюсь, пока вы их куда-нибудь не перенесете.

– Их невозможно перенести, – говорил священник, – без согласия их родственников, а они его не дадут.

– Тогда перенесите моего мужа! Я даю вам свое согласие. Если только вы положите его среди мужчин. Мужчине пристало быть среди мужчин, как и всякому живому существу пристало быть среди ему подобных.

– Но, мадам, ваш муж больше уже не мужчина.

– С чего вы взяли?

Конца их спору не предвиделось, и Лукас пошел дальше. Он остановился возле столика с сувенирами, за которым стояла молоденькая монахиня. Иоланда, слава богу, не настолько ревнива, как вдова этого хоккеиста, и все же она может поинтересоваться – что он делал в универмаге Итона. К счастью, монахиня продавала свечи. Свечи Иоланда любила.

– Их зажигают, когда произносят заклинания, – объяснила монахиня, протягивая Лукасу лист бумаги. – Они предназначаются для того, чтобы умиротворить душу, которая скитается по земле, не находя покоя.

Лукас взял у нее две свечки. Одну Иоланде, другую себе, на случай, если он проснется до того, как отыщет Зефиру. Тогда он попробует успокоить ее душу, прежде чем снова отправится в свое путешествие.

– А как насчет веревки висельника? – спросила монахиня. – Есть еще кусочек марли, в которую был запеленут Лазарь. Причем заметьте, на все сувениры у нас имеется сертификат.

– Спасибо, нет, – ответил Лукас, расплачиваясь. – Но, впрочем, мне нужна информация. Я ищу могилу Зефиры с острова Лерос. Она была дочерью рыбака Анастиса.

– Я не знаю, где расположена каждая могила, но участок Лероса находится дальше по этой аллее, за голубыми воротами.

Лукас положил в карман свечи и листок с заклинаниями и направился к голубым воротам. По крайней мере, там отыщет отца Зефиры. А уж тому наверняка известно, где похоронена его дочь.

Встречные мужчины раскланивались с ним, женщины ему улыбались. Слева хасидский духовой оркестр, одетый в траур, играл «Сентиментальную прогулку», расположившись вокруг какой-то могилы. Справа мужчина читал поминальную молитву.

– Должен сознаться, – произнес он, обращаясь к Лукасу, – что хоронить такого человека, как мой брат, – одно удовольствие!

Вскоре Лукас поравнялся с Клодом, молодым актером, который одно время работал у него в ресторане официантом, пока не снискал известность как драматург монопьесой под названием «Приговоренные жить». Он стоял, уставясь в приготовленную для похорон могилу. В могиле не было гроба, и не было рядом ни священника, ни других людей. Может быть, он собирает материал для новой пьесы?

– Нет, – ответил Клод. – Я решаю, не лечь ли мне сюда?

Лукас спешил – ему предстояло отыскать Анастаса и потом Зефиру, помочь Арису откопать храм Артемиды. Но он не мог пройти мимо юноши, который собирался лечь в могилу таким молодым. И он сказал:

– Критике понравилась ваша пьеса. Вы вполне можете взяться за новую. Зачем вам ложиться сюда, да еще в такой прекрасный день?

– Уж вы хорошо знаете зачем!

– Потому что мне самому ваша пьеса не понравилась? Но я мало что понимаю в драматургии.

– Тогда с какой стати вы взялись судить о моей работе?

– Она нагнала на меня тоску. Она слишком мрачная. Вы говорите о жизни так, словно это болезнь. Почему? Вы молоды, здоровы. У вас есть мечты, вы по натуре человек жизнерадостный – иначе я не нанял бы вас официантом…

– Но так делать нельзя!

– Как?

– Отождествлять художника с его творением! Это две разные вещи. Более того, драматургия призвана облагораживать умы, а не набивать желудки. Ум можно облагородить, только ввергнув его в депрессию.

– Надо было предупредить меня об этом заранее. Откуда я мог знать? Я учился только на жизненных трудностях и маленьких повседневных чудесах.

Клод закатил глаза.

– Ради бога, только не порите снова эту чушь насчет того, как стоит женщине вам улыбнуться – и жизнь снова начинает играть всеми своими красками, полная радости и счастливых возможностей!

Уязвленный Лукас едва удержался от того, чтобы самому не спихнуть Клода в разверстую могилу. Но он все же сказал:

– У меня есть доводы получше. И я вам их непременно приведу, как только вернусь. Я не заставлю вас долго ждать.

И он поспешил прочь. Внезапно какой-то человек схватил его за руку.

– Помогите! – воскликнул он. – Я не могу ее оставить так.

Он показал на женщину, которая стояла на коленях возле могилы и размазывала по лицу грязь. На памятнике была фотография пятнадцатилетнего подростка.

– Она приходит сюда каждое утро. Поговорите с ней! Она считает меня бесчувственным. Но как я могу оставаться бесчувственным, ведь он был и моим сыном! Скажите же ей что-нибудь, сам я уже не нахожу слов.

Теперь Лукас торопился куда больше, ему нужно было найти Анастиса и Зефиру, помочь Арису и вернуться назад, чтобы убедить Клода продолжать жить дальше. Он попытался отстранить мужчину с дороги. Даже если бы он решил вмешаться, что можно сказать матери, потерявшей пятнадцатилетнего сына?

– Сны! – внезапно произнес он.

– Сны?

– В снах с ними можно снова встретиться. Позвоните Джуди Иамада, она вам все объяснит.