Человек, который съел «Боинг-747»

ГЛАВА 12

Вертолеты с логотипами телекомпаний и новостных каналов кружили в воздухе и по очереди пикировали на целую колонну машин, двигавшихся по шоссе 14. Возглавляли конвой три патрульные машины с включенными мигалками. Они обеспечивали беспрепятственный проезд красному грузовичку-пикапу. Остальную часть колонны составляли примерно в равных пропорциях автомобили журналистов и членов неофициального клуба поклонников и болельщиков Уолли Чабба. Водители этих машин то и дело мигали фарами и нажимали на клаксоны. Дети, высовываясь из окон автомобилей, махали руками и радостно кричали.

За рулем красного «доджа» сидел Уолли. Пассажирское место в кабине пикапа занял его друг Нейт. Школьный учитель держал в руках большой картонный стакан с эмблемой магазина «7-11».

— Дашь хлебнуть? — обратился к другу Уолли.

Нейт кивнул и протянул ему стакан. Фермер сделал большой глоток и скорчил недовольную гримасу:

— Смешная штука эта твоя кока-кола. Безвкусная какая-то. Не возражаешь, если я добавлю ей вкуса и энергетической ценности?

— Сделай одолжение, — с улыбкой ответил Нейт.

Уолли сунул руку под сиденье и извлек оттуда банку с металлическими опилками. Насыпав хорошую горсть молотых алюминия и стали в стакан с кока-колой, он взболтал получившийся коктейль и с довольным выражением лица залпом выпил наполовину.

— Что будешь делать, если дело не выгорит? — спросил Нейт.

— То есть как не выгорит? Должно выгореть, никуда не денется. Ребята из «Боинга» сказали, что Большой Лу — настоящий мужик и слово свое держит. Если он сказал, что решит вопрос, значит решит. Ты, главное, не торопись. Скоро сам все увидишь.

Нейт включил радиоприемник. В динамиках раздался профессионально возбужденный голос репортера.

— Для тех, кто недавно настроился на канал Кей-эф-эй-би, мы сообщаем краткое содержание нашего репортажа. Итак, пикап, принадлежащий Уолли Чаббу, движется по четырнадцатому шоссе. Машина только что миновала развязку у поселка Клэй-Сентер. Куда направляется Уолли, нам неизвестно, но мы вместе со всей Небраской и с большей частью страны следим за его перемещениями.

Услышав такие слова, Уолли и Нейт рассмеялись. Репортаж между тем продолжался.

— Чтобы получить информацию о поездке Уолли Чабба из первых рук, — сообщил диктор, — мы решили связаться с нашим корреспондентом, находящимся на месте событий. Позвольте представить, Сэмми Дэш ведет свою часть репортажа с борта вертолета канала Кей-эф-эй-би»

В эфире послышался другой голос, звучавший на фоне рокота вертолетного двигателя и радиопомех.

— Спасибо, Хэнк. Я сейчас нахожусь прямо над красным пикапом. За последние полчаса количество машин в сопровождающей Уолли колонне увеличилось. В момент отъезда мистера Чабба сопровождали всего пять или шесть автомобилей. С тех пор их количество увеличилось многократно. Отсюда с вертолета можно разглядеть черный ящик «боинга», зафиксированный в кузове пикапа…

— Кстати, для справки, — подал голос Нейт. — Черный ящик на самом деле никакой не черный. Этот журналист, наверное, страдает какой-то редкой формой дальтонизма. — Сказав это, он с недовольным видом выключил радио.

— Сдается мне, «оранжевый ящик» просто звучит не так круто, — предположил Уолли.

— Ну, с этим я, положим, согласен, но неужели он со своего вертолета не видел, что у нас в кузове лежат два ящика? Не один, а два. Во-первых, речевой регистратор из кабины пилотов и, во-вторых, регистратор параметров полета из хвостовой части лайнера.

Уолли включил указатель правого поворота.

— Ты что делаешь? — спросил Нейт.

— Остановиться хочу. Отлить надо.

— Прямо перед камерами всех телеканалов страны?

— Слушай, а я об этом как-то и не подумал. Лучше, наверное, потерпеть. А ну как Вилла увидит? Только этого мне не хватало.

Красный пикап неспешно катил по шоссе. Уолли любил эти просторы и знал каждый пригорок и каждую ложбинку в окрестностях родного города. Сегодня он просто наслаждался поездкой — радовался, как ребенок, каждой миле, оставшейся за кормой. Еще бы, сегодня его все замечали. Ему кричали слова приветствия из кабин комбайнов, работавших в поле, ему махали руками жены и дети знакомых фермеров, стоявшие на верандах и у ворот своих домов.

На подъезде к Хастингсу общее радостное настроение передалось и Уолли. Чего стоил только огромный плакат с надписью «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, УОЛЛИ!», повешенный над въездом в городок. На центральной площади на ступеньках почты выстроился местный школьный хор, который задушевно провыл «Когда ступают святые». Затем девушки из группы поддержки местной футбольной команды прошлись колесом перед машиной Уолли и исполнили лично для него танец с помпонами.

Высунув в окно машины свою мясистую руку, Уолли гордо показывал собравшейся толпе знак победы. В первый раз за всю свою жизнь он почувствовал себя так, как, наверное, постоянно живет какой-нибудь полузащитник университетской команды «Хаскерс». «Неплохо, — решил Уолли. — Вот тебе и болельщики, орущие во весь голос твое имя, вот тебе и всеобщее внимание. Так недолго всерьез уверовать, будто ты и вправду самый знаменитый человек в Небраске, всеобщий любимец».

Параллельно пикапу некоторое время бежал какой-то прыщавый подросток. Наконец он изловчился и запрыгнул на подножку.

— Уолли, привет! — радостно улыбаясь, поздоровался он. — А я свои ролики съел. У меня получилось. Возьми меня в напарники!

— Не могу, сынок. По правилам не положено. Давай в другой раз что-нибудь вместе придумаем.

Парень пожелал ему удачи и спрыгнул на землю.

— Ты только посмотри! — присвистнув, воскликнул Нейт. — Надо же, как тебя здесь встречают. Вот уж действительно звезда! Настоящий герой.

— Эх, если бы еще Вилла думала так же, — чуть погрустнев, произнес Уолли. — Если б она…

Луиджи Чинквеграна, он же Большой Лу, обычно являл собой истинный образец спокойствия. Сегодня он был не похож сам на себя. Таким взволнованным и суетливым его давно не видели. Причин для беспокойства у него хватало: вот-вот к нему должен был нагрянуть Уолли в сопровождении небольшой армии полицейских, а такие визиты Луиджи были ни к чему. Он попросту не в состоянии будет дать исчерпывающие ответы на некоторые вопросы относительно того, откуда берется весь тот металл, который затем поступает с его свалки уже в виде брикетов лома на металлургические предприятия штата. Правда заключалась в том, что Луиджи и сам зачастую не вдавался в подробности происхождения сырья для своего производства. Порой он просто передавал ключи от мастерской и пульты управления прессами безымянным клиентам, приезжавшим к нему с Восточного побережья. Те заступали на свою внеочередную смену по окончании рабочего дня. Дробилки, измельчители и прессы работали всю ночь, а Большой Лу благоразумно не задавал лишних вопросов. Зачастую после таких таинственных визитов рабочие и операторы тех самых механизмов говорили, что от машин исходит неприятный запах — не то гнили, не то падали. Впрочем, запах вскоре улетучивался, а полученные деньги оставались. Но из-за них-то у Луиджи и возникали трения с налоговой инспекцией. И все же, разве мог он отказаться от этих денег — легких, больших и к тому же переданных наличными из рук в руки?

Опасения боролись в его душе с чувством гордости за имевшийся на его фабрике огромный измельчитель. На всей территории Великих равнин этой машине не было равных. В ее зев можно было забросить все что угодно и получить на выходе даже не опилки, а пыль. Эту самую пыль Луиджи умел — в переносном, конечно, смысле — пустить в глаза посетителям и потенциальным клиентам. Когда ему позвонили какие-то большие шишки с завода «Боинг» в Вичите, он понял, что его фабрику по переработке металлолома ждут большие перемены. Нужно было только правильно воспользоваться тем, что его скромным предприятием заинтересовались крупные промышленные корпорации.

К назначенному дню он подготовился как следует: всем рабочим были куплены новые костюмы и галстуки, всему персоналу приказано хорошенько отмыться, постричься-побриться и, естественно, прийти на работу в лучшем виде, то есть опрятными, трезвыми и — вовремя.

Гул круживших в небе вертолетов возвестил о скором прибытии Уолли. Большой Лу лично вышел к воротам фабрики и обратился к водителю и пассажиру красного пикапа с заранее приготовленной приветственной речью. Рабочие выстроились ровной шеренгой за его спиной. Шеи у многих успели покраснеть и даже покрыться аллергической сыпью от непривычно тесных и жестких воротничков, сдавленных галстуками.

— Ваш визит — огромная честь для нашей фабрики, — объявил Большой Лу, когда Уолли вылез из кабины. — Обещаю, мы из вашего черного ящика настоящий фарш сделаем.

— Никакой он не черный, а оранжевый, — уточнил Уолли, — и, кроме того, их у нас два.

— Давайте лучше вместе посмотрим, что вы нам привезли.

С этими словами Большой Лу дал знак своему сыну, Лу Младшему, который проворно вскочил в кузов пикапа и отцепил ремни и веревки, фиксировавшие две большие коробки, в которых лежали злосчастные черные ящики. Каждое из этих неуязвимых устройств по размеру было сопоставимо с большим тостером или микроволновой печью и весило семнадцать фунтов. Лу Младший подтащил их к краю грузовой платформы, поднял и заботливо, как малышей-близнецов, перенес туда, где стоял его отец. Все это, естественно, сопровождалось бесконечным щелканьем затворов фотоаппаратов и мельканием вспышек. Журналисты делали свое дело. Большой Лу вопросительно посмотрел на Уолли, тот кивком головы выразил свое согласие, и Лу Младший одним движением отправил оба черных ящика в приемную камеру измельчителя.

Огромная машина вздрогнула, словно поперхнувшись, заработала громче и выплюнула несколько клубов сизого дыма. Гидравлические цилиндры заскрипели и пришли в движение. От грохота и лязга у непривычных к такому шуму зрителей заложило уши. Аудиотехники непроизвольно посрывали с себя наушники, в которые подавался усиленный звук с микрофонов. Одним нажатием на кнопку Большой Лу перевел измельчитель в режим наибольшей производительности. Оранжевые ящики скрылись в недрах машины.

Большой Лу хлопнул Уолли по плечу и направился к противоположному концу этого грандиозного перемалывателя металла. В руках он держал специально припасенную для этого случая плетеную ивовую корзину. Легким привычным движением он распахнул створки отсека, в который должна была поступить пыль и труха, оставшаяся после прохождения черных ящиков по пищеварительному тракту гигантского пожирателя металлов. Большой Лу сунул руку внутрь отсека, затем заглянул туда, вынырнул обратно с чуть удивленным и виноватым видом и огляделся по сторонам. Присутствие большого количества телекамер его явно нервировало. Он неуверенно улыбнулся и вытер носовым платком взмокшее лицо.

— Минуту терпения, — сказал он, обращаясь к Уолли и журналистам. — Всего минуту.

Затем он встал на колени перед измельчителем и, наклонившись к нему поближе, незаметно перекрестил машину. Было похоже, что он заявляет последнее ходатайство перед объявлением приговора, который выносился где-то там, на небесах. Совершенно неожиданно для уже приунывшей толпы зрителей машина каким-то чудесным образом вновь заработала и стала выплевывать в заботливо подставленную корзину завившиеся изящной стружкой полоски прочнейшей закаленной нержавеющей стали.

Толпа радостно загудела. Из динамиков системы оповещения раздался узнаваемый тенор Андреа Бочелли. Большой Лу вознес полный благодарности взгляд к небесам, а затем дал сигнал бригаде рабочих. Парни в новеньких, с иголочки, пиджаках и галстуках подошли к большому красному занавесу, которым была закрыта большая часть двора фабрики. Через несколько секунд занавес отодвинулся, и глазам собравшихся предстала Мама Лу в белоснежной блузке и накрахмаленном переднике. Разумеется, за занавесом она скрывалась не одна. Ее окружали столы, заставленные кастрюлями, сковородками и огромными дымящимися котлами со спагетти, обжаренными мидиями и красным соусом.

— А теперь — скромная трапеза в честь Уолли Чабба, — торжественно объявила Мама Лу. — Mangia![12]

Рабочие мгновенно принесли и расставили по заранее продуманным местам столы и складные стулья. Репортеры, операторы, техники — все побросали свое оборудование и поспешили занять места в этой импровизированной столовой. Даже мрачные типы из компании «Боинг», все время старавшиеся держаться в тени огромной машины, рискнули показаться на глаза публике и вместе со всеми сели за стол.

Мама Лу лично обходила гостей и накладывала каждому огромную тарелку спагетти. Кьянти лилось рекой. Большой Лу высыпал груду пармезана на свои макароны и предложил блюдо с сыром Уолли. Тот отрицательно покачал головой и спрыснул свои спагетти свежеприготовленным соусом, большую часть которого составляли самые мелкие кусочки и опилки, оставшиеся от побежденных черных ящиков.