ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Странный это был вечер, полный взглядов украдкой, перешептываний, беспорядочных хождений в тесном зале ресторанчика «У старого виноградаря» при розовом свете ламп.

Около входной двери в небольшой нише за двухместным столиком расположились Мегрэ и Лапуэнт.

— Именно здесь сидели Рикен и Софи, если они бывали вдвоем, — сказал Боб.

Лапуэнт сидел спиной к залу и иногда, когда комиссар подавал ему знаки, что происходит что-то интересное, как можно более незаметно поворачивал голову.

Уха была вкусной, к ней подавали сухое шарантское вино, которое редко бывает в продаже: из этого сухого и терпкого вина готовят коньяк.

Бывший каскадер держался как хозяин заведения, встречал клиентов у входа, как своих личных гостей. Он обменивался с ними шутками, целовал дамам руки, провожал до столиков, вручал посетителям меню.

Почти каждый раз после этого он возвращался к Мегрэ.

— Архитектор с женой… Они приходят по пятницам, иногда с сыном-студентом, он изучает право…

После архитектора пришли двое врачей с женами, тоже завсегдатаи, и заняли четырехместный столик. Одного из врачей вскоре вызвали к телефону, и после разговора он забрал из гардероба свой чемоданчик и ушел, извинившись перед спутниками.

Скульптор Маки с аппетитом ужинал в одиночестве и вопреки правилам хорошего тона.

В половине девятого появился темноволосый юноша болезненного вида и поздоровался с Маки за руку. Но сел он не за его столик, а устроился на диванчике, разложив перед собой какой-то текст, напечатанный на ротапринте.

— Это Драмен… — объявил Боб. — У него привычка работать во время еды. Это его последний сценарий, который пришлось переделывать три или четыре раза.

Большинство посетителей были знакомы между собой, по крайней мере с виду, и приветствовали друг друга легкими поклонами.

Мегрэ обернулся и увидел Карю. И, разумеется, Нору, которую трудно было не заметить. В этот вечер она была одета не в парчовые брюки, как в прошлый раз, а в прозрачное облегающее платье, настолько прозрачное и облегающее, что казалась обнаженной.

На отбеленном, словно у Пьеро, лице выделялись только угольно-черные глаза и веки, покрытые переливающимися на свету блестками.

В ее взгляде, манере держаться, во всем ее облике было что-то потустороннее: это впечатление особенно усиливалось жизненной силой и здоровьем, которые излучал всегда улыбающийся Карю.

Пока Нора шла за Бобом к столику, Карю пожимал руки Маки, Драмену, врачу и его двум дамам.

Когда, наконец, он добрался до места, Боб наклонился к нему и произнес несколько слов. Взгляд продюсера искал Мегрэ и с любопытством на нем задержался. Можно было предположить, что он встанет, чтобы пожать руку и комиссару, но он принялся изучать меню, которое ему услужливо вручили, и обсуждать его с Норой. Когда Боб подошел к Мегрэ, тот спросил:

— Я полагал, что компания собирается за одним столиком?

— Бывает… Но иногда каждый остается в своем углу, а потом вместе пьют кофе. Случается, сразу садятся за один стол. Клиенты чувствуют себя здесь как дома. У нас почти нет случайных посетителей, да мы в них и не заинтересованы.

— Все уже знают о случившемся?

— Надо думать, прочли в газетах или слышали по радио.

— Что говорят?

— Ничего… Им, должно быть, не по себе. Что вы возьмете после ухи? Жена советует жаркое из баранины.

— Жаркое? Как ты смотришь, Лапуэнт?

Лапуэнт кивнул.

— И графинчик бордо?

Сквозь занавески видны были огни бульвара и спешащие или прогуливающиеся прохожие. Иногда останавливалась, чтобы обменяться влюбленным взглядом или поцелуем, обнявшаяся парочка.

Драмен не отрывался от рукописи, иногда доставал из кармана карандаш и делал какие-то пометки. Только его одного, казалось, не трогало присутствие полицейских. Он был одет в темный костюм, и его можно было принять за банковского служащего.

— Карю колебался, подойти ли ему ко мне, — сказал Мегрэ Лапуэнту, рассматривая продюсера и его спутницу. — Не знаю, что там Нора ему советует взглядом, не разжимая губ, но он явно не согласен.

Комиссар представил, как раньше Франсуа Рикен и Софи входили сюда, искали глазами друзей и ждали, пригласят их за какой-нибудь столик или им придется ужинать в углу вдвоем. Не были ли они похожи на бедных родственников?

— Вы хотите их расспросить, шеф?

— Не сейчас. После обеда.

Было очень душно. Врач, которого вызывали к больному, уже вернулся, и по выражению его лица можно было догадаться, что напрасно его побеспокоили.

Куда делась Фернанда, высокая, сильно выпившая девица, которая сидела, прилепившись к стойке бара? Должно быть, Боб ее выпроводил. Сейчас он беседовал с тремя или четырьмя клиентами, которые сидели у бара вместо нее. Все они о чем-то оживленно переговаривались.

— Женщина-призрак поучает своего мужа, — заметил Боб.

Действительно, она цедила что-то сквозь зубы, не сводя глаз с Мегрэ. Интересно, что она советовала Карю?

— Он еще колеблется. Ему не терпится подойти к нам, но она его не пускает. Наверное, придется подойти самому.

Мегрэ тяжело поднялся и стал пробираться между столиками. Чета смотрела, как он подходит. Нора — с невозмутимым видом, Карю — с явным удовлетворением.

— Я вам не помешаю?

Продюсер встал, вытер губы и протянул руку.

— Вальтер Карю… А это моя жена.

— Комиссар Мегрэ.

— Я знаю… Извольте присесть. Могу предложить вам бокал шампанского? Моя жена пьет только шампанское, а я ей не противоречу. Жозеф? Бокал для комиссара.

— Прошу вас, продолжайте ужинать.

— Мне незачем говорить вам, что я догадываюсь о причине вашего появления здесь. Я узнал новость по радио, когда зашел в гостиницу принять душ и переодеться.

— Вы были знакомы с Рикенами?

— Довольно хорошо. Здесь мы все друг друга знаем. Он иногда работал на меня. Это означает, что я частично финансировал фильм, в котором он сотрудничал.

— А его жена не играла какие-нибудь небольшие роли в других ваших фильмах?

— Уже не помню. Она, скорее, была статисткой.

— Она хотела сделать карьеру в кино?

— Вряд ли. Впрочем, большинство девушек ее возраста мечтают увидеть себя на экране.

— У нее был талант?

Мегрэ показалось, что Нора слегка толкнула Карю ногой, чтобы предупредить его.

— Признаться, этого я не знаю. Даже не помню, чтобы ей устраивали пробы.

— А Рикен?

— Вас интересует, талантлив ли он?

— Что он представляет собой с профессиональной точки зрения?

— Что бы ты ответила, Нора?

Нора выдавила из себя ледяным тоном:

— Ничего.

Почувствовав неловкость, Карю поторопился объяснить:

— Не удивляйтесь, Нора своего рода медиум. Она наделена чем-то, что позволяет ей вступать в контакт с людьми. И это весьма часто помогало мне в делах, даже на бирже.

Ноги под столом снова пришли в движение.

— С Рикеном контакта у нас никогда не было. Я нахожу его неглупым, способным и считаю, что он многого добьется. Вот, к примеру, Драмен. Он сидит вон там, уткнувшись в сценарий. Это серьезный парень, работает предельно собранно. Я читал у него прекрасные диалоги. Однако он никогда не станет крупным режиссером. Искры божьей, вот чего не хватает ему, а ведь это главное — и для кино, и для телевидения. Многие представят вам чистую работу, крепко сколоченный сюжет, диалоги без сучка и задоринки, но почти всегда им чего-то недостает, и результат оказывается банальным и примитивным. Нужна искра божья, понимаете? Так вот, на Рикена нельзя рассчитывать, если требуется что-то добротное. Его идеи зачастую нелепы. Сколько он предлагал мне проектов, которые меня полностью разорили бы! Но зато время от времени на него находит озаренье.

— В какой области?

Карю с комическим видом почесал в затылке.

— Вот ведь вопрос! Вы говорите совсем, как Нора. Иногда вечером, после ужина, он выскажется с такой убежденностью, с таким пылом, что у вас не возникнет и тени сомнения — вы имеете дело с гением. С него станет назавтра объяснить вам, что все, что он наговорил вам вчера, — чепуха. Он молод. С годами все образуется.

— В данный момент он работает на вас?

— Не считая его критических статей — великолепных, хотя и излишне резких, он ни на кого не работает. Он полон планов, готовит несколько фильмов одновременно, но ни один не доводит до конца.

— Он просит у вас авансы?

Ноги под столом продолжали свое вмешательство в диалог.

— Видите ли, господин комиссар, наша профессия — особая. Мы всегда ищем новые дарования как среди актерш, так и среди режиссеров, сценаристов. Известные постановщики не оправдывают себя: все их фильмы похожи один на другой. А что касается кинозвезд — нужно находить новые лица. Таким образом, мы вынуждены делать ставку на молодых людей, подающих надежды. Безусловно, вознаграждение должно быть весьма скромным, иначе мы быстро разоримся. Тысячу франков одному, пробу другому, похвалу третьему.

— Выходит, если вы довольно легко давали деньги Рикену, вы надеялись, что в один прекрасный день…

— Нет, я не возлагал на него слишком больших надежд.

— А на Софи?

— Ее карьерой я не занимался.

— Она мечтала стать кинозвездой?

— Не заставляйте меня говорить больше, чем я уже сказал. Она везде бывала с мужем и в основном молчала. Думаю, она была довольно застенчивой.

На бледных губах Норы промелькнула ироническая улыбка.

— Моя жена придерживается иного мнения, а так как я сам больше доверяю ее суждениям, чем собственным, советую вам не слишком ко мне прислушиваться.

— Какие отношения были между Софи и Фрэнсисом?

— Что вы имеете в виду? — Карю изобразил изумление.

— Они производили впечатление дружной пары?

— Их редко видели врозь, и я не помню, чтобы они ссорились в моем присутствии.

Загадочная улыбка снова заиграла на губах Норы.

— Может быть, она была чуточку нетерпелива, — добавил Карю.

— В каком смысле?

— Он верил в свою звезду, в будущее, оно казалось ему блестящим. Думаю, когда она вышла за него, то вообразила, что ее муж скоро станет знаменитостью. Знаменитостью и богачом. Но и по прошествии трех лет они с трудом сводили концы с концами.

— У нее были любовники?

Нора повернулась к Карю, делая вид, что с любопытством ожидает ответа.

— Вы задаете сложный вопрос.

— Почему бы тебе не сказать правду?

— Моя жена имеет в виду незначительный эпизод. Однажды мы выпили… В «Рафаэле». Мы вышли из ресторана. Маки был с нами, Драмен, фотограф Юге, он работает для рекламного издательства. Кажется, Боб тоже был. В гостинице я заказал в номер шампанского и виски. Потом через комнату, в которой горели только лампы у кроватей, прошел в ванную. Софи лежала на одной из кроватей. Решив, что ей нездоровится, я наклонился над ней…

Улыбка Норы стала еще более саркастичной.

— Она плакала. Я с превеликим трудом смог выжать из нее несколько слов. Она призналась, что в отчаянии, что хочет умереть.

— Ну, а в какой позе я вас застала?

— Машинально я обнял ее, знаете, ну так, как утешают ребенка.

— Я спрашивал, были ли у нее любовники? Я не имел в виду лично вас, — заметил Мегрэ.

— Она, обнаженная, позировала Маки. Но я уверен, что Маки не прикоснется к жене друга…

— Рикен был ревнив?

— Вы хотите от меня слишком многого, комиссар. Ваше здоровье! Это зависит от того, что вы понимаете под словом ревность. Он не хотел терять власти над ней, не хотел, чтобы другой мужчина значил для нее больше, чем он. В этом смысле он ревновал ее даже к друзьям. И вообще, он был очень самолюбив. Если я, например, приглашал Драмена к нашему столику выпить кофе, а Фрэнсиса не приглашал, он дулся на меня неделю.

— Кажется, я понимаю.

— Вы еще не ели десерт?

— Я почти никогда его не ем.

— Нора тоже. Боб, что ты посоветуешь мне на десерт?

— Блины в мараскине.[5]

Карю с шутовским видом указал на свой округлый живот.

— Чуть больше или чуть меньше — какая разница! Хорошо, пусть будут блины.

Все это время несчастный Лапуэнт погибал от скуки, повернувшись спиной к залу. Маки ковырял в зубах спичкой. Наверное, строил догадки, сядет ли комиссар и за его стол?

Самой веселой была компания врачей, одна из женщин там время от времени пронзительно хохотала, при этом Нора каждый раз вздрагивала.

Роза ненадолго отошла от плиты и обходила столы, вытирая руки о фартук, прежде чем поздороваться. Как и врачи, она пребывала в прекрасном расположении духа, несмотря на смерть Софи.

— Ну, Вальтер, старый плут! Как это вышло, что мы тебя со среды не видели?

— Мне пришлось срочно слетать во Франкфурт, чтобы встретиться с одним из компаньонов, оттуда — в Лондон.

— А ты, малышка, летала с ним?

— На этот раз нет. У меня была примерка.

— Не боишься отпускать его одного?

И, смеясь, она отошла к следующему столику. Боб на специальной подставке поджигал ликер, в котором жарились блины.

— Теперь понятно, почему Рикен тщетно разыскивал вас ночью, — сказал он.

— Для чего он меня разыскивал?

— Мне об этом только что сообщил комиссар. Ему срочно потребовались две тысячи франков. В среду он приходил сюда и справлялся о вас.

— Я улетел пятичасовым рейсом.

— Рикен дважды возвращался. Он просил, чтобы я одолжил ему деньги, но у меня не было такой суммы. Тогда он пошел в клуб.

— Для чего ему понадобились две тысячи франков?

— Хозяин квартиры грозился выставить их на улицу.

Карю повернулся к комиссару.

— Это правда?

— Так он мне сказал.

— Вы его арестовали?

— Нет. За что?

— Не знаю. Действительно, я задал глупый вопрос.

— Вы думаете, он был способен убить Софи?

Под столом по-прежнему действовали ноги, но лицо Норы оставалось бесстрастным.

— Не думаю, чтобы он был способен убить кого бы то ни было. Из какого оружия стреляли? В газете об этом не сказано. По радио тоже не упоминалось.

— Из пистолета.

— Мне кажется, что у Фрэнсиса не могло быть огнестрельного оружия.

— Но оно было, — раздался ровный и уверенный голос Норы, — и ты его видел. Как-то он выпил лишнего и изображал сцену ограбления банка. Надел себе на голову чулок Софи и начал угрожать нам пистолетом, приказав всем стать к стене и поднять руки. Все в шутку послушались. Ты один испугался и спросил, заряжен ли пистолет.

— Ты права. Теперь припоминаю. Я тогда тоже прилично выпил.

— В конце концов он спрятал пистолет в комод.

— Кто был у него в ту ночь? — спросил Мегрэ.

— Вся компания. Маки, Драмен, Пошон… Драмен привел девушку, которую я видел впервые и сейчас не узнал бы.

— Жак тоже был.

— Да, с новенькой. Она уже в положении.

— А кому-нибудь известно, что в прошлом году Софи была беременна?

Нора резко повернулась к Карю. Тот с удивлением взглянул на нее.

— Ты знала об этом?

— Нет.

— Она избавилась от нее на третьем или на четвертом месяце.

Маки кашлял в своем углу, словно хотел призвать Мегрэ к порядку. Он давно уже закончил ужин, и ему надоело ждать.

— Мы рассказали вам все, что знали, комиссар. Если я вам понадоблюсь, заходите ко мне в контору.

Мегрэ показалось, что Карю подмигнул, доставая визитную карточку из бумажника и протягивая ее комиссару.

У него сложилось впечатление, что Карю о многом умолчал. По-видимому, его сковывало присутствие Норы.

Устроившись в своем углу, Мегрэ набивал трубку, а Лапуэнт комментировал с легкой улыбкой:

— Он еще колеблется, но скоро решится.

Речь шла о Маки. Поскольку инспектор сидел спиной к залу и был лишен возможности разглядывать публику, он все время пристально изучал поведение скульптора — единственного человека в зале, попавшего в поле его наблюдения.

— Сначала, когда вы сели за стол Карю, он нахмурил брови, потом пожал плечами. Перед ним стоял графин с красным вином. Меньше чем за пять минут он его осушил и знаком велел официанту принести второй. Он следил за каждым вашим жестом, за каждым движением. Можно сказать, пытался прочесть по губам, о чем вы говорите. Иногда он подзывал хозяина и шепотом что-то ему сообщал. И оба смотрели в вашу сторону. Потом он взглянул на часы и привстал. Я подумал, что он уйдет, но он заказал арманьяк, который ему принесли в дегустационном стакане… Он, кажется, идет сюда!

Лапуэнт не ошибся. Маки, видимо уязвленный тем, что Мегрэ не проявляет к нему интереса, решил сам подойти к комиссару. На мгновение его огромная фигура застыла перед полицейским.

— Простите, — прошептал он, поднося руку к виску, изображая подобие приветствия. — Я хотел предупредить вас, что ухожу.

Мегрэ медленными затяжками раскуривал трубку.

— Садитесь, мсье Маки. Это ваше настоящее имя?

Тяжело опускаясь на стул, скульптор пробурчал:

— Разумеется, нет. Меня зовут Лекёр.[6] С этим именем никто не принял бы меня всерьез.

— Вы догадались, что я собираюсь с вами поговорить?

— Конечно, я ведь тоже приятель Фрэнсиса Рикена.

— Откуда вы узнали новость?

— Здесь. Я не читал вечерней газеты, а радио вообще никогда не слушаю.

— Это вас потрясло?

— Мне жаль Фрэнсиса.

— А Софи?

Он не был пьян, но щеки его были красными, жесты чересчур резкими, глаза блестели.

— Софи была шлюхой.

Он поочередно смотрел на обоих полицейских, словно хотел помешать им возразить.

— Что там вам нарассказал мусье Карю?

Он иронически произнес «мусье», как это делают клоуны.

— Разумеется, он ничего не знает. А вы?

— А что я могу знать?

— Когда вы видели Рикена и его жену в последний раз?

— Его — в среду.

— Одного?

— Да.

— В котором часу?

— Около половины одиннадцатого. Он поговорил со мной и подошел к Бобу. Я, закончив ужин, смаковал свой арманьяк.

— Что он вам сказал?

— Он спросил меня, не знаю ли я, где Карю. Нужно заметить, что я тоже изредка работаю на этого господина. Ему понадобился макет для одного паршивого фильма ужасов, ну я и сварганил нечто экзотическое.

— Он вам заплатил?

— Половину условленной суммы. Жду вторую.

— Рикен объяснил, зачем ему понадобился Карю?

— Ему нужно было два с половиной куска — у меня их не было. Я угостил его стаканчиком, и он ушел.

— С тех пор вы его не видели?

— Ни его, ни ее. Что вам сказала Нора?

— Очень мало. Очевидно, Софи отводилось не слишком много места в ее сердце.

— В нем никому не отводится много места. Не удивительно, что у нее такая плоская грудь. Простите, кажется, я не слишком удачно сострил. Терпеть ее не могу. Его тоже, несмотря на улыбки и рукопожатия. На первый взгляд, они не пара, он — приторен, она — ядовита, но на самом деле они друг друга стоят. Когда кто-то может оказаться им полезен, они выжимают из человека все до последней капли, а потом выбрасывают, как кожуру от апельсина.

— Так произошло и с вами?

— Что они вам сказали о Фрэнсисе? Вы мне не ответили.

— Карю довольно высокого о нем мнения.

— А она?

— Она — недолюбливает.

— Они говорили с вами о Софи?

— Они рассказали мне одну альковную историю про ночь, когда все перепились в «Рафаэле».

— Я тоже там был.

— Так ведь между Карю и Софи ничего не произошло?

— Неплохо сказано! Я дважды проходил через спальню в туалет, но они меня даже не заметили.

— Вы были ее любовником?

— Когда я лепил с нее скульптуру, мне пришлось с ней переспать. Из вежливости. Она бы обиделась, если бы я отказался. Правда, нельзя утверждать, что я чувствовал себя при этом порядочным человеком, из-за Фрэнсиса. Он не заслужил в жены такую стерву.

— А с вами она делилась мыслями о самоубийстве?

— О самоубийстве? Она? Начнем с того, что если женщина говорит о самоубийстве, можно быть уверенным, она на это не решится. Она ломала комедию со всеми. Но для каждого у нее была приготовлена особая роль.

— Фрэнсис об этом знал?

Мегрэ тоже стал говорить — Фрэнсис, будто стал близким другом Рикена.

— Если хотите знать мое мнение, он догадывался. Закрывал глаза, но в душе приходил в ярость. Любил ли он ее? Иногда я начинал сомневаться… Он просто был порядочным человеком, и коль уж он начал о ней заботиться, не мог же он ее бросить на произвол судьбы. Она внушила ему, что покончит с собой, если он ее оставит.

— Вы считаете его талантливым?

— Более чем талантливым. Из нас он — единственный, кто чего-то добьется.

— Благодарю вас, мсье Маки.

— Называйте меня просто Маки. Я не привык…

— До свидания, Маки.

— До свидания, комиссар. А тот парень, наверное, один из ваших инспекторов? И с ним попрощайтесь от моего имени.

Он удалился тяжелой походкой, сделав приветственный жест в сторону Боба.

Мегрэ вытер лоб.

«Остается один Драмен, который по уши ушел в свой сценарий, но с меня на сегодня хватит».

Он поискал глазами официанта, попросил счет, но к нему кинулся Боб.

— Позвольте, вы оба были сегодня моими гостями.

— Это невозможно, — вздохнул Мегрэ.

— Но тогда, по крайней мере, не откажитесь выпить по рюмочке старого арманьяка.

Пришлось согласиться.

— Вы получили сведения, на которые рассчитывали?

— Настолько, что начинаю чувствовать себя одним из членов их компании.

— Они не всегда собираются здесь. И атмосфера бывает самой разной. Иногда вечерами очень весело, иногда все словно с цепи срываются. Вы не говорили с Жераром?

Он указал на Драмена, направляющегося к двери со сценарием в руке.

— Эй, Жерар! Познакомься с комиссаром Мегрэ и одним из его инспекторов. Выпьешь с нами?

Драмен был близорук, носил очки с толстыми стеклами и слегка наклонял голову вперед.

— Прошу прощения, мне нужно закончить работу. Кстати, Фрэнсиса арестовали?

— Нет… За что его арестовывать?

— Не знаю… Извините.

Он снял с вешалки шляпу, открыл дверь и вышел на улицу, чтобы исчезнуть в толпе.

— Не обращайте внимания. Он всегда такой. По-моему, это поза, способ показать себя более значительным. Он изображает рассеянного чудака, нелюдима. Может быть, он обижен, что вы к нему не подошли? Готов поклясться, он и строчки за вечер не прочел.

— Ваше здоровье! — пробормотал Мегрэ. — Что касается меня, то мне не терпится оказаться в постели.

Однако он в сопровождении Лапуэнта направился на улицу Сен-Шарль в квартиру Рикенов. Открыл дверь Лурти. Он был без пиджака, со всклокоченными волосами, потому что спал в кресле. В комнате горел только ночник и запах дезинфекции еще не выветрился.

— Никто не приходил?

— Два журналиста… Я им ничего не сказал, только посоветовал обратиться на набережную Орфевр.

— Кто-нибудь звонил?

— Звонили два раза.

— Кто?

— Не знаю. Услышав звонок, я подошел к телефону. Было слышно дыхание, но никто не отвечал. Потом повесили трубку.

— В котором часу это было?

— Первый раз — в восемь, второй — совсем недавно.

Несколько минут спустя Мегрэ уже дремал в маленькой черной машине, которая везла его домой.

— Я страшно устал, — признался он жене, переодеваясь.

— Надеюсь, ты хорошо поужинал?

— Очень. Я должен повести тебя в этот ресторан. Его хозяйка, бывшая опереточная певичка, теперь целиком посвятила себя кулинарному искусству. Она готовит такое жаркое…

— В котором часу завтра тебе вставать?

— В семь.

— Так рано?

Действительно, очень рано. Потому что скоро, почти сразу же, наступило семь часов утра. Мегрэ показалось, что он даже не успел заснуть, как почувствовал запах кофе и жена трясла его за плечо, прежде чем раздвинуть шторы.

Яркое солнце приятно грело. Как чудесно открыть окно спальни и услышать чириканье воробьев!

— Странная история… Странные люди… Я попал в мир кино, и, как в кино, все началось с пустяка — у меня украли бумажник.

— Ты думаешь, он — убийца?

Мадам Мегрэ, которая знала об этом деле только из газет и по радио, тут же пожалела, что задала такой вопрос.

— Прости, пожалуйста.

— Во всяком случае, я вряд ли смог бы тебе ответить.

— Ты идешь без пальто?

— Да. Погода не хуже, чем вчера, а вчера мне не было холодно. Даже когда я возвращался домой, ночью.

Он не стал дожидаться автобуса, остановил такси и отправился на остров Сен-Луи. Напротив гостиницы «Аист» находилось бистро, где вокруг стойки валялись груды досок и мешки с углем. Торранс с помятым от усталости лицом пил кофе, когда вошел комиссар.

— Как прошла ночь?

— Нормально. Ничего не произошло, разве что теперь я в курсе, где и когда гасят свет. На пятом этаже справа, наверное, кто-то болен, потому что свет в окне горел до шести утра. Ваш Рикен не выходил. Постояльцы вернулись. Двое туристов приехали на такси… Ко мне пристала собака и почти всю ночь ходила за мной. Вот и все.

— Можешь идти спать.

— А рапорт?

— Сдашь завтра.

Мегрэ вошел в гостиницу, хозяина которой знал уже лет тридцать. Это было скромное заведение, в котором останавливались лишь завсегдатаи, почти все из восточной Франции, потому что хозяин был эльзасец.

— Мой клиент проснулся?

— Звонил десять минут назад и просил принести в номер чашку кофе и рогалики. Только что понесли.

— Что он ел вчера на ужин?

— Ничего. Вероятно, сразу же заснул, потому что около семи ему в дверь стучали, но он не ответил.

Лифта не было. Мегрэ пешком поднялся на пятый этаж, остановился на площадке, чтобы отдышаться, а потом уже постучал в сорок третий номер.

— Входите.

Поставив поднос на одеяло, Фрэнсис выпрямился в кровати, голый и худой, небритый, с воспаленными глазами. Он держал в руке рогалик.

— Извините, что я не встал, но у меня нет пижамы.

— Хорошо выспались?

— Меня словно оглушили. Я так крепко спал, что до сих пор голова тяжелая. Который час?

— Четверть девятого.

Из приоткрытого окна маленького, бедно обставленного номера были видны двор и крыши соседних домов. Из школьного двора доносились голоса, крики детей.

— Вы кого-нибудь нашли?

— Я ужинал «У старого виноградаря».

Рикен внимательно и недоверчиво смотрел на Мегрэ, словно защищаясь, и чувствовалось, что всех на свете он считает обманщиками.

— Они там были?

— Был Карю.

— Что он сказал?

— Он клянется, что вы в своем роде гений.

— Полагаю, Нора не преминула ввернуть, что я — ничтожество.

— Примерно так. Наверняка она любит вас меньше, чем он.

— А еще меньше она любила Софи.

— Был Маки.

— Славный малый.

— Он тоже не сомневается, что вы многого добьетесь.

— Это означает, что сейчас я — ничто.

Он так и не доел свой рогалик. Видно, приход Мегрэ перебил ему аппетит.

— Что они думают о случившемся?

— По правде говоря, никто не считает, что вы виноваты. Однако некоторые полагают, что у полиции на этот счет свое мнение, и каждый спрашивает, арестовал ли я вас?

— Что вы отвечаете?

— Правду.

— То есть?

— Что вы свободны.

— А это настоящая правда? Так почему же я здесь? Вы же не станете отрицать, что перед гостиницей всю ночь дежурил ваш человек.

— Вы его видели?

— Нет. Но я знаю, как это делается. А теперь как со мной поступите?

Мегрэ задавал, себе этот вопрос. Ему не хотелось оставлять Рикена одного, позволить ему слоняться по Парижу, но, с другой стороны, у него не было достаточных оснований для ареста.

— Сначала я попрошу вас последовать за мной на набережную Орфевр.

— Опять?

— Возможно, придется задать вам еще несколько вопросов, а к тому времени водолазы из речной бригады найдут ваш пистолет.

— Найдут они его или нет, что это изменит?

— У вас есть бритва, мыло… В конце коридора находится душ… Приведите себя в порядок, а я буду ждать вас внизу.

Начинался новый день, такой же безоблачный и теплый, как вчера, но было еще слишком рано, чтобы предсказать, что он принесет.

Фрэнсис Рикен вызывал любопытство комиссара, а по сведениям, которые он получил о нем накануне, он выглядел человеком весьма незаурядным. Во всяком случае, даже Карю отдавал должное его дарованию.

Но, может быть, Карю воодушевлялся каждый раз, знакомясь с очередной творческой личностью, а через несколько месяцев или несколько недель полностью разочаровывался?

Мегрэ следует зайти к нему в контору. Он понял, что Карю мог бы еще сказать что-то важное для дела, но бывает ли с утра он у себя в конторе на улице Бассано и не помешает ли вновь ему любовница высказать то, что думает?

Пока Мегрэ заглянул лишь в этот узкий мирок, а таких — тысячи, десятки тысяч в Париже. Их составляют приятели, родственники, сослуживцы, любовники и любовницы, завсегдатаи какого-нибудь кафе или ресторана. Эти мирки создаются, распадаются, на их основе возникают новые.

Как зовут фотографа, который был дважды женат, имеет детей от обеих жен и сделал еще одного ребенка новой любовнице?

Он еще путал их имена и профессии. Впрочем, убийство Софи совершил хороший знакомый семьи или ее знакомый. Это ясно.

Мегрэ ходил взад и вперед по улице, как ночью Торранс, с той лишь разницей, что ему светило солнце. Хозяйки, спешащие по своим делам, с удивлением оборачивались и глядели на странного мужчину, топтавшегося на одном месте.

Да, ему еще нужно о многом расспросить Фрэнсиса. Наверное, как и накануне, перед ним будет сидеть испуганное, недоверчивое, нетерпеливое существо, которое то бунтует, то успокаивается, то выкидывает что-то неожиданное.

— Я, в вашем распоряжении.

Мегрэ указал ему на маленькое бистро.

— Хотите выпить?

— Нет, спасибо.

Жаль, потому что сам Мегрэ охотно начал бы свой рабочий день со стаканчика сухого вина.

Загрузка...