Человек в Высоком Замке

Глава 12

— Мистер Тагоми, это мистер Ятабе. — Рамсей отошел к двери кабинета, а к столу Тагоми направился подтянутый пожилой человек. Хозяин кабинета поднялся из-за стола и протянул руку:

— Рад нашей встрече, сэр.

Легкие, хрупкие пальцы скользнули в его ладонь. Тагоми осторожно пожал руку гостя и сразу отпустил, подумав при этом: «Надеюсь, я ничего не сломал?» Старик вызывал симпатию. Какая твердость, уверенность во взгляде! Чувствуется ясный, цепкий ум. Не человек, а само воплощение суровых традиций. И тут до Тагоми дошло, что перед ним генерал Тедеки, бывший начальник императорского генштаба собственной персоной.

— Генерал. — Тагоми низко поклонился.

— А где третий участник переговоров? — спросил Тедеки.

— Вот-вот должен появиться, — заверил Тагоми. — Я лично звонил ему в гостиницу.

Мысли путались. Как был, в поклоне, он отступил на несколько шагов и застыл. Да и вряд ли он мог выпрямиться в эту минуту. Рамсей, очевидно, не понял, кто их гость и, не выказывая робости, помог генералу сесть в кресло. Помедлив, Тагоми опустился в кресло напротив.

— Теряем время, — заметил Тедеки. — Жаль, конечно, но ничего не поделаешь.

— Вы правы, — согласился Тагоми.

Прошло минут десять. Все молчали.

— Простите, сэр, — забеспокоился Рамсей. — Если я не нужен, нельзя ли мне уйти?

Тагоми кивнул, и Рамсей удалился.

— Чаю, генерал? — спросил Тагоми.

— Нет, сэр.

— Сэр, — сказал Тагоми, — признаюсь, мне не по себе. Я чувствую, что узнаю сейчас нечто особенное.

Генерал склонил голову.

— Прибывший сюда по делам мистер Бэйнс выдает себя за шведа. Но, приглядевшись внимательнее, я решил, что он, скорее всего, высокопоставленный немец. Я говорю вам об этом потому, что… — он замялся.

— Продолжайте, пожалуйста.

— Благодарю. Генерал, его беспокойство говорит о том, что наша встреча связана с политическими изменениями в Рейхе. — Тагоми утаил от генерала, что догадывается о причине его задержки.

— Все это предположения, сэр, — сказал генерал, а не информация. — В глазах Тедеки не было ничего, кроме отеческой доброты.

Тагоми проглотил упрек.

— Скажите, сэр, мое присутствие на этой встрече — простая формальность? Конспиративный прием?

— Естественно, мы заинтересованы в соблюдении конспирации. Мистер Бэйнс — обыкновенный бизнесмен, представитель стокгольмской фирмы «Тор-Ам». А я — Шиньиро Ятабе.

«А я — Тагоми, — подумал Тагоми. — Играю самого себя».

— Несомненно, нацисты следят за перемещениями мистера Бэйнса, — продолжал генерал. Он сидел, расправив плечи, положив руки на колени. «Словно принюхивается к невесть откуда доносящемуся запаху бульона», — мелькнула мысль у Тагоми. — Но разоблачить его могут только законными путями. В этом-то и состоит его задача: не играть с ними в кошки-мышки, а соблюдать формальности на тот случай, если его засекут. Если это случится, у него надежная «крыша».

— Понимаю, — сказал Тагоми.

«Все-таки это плохая игра, — подумал он. — Хотя, наверное, она не лишена смысла. Наши штабисты хорошо разбираются в психологии наци».

На столе загудел селектор. Раздался голос Рамсея:

— Сэр, пришел мистер Бэйнс. Пригласить?

— Да! — воскликнул Тагоми.

Вошел Бэйнс в безукоризненно модном костюме. Он был совершенно спокоен.

Навстречу ему поднялся генерал Тедеки. Тагоми тоже встал. Они раскланялись.

— Сэр, — обратился к генералу Бэйнс, — я — капитан Рудольф Вегенер из военно-морской разведки. Хочу заявить, что я не представляю здесь никого, кроме себя и нескольких частных лиц, пожелавших остаться неизвестными. Никакие службы или учреждения Рейха к моему визиту не причастны.

— Я понял, что вы не являетесь официальным представителем Рейха, герр Вегенер, — сказал генерал. — Я тоже прибыл сюда неофициально. Но, благодаря своему прежнему посту в Императорской Армии, я имею некоторое влияние в Токио и сумею довести ваши слова до сведения тех, кто в этом заинтересован.

«Странная беседа, — подумал Тагоми, — есть в ней какая-то музыка. Расслабляющая и успокаивающая».

— Мне бы хотелось сразу перейти к делу, — произнес Бэйнс. — Прошу передать тем, к кому вы имеете доступ, что в Рейхе готовится реализация плана под названием «операция „Одуванчик“».

Генерал кивнул с таким видом, словно слыхал об этом. Но Тагоми заметил, что он с нетерпением ждет продолжения.

— «Одуванчик» начнется с конфликта на границе Штатов Скалистых Гор и Соединенных Штатов Америки.

Генерал вновь кивнул и улыбнулся уголком рта.

— Нападению подвергнутся войска США. Они перейдут в наступление, оттеснят войска ШСГ за линию границы и вступят в бой с частями противника, заранее стянутыми в зону конфликта. У офицеров армии США есть подробные карты с указанием оборонительных объектов Среднего Запада. На помощь войскам США придет парашютный десант добровольцев Вермахта. Но это тоже камуфляж.

— Ясно, — кивнул генерал.

— Основная цель операции «Одуванчик» — массированный атомный удар по Родным островам. Без каких-либо предупреждений. — Бэйнс замолчал.

— С целью уничтожения августейшей семьи, армии самообороны, Императорского флота, гражданского населения, промышленности и ресурсов, — задумчиво продолжил за него генерал Тедеки. — И последующего захвата всех наших колоний.

Бэйнс промолчал.

— Что еще? — спросил генерал.

Бэйнс не понял.

— Дата, сэр, — пояснил генерал.

— Все даты изменены, — вздохнул Бэйнс. — В связи со смертью Мартина Бормана. Сейчас у меня нет связи с абвером.

— Продолжайте, герр Вегенер, — попросил генерал.

— Мы рекомендуем внимательно изучить ситуацию, сложившуюся в Рейхе, — сказал тот и сразу поправился: — То есть я рекомендую. В высших эшелонах власти есть сторонники операции «Одуванчик», но есть и противники. Была надежда, что со смертью рейхсканцлера Бормана последние придут к власти.

— Но пока вы здесь находились, герр Борман умер, и проблема решилась сама собой, — заметил генерал. — Выбор сделан. Рейхсканцлером стал доктор Геббельс.

— Доктор Геббельс — ярый сторонник «Одуванчика», — предупредил Бэйнс.

Ни он, ни генерал не заметили, что Тагоми закрыл глаза.

— А кто ему противостоит? — спросил Тедеки.

Тагоми смутно расслышал ответ:

— Рейхсфюрер СС Гейдрих.

— Весьма удивлен, — признался Тедеки. — Это точная информация или мнение ваших коллег?

— Административное управление территориями, ныне находящимися под контролем Японии, будет передано Министерству иностранных дел. Точнее — людям Розенберга, связанным с Канцелярией напрямую. В течение минувшего года об этом постоянно спорили на совещаниях руководства. В подтверждение своих слов я могу представить фотокопии стенограмм. Вторым претендентом на власть была полиция, но она не добилась успеха. Ей отдан на откуп космос — Марс, Луна, Венера. Полиция ведает колонизацией планет. Как только утрясли вопрос о власти, полиция стала противодействовать плану «Одуванчик» и добиваться передачи всех средств для осуществления космических программ.

— Соперничество, — произнес генерал Тедеки. — Одна команда играет против другой. Но обе — против сильного лидера. Значит, Геббельс ничем не рискует.

— Вы правы, — кивнул Бэйнс. — И поэтому я здесь, и прошу вас о вмешательстве. Возможность пока есть — ситуация еще зыбкая. Пройдет не один месяц, пока доктор Геббельс окончательно утвердится в должности. Ему придется сломать хребет полиции, к тому же, возможно, устранить Гейдриха и высших офицеров СС и СД. Как только это случится…

— Следовательно, мы должны поддерживать Sicherheitsdienst? — перебил его Тедеки. — Самую зловещую касту в Германии?

— Совершенно верно.

— Император не одобрит такую политику, — заявил Тедеки. — Мертвые головы, черные мундиры, «система за́мков» — все это он считает воплощением зла.

«Зло, — подумал Тагоми. — Да, именно так. Имеем ли мы право, даже ради спасения собственной жизни, поддерживать зло? Не в этом ли главный парадокс нашего суетного мира? Мне этой проблемы не решить. Человек не может существовать в вечной неопределенности. А в этом мире все пути ведут в тупик. Все смешалось: свет и тьма, иллюзия и реальность.

— Вермахт — единственный в Рейхе обладатель водородной бомбы, — продолжал Бэйнс. — Случается, ее используют чернорубашечники, но только под надзором армии. Когда у власти стоял Борман, полицейских к ядерным заводам и складам и близко не подпускали. Операцию «Одуванчик» будет осуществлять Главное командование Вермахта.

— Это мне ясно, — кивнул Тедеки.

— Чернорубашечники всегда превосходили Вермахт жестокостью. Но власти у них меньше. Наши решения должны основываться на реальности, а не на исповедуемых нами этических нормах.

— Да, надо быть реалистами, — вслух согласился Тагоми. Бэйнс и генерал оглянулись.

— Конкретно, что вы предлагаете? — спросил генерал у Бэйнса. Установить контакт с местной резидентурой СД? Напрямую связаться с… ее шефом? Не знаю его имени, но уверен — это отталкивающий тип.

— В здешнем отделении СД ничего не знают, — сказал Бэйнс. — Шеф местной полиции Бруно Кройц фон Меере — партиец старой закваски. Ein Altparteigenosse.[65] Имбецил. В Берлине никому и в голову не могло прийти раскрыть перед ним карты.

— Тогда с кем нам связываться? — В голосе генерала зазвучало раздражение. — Со здешним консулом или с рейхсконсулом в Токио?

«Разговор ни к чему не приведет, — уныло подумал Тагоми. — Какой бы огромной ни была ставка, мы не должны лезть в чудовищную, шизофреническую трясину нацистской междоусобицы. Наш разум просто не выдержит».

— Надо действовать очень осторожно, — ответил Бэйнс. — Через ряд промежуточных лиц вам следует выйти на кого-нибудь из приближенных Гейдриха, находящихся за пределами Рейха, в нейтральной стране. Или на человека, которому часто приходится летать из Берлина в Токио.

— У вас есть кто-нибудь на примете?

— Итальянский министр иностранных дел граф Чиано. Интеллигентный, надежный и очень смелый человек. К тому же он прекрасно разбирается в международной обстановке. Правда, у него нет прямых контактов с аппаратом СД, но в случае необходимости он может действовать по другим каналам. Через заинтересованных промышленников вроде Круппа или через генерала Шпейделя, даже через руководство Ваффен-СС. В Ваффен-СС не такие фанатики, им близки интересы немецкого народа.

— А разве нельзя обратиться к Гейдриху через вашу организацию, я имею в виду абвер?

— Чернорубашечники нас на дух не переносят. Вот уже двадцать лет как они добиваются у Партай нашего роспуска.

— А лично вам не грозит опасность с их стороны? — спросил генерал Тедеки. — Насколько мне известно, здесь, на Тихоокеанском побережье, они очень деятельны.

— Деятельны, но неумелы, — возразил Бэйнс. — Правда, Рейсс, представитель МИДа, способный малый, но не в ладах с СД.

— Мне бы хотелось получить от вас фотокопии стенограмм, — сказал генерал Тедеки, — чтобы передать их моему правительству. И вообще, для нас будут не лишними любые материалы, касающиеся этого вопроса. И… — он помедлил, — доказательства. Объективные.

— Ну, конечно. — Бэйнс извлек из кармана плоский серебряный портсигар и протянул Тедеки. — В каждой сигарете контейнер с микрофильмом.

— А сам портсигар? — спросил генерал, повертев его в руках. — Похоже, он весьма недешев. — Он стал доставать сигареты.

— Портсигар — тоже, — Бэйнс улыбнулся.

— Благодарю вас. — Улыбнувшись в ответ, генерал убрал портсигар в карман пальто.

Загудел селектор. Тагоми нажал кнопку.

— Сэр, в нижнем вестибюле люди СД, — послышался взволнованный голос Рамсея. — Они пытаются захватить здание. Сейчас дерутся с охраной «Таймс». — Под окнами кабинета заревела сирена. — К нам едет подмога из Эм-Пэ[66] и кэмпетай.

— Спасибо, мистер Рамсей, — поблагодарил Тагоми. — Вы поступаете благородно, не поддаваясь панике. — Бэйнс и Тедеки напряженно прислушивались к разговору. — Не беспокойтесь, господа, — сказал им Тагоми. Уверен, головорезам из СД не добраться до нашего этажа. Их просто перебьют по пути. — И — в селектор: — Мистер Рамсей, отключите, пожалуйста, лифты.

— Хорошо, мистер Тагоми.

— Будем ждать, — сказал Тагоми. Он выдвинул ящик стола и достал шкатулку тикового дерева. Открыв крышку, извлек прекрасно сохранившийся револьвер времен Гражданской войны — кольт сорок четвертого калибра выпуска тысяча восемьсот шестидесятого года, предмет гордости коллекционера. Затем достал жестянку с порохом, пули, капсюли и стал заряжать револьвер на глазах у опешивших Бэйнса и генерала. — Это из моей коллекции, — пояснил он. — У меня мальчишеская страсть — стрельба по-ковбойски. Я долго учился палить с бедра — на досуге, конечно, — и, если судить по результатам состязаний с другими энтузиастами, добился некоторого успеха. Но всерьез этим пользоваться мне еще не приходилось.

Сидя за верстаком, Фрэнк Фринк шлифовал серебряную сережку в виде раковины улитки. Мельчайшие крошки окалины летели ему в очки, оставляли черные пятнышки на ногтях. От трения серьга жгла пальцы, но Фрэнк все сильнее прижимал ее к поверхности круга.

— Смотри не перестарайся, — предупредил Мак-Карти. — Выступы сними, а впадины пусть остаются как есть.

Фрэнк Фринк пробормотал что-то неразборчивое.

— Серебро с чернью легче сбыть, — пояснил Мак-Карти. — Оно выглядит старше.

«Сбыть», — с горечью подумал Фрэнк.

Они еще ничего не продали. Кроме Чилдэна, взявшего кое-что на комиссию, никто ничего не купил. А ведь они побывали в пяти магазинах.

«Мы еще ничего не заработали, — думал Фрэнк. — Все делаем и делаем новые вещи, а они остаются в мастерской».

Сережка зацепилась ушком за ткань, выскользнула из пальцев и полетела на пол. Он выключил мотор.

— Ты ими не разбрасывайся, — укорил Мак-Карти, возившийся с паяльной лампой.

— Господи, да она с горошину! Как ее удержишь?

— Все равно отыщи.

«Черт бы ее побрал», — мысленно выругался Фрэнк.

— В чем дело? — спросил Мак-Карти, видя, что Фрэнк не трогается с места.

— Ничего нам с тобой не продать, — угрюмо сказал Фрэнк. — Что бы мы ни сделали.

— Это верно, чего не сделали — не продать.

— Вообще ничего не продадим!

— Пять магазинов — это капля в море, — возразил Мак-Карти.

— Хватит, чтобы поднять спрос.

— Не падай духом.

— А я и не падаю, — буркнул Фрэнк.

— Ты к чему ведешь? — спросил Мак-Карти.

— К тому, что пора сбывать лом.

— Ну ладно, остынь.

— Уже остыл.

— Раз так — буду продолжать в одиночку, — проворчал Мак-Карти, зажигая паяльную лампу.

— А как поделим барахло?

— Не знаю. Придумаем.

— Выплати мне мою долю, — потребовал Фрэнк.

— Черта с два.

— Отдай шестьсот долларов, — настаивал Фрэнк.

— Нет. Можешь взять половину оборудования.

— Полмотора?

Наступила тишина.

— Еще три магазина, — сказал наконец Мак-Карти. — А потом вернемся к этому разговору.

Он опустил на глаза щиток и стал припаивать медное звено к браслету.

Фрэнк встал из-за верстака, нашарил на полу сережку и положил ее в коробку с заготовками.

— Пойду покурю, — буркнул он и направился к лестнице.

«Все кончено», — сказал он себе.

Он стоял под козырьком дома, часто затягиваясь марихуаной и провожая рассеянным взглядом снующие машины. К нему приблизился белый средних лет заурядной наружности.

— Мистер Фринк? Фрэнк Фринк?

— Верно, — ответил Фрэнк.

Человек достал из кармана сложенный листок и удостоверение.

— Департамент полиции Сан-Франциско. У меня ордер на ваш арест.

Фрэнк и глазом моргнуть не успел, как незнакомец сжал его локоть.

— За что? — пролепетал Фрэнк.

— За мошенничество. Вы обманули мистера Чилдэна, владельца «Художественных Промыслов Америки».

Появились еще двое легавых в штатском и встали по бокам. Полицейский потащил Фрэнка за собой по тротуару. Его затолкали в неброский «тойопет», приткнувшийся у обочины.

«Вот какие испытания готовит нам судьба», — подумал Фрэнк, сдавленный с двух сторон телами полицейских. Хлопнула дверца, и машина вклинилась в автомобильный поток. — И таким сукиным сынам приходится подчиняться!»

— У вас есть адвокат? — спросил один из фараонов.

— Нет, — ответил он.

— В отделении вам предоставят список.

— Спасибо.

— Как вы поступили с деньгами? — спросил другой полицейский, когда они въезжали в гараж отделения на Керни-стрит.

— Истратил, — ответил Фрэнк.

— Все?

Он промолчал.

Полицейский пожал ему руку и одобрительно засмеялся.

Когда они вышли из машины, другой фараон спросил:

— Твоя настоящая фамилия — Финк?

У Фрэнка душа ушла в пятки.

— Финк, — повторил фараон. — Ты ведь жид? — Он раскрыл большую серую папку. — Сбежал из Европы.

— Я родился в Нью-Йорке, — возразил Фрэнк.

— Нет ты удрал от нацистов, — ухмыльнулся фараон. — Знаешь, чем это пахнет?

Фрэнк вырвался и бросился бежать. Фараоны заорали, и у выхода из гаража полицейская машина преградила ему дорогу. Сидевшие в ней люди улыбались. Один из них вышел держа в руках пистолет, и защелкнул наручник на запястье Фрэнка.

— Домой, в Германию, — ласково сказал фараон в штатском.

— Я американец, — пробормотал Фрэнк Фринк.

— Ты еврей, — настойчиво сказал фараон.

— Его здесь кокнут? — спросил кто-то, когда Фрэнка вели наверх.

— Нет, мы сдадим его консулу. Немцы судят евреев по законам Германии.

Списка адвокатов Фрэнк так и не увидел.

Минут двадцать Тагоми неподвижно просидел за столом, держа дверь под прицелом. Бэйнс ходил по кабинету. После некоторых раздумий старый генерал взял трубку телефона и позвонил в японское посольство. Но барона Кэлемакуле он не застал; по словам сотрудников посольства, его не было в городе.

Генерал решил дозвониться до Токио по тихоокеанской линии.

— Я позвоню в Военную Академию, — объяснил он Бэйнсу. — Они свяжутся с частями Императорских Вооруженных Сил, расквартированных поблизости.

«Короче говоря, нас выручат через несколько часов, — подумал Тагоми. — Наверное, пришлют морскую пехоту с авианосца, вооруженную пулеметами и минометами. Действуя по официальным каналам, можно добиться эффективных результатов… Но для этого, к сожалению, требуется время. А помощь нужна сейчас, когда бандиты-чернорубашечники избивают внизу клерков и секретарей».

— А может, стоит связаться с германским консулом? — предложил Бэйнс.

Перед глазами Тагоми мигом возникла сцена, как он диктует мисс Эфрикян решительный протест, адресованный Рейссу.

— Я могу позвонить рейхсконсулу Рейссу по другому телефону, — сказал он.

— Попробуйте, — сказал Бэйнс.

Не опуская кольта, Тагоми нажал кнопку на поверхности стола. Тотчас появился аппарат, предназначенный для секретных разговоров. Он набрал номер германского консульства.

— Добрый день. Кто говорит? — решительный, отрывистый голос с небольшим акцентом. Очевидно, кто-то из служащих.

— Его превосходительство герра Рейсса, пожалуйста, — потребовал Тагоми. — Это срочно. Тагоми. — Он говорил жестким, не терпящим отказа тоном.

— Да, сэр. Одну секунду, сэр. — Долгая пауза. В трубке ни звука, ни шороха. «Стоит рядом и ждет, — догадался Тагоми. — Типичная нордическая изворотливость».

— Меня дурачат, это ясно, — сообщил он генералу Тедеки и Бэйнсу.

— Простите, мистер Тагоми, что заставил вас ждать, — служащий наконец подал голос.

— Ничего, пустяки.

— Консул на совещании. Если…

Тагоми бросил трубку.

— Напрасная трата времени, — удрученно заключил он. — Куда бы еще обратиться? Токкока в курсе, в береговую военную полицию тоже нет смысла звонить. Прямо в Берлин? Рейхсканцлеру Геббельсу? В Напа, на аэродром Императорских Военно-Воздушных Сил? Я позвоню шефу СД Кройцу фон Меере, — решил он. — Начну с жалобы, если не поможет — перейду на брань и крик.

Тагоми набрал номер. Если верить телефонному справочнику, он принадлежал отделу по охране ценных грузов аэропорта Люфтганзы. Пока в трубке звучали гудки, он добавил: — Сейчас вы услышите ругань на грани истерики.

— Да, устройте ему спектакль, — улыбнулся генерал.

В трубке раздался резкий голос:

— Кто это?

«Звучит решительней моего», — подумал Тагоми.

— Ну, поживее!! — поторопил голос.

— Я требую арестовать и отдать под суд шайку головорезов и дегенератов, ваших белокурых бестий-берсерков! — заорал в трубку Тагоми. — Знаешь, кто тебе звонит, Kerl?[67] Тагоми, торговый атташе Имперского правительства! Даю пять секунд, чтобы ты их отозвал! Иначе спецкоманда морской пехоты забросает их фосфорными гранатами!

На другом конце линии что-то бессвязно пролепетали.

Тагоми подмигнул Бэйнсу.

— …нам ничего не известно, — услышал он наконец.

— Лжец! — закричал мистер Тагоми. — Ну что ж, нам ничего другого не остается. — Он бросил трубку. — Конечно, это всего лишь блеф, но он не повредит. Приятно заставить СД понервничать.

Едва генерал Тедеки открыл рот, чтобы заговорить, как снаружи оглушительно забарабанили в дверь. Через секунду она распахнулась.

В кабинет ввалилось двое коренастых белых с пистолетами. Они сразу направились к Бэйнсу.

— Das ist er![68] — сказал один из них. Сидевший за столом Тагоми поднял коллекционный кольт сорок четвертого калибра и нажал спуск. Один фашист рухнул на пол, другой мгновенно выхватил пистолет с глушителем. Тагоми не услышал хлопка, только свист пули. Сам он с бешеной скоростью взводил курок кольта и стрелял снова и снова.

У немца разлетелась челюсть. Как в замедленном кино, в воздухе поплыли осколки кости и зубов, куски плоти и брызги крови. «В рот попал! — понял Тагоми. — Ужасный результат, особенно если стреляешь в упор». В глазах изувеченного фашиста еще теплилась жизнь. «Он меня еще видит», — подумал Тагоми. В следующее мгновенье глаза потухли, немец выронил пистолет и, страшно клокоча горлом, рухнул.

— Какое отвратительное зрелище, — пробормотал Тагоми.

В дверном проеме больше никто не появлялся.

— Наверно, все кончено, — сказал генерал после паузы.

Отведя три минуты утомительной процедуре перезарядки, Тагоми нажал кнопку селектора.

— У меня здесь тяжелораненый бандит, — сказал он. — Пожалуйста, вызовите «скорую помощь».

Никакого ответа. Только тихое гудение.

Бэйнс подобрал оба пистолета. Один он отдал генералу, другой взял на изготовку.

— Теперь они нам и вовсе не страшны. — Тагоми уселся, как прежде, с кольтом в руке.

— Сдавайтесь, немецкие бандиты! — закричали в коридоре.

— Мы с ними уже справились! — крикнул в ответ Тагоми. — Входите, не бойтесь.

В дверях появилась группа служащих «Ниппон Таймс». Некоторые успели вооружиться топорами, ружьями и гранатами со слезоточивым газом.

— Cause célèbre,[69] — сказал Тагоми. — Правительство ТША в Сакраменто может тотчас объявлять войну Рейху. — Он переломил револьвер.

— Немцы будут все отрицать, — покачал головой Бэйнс. — Стандартный прием. Сколько раз так было. — Он положил на стол Тагоми пистолет с глушителем. — Сделано в Японии.

Тагоми внимательно рассмотрел оружие. Бэйнс не ошибся — пистолет изготовлен в Японии. Спортивный, последняя модель.

— Кроме того, они не подданные Рейха, — продожал Бэйнс. Он успел заглянуть в бумажник убитого. — Гражданин ТША. Проживает в Сан-Хосе. Ничего общего с СД. Имя — Джек Сандерс.

— Я понял, — кивнул Тагоми. — Заурядный налет. Цель — очистить мой сейф. Политические причины отсутствуют. — Он с трудом поднялся.

«Как бы там ни было, попытка вашего убийства или похищения не удалась. Во всяком случае, первая. Но в СД, несомненно, знают, кто такой мистер Бэйнс и для чего он прилетел».

— Перспективы малоутешительные, — произнес он вслух.

«Может, нам поможет Оракул? — подумал он. — Предостережет, защитит, даст добрый совет?»

Едва держась на ногах, он стал раскладывать черенки тысячелистника.

«В целом ситуация весьма запутана и необычна, — решил он. — Человеческий разум не в состоянии в ней разобраться; это под силу только мудрости пяти тысячелетий. Немецкое тоталитарное общество напоминает некую жизненную форму, которая по ошибке явилась на свет. Оно отвратительно во всех своих проявлениях. Квинтэссенция бессмысленности. Местное отделение СД — инструмент политики, не имеющий ничего общего с политикой берлинского руководства. Где истина? Что такое Германия на самом деле? Чем была прежде? Мерзкая, гниющая пародия на государство, к которой чем пристальнее присматриваешься, тем большее отвращение испытываешь. Но Оракул и здесь сумеет помочь, подсказать. Даже в этом дьявольском клубке взбесившихся котов для него нет тайн».

Наблюдая за Тагоми, рассеянно перебирающим пригоршню черенков, Бэйнс понял, насколько велико смятение этого человека. Для него убить или изувечить кого-нибудь не просто ужасно — немыслимо.

«Какими словами его подбодрить? Он стрелял, защищая меня, а значит, ответственность за погубленные жизни ложится на мои плечи. И я должен ее принять».

К Бэйнсу подошел генерал Тедеки и шепнул на ухо:

— Вы видите: мистер Тагоми в отчаянии. Очевидно, он вырос в религиозной семье. Все живое для буддиста священно, никого нельзя убивать. Подобная среда глубоко влияет на мировоззрение.

Бэйнс кивнул.

— К нему вернется душевное равновесие, — продолжал генерал. — Но не сразу. Сейчас у него нет твердой опоры, чтобы осознать, обдумать свой поступок. А книга поможет ему, укажет путь.

— Понимаю, — кивнул Бэйнс.

«Другой критерий оценки, который мог бы ему помочь, — ученье о первородном грехе. Но вряд ли он о нем слышал. Все мы обречены творить зло и насилие. Таково наше предназначение. Наша карма.

Чтобы спасти одну жизнь, Тагоми пришлось погубить две. Труднейшее испытание для уравновешенного, трезвомыслящего разума. Такому человеку, как Тагоми, оно грозит безумием.

И все-таки, решающий момент не в настоящем. Не в моей смерти и не в смерти двух негодяев из СД. Он в будущем. Случившееся здесь оправдано или будет оправдано в дальнейшем. Кто знает, может, мы спасем жизнь миллионам — фактически всем японцам. Но человеку, глядящему на стебельки, подобные мысли не приходят в голову. Действительность слишком осязаема. На полу его кабинета лежат мертвый и умирающий.

Генерал прав — только время вернет мистеру Тагоми душевное равновесие. Иначе он погрузится во мрак безумия, навсегда утратит связь с реальностью. А ведь мы ничем от него не отличаемся, — подумал Бэйнс. — В наших мозгах — точно такая же путаница. Поэтому, к сожалению, мы не в силах помочь Тагоми. Мы можем только ждать, надеясь, что в конце концов он придет в себя».