Челси. Правила игры

Глава 6 Незнакомец

Помню, как я сидела одна за столиком в маленьком уютном кафе на Кингз-роуд, не курила, потому что не курю, пила сок и теребила рукой синюю салфетку. Моя подруга Бекки всё не шла, я теряла терпение и перебирала в уме тех, кто ещё может оказаться свободным, чтобы пообедать со мной. Я была в словоохотливом настроении, и мне не терпелось поболтать с кем-нибудь из моих друзей, тем более что в суматохе повседневности, когда вроде ничем не занимаешься, но отчего-то постоянно занята и ни на что нет времени, я многих из них не видела месяцами.

Я позвонила двум друзьям, но они не взяли трубку, через некоторое время прислав похожие сообщения: заняты на работе и не могут говорить по мобильному. Бекки опаздывала уже на полчаса, что, впрочем, было совершенно в её стиле, и мне пора бы уже было привыкнуть к этому. Однако я всё же злилась, думая, что хорошо бы её познакомить с моим экс-бойфрендом Оливером, который тоже не отличался пунктуальностью, хотя и был премилым человеком. И чтобы они назначили свидание друг другу, и чтобы он опоздал на двадцать минут, и она ждала, а потом она на полчаса – и чтобы ждал он. Непонятно, почему я с таким злорадством рисовала в воображении эти картинки, но ничего не могла с собой поделать. Мне даже хотелось спрятаться, как только я замечу Бекки, заходящую в кафе, да хоть в туалете, и не выходить оттуда как можно дольше, пусть даже она и уйдёт. Пришла мысль позвонить Оливеру и поболтать с ним, коли уж он пришёл мне на ум, и я уже было начала набирать его номер, как вдруг почувствовала себя не совсем уютно, словно кто-то смотрел мне в затылок, и я обернулась. Моя интуиция не подвела: мне в спину действительно смотрели. Как только я обернулась и недовольно взглянула незнакомцу в глаза, он встал и уверенно подошёл ко мне. Представившись, он попросил разрешения присесть ко мне за столик. Это было нетипично дерзкое для англичанина поведение, но молодой человек был приятен и недурён собой, так что я согласилась. Он закурил, на этот раз разрешения не спросив. Учтивости его как будто поубавилось, когда он добился того, что сел ко мне за столик.

Искоса на меня поглядев, незнакомец тихо ухмыльнулся как будто своим мыслям, что я, впрочем, заметила, и сказал:

– Ну и чем ты занимаешься? Как зовут?

Я ответила.

После нескольких общих вопросов он вдруг начал меня поучать. Казалось, что именно для этого он и заговорил со мной.

– Вот ты думаешь, что красива, – спросил он утвердительно, продолжив, также не задавая вопроса. – Ты убеждена, что именно потому я и сел за твой столик.

– Я не говорила ничего подобного. – Я была уязвлена нравоучительным и насмешливым тоном, которым он говорил.

– Между тем все люди красивы. Ты тоже. Однако ж… Зачем ты стараешься быть красивой чужой красотой? Твои глянцевые журналы настолько вдолбили тебе стандарты, что ты изо всех сил стараешься походить на куклу Барби и всё меньше на саму себя. – Он вновь не спрашивал, а утверждал.

Я и без того была раздражена тем, что Бекки, по всей видимости, забыла про нашу уговоренную встречу, и меньше всего мне сейчас хотелось наставлений. Его тон меня окончательно вывел из себя. Я вспылила:

– Я не понимаю, почему вы вообще об этом заговорили?!

– Почему бы и нет?

– Ну, если уж на то пошло… Чужой красотой? Да вы сами, мужчины, хотите Барби! Мы же всего лишь реагируем на потребности рынка. В моде шатенки – мы красим волосы в каштановый цвет. Джентльмены предпочитают блондинок – по нашим плечам спускаются златые пряди. Нынче интересны лёгкие в общении, не утомляющие своим интеллектом пустышки – мы заливаемся громким смехом, «О’кей!», и вот лёгкие непринуждённые Мэрилин Монро наводняют столицу. А если же вам и таковые наскучивают, мы тут же достаём из чуланов своей личности интеллект, надеваем очки, строгие костюмы, но всё так же стараемся тем самым угодить вам. Делаем мы это не из-за того, что безгранично глупы и податливы, нет, мы просто-напросто выживаем. Борьба за самца идёт нешуточная, приходится приспосабливаться. Это не делает нам чести, но чем это вызвано? Вашими же стереотипами, это вам вдалбливают в голову, кого любить и кого не любить, что красиво и что не красиво, это вы боитесь иметь своё мнение, боитесь чувствовать, стесняетесь, когда влюбляетесь в недостаточно привлекательную в глазах общества девушку. И это вы с жестоким расчётом, добившись её (ведь вам-то и на самом деле её очень хочется), всё же бросаете, преследуя эфемерный идеал, с которым не стыдно будет показаться, именно этот эфемерный идеал вы сделаете своей женой, может, даже и правда полюбите эту женщину, но настоящие причины, всмотритесь в себя, они же вам известны. Вряд ли вы осмелитесь сделать это, потому как вы трусы. Видите, мы квиты. Мы все обречены прогибаться под общество. Мы не мужчины и женщины, мы социалиты, отлиты из социума.

Казалось, он не ожидал от меня столь пламенной речи. Некоторое время молчал, изучающе глядя на меня и затягиваясь сигаретой. Потом наклонился и провёл рукой по моим ногам. Я опешила, но ногу не отдёрнула, будучи уверена, что делает он это не из сексуальных целей, а чтобы подвести меня к ещё какой-то мысли.

– У тебя ноги побриты, – сказал он. – Зачем ты удаляешь то, что тебе дала природа? Волосы на ногах даны природой, они защищают твою кожу.

– Это антисексуально, – ответила я.

– Всё дело лишь в том, как ты на это смотришь. Волосы на ногах ничего общего с сексуальностью не имеют, равно как и волосы на голове или лобке. Ты, поди, и лобок тоже бреешь? – спросил он как-то уж совсем бесцеремонно.

Я посчитала нужным не отвечать, чтобы он осознал свою грубость.

– Вот ты сейчас стыдишься чего-то непонятно чего, – продолжил он. – Это же часть тебя. Почему ты стыдишься волос на лобке, а не ногтей на ногах?

Я не могла сказать, что когда-либо задумывалась над этим вопросом, а оттого смешалась и не нашла нужного аргумента. Я разозлилась пуще прежнего, словно он забил гол и теперь ведёт в матче.

– Секс естественен. Чем меньше обращать на него внимание, тем естественнее он становится. Самые ярые моралисты – самые большие сексолюбы. Они до того сладострастны, что начинают стыдиться этого, потому как видят секс повсюду, в каждом человеческом движении, слове, в предметах интерьера, в природе. Секс преследует их, они боятся его и клеймят, полагая, что все испытывают такое наваждение.

– Я согласна, что секс естественен, и так же, как и вы, считаю, что по части секса много чего накручено, шум из ничего. Но всё-таки вновь о различии полов: мужчина придаёт сексу гораздо больше значения, чем женщина. Мужчина хочет секса чуть ли не с каждой привлекательной женщиной.

– Позволю себе не согласиться. – Он посмотрел на меня с почти отеческой теплотой, как будто говоря мне: «Дитя, что за фантазии, что за вздор!», и продолжил так же ласково, наставляя, а не журя: – Женщины больше любят секс, чем мужчины, я убеждён в этом. Мужчина легче соглашается на секс, да, в то время как женщина более критична в выборе партнёра, но если такой выбор делает, то отдаётся своей страсти безудержно, фантазирует и мечтает о физических ласках с тем, кого выбрала еженочно. Она растворяется в своём возлюбленном, представляет себя его собственностью. Не спорь, если её чувства сильны и правдивы, если она отдаётся им совершенно, то она рано или поздно становится их рабыней. Если же нет, мужчина не поверит, что она его любит, слишком глубоко въелось в его сердце представление о том, что женщина, которая любит, должна отдаваться вся, без остатка. Не факт, и скорее факт, что он её при этом не полюбит, но есть большая вероятность, что для удобства оставит рабыню у себя и даже, может, на ней женится. Женщина гораздо более сладострастна, она соблазняет, она излучает секс. Мужчина просто соглашается съесть яблоко, которое она ему подаёт. Не будь Евы, Адам бы и не стал утруждать себя этим.

– Что за вздор. Складно говорите, но как-то неубедительно, – сказала я, не признаваясь, что он всё же заставил меня задуматься.

На удивление самой себе, я начинала наслаждаться нашим спором. Я не соглашалась со многим, что он говорил, но так приятно было общаться с человеком мыслящим, который свободно выражал свое мнение, не прятал отсутствие независимости мыслей под маской политкорректности, вроде «я не выражаю того, что думаю, лишь бы вас не обидеть». Может, в чем-то он был груб и излишне прямолинеен, но я прощала ему это, потому что, сглаживай он все углы, столь честной беседы не получилось бы. Вероятно, мой собеседник тоже почувствовал перемену в моём отношении к его манере ведения разговора и потеплел. Теперь он смотрел на меня не по-отечески, а скорее, как друг, который делится своим опытом, но также готов чему-то поучиться и у меня. Между нами зародился ручеёк взаимопонимания: мы были другими, не такими, как все, мы поняли это и смотрели друг на друга, как сообщники. В эту минуту дверь кафе распахнулась, и вошла запыхавшаяся Бекки.

Увидев меня с симпатичным молодым человеком, она заулыбалась, и её лицо, казалось, больше не выражало сожаления об опоздании, более того, направляясь к столику, очень весёлая, она слегка смущалась того, что по глупости бежала от метро до кафе, в то время как я, по-видимому, прекрасно провожу время. Может, она даже гордилась тем, что предоставила мне шанс посидеть в кафе одной и привлечь прекрасного незнакомца.

В последующие месяцы я часто виделась с этим парнем. Как-то мы даже переспали, чтобы снять это мешающее сексуальное притяжение между нами и общаться проще, развивая дружбу. Нам нравилось проводить время вместе. Мы полюбили читать одни и те же книги, чтобы потом обсуждать их и сравнивать наши точки зрения. Мы повсюду ходили вместе, но со временем стали замечать, что спорим всё меньше и меньше, наш характер сближался, мы становились ближе, однако основой нашей дружбы, её подпиткой, была дискуссия, спор. Поскольку наш жизненный опыт становился одинаковым, эта дискуссия стала утихать. Мы превращались в семью, но при этом ею не были. Чтобы освежить нашу дружбу новыми страстными интеллектуальными диспутами, мы решили на время расстаться.

«На время» до сих пор не прошло.

Бывало, я слышала о нём от появившихся общих знакомых. Говорили, что он купил роскошный дом в Таиланде и месяцами живёт там, а также в Мадриде, и в Лондон нынче заезжает не часто.