Сцена четвертая

Входит Мик, включает свет. Его рубашка залита кровью. Он вытирает испачканный кровью молоток и кладет его на стол, затем подметает пол, выметая осколки в соседнюю комнату. Окончив уборку, усаживается в кресло. Раздается стук в дверь. Мик впускает в дом Мэриджонни.

Мэри: Мик.

Мик: Мэриджонни.

Мэри: Холодно.

Мик: Полагаю, холодно.

Мэри: Очень холодно, Мик.

Мик: Так ведь, кажется, ночь на дворе.

Мэри: Действительно, ночь.

Мик: Полагаю, ты зашла пропустить стаканчик виски?

Мэри: Если только у тебя найдется стаканчик, Мик.


Мик наполняет два стакана.


Мэри: Я только что с игры в бинго.

Мик: И сколько раз ты выиграла сегодня?

Мэри: Сегодня только три. Закончилась моя флуоресцентная ручка.

Мик: У-у, так всегда бывает с этими ручками. Значит, вечер не удался.

Мэри: Я выиграла только три билета на водные горки в аквапарке. Мне это ни к чему. (Пауза.) Тебе они не нужны, Мик?

Мик: Не нужны, Мэри. Я никогда не был любителем этих горок. Никогда не видел в них толку.

Мэри: Тогда отдам Мартину или еще кому-нибудь. А Мартин умеет плавать?


Мик вытирает кровь со своей одежды.


Мик: Держу пари, не умеет.

Мэри: Что это с тобой, Мик? Ты что, красил что-нибудь?

Мик: Точно, красил. В ярко красный цвет.

Мэри: Пятна останутся.

Мик: Это всего лишь старая рабочая рубашка, Мэриджонни. Что ей будет?

Мэри: Ничего. (Пауза.) Я слышала историю об исчезновении твоей жены, Мик. Это ужасно. Если даже спустя семь лет после смерти ты не обретешь покой, когда же ты его обретешь?

Мик: Никогда не будет тебе покоя.

Мэри: Даже думать не хочу о том, как кто-то будет убегать, прихватив мои кости.

Мик: С твоими костями никто никуда не убежит, Мэриджонни. Для начала им понадобится грузовичок.

Мэри: Это зачем?

Мик: Да, ни за чем. Просто, временами кажется, кость у тебя, вроде, широкая.

Мэри: И вовсе не широкая. Я просто слегка жирная, вот и все.

Мик: Слегка жирная, точно, точно. Действительно.

Мэри: Настроение у тебя сегодня какое-то странное, Мик.

Мик: Да. Краски, наверное, надышался, или вроде того.

Мэри (пауза): Слыхал, Рэй Дули лишился работы гидом?

Мик: Слышал. Уж, конечно, если будешь швырять дерьмо в Америкашек, тут лишишься работы.

Мэри: Верно.

Мик: Да еще травил им анекдоты о Вьетнаме.

Мэри: В следующем месяце его брат переезжает в Бостон.

Мик: В следующем, говоришь? Не самая долгая помолвка. Мы с Уной пять лет были обручены, и нам эти пять лет были очень нужны. Ну, знаешь, там, чтобы разглядеть всякие недостатки и принять их.

Мэри: А какой был ее саамы большой недостаток, Мик?

Мик: Да, по правде, не было у нее больших недостатков. Только маленькие. Ну, мелочи, понимаешь? Она никогда не умела нормально сыр заворачивать. Ну, знаешь, после того, как отрежет. Она просто оставляла его лежать прямо на воздухе. И с хлебом то же. Она и хлеб никогда как следует не заворачивала. Ну, понимаешь, когда делала сэндвичи или типа того. И омлет у нее был отвратительный, не знаю, почему, ведь его так легко готовить. У нее он всегда получался то серый, то пригоревший.

Мэри: Значит, ты по ней не скучаешь.

Мик: Скучаю. В смысле, омлет — это не так уж важно. Мы просто его редко готовили и все, понимаешь? (Пауза.) Мне не хватает ее болтовни. Уна умела наполнить дом своими разговорами. И она всегда была на моей стороне. Знаешь, в драке, или когда люди говорили обо мне гадости. Если бы она услышала сплетню о том, что я ее убил, она бы первой встала на мою защиту.

Мэри: В таком случае, жаль, что она умерла. (Пауза.) Интересно, кто ее забрал.

Мик: А?


Стук в дверь, входит Томас, в руках у него небольшая сумка.


Мэри: Добрый вечер, Томас. Холодно.

Томас: Ты что тут делаешь?

Мэри: Так, заглянула после игры в бинго, шла мимо.

Томас: Я ведь велел Отцу Уэлшу не пускать тебя в бинго.

Мэри: Точно, велел, но Отец Уэлш меня восстановил в правах.

Томас: В таком случае, он не повиновался официальному приказу, так? Придется мне заглянуть к нему. А ты, беги домой, Ба. Мне надо поговорить с Миком наедине.

Мэри: Да я только пришла.

Томас: Мне плевать, только что или нет. Это приказ офицера полиции.

Мэри: Нечего мне тут командовать, офицер полиции — сколько раз я тебе в детстве задницу подтирала …

Томас: Пожалуйста, Ба.

Мэри: Выйду отсюда, когда допью свой виски, и ни секундой раньше.

Мик: И вообще, о чем нам говорить наедине?

Томас: Ничего особенно важного. Просто хочу, чтобы ты написал мне одно признание, знаешь, маленькое старенькое признаньице.

Мик: Признание в чем?


Томас достает из сумки череп с огромной трещиной на лбу.


Томас: Признание в убийстве своей жены тупым предметом, или вроде того. В убийстве Миссис Уны Маргарет Дауд.


Указывает на трещину.


Мэри: Нет…!

Мик: О… Хорошо.

Томас: Что?

Мик: Хорошо, говорю. Ручка есть?

Томас (шарит в карманах): Нет. А у тебя нет разве?

Мик: Есть где-то, я точно знаю.

Мэри: У меня есть светящиеся ручки для игры в бинго, но они не все пишут.

Томас: Уж конечно флуоресцентные ручки не годятся для составления признаний!

Мэри: Желтенькую?

Томас: Нет, Господи Боже мой — «желтенькую»!

Мик (находит ручку): Вот моя счастливая ручка для игры в лото. А теперь, что ты хочешь, чтобы я написал, Томас?

Томас: Ну, правду, Мик.

Мик: А правду, это справедливо. Точно.


Мик пишет свое признание на двух листах бумаги, которые ему дает Томас, Мэри берет череп в руки.


Мэри: Это правда? (Пауза.) Я всегда молила Бога, чтобы это оказались глупые сплетни. Если бы я только знала…

Мик: Да хоть бы ты и знала, ты бы все равно клянчила у меня выпивку, ты долбанная дешевая дура.

Томас: Не смей называть бабушку долбанной дешевой дурой, ты, упырь-убийца!

Мик: Упырь — … кто?

Томас: Убийца, убийца.

Мик: А, убийца, я думал, ты сказал «тупица».

Томас: И не вздумай критиковать мое произношение!

Мик (Мэри): А ты положи на место череп моей жены и свои гребаные ручки. Томас, ты только посмотри, сколько у нее этих ручек, при том, что эта игра — просто маленькая забава, чтобы собрать пару монет для голодающих в Африке. Мэриджонни отбирает хлеб прямо изо рта у несчастных голодающих черномазых, но я вижу, ее ты ничего не хочешь заставить написать.

Мэри: Но это все-таки лучше, чем убивать собственную жену?

Мик: Ничего, не лучше, и положи мою Уну, сказано тебе. Я не хочу, чтобы ты лапала ее своими грязными жирными ручонками.


Мэри кладет череп и продолжает пить. Мик пишет.


Мик: Где ты ее нашел, Томас?

Томас: На нашем участке. В поле.

Мик: В поле, значит. Спорим, возле той коровы, что, по словам Мартина, забрела на ваши земли и упала замертво. Тогда как вся округа знает, что он тащил ее от дома Пэйто Дули и прибил ее кирпичом. И обвинения Пэйто не выдвинул только из своего великодушия.

Томас: Это косвенная улика.

Мик: Нет, это улика, основанная на слухах.

Томас: Черт, я вечно их путаю. И что с того? Не эта мелочь делает тебя хорошим копом. Нет. Детективная деятельность, поиск разгадок, и никогда нельзя бросать нераскрытые преступления, сколько бы лет не прошло.

Мэри: Как Петрочелли.

Томас: Точно. Как Петрочелли, Ба, и первое, что я сделаю, когда меня повысят, это возобновлю дело жирного с салатом и джемом, о котором я рассказывал. Я иногда ночей не сплю, думая о его несчастном нераскрытом деле и том, как он лежит там один в своей холодной жирной могиле.

Мик: И еще одно, про того типа, что утонул в моче.

Томас: И про это дело. Я привлеку к этому делу эксперта по моче.

Мик: Какой синоним к слову «конвульсия»? Я его уже один раз использовал, и не хочется повторяться.

Томас (задумчиво): Конвульсия, конвульсия, конвульсия… Спазм.

Мик: Спазм, спазм, спазм… Хорошее слово. (Пишет.)

Томас: У меня отличный словарный запас, точно. (Пауза.) Ты заканчиваешь уже?

Мик: Вроде, почти закончил.

Мэри: Бедняжка Уна. За что ты ее убил? Уж конечно, плохой омлет — неподходящая причина для убийства жены.

Мик: Знаю, что неподходящая, Мэри, и знаешь, что самое смешное? Я не убивал свою жену. Как я и говорю все эти годы, я не убивал жену. Я никогда никого не убивал до сегодняшнего вечера.


Он передает признание Томасу, тот быстро его читает.


Это было всего лишь вождение в нетрезвом виде, вот и все, но если вы так мечтали, чтобы я кого-нибудь пришил, получайте.

Томас: Думаешь, я куплюсь на этот бред?! Мартин на дискотеке с Рэем Дули, это я знаю точно.

Мик: Но если он на дискотеке, то как бы я смог вышибить мозги ублюдку?

Мэри: Нет…!

Мик: Посмотри на этого великого сыщика, Мэриджонни, со своими черепами и салатом в пустом холодильнике. А прямо перед этим идиотом стоит мужик в залитой кровью одежде…


Томас набрасывается на Мика, поваливает его на пол, Мик едва отбивается от его ударов.


Мэри: Оставь его Томас! Оставь его! Томас!


Позади нее появляется Мартин, заторможено, на лбу у него рваная кровавая рана, кровь из нее течет прямо на его рубашку. Некоторое время он молча наблюдает за дракой, затем его замечает Мэри, она растеряна.


Мартин: Что это делают эти недоумки?


Томас прекращает бить Мика. Оба поднимаются и таращатся на Мартина.


Мартин: Чего уставились, уроды? Я хотел сказать, ребята, чего уставились?


Томас осматривает его рану, Мэри садится, наливает себе виски.


Мэри: Как ты, Мартин?

Мартин: В порядке, Ба, не считая головной боли. Чего это ты меня лапаешь, ты?


Томас нежно вытирает его лицо.


Томас: Ты попался, Майкл Дауд, теперь ты попался.


Томас достает наручники и направляется к Мику.


Мартин: За что ты его арестовываешь?

Томас: За то, что он молотком пробил тебе башку до мозгов.

Мартин: Молотком? Ты это о чем? Просто я сел за руль в нетрезвом виде, вот и все.

Томас: Что?

Мик: Что?

Мартин: Вождение в нетрезвом виде, вот и все. С чего бы это Мику бить меня молотком по мозгам? Мик меня уважает, не так ли, Мик?

Мик: Еще как. Я считаю тебя отличным парнем.

Мартин: Вот видишь, Томас? Он считает меня отличным парнем.


За спиной у Томаса Мик поджигает свое признание, которое медленно горит, пока Томас разговаривает с Мартином.


Томас: Слушай, ты сейчас контужен, как и любой был бы на твоем месте…

Мартин: Вовсе я не контужен. Вот что я тебе скажу, нужна авария пострашнее, чтобы меня контузило.

Томас: Но ведь он только что подписал признание, что засадил молоток в твою пьяную башку!

Мартин: Правда, Мик?

Мик: Нет, не было такого, Мартин.

Мартин: Вот видишь.

Томас: Что значит, не было? Ведь эта долбанная бумажка была где-то здесь…


Томас замечает в камине последний догорающий фрагмент признания.


Мик: Опять ты облажался?

Томас: Мартин, послушай меня. Сейчас ты пойдешь со мной в участок и под присягой расскажешь, как Мик пытался тебя убить…

Мартин: Господи Иисусе, когда уже ты оставишь Мика в покое, ты «Мак-Миллан и Жена»?

Томас: Перестань меня так называть, тысячу раз тебе говорил!

Мартин: По мне так, если он говорит, что не убивал жену, пусть все остается как есть.

Томас: Ты на чьей гребаной стороне?!

Мартин: А почему бы мне не быть на его гребаной стороне, когда я застаю своего братца выпиливающим трещину в черепе его жены на следующий день после того, как ты ее выкопал?

Томас: Заткнись …!

Мартин: Я не заткнусь и я скажу тебе, почему! В ломбарде мне не дали и фунта за этот кулон, тогда как ты мне говорил, что он стоит не меньше десятки.


Отдает Мику кулон.


Он мне дал его только, чтобы я заткнулся, Мик, но я понял, что это само обыкновенное воровство, и не только по отношению к тебе, но и по отношению к бедной усопшей твоей жене, да, к тому же тот парень в ломбарде сказал, что это просто старый кусок дерьма, который ничего не стоит, понимаешь, о чем я?

Томас: Ты закончил, Мартин?

Мартин (пауза, сбит с толку): Кто заточен?

Томас: Ты закончил, я сказал.

Мартин: А-а… Закончил ли я? (Думает) Нет, не закончил, Мистер Супер-Детектив. Ага, долбаный детектив — все в Линэне знают, ты даже ребенка не можешь арестовать за мелкую кражу в магазине, даже если он признался, и рот у него измазан краденой конфетой. А если бы ты его и арестовал, то по подозрению в убийстве Кеннеди.

Томас: Так значит?

Мартин: Вот так. Тебя и держат на работе только потому, что ты так славно переводишь детишек через дорогу.

Томас: Теперь ты закончил?

Мартин: Пока что да, но если еще что вспомню, так непременно к этому вернусь, вот только дух переведу.

Томас: Но на данную минуту это все?

Мартин: На данную, все, разве я это уже не говорил раз пять?

Томас: Хорошо.


Он дважды бьет Мартина по голове молотком. Мартин корчится на полу.


Мэри: Томас!


Мик с трудом оттаскивает Томаса от Мартина.


Мик: Оставь его, Томас! Господи! Томас!

Мартин (изумленно): За что это он меня так?


Мик продолжает удерживать Томаса, тот смотрит на Мартина и делает себе ингаляцию.


Томас: Я думаю…думаю… Думаю, меня никогда не повысят.


Мик отпускает его, Мартин доползает до кресла. В прострации Томас гладит Мартина по щеке, аккуратно прикасается к его ране.


Мартин (тихо, встревожено): С тобой все в порядке, Том?


Томас кивает.


Томас: Рано или поздно я тебе это припомню, Мик Дауд. Клянусь, припомню.

Мик: Удачи тебе.


Томас кивает, смотрит на череп и на Мика, уходит. Мик садится, держа в руках череп жены. Мэри с носовым платком суетиться возле Мартина, обрабатывая его окровавленную голову. Тот тихонько постанывает от боли.


Мартин: Ай, Ба, ну ты и сука!

Мэри: Ай-яй-яй…

Мартин: В смысле, дура, я хотел сказать. Я надеюсь, на этом платке нет твоих старушечьих соплей, Ба.

Мэри: Нет, Мартин. Этот платок для выхода в свет.

Мартин: Для выхода в свет? Угу?


Выразительно смотрит на Мика, давая понять, что бабуля не в себе.


Ты это слышал?

Мик: Я думаю, тебе бы надо сейчас больницу, Мартин. Удар по голове может привести к серьезным последствиям, если не лечиться.

Мартин: Больницы существуют для гомиков.

Мик: Больницы не для гомиков. Они всех туда пускают.

Мартин: Для гомиков, лесби и прочей швали.

Мэри: Ай-яй-яй…

Мартин: Че? Разве лесби — это ругательство?

Мэри: А разве нет?

Мартин: Это просто сокращенное от лесбиянки, понимаешь?

Мэри: О…

Мартин: Лесби.… Ну, знаешь, как бородатая Мона Мак-Ги в школе. (Пауза.) Я уже пять раз приглашал эту сучку на свидание, а она ни в какую.

Мик: И чем тебе не угодили лесбиянки? Вреда от них никакого.

Мартин: Да, вроде, нет. И в теннис они играют классно. Э…Бабуля, ты бы не могла оставить меня в покое, это мне на нервы уже действует.


Мэри оставляет голову Мартина в покое и наблюдает за Миком, сидящим с черепом в руках.


Мартин: Полагаю, это твоя жена, Мик, ведь так?

Мик: Так.

Мартин: Угу. Она сильно изменилась со дня вашей последней встречи?

Мик (пауза): Сильно, Мартин.

Мартин: Конечно, ведь как-никак семь лет прошло.

Мэри (пауза): Мартин, ты любишь водяные горки?

Мартин: Водяные горки? С чего это вдруг ты о них заговорила?

Мэри: Я выиграла два билета в Лэжерлэнд, если хочешь, можешь сходить.

Мартин: Меня не заставишь ходить на водяные горки со старой теткой, я буду выглядеть дураком.

Мэри: Нет, я имела в виду, ты бы мог кого-нибудь пригласить.


Отдает билеты.


Мартин: О, точно. Спасибо, Ба. Может, Мона согласится. А отличный выдался денек: выпивка, поездка за рулем, билеты на горки, и, конечно, самая приятная часть программы — колотить черепа в хлам.


Мэри сурово смотрит на Мика.


Мартин: Мик, тебе нужна помощь с черепом Уны, или сам управишься?

Мик: Сам управлюсь.

Мартин: Вот и славно.

Мик: А чек за ремонт моей машины я тебе пришлю по почте до конца недели.

Мартин: Это несправедливо, Мик.

Мик: Жизнь несправедлива.

Мартин (немного озадаченно): Нет, справедлива. В любом случае, Впрочем, она мне нравится. По вкусу.


Он встает и его заносит, он кружит по комнате на ватных ногах, в конце концов, хватается за стену, чтобы не упасть.


Думаю, мне все же стоит заглянуть в больницу. Голову немного кружит. До скорого.


Мик: До скорого, Мартин.

Мартин (пауза): Я сказал, пока, Бабуля!

Мэри: Пока, Мартин.

Мартин: Вот черт, оглохла.


Мартин набирает воздух в легкие, затем, качаясь, покидает комнату через дверь, которую он за собой закрывает.


Мэри: Так ты разбиваешь кости молотком в пыль…

Мик: Сегодня это случилось впервые, Мэриджонни, да и то только потому, что я был расстроен исчезновением моей бедной Уны, поверь мне…

Мэри: И ты думаешь, я поверю тому вранью, что ты все время несешь?

Мартин: Какое такое вранье?

Мэри: Только идиот мог поверить, что раны Мартина — результат несчастного случая.

Мик: А как насчет того признания, которое я немедленно написал? Это тоже вранье?

Мэри: Тогда, вранье насчет смерти твоей бедной Уны.

Мик: Ты все еще продолжаешь эту тему? Я никогда не лгал о ее смерти. Ни разу.

Мэри: Ах, так? Тогда мне должно быть кое-что привиделось в ту ночь, когда я видела вас в машине?

Мик: Что ты видела? Нечего там было видеть.

Мэри: Полагаю, что нечего. Если хочешь мне что-то сказать, говори это прямо, а не виляй вокруг да около, как черт знает кто. Если ты видела нечто, доказывающее факт убийства, какого черта ты ходишь ко мне все эти семь лет?

Мэри: Ты уже называл эту причину.


Мэри с улыбкой допивает виски и ставит стакан на место.


Мик: Чтобы вытягивать из меня долбаную выпивку, значит? Тогда проваливай со своими многочасовыми прогнозами погоды и трепотней про твоего Имона Эндрюса. Я Уну и пальцем не тронул со дня нашей свадьбы и до самой ее смерти. И если ты рассчитываешь вывести меня из себя разговорами о том, чего ты не могла видеть в ту ночь, убирайся вон, тварь.

Мэри: Ничего я не говорю. Абсолютно ничего. Все что я хочу сказать, так это то, что однажды ты встретишь свою Уну, и это уже будет ее Дух, а не череп, и она утянет тебя за собой в смердящее пламя ада, где будут гнить ваши кости. Вот так. Прощай, Мик.


Мэри идет к двери.


Мик: Мэриджонни!


Оборачивается.


Ты оставила свои светящиеся ручки.


Она их подбирает.


Мэри: Спасибо.


Мэри идет к двери.


Мик: И еще, Мэриджонни! (пауза) Я ее не трогал. Клянусь.


Мэри смотрит ему в глаза, затем уходит. Мик смотрит на оставленный кулон, гладит пальцами трещину на черепе жены, прижимает череп к щеке, как будто что-то припоминая.


Мик (тихо): Клянусь.


Он продолжает ласкать череп, целует его и медленно удаляется в свою комнату, все еще пытаясь что-то припомнить. Гаснет свет.


Занавес

Загрузка...