Через годы и расстояния

Тени минувшего

В начале 1946 года в Будапеште заметно возросло количество провокаций и уголовных преступлений, имевших явную политическую окраску. Из районных комендатур одно за другим поступали тревожные сообщения. В Пештсентэржебете задержаны десять гражданских лиц и один венгерский солдат, пытавшиеся избить советского военнослужащего. В 10-м районе убит рядовой Хаит Абдулов. В 11-м районе застрелили рядового Владимира Бухлина, охранявшего уголь на станции. В 5-м районе бандиты расправились с работником военной комендатуры лейтенантом Таргатом Назаровичем Митояном. И этот перечень можно бы продолжить.

Венгерский трудовой народ с большим доверием относился к своей освободительнице — Советской Армии. А это, конечно, не устраивало тех, кто всячески пытался посеять в стране рознь и вражду.

Чтобы опорочить советских воинов, контрреволюционеры шли на любые подлости. Доходило даже до того, что, переодевшись в нашу военную форму, они грабили и зверски убивали своих соотечественников. Бандитов было, правда, немного, и они не пользовались поддержкой населения.

Но, видно, именно поэтому они проявляли особую озлобленность и жестокость.

Каждый случай грабежа или нарушения порядка тщательно расследовался нашей комендатурой и полицией. Мы стремились не только найти виновников, но и выяснить, кто стоит за их спинами.

Секретарь горкома коммунистической партии и заместитель бургомистра Уйпешта Каройне Дёбрентеи сообщила: ночью по квартирам ходит какой-то высокий чин Советской Армии и отбирает ценности. Он предупреждает: те, кто пожалуются, будут уничтожены. Жители не верят, что это действительно советский военнослужащий, но молчат, опасаясь мести.

Это была явная провокация, и я приказал коменданту Уйпешта подполковнику Рогозину в течение двух суток обезвредить бандита.

В те же дни в Центральную комендатуру пришел пожилой, скромно одетый человек — профессор университета. Разговор он начал такими словами:

— Я не жалуюсь, но очень обидно, что находятся люди, которые позорят Советскую Армию, так много сделавшую для освобождения всей Европы.

— Что вас так расстроило, господин профессор? Говорите, не стесняйтесь.

— Вот именно, не стесняйтесь... Просто неловко рассказывать... Вчера вечером я возвращался домой. Было еще светло. Подхожу к горе Геллерт. Дорога там, как вы знаете, только одна, другого пути нет. Вдруг как из-под земли появились двое. Потребовали денег. У меня их не было. Тогда грабители сняли с меня часы и сказали: иди, старик, только не болтай о нашей встрече... Вот и все. Меня смутило, что на этих мужчинах была советская форма, хотя один хорошо говорил по-венгерски.

Мы знали, что в горе Геллерт много щелей, подвалов и даже целые подземные галереи. Комендатура не раз устраивала там облавы и выловила немало уголовников. Но тут явно были замешаны не только уголовные преступники.

Центральная комендатура с помощью местных властей приняла срочные меры. Все входы в подвалы и подземелья горы Геллерт были замурованы. В других районах провели ночные облавы. Устроили, где это требовалось, засады.

Первым схватили грабителя в Уйпеште. Он оказался бывшим бандеровцем, дезертиром из кавалерийской части. Ходил в казачьей форме, действовал нагло, выдавая себя за советского офицера. Помощник его, венгр-уголовник, тоже носил нашу форму.

Удалось арестовать и бандитов с горы Геллерт. Тут разбойничал со своей шайкой старый будапештский рецидивист.

Следствие показало, что все эти подонки действовали не сами по себе. Ниточка от них тянулась вверх, к правительству.

Военный трибунал Будапештского гарнизона приговорил главарей бандитских групп к расстрелу. Приговор привели в исполнение днем, при большом стечении народа. Одного бандита расстреляли в Уйпеште, другого — в Буде, возле горы Геллерт.

После этого ни один грабитель не осмеливался надевать советскую военную форму. Сразу же прекратились и нападения на наших военнослужащих.

Реакционеры прибегли к другим методам. В частности, к запугиванию. Жителей упорно убеждали, что после ухода Советской Армии будет учинена расправа над всеми, кто сочувствовал коммунистам и сотрудничал с русскими.

Не обошли «вниманием» эти господа и переводчиков комендатуры. Почти каждый из них получил записку такого содержания:

«Вы — предатели! Через три дня пожалеете, если немедленно не уйдете из комендатуры... Запомните! В скором времени все переменится, и тогда мы повесим вас на дверях комендатуры!»

— И что же вы решили? — спросил я переводчиков, собравшихся в моем кабинете.

— Мы, господин генерал, столько натерпелись от фашистских головорезов, что теперь ничто не страшно, — ответил за всех Йожеф Фриш. — Мы верим в Советскую Армию, верим, что она не допустит, чтобы гитлеровские последыши глумились над венграми!

— Правильно. Эти тени прошлого прячутся еще кое-где по закоулкам, но скоро народ окончательно выметет их. А вы работайте спокойно. Вам ничего не сделают ни через три дня, ни через три века.

Одновременно с кампанией запугивания реакция начала усиленно распространять слухи о том, что русские по настоянию американцев в ближайшем будущем покинут Венгрию. При этом многозначительно добавлялось: «Вот уж тогда посмотрим...»

Эти слухи мешали нормальной жизни, нервировали население. На пресс-конференции, посвященной работе советской комендатуры, журналисты одной западной державы не без ехидства поинтересовались:

— Господин комендант изучает венгерский язык. Скоро ли он его изучит? Долго ли еще господин генерал намерен пробыть в Будапеште?

Эти вопросы были, разумеется, заданы неспроста. Я решил рассеять надежды тех, кто мечтал оказаться под крылом Запада и повернуть страну на империалистический путь.

— Отвечу вам так, господа. Язык я действительно изучаю. Но чтобы хорошо овладеть им, нужно получить хотя бы среднее образование в размере восьми — десяти классов. Еще лучше — высшее. А я сейчас нахожусь, если можно так выразиться, только в первом классе. Вот из этого и исходите, считая, сколько коменданту надо еще пробыть в Будапеште, чтобы научиться беседовать без переводчика.

Газеты потом поместили мой ответ со своими комментариями. У одних он вызвал улыбку, у других — прилив злобы, но слухам об уходе советских войск перестали верить.

Большое значение придавали мы профилактической работе, старались создать такие условия, которые исключали бы возможность провокаций и вообще нарушений порядка. Особенно тщательно готовились комендатуры к праздничным дням. И это позволяло сводить к минимуму нежелательные инциденты.

Внутренняя венгерская реакция действовала в тесной связи и под руководством зарубежных «покровителей». Западные политиканы не гнушались использовать для достижения своих целей самых отъявленных фашистских молодчиков. Пытаясь загребать жар чужими руками, они старались тщательно замести следы. Но стоило только сопоставить факты, и вся закулисная возня выступала наружу.

В июне 1946 года министр иностранных дел СССР выступил на сессии Организации Объединенных Наций с предложением о выводе всех иностранных войск с чужих территорий. При этом он с фактами в руках доказал, что американцы ведут себя в Южной Корее и других странах как оголтелые колонизаторы, что население ненавидит их и не желает терпеть на своей земле.

В ответ на это выступление в Будапеште грянули выстрелы подрывных элементов. Через двое суток на многолюдном и шумном перекрестке проспекта Андраши и кольцевого проспекта Эржебет был убит наповал советский офицер из Союзной Контрольной Комиссии. К нему подбежал другой офицер и тоже свалился, сраженный пулей. Еще двое были ранены.

Кто стрелял? Откуда?

Звука выстрелов не было слышно.

Подъехала легковая автомашина с советским офицером. Еще одна пуля в тот же момент пробила стекло, но никто не пострадал. Только по этой пробоине и определили, что убийца находится в разрушенном угловом доме в шестидесяти метрах от места происшествия.

Дом немедленно оцепили наши солдаты. На чердаке, под крышей, они нашли покончившего с собой фашистского звереныша лет семнадцати-восемнадцати. Возле него валялись бесшумная винтовка и патроны американского производства. Позже удалось разыскать и организаторов этой провокации.

Казалось, все честные люди должны сожалеть о случившемся. Но нашлись «деятели», которые, вероятно, с удовлетворением потирали руки. На следующий день после убийства советских военнослужащих в Организации Объединенных Наций выступил представитель Соединенных Штатов Америки, который, грубо исказив факты, принялся утверждать, что оккупанты не американцы, а Советский Союз. И в подтверждение ссылался на случай в Будапеште. Дескать, возмущенные жители убивают советских офицеров прямо на улице, среди бела дня...

Однако эту лживую версию опровергла сама жизнь. На похороны убитых вышло более ста тысяч трудящихся венгерской столицы. А премьер-министр (лидер партии мелких хозяев) над могилами жертв фашистского террора признал, что в гибели советских офицеров повинно венгерское правительство.

Провокаторы намеревались увеличить число жертв за счет участников похорон. Они думали, что на похороны придут только русские. Но просчитались. Народу было так много, что улицы не могли вместить всех. Площадь Людовика, где происходили похороны, была буквально забита людьми. На могилы возложили сотни венков от коллективов заводов и предприятий столицы.

Трудящиеся Будапешта настолько единодушно выразили свое отношение к реакции, что больше в тот период она не решалась на открытые выступления. Уйдя в глубокое подполье, эти подонки ждали подходящего случая, чтобы снова показать свой звериный оскал.

После того как в конце августа 1947 года на парламентских выборах победил левый блок, жизнь в Венгрии быстро стабилизировалась. Решающую роль стали играть коммунисты, страна выходила на широкую дорогу, ведущую к социализму. Объем работы советской военной комендатуры с каждым днем сокращался. Мы передавали свои дела и обязанности полиции и аппарату бургомистра, который впоследствии был преобразован в Городской совет.

Уменьшилось число районных комендатур. Изменились наши функции. Теперь мы главным образом следили за соблюдением порядка советскими военнослужащими, помогали солдатам и офицерам, едущим на Родину или возвращающимся из отпусков, скорее добраться до места. И хотя по старой традиции с комендантом по-прежнему все считались, я понимал: комендатура свою роль выполнила, местные власти вполне могут теперь обойтись и без нас. Свое мнение по этому вопросу я сообщил Военному совету Центральной группы войск.

Узнав, что готовится реорганизация, я порекомендовал на должность коменданта подполковника А. И. Чикина, которого хорошо помнил по фронту. В конце войны мы встретились уже в Венгрии, в 7-й гвардейской армии, где Чикин был помощником начальника оперативного отделения в штабе 25-го гвардейского стрелкового корпуса. Затем его перевели в Будапешт, и он стал начальником штаба Центральной комендатуры.

Этот решительный офицер быстро вошел в курс дела. И я со спокойной душой постепенно передавал в его руки все наше «хозяйство».

Весной 1948 года венгерский народ отмечал сразу две большие даты: столетие национально-освободительной борьбы 1848 года и третью годовщину освобождения от фашистского ига. Торжества превратились в общенациональный праздник.

Погода была на редкость теплой. Природа будто радовалась вместе с людьми. Весеннее солнце заливало яркими лучами нарядно убранные улицы Будапешта.

В эти дни состоялась торжественная церемония передачи войскам новой венгерской армии знамен, захваченных у хортистов в период войны.

С этими знаменами венгры сражались за независимость под руководством своих национальных героев Ференца Ракоци II и Лайоша Кошута. Под этими знаменами они боролись против турецкого ига и австрийского гнета.

Советское правительство уже вторично возвращало венграм их дорогие национальные реликвии. Первый раз это было сделано в марте 1941 года, когда Венгрии передали знамена гонведов, захваченные царскими войсками в 1849 году под Вилагошем.

...Наши бойцы и командиры несли в руках 203 трофейных исторических знамени. Одновременно с колонной советских войск с противоположной стороны на площадь вступила колонна воинов новой венгерской армии. Торжественно и четко маршировали солдаты в парадной форме. На шлеме у каждого прикреплен с правой стороны зеленый дубовый лист.

Обе колонны вышли в отведенные им места и разом, будто подчиняясь единой команде, остановились, замерли в положении «смирно».

На трибуне появились руководители венгерского правительства и коммунистической партии, советский посол Г. М. Пушкин, командующий Центральной группой войск генерал-полковник В. В. Курасов и еще несколько советских генералов.

Генерал-полковник Курасов, которого правительство СССР уполномочило передать знамена венгерскому народу, произнес короткую речь.

И вот торжественная и трогательная минута. Генерал Курасов вручил старинное знамя представителю венгерского правительства. И тот, кто принимал знамя, и все люди на площади опустились на колени и стояли так несколько минут, пока представитель венгерского народа давал клятву бережно хранить эту святыню.

Качнулся строй венгерских и советских солдат. Наши бойцы передавали знамена из рук в руки воинам венгерской Народной армии, своим товарищам по оружию. Аплодисменты и громкое «ура» раскатились над площадью.

Воины новой венгерской армии, неся знамена, торжественным маршем прошли мимо трибуны. Потом началась демонстрация.

Праздник продолжался до поздней ночи. Венгры благодарили советских воинов, которые не только принесли им освобождение, но и вернули честь, вернули символы воинской славы.

Знамена доставили в Национальный музей и установили там на вечное хранение.

Вскоре после этого волнующего события мне пришлось проститься с друзьями, с полюбившимся городом Будапештом. Поступил приказ о моем переводе в Советский Союз. Я выехал к новому месту службы.