Через тысячу лет

ВСТРЕЧА

В «Романе с продолжением», опубликованном в «Комсомольской правде» 24 мая[1], мы пригласили наших читателей помечтать о будущем наших героев, о будущем нашей страны. Небольшую часть откликов мы уже поместили в номере от 16 июня. Вместе с молодежью захотели помечтать и наши видные ученые и техники. Мы получили от них ряд продолжений нашего «Романа», в которых они предлагают героям несколько вариантов их судьбы, связывая жизнь героев с бурным развитием социалистической техники.

Мечты советских ученых и инженеров предполагают, что те технические идеи, которые сейчас только возникают, зреют и проверяются, те проблемы, решения которых наука сейчас только ищет, уже разрешены и осуществлены на практике в годы, когда происходит действие «продолжения».

Мечтой инженера Никольского мы продолжаем сегодня наш «Роман с продолжением».

Географы уверяют, будто наша планета имеет подавляюще большие размеры. Такие большие, что человек на ней кажется меньше пылинки на Красной площади… И все-таки планета эта не настолько велика, чтобы такие пылинки в вихре, называемом жизнью, не могли время от времени сталкиваться друг с другом…

Особенно когда этот вихрь достигает силы урагана.

Именно такой ураган затопил площадь Восстания в Ленинграде 5 июня 194… года радостью, гордостью, ликованием десятков тысяч людей. Сюда, на площадь Восстания, пришли они встречать приезжающую группу героев-летчиков, чьи имена стали близкими и родными всему двухсотмиллионному населению Союза за последние трудные месяцы только что закончившегося военного столкновения…

Был жаркий летний день. Люди стояли на солнцепеке. Хотелось пить. И неудивительно, что какие-то две руки одновременно потянулись к стакану с нарзаном у перронного буфетного киоска.

— Пожалуйста…

— Нет, прошу вас…

— Фу, черт, да это ты, Пашка?

— Сеня! Вот здорово!

Когда друзья не видятся долгое время и их встреча случайна — не ждите от них исторических фраз при свидании…

До прихода поезда еще пять минут. Время достаточное, чтобы бросить беглый взгляд на беседующих.

Сеня вырос и возмужал. Несколько предательских белых прядок уже мелькают на висках. Черты лица обострились, но «в общем и целом» в нем еще немало того самого Сени, который не жалел ни своего времени, ни голосовых связок на комсомольских собраниях. В этом отношении он не сделался ни спокойнее, ни сдержаннее и сейчас, работая директором треста скоростного транспорта.

В Пашке изменений больше. Впрочем, будем его лучше называть Павлом Ивановичем Самсоновым, главным инженером недавно законченной новой линии меридианальной вакуумной дороги. Сказалась потеря руки. Она потеряна где-то там, за Уралом, после обвала во время постройки дороги. Впрочем, это обстоятельство заметишь не сразу, так как искусственная рука неплохо справляется со своими обязанностями.

— Ну, браток, как хочешь, а это не по-дружески… — начал Сеня, — в трест к нам писать ты горазд, как полагается, ругаешься и требуешь всякой всячины на постройку вашей трубы, — а чтобы самому когда-нибудь заглянуть к товарищу, так на это тебя не хватает… Можно подумать, будто старое время — ночь езды. А дела всего на три часа.

— Подожди, подожди, дорогой, дай хоть взглянуть на тебя как следует. Ай, молодец! Ну прежде всего, Сеня, еще раз спасибо за помощь постройке. Впрочем, одно «спасибо» ты уже получил, — и Паша кивнул на матово-серебряный краешек ордена, поблескивавший на лацкане сениного пиджака… — Жаль, что не удалось повидаться в позапрошлом году, когда ты приезжал к нам с наркомом в Свердловск. Не вовремя меня тогда угораздило… — и Паша угловато помахал перед собою своей левой рукой.

— Да, слышал, дружище, слышал. И даже был у тебя с наркомом в больнице, но тебе не до нас было. Лежал пластом и о своей трубе бредил… Вот что, милок, когда встретим ребят, едем ко мне, побеседуем по душам. С женой познакомлю. Да ты ее знаешь… — и быстрая усмешка мелькнула под сениными усами. — Где ты остановился?

— Как всегда — в нашем дворце инженеров на Васильевском…

— Ну и напрасно, ехал бы ко мне…

Но дальше разговаривать было трудно. Толпа встречающих на перроне все прибывала. Собственно, перрон трудно было назвать перроном в его старом понятии.

Огромное, крытое легким стеклянным куполом здание между бывшей Лиговкой и бывшей Гончарной улицей, с десятками рельсовых путей и паутиной проводов над ними — ничего не напоминало узкий каменный и стеснительный ящик старого «Николаевского вокзала». Уже лет пять, как трехпутная линия Ленинград-Москва была полностью переведена на электрическую тягу, старое здание вокзала было заменено новым, изумительным по своей смелости и красоте.

…Глухое гудение моторов, и длинное, змеевидное тело поезда с тупоносым электровозом подползает к перрону. Плохо пришлось бы тем, кто когда-то назывались беспризорниками, — и их уже давно нет в СССР, — пожелавшим бесплатно проехаться на электропоезде 194… года… Ни подножек, ни тамбуров, ни буферов, ни растяжек — ровно ничего, к чему можно было бы прицепиться не только человеку, но даже котенку. Сплошная гладкая полированная стенка с наглухо закрытыми окнами, вдоль которой лишь скользят встречные струи воздуха, не встречая лишнего сопротивления.

Грохот оркестров, приветственные крики, лес знамен и поднятых рук, блеск восторженных глаз, гул десятков тысяч голосов на площади, — незабываемая симфония радости и победы…

Вот и они, обветренные, знакомые близкие лица — и среди них лицо Яшки Скляра, прильнувшее к зеркальной поверхности оконного стекла…

— Ого! видал, Сеня? Это он, наш Яшка, помнишь?

— Как не помнить! А если бы и забыл, то вспомнил бы полгода назад…

— Это ты о воздушном бое у Нарвы?

— А то о чем же! Ведь это Яшка, командуя эскадрильей своих стратолетов, сбил вражеский флагманский корабль. Эта победа решила тогда успех всей операция.

Легкая, синяя, с бронзовыми обводами сенина машина в десять минут домчала друзей к дому.

Со своей женой, собственно, Сане нечего было Павла знакомить. Когда на Пашку, Павла Ивановича, глянули серые знакомые глава Маши, — церемония представления упростилась да чрезвычайности. Пашка чертыхнулся, попросту притянул к себе голову хозяйки здоровой рукой и затем и раз и два сочно поцеловал её в обе щеки…

— Ай да Сенька… А я что говорил! Поженились-таки!

Спорить не приходилось.

В расспросах и воспоминаниях пролетело полвечера. Было о чем рассказать друг другу…

Марья Алексеевна, профессор физики индустриального института, автор полдюжины статей о строении протона, перепечатанных за границей, руководитель бригады, успешно штурмующей атомные твердыни.

Выросли и другие. Не без участи я Вани и Сани новые мичуринские устойчивые фруктовые сады зазеленели в Ленинградской области и успешно наступают в Карелию. Малыш — это о нем писали два года назад в связи с пуском нового машиностроительного гиганта на Ангаре. Никто не сидел без дела — особенно последние трудные годы, когда грозившая война стала у порога страны и когда для победы потребовались двойная энергия, сила и выносливость… Эти три качества и принесли в последнем бою окончательную победу…

Когда схлынул поток воспоминаний, Маша обратилась к Паше с просьбой, рассказать ей подробности о начале грандиозной, только что закончившейся постройки, где Паша едва не кончил свою карьеру.

— Да, да, — присоединился к ее просьбе Сеня, — расскажи мне о Новинском, — жаль, не дожил старик до завершения своего дела. Ведь ты был одним из первых энтузиастов, поверивших в его затею…

— Затею? Возьмите, гражданин, ваши слова обратно, — возмутился Паша. — Хороша «затея», которая помогла нам теперь победить, которая укоротила расстояние между Днепром и Амуром да полусуток езды… Затея!

И, раскурив трубку, Павел снова перелистал перед друзьями страницы своих воспоминаний.

— Новинский, говоришь ты? Да… Я, — кажется, это было в 1938 году, — работал тогда над электрификацией южных железных дорог. Мы только что закончили опыты с новым электровозом, развивавшим 210 километров в час… Тогда это казалось нам пределом. Вот там-то я и познакомился с инженером Новинским. Он пришел ко мне, чтобы предложить кое-какие изменения в конструкции тормозов — я забыл сказать, что он консультировал наши работы. Обычно довольно молчаливый и замкнутый — таким я его знавал на двух-трех заседаниях Экспертного совета, — он на этот раз был как-то возбужден и даже разговорчив выше обычного… Я приписал это удаче наших последних испытаний модели «К», но ошибся. Дело было в другом. Оказывается, Новинский только недавно закончил и отправил в Москву чертежи с расчетом своей «вакуумной дороги».

— Мысль заключить поезд я закрытую герметическую трубу с выкачанным из нее воздухом настолько проста, что не нуждается теперь в доказательствах своей рациональности. В самом деле, чем выше скорость поезда, тем выше значение сопротивления встречного потока воздуха. Даже в наших идеально обтекаемых сверхскоростных электропоездах сопротивление воздуха пожирает до 3/4 мощности двигателя… Так что, вообще говоря, не приходится мечтать о скоростях наземного транспорта выше 350 километров в час. Авиация, говоришь? Верно, но учти, что на самолете весом в несколько тонн установлены двигатели в сотни лошадиных сил. Получается для массового транспорта вещь не очень-то выгодная. Недаром авиация за последние десять лет перешла в стратосферу, где сопротивление воздуха во много раз меньше и где летают теперь известные вам стратопланы и ракетопланы.

А вот инженер Новинский поступил очень просто. Если мы не можем скоростной поезд перетащить в стратосферу, то нельзя ли стратосферу перетянуть на землю? Так поставил он вопрос. «Возьмем, — говорил он, — достаточно прочную трубу, выкачаем из нее воздух и пустим наш поезд в пустоте, где он, не встречая сопротивления воздуха, может развить, при соответственном уменьшении трения о рельсы, скорость в сотни километров в час…» Он, кроме того, дал совершенно революционное решение — заменить колеса стальными полозьями на графитовой смазке, ввел так называемую «воздушную подушку» между плоским рельсом и полозом, наконец, разработал принятый теперь в авиации свой тип реактивного двигателя, дающего локомотиву поступательное движение силой реакции вырывающихся газов… Он вначале мечтал о 500 километрах в час, но дальнейшие опыты показали возможность достижения 800-1000 километров… Правда, этого мы добились не скоро.

Наша бригада сразу учуяла тот грандиозный переворот, который внесет в дело скоростного транспорта «вакуумная дорога» инженера Новинского. Молчаливый старик и сам это понимал не менее нашего, целиком отдавшись осуществлению своего проекта.

Словом, коротко сказать, дело у нас закипело. Да ты, Сеня, и сам здесь в свое время руку приложил… Комсомол взял новую идею под свое шефство. Опытный стокилометровый участок в 1/4 натуральной величины показал полную практичность и осуществимость идеи Новинского. А политическое и народнохозяйственное значение нового вида транспорта было сразу понято. Ну, что еще, — вот, пожалуй, и все о моем участии в начале работ. Дальше вы сами знаете.

В 194… году было решено построить несколько вакуумных линий, сведших расстояние от Тихого океана до наших западных границ к 12 часам пути. И это не для немногих десятков и сотен пассажиров на стратопланах, а для десятков миллионов тонн грузов и сотен тысяч людей… Получилось так, будто наша восточная граница приблизилась к западной на расстояние в 600 километров — если мерить по старому способу железнодорожных сообщений.

Многомиллионный советский Китай и Монголия почти вплотную подошли к рубежам Белоруссии… Что это дало стране, вы знаете лучше меня…

Я потерял на стройке этой 12.000-километровой трубы свою левую руку — недорогая расплата! Многие потеряли за этот год кое-что большее… Ну, что ж! — закончил Паша, — победа!

— И еще какая победа! — не удержалась Маша. — Да, такая победа стоит любой цены…

И друзья вышли на балкон.

Широкая водная гладь залива — бывшей «Маркизовой лужи» — рдела красками заката. Белыми черточками обозначались следы легких спортивных глиссеров. Тонкой цепочкой виднелась узкая полоса Кронштадтской дамбы, верного сторожа Ленинграда от наводнений. Легким звоном где-то в синей выси вибрировали серебряные винты многоместного пассажирского самолета. Ребячий гомон несся снизу, из зелени прибрежного парка. Утром шел дождь, но сейчас и на западе и на востоке небо было спокойно и чисто…