Чёрная книга

Глава четвёртая

Кирилл Ульянов

Дверь открыла ядрёная девица с толстой косой и румянцем во всю щёку.

– Чего надо? – спросила густым голосом, почти басом.

– К Дарье Степановне. Договаривались о встрече, – лаконично ответил я.

Отойдя на шаг, девица заголосила:

– Дарья Степановна! Тут вот к вам мужчины! Двое! Договаривались, мол!

Из глубин квартиры, страдальчески морщась, выплыла вдова профессора Себрякова.

– Ну, что ты орёшь на весь дом? (Это прислуге.) Добрый день, господа, проходите, пожалуйста. (Это уже нам.)

Следуя за хозяйкой, мы с Морохиным прошли в гостиную. По пути я оглядывался. Везде царил порядок, и ничто не напоминало о недавней трагедии.

В гостиной навстречу нам поднялся высокий представительный человек в солидном костюме-тройке стального цвета. Густые поседевшие волосы, аккуратные усы и небольшая холёная бородка придавали ему вид равно интеллигентный и мужественный. Человек был немолод, однако твёрдые черты лица, уверенный взгляд и серьёзные плечи подсказывали, что есть ещё порох в пороховницах. Золотой перстень с чёрным агатом на безымянном пальце правой руки намекал на состоятельность и хороший вкус.

– Знакомьтесь, господа: Евгений Ильич Зароков. Профессор истории, коллега и друг покойного Викентия Павловича, – сообщила вдова. – Он помогает мне привести научные дела покойного мужа в порядок, и я попросила его участвовать в нашей беседе.

Ну, конечно… В одной из пьес моего любимого Чехова героиня жалуется: «Я женщина слабая, беззащитная, я нынче кофий без аппетиту кушала…» Похоже, Дарья Степановна относилась к женщинам подобного склада. И, стало быть, хотела опереться на сильную мужскую руку. А рука у профессора, судя по внешности, была сильная, – в отличие от покойного Себрякова.

Зароков сдержанно поклонился. В свою очередь представились и мы.

– Располагайтесь, господа. И не обращайте внимания на мой ужасный вид. Уже который день всё пла́чу, пла́чу…

С этими словами мадам Себрякова прижала к глазам кружевной платок. Насчёт ужасного вида она кокетничала неуместно и беззастенчиво. Вдова была молода и очень привлекательна. Траурное платье выгодно облегало аппетитные формы, красивое лицо с тонкими чертами и русые волосы способны были свести мужчину с ума. Даже такого погружённого в науку и размышления, как Себряков. Рассуждая с долей цинизма, обладать такой женщиной – дело трудное и нервное. Это вам не книги писать, тут одним умом не возьмёшь. Был ли немолодой, обременённый болезнями, вечно занятый Себряков счастлив в браке, – бог весть. Что-то подсказывало, что нет…

Морохин произнёс дежурную формулу («Некоторые обстоятельства смерти профессора требуют прояснения, с этой целью мы опрашиваем его родных, близких и коллег»), после чего приступил к расспросам.

– Дарья Степановна, у вас было время, чтобы навести порядок и выяснить, исчезло ли что-нибудь из дома. Может быть, пропали какие-нибудь вещи, ценности?

Вдова отрицательно покачала изящной головкой.

– Нет, Дмитрий Петрович, вещи на месте. Что касается ценностей, то ювелирных изделий у меня немного и пока я жила в Сестрорецке все они были на мне или при мне. Что ещё? Банковские книжки грабитель не тронул, да и что ему с ними делать? Вот денег я никаких не нашла – пропали из ящика мужниного стола. Впрочем, большие суммы наличных денег мы в доме обычно не держали.

– Получается, что с материальной точки зрения ущерб минимальный?

– Именно так.

Я кашлянул.

– Судя по наведённому беспорядку, преступник что-то долго и упорно пытался найти, – заметил негромко. – И если всё на месте, не считая небольшой суммы денег, то не искал ли он ценность нематериальную?

Дарья Степановна задумалась.

– Не очень поняла, – призналась честно после короткой паузы.

– Ваш покойный муж был крупным историком, писал книги, работал с источниками, – терпеливо пояснил я. – Следствию было бы важно знать, все ли его рукописи и архивные документы на месте.

Вдова беспомощно оглянулась на Зарокова.

– Боюсь, на этот вопрос вам не ответит никто, – сказал профессор приятным мягким баритоном. – Во всём, что касалось работы, Викентий был чрезвычайно скрытен. Такой уж характер… Даже я, ближайший друг и коллега, не мог бы вам сказать, над чем он трудился перед смертью. Знаю только, что готовил новую книгу…

– О чём? Её тема? – тут же спросил Морохин.

– Представьте себе, не в курсе. Впрочем, он не раз упоминал, что есть короткий, но чрезвычайно интересный и важный отрезок российской истории, крайне слабо освещённый в трудах российских учёных. Речь о шестилетнем правлении старшего единокровного брата Петра Великого – царя Фёдора Михайловича. Викентий говорил, что сразу же сядет за книгу о нём, как только руки дойдут. И вполне вероятно…

– Ясно. А можно ли это уточнить?

Зароков задумчиво огладил бородку.

– Попробую, – сказал как-то неуверенно. – Дело в том, что императорское историческое общество уполномочило меня провести такую, что ли, ревизию научного наследия Викентия Павловича. В том числе составить опись архива. Всё это, разумеется, с согласия Дарьи Степановны. – Он коротко поклонился в сторону вдовы. Кивнув, та снова приложила платок к глазам. – Если я найду какие-либо рабочие записи или незавершённые рукописи покойного, я непременно дам вам знать.

– Сделайте одолжение, – согласился Морохин. – Более того, следствие официально просит вас предоставить по итогам архивной описи соответствующую справку.

Зароков степенно кивнул.

– Непременно! Тем более, что такую справку я должен буду подготовить для общества. Вы только сделайте им формальный запрос, а то, знаете, некорректно было бы снимать копию без ведома заказчика.

– Договорились… С этим пока всё. Впрочем, возможно, Дарья Степановна сможет что-нибудь пояснить насчёт научных занятий покойного супруга?

С этими словами Морохин пытливо посмотрел на вдову. В ответ та лишь замахала руками.

– Господь с вами! – воскликнула с некоторым испугом. – Викентий Павлович никогда мне… то есть, я хочу сказать, ни о чём таком со мной… запирался в кабинете надолго и работал… я и близко не могла…

Зароков успокаивающе тронул её за рукав. Обращаясь к нам, уточнил:

– Дарья Степановна подтверждает мой тезис о скрытности покойного Викентия Павловича. (Та закивала.) Никто из близких не был в курсе его научных занятий. Вот, правда, его помощник, приват-доцент нашего университета Варакин, – уж он-то знал, чем занимается Себряков. Но Варакин, увы…

– Да, – подтвердил я, – Варакин, увы…

Зароков на миг прикрыл глаза и провёл рукой по лицу. Вероятно, знал Варакина.

– А как вы полагаете, Евгений Ильич, могла ли поездка Себрякова в Англию незадолго до смерти быть как-то связанной с его научной работой? – спросил Морохин, меняя тему разговора.

– Ну, это маловероятно, – ответил Зароков после короткой заминки. – Все его научные интересы были связаны с российской историей, с династией Романовых. Архивные изыскания вёл тут же, в России… Нет, не думаю.

– Но для чего-то же он туда ездил? Или просто любил вояжировать?

– Какое там вояжирование! Викентий был тяжёл на подъём. Дом, университет, архивы, издательства, академия наук – всё тут, в Санкт-Петербурге. Изредка, правда, выезжал в провинции по приглашению губернских исторических обществ. Прочтёт лекцию-другую и обратно домой. – Зароков слегка улыбнулся. – Я его, конечно, спрашивал, зачем ему в Англию. Так он отшутился. Хочу, мол, попробовать знаменитый английский чай. Он, видите ли, был заядлый чаёвник… Возможно, какая-то причуда.

– Ну, допустим… А вы, Дарья Степановна, знаете, для чего ваш покойный супруг посетил Англию?

Вдова лишь отмахнулась.

– Откуда? Характер у Викентия Павловича был непростой, и в последнее время наши отношения, что уж тут скрывать, разладились… Но вы же понимаете, господа, что это между нами, только для следствия? (Мы с Морохиным синхронно кивнули.) В общем, он совершенно перестал посвещать меня в свои дела. Просто сказал однажды, что уезжает в Англию на несколько дней, и только. Мол, есть такая необходимость, а на расспросы ничего не ответил. – Наморщив безмятежный лоб, закончила плаксиво: – И даже не привёз мне ничего английского…

Зарыдала. Зароков поспешно налил ей стакан воды. Пока вдова успокаивалась, я размышлял, горюет ли она сейчас о муже или о несостоявшихся подарках.

– Скажите, Дарья Степановна, давно ли у вас работает прислуга? Ну, вот эта девушка, что открыла нам? – спросил Морохин неожиданно.

Вдова перестал плакать и удивлённо заморгала.

– Паша? Давно, лет пять, а то и больше. Когда я вышла замуж за Викентия Павловича, она уже у него работала. Стряпала, убирала… Полная дура. А что?

– Я хотел бы задать ей несколько вопросов, – пояснил Морохин, поднимаясь. – С вашего позволения, мы сядем на кухне и коротко побеседуем. Так сказать, в интересах следствия. А Кирилл Сергеевич пока закончит разговор с вами.

– Да что эта деревенщина может вам рассказать, – произнесла вдова раздражённо. – Ну, если в интересах следствия, – ради бога… Паша!

Появившейся девушке Дарья Степановна строго велела увести господина следователя на кухню и там чистосердечно ответить на все его вопросы.

Морохин беседовал с Пашей около получаса. За это время роли переменились. Теперь уже деликатно, однако настойчиво расспрашивал Зароков – далеко ли продвинулось следствие и что успело выяснить. «Ну, с Викентием всё ясно – инфаркт, сердце у него было слабое. Но почему в квартире появился труп швейцара?» – «А вам откуда про то известно?» – «Дарья Степановна рассказала… Я ничего не понимаю» – «Не волнуйтесь, мы тоже. Пока» – «Но всё-таки…» – «Следствие разберётся». Старательно изображая недалёкого полицейского, я произносил незначительные фразы и делал при этом значительный вид.